Две минуты до катастрофы

На «Часах Судного дня» без двух минут полночь – это означает, что мы всего в паре шагов от ядерного апокалипсиса. Так, по крайней мере, думают эксперты журнала «Бюллетень ученых-атомщиков», который издается Чикагским университетом. Журнал основан бывшими участниками Манхэттенского проекта и посвящен угрозам, связанным с оружием массового поражения. На обложке изображен циферблат, где минутная стрелка показывает, сколько осталось до полуночи, то есть до ядерного катаклизма. Это и есть пресловутые «Часы Судного дня».

Решение о корректировке часов принимает руководство журнала, опираясь на мнения специально приглашенных экспертов, среди которых около двух десятков нобелевских лауреатов. За всю историю проекта стрелки меняли положение 24 раза. Последний раз это случилось в 2018-м, и теперь они показывают 23:58. Если верить американским ядерщикам, так близко к полуночи мы приближались только в 1953-м, когда СССР и США начали испытывать термоядерное оружие. Без трех минут двенадцать было во время обострения советско-американского противостояния 1984 года и в 2015-м, после того как конфликт Москвы и Киева окончательно вылился в новую конфронтацию Востока и Запада, а в дополнение к этому Россия запустила программы по модернизации своей ядерной триады.

Правда, Карибский кризис 1962 года (считается, что тогда мир был ближе всего к ядерной войне) «Часы Судного дня» проигнорировали. Случайно. Якобы все завершилось так быстро, что стрелки просто не успели перевести.

Но неужели сейчас дела обстоят хуже, чем во времена холодной войны, именно сейчас мы вплотную приблизились к большой заварухе? На первый взгляд тезис очень сомнительный. Достаточно вспомнить, что в годы противостояния СССР и США мир как минимум дважды (Берлинский кризис 1961-го и Карибский 1962-го) стоял на пороге войны. В 61-м советские и американские танки с загруженным боезапасом грели двигатели в нескольких сотнях метров друг от друга, а бывшие участники Второй мировой генералы Конев и Клей готовились отдать приказы о наступлении. В 1962-м руки лидеров СССР и США буквально тянулись к ядерной кнопке. Да и в 80-х в Европе миллионные группировки Варшавского блока и НАТО стояли в готовности к немедленному применению, а крупные маневры могли принять за подготовку к агрессии (так, кстати, и случилось в 1983-м в ходе учений НАТО Able Archer 83). А сейчас?

Сейчас ситуация не идет ни в какое сравнение с тем, что было лет 35–40 назад. Фактический уровень военного противостояния абсолютно не соответствует медийному выхлопу, который мы наблюдаем, – так полагает военный эксперт, главный редактор журнала «Арсенал Отечества» Виктор Мураховский. «Я не вижу предпосылок для возникновения сегодня масштабных конфликтов, – пояснил он. – Реального противостояния на земле, на море, в космосе нет. Нет этих миллионных группировок, нет тысяч ракет, нет десятков тысяч ядерных боеголовок, нацеленных друг на друга. Никто сейчас не летает с ядерным оружием на борту. На боевом дежурстве находятся только шахтные установки МБР на национальной территории и баллистические ракеты на подводных лодках».

Сухопутные войска в Европе – просто слезы по сравнению с тем, что было во времена холодной войны. У США развернута одна бригада в Восточной Европе, другая в Германии. Самостоятельно же создать наступательную группировку против России европейские участники НАТО не в состоянии.

Однако часть политологов и военных экспертов полагают, что как раз сегодня вероятность «горячего» конфликта между ведущими игроками существенно возросла. По версии доктора политических наук, доцента факультета мировой политики МГУ им. Ломоносова Алексея Фененко, в ХХ веке у СССР и США был устойчивый дефицит политических причин и возможностей для ведения прямой войны. Ни у нас, ни у американцев не было сценария «капитализации войны в политическую победу», а военный конфликт в тех условиях неизменно сводился к «иррациональному обмену ядерными ударами». Но сейчас все иначе.

Красный блицкриг

В 70–80-е годы СССР и США, по большому счету, нечего было делить: существовал биполярный мир с четким разделением сфер влияния. В структуре международных организаций Москва и Вашингтон занимали привилегированные места. Да, периодически возникали системные региональные конфликты, своеобразные прокси- войны, но все же сложившийся статус-кво устраивал оба центра. Ради чего ломать все это?

Ведь как представлял большую войну Советский Союз? Согласно доктрине Устинова (министр обороны СССР с 1976 по 1984 год), это был прорыв огромных армий в Европу с агрессивным применением тактического ядерного оружия. «…Мы не собираемся дожидаться, когда на нас нападут, как это было в 1941 году. Мы сами начнем наступление, если нас вынудят к этому и мы обнаружим первые признаки начала ядерного нападения НАТО. Мы вправе назвать это нашим ответным ударом» – это слова начальника Генштаба СССР Николая Огаркова, как их приводит в своей книге «Перелом. От Брежнева к Горбачеву» советский дипломат, доктор исторических наук Олег Гриневский.

Дальше идет описание советского блицкрига, смоделированного на учениях «Союз-83»: вторжение на территорию Западной Германии группировок, размещенных в ГДР, Чехословакии и Венгрии. За две недели они проходят ФРГ, достигают границы Франции. Затем один фронт идет до Ла-Манша, другой поворачивает к испанской границе. Это в Западной Европе. На Юге, согласно доктрине Устинова, 14-я армия совершает бросок на Турцию, чтобы взять под контроль черноморские порты и обеспечить выход кораблей Черноморского флота в Средиземное море. Следом Италия. На все – 30–35 дней.

Представим, что все вышло так, как задумывал советский Генштаб, наши танки пропахали ФРГ, вышли к Ла-Маншу, а дальше? Призом победителю становились разрушенные города и радиоактивные поля покоренной Европы. Значит, нужно будет восстанавливать и содержать пострадавшие территории, как-то управлять оккупированными землями с многомиллионным враждебным населением. И это в лучшем случае. А в худшем…

Купировать советский прорыв страны НАТО могли только применением тактического ядерного оружия, поскольку соотношение обычных сил было явно не в их пользу. Советские стратеги понимали, что через пять–семь, максимум 12 дней после начала вторжения от обмена тактическими ядерными ударами противники перейдут к использованию ракет средней дальности, затем наступит черед межконтинентальных баллистических ракет, и всё! В смысле история человеческой цивилизации на этом, скорее всего, завершится.

Собственно, весь ХХ век война виделась именно такой. Возможно, поэтому, полагает Фененко, она и не началась. Плюс в 70–80-е годы у нас отсутствовал механизм эскалации конфликта. Как могла начаться война в Европе? Только если ГДР и ФРГ пойдут друг на друга. Но немцы «никак не желали этого делать, а другой спорной, конфликтной территории в Европе на тот момент не было».

Сколько можно не воевать

Нынешний период «долгого мира», вернее, мира без больших войн, неуникален – подобное наблюдалось после Венского конгресса 1815 года. Тогда по-настоящему крупного конфликта с участием ведущих держав не было вплоть до 1914-го. Крымская война, Австро-прусская и Франко-прусская войны носили локальный характер и проходили на ограниченном театре военных действий. Противостояние между великими державами выносилось на периферию – в Центральную и Восточную Азию, на Балканы. Системным региональным конфликтом с элементами гибридной войны можно считать т. н. «Большую игру», или «Войну теней» – геополитическое соперничество России и Великобритании за господство в Центральной и Южной Азии. Во второй половине XIX века в европейском истеблишменте даже сложилось мнение о невозможности глобальной войны на континенте. Одним из аргументов назывался тот факт, что современное оружие достигло невероятной разрушительной силы и его массированное применение сделает победу одной из сторон невозможной.

Есть что терять, и есть что делить

Зато распад биполярного мира и трансформационный кризис мирового хозяйства породили комплекс противоречий – геополитических, военных, экономических, которые могут «выстрелить» открытым конфликтом. У США, с одной стороны, и России и Китая – с другой сложились два несовместимых проекта глобального мира: первые видят его однополярным с собой во главе, вторые – многополярным. До сих пор не решен вопрос реинтеграции РФ в систему глобального регулирования, вернее, Кремль уверен, что эта реинтеграция прошла с изрядным нарушением национальных интересов РФ. Китай за 90-е годы сильно поднялся, и его фактическая роль в мировой архитектуре уже не соответствует той, что отводилась Поднебесной в конце холодной войны. Особенно это стало очевидно во время т. н. «гонконгского гриппа», азиатского финансового кризиса 1998 года.

«Крупные технологические революции всегда ведут к существенной дестабилизации социальной и политической картины мира, – осторожно комментирует нынешнюю мировую ситуацию амбассадор Университета сингулярности (Singularity University) Евгений Кузнецов. – Драматически меняется рынок труда и социальное равновесие в ведущих странах. Меняется геополитическое равновесие, поскольку одни игроки делают успешные рывки, другие сильно отстают. Как правило, это приводит к серьезным последствиям. Так было во все предшествующие технологические революции».

В 90-е включился своеобразный «американский аутизм», когда Вашингтон стал «наводить порядок в доме» без оглядки на всех остальных. Экспансия в Югославии, затем Ирак, Афганистан, Ливия. Это злило окружающих. Наконец, исчез очень важный сдерживающий фактор 80-х – тогда большинство активных политиков первого эшелона были свидетелями или участниками Второй мировой и понимали последствия большой войны. Страх обмена ядерными ударами на фоне обычного конфликта сидел в этих людях крепко, и они были готовы на многое, чтобы этого избежать. «У многих современных политиков, – говорит военный эксперт Илья Крамник, – сидит ощущение, что ядерное сдерживание – это устаревшая политическая категория. Такие вещи мне лично озвучивали американские специалисты, это у них ходит в экспертном сообществе».

Назад в XVIII век

При словах «мировая война» мы непременно думаем о Второй мировой с ее гигантскими армиями, глубокими операциями, разрушенными городами и чудовищными людскими потерями. Но такие войны очень редки, а между тем конфликтов с участием большого количества государств было не так уж и мало. Вспомним, что Уинстон Черчилль предлагал считать первой мировой Семилетнюю войну 1756–1763 гг. Тогда боевые действия велись одновременно в Европе, Северной Америке, Индии, мало затрагивая (или не затрагивая вовсе) территории основных противников.

«Я думаю, будущая война может очень напоминать войны XVIII столетия, менее кровавые, но более дорогие, с меньшими людскими потерями, но с большими потерями в финансах и технике, – говорит Алексей Фененко, прогнозирующий крупный конфликт между РФ и США в течение 20–25 лет. – Если во Второй мировой войне были сплошные линии фронта, то вполне возможно, что в будущих войнах театрами военных действий станут целые государства». Разумеется, периферийные по отношению к главным участникам конфликта. Боевые действия будут вестись с широким привлечением частных военных формирований и союзников. А итогом войны эксперт называет мирный договор в виде сделки с более удачными условиями для победителя и менее удачными для побежденного. И никакого уничтожения – только борьба за гегемонию. Как в XVIII веке…

Наиболее вероятными аренами боевых действий собеседник «Профиля» считает регионы Ближнего Востока и Восточной Европы, а участниками со стороны НАТО – страны, имеющие исторический опыт войны с Россией и территориальные или иные претензии. Непосредственным поводом к началу враждебных действий может стать дестабилизация ситуации в одном из соседних государств, например в Белоруссии, или удар по российским базам в Сирии.

Научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Константин Богданов считает зоной особого риска Украину, поскольку здесь отсутствуют «красные линии», то есть четкое понимание, как будут действовать крупные игроки (Россия, США, НАТО) в случае эскалации конфликта. «Украина – это военно-политическая «серая зона». Потенциально здесь можно соорудить кризис, который напрямую поставит вопрос о начале масштабных действий РФ и НАТО».

А вот по версии Ильи Крамника триггером возможного конфликта, скорее всего, станет развертывание ядерного оружия или неядерных ударных систем в непосредственной близости к границам РФ, скажем, в Прибалтике. «Если там будет не «Балтийский воздушный патруль» в пределах эскадрильи, а авиакрыло, это станет весомым поводом задуматься об упреждающем ударе, – рассуждает эксперт. – Или если НАТО сможет развернуть в Польше и Прибалтике военную инфраструктуру, которая позволит при необходимости быстро перебросить туда крупные соединения».

Последнее слово

В 1985 году в СССР была разработана и поставлена на боевое дежурство система гарантированного ответного ядерного удара «Периметр» (на Западе ее прозвали «Мертвая рука»). Считается, что она автоматически сможет отдать приказ о запуске советских ракет, если из-за внезапной ядерной атаки сделать это уже будет некому. Основной элемент «Периметра» – ракета 15 А11, которая в полете передает команды пусковым установкам и пунктам РВСН. В советское время единственными доступными источниками сведений о «Периметре» были публикации в западных СМИ. До сих пор нет точной информации, является ли система полностью автономной или ее все-таки активирует человек. Гипотетический автономный вариант подразумевает комплекс датчиков и систем связи, которые отслеживают переговоры на военных частотах, сигналы с постов РВСН, сейсмическую активность, уровень радиации и т. д. Сочетание таких факторов, как появление точечных источников электромагнитного и ионизирующего излучения, множественные кратковременные толчки в земной коре, отсутствие связи с командными пунктами, вероятно, расцениваются как массированная ядерная атака, и система отдает приказ об ответном ударе. В 2011 году главком РВСН Сергей Каракаев заявил, что «Периметр» существует и находится на боевом дежурстве.

Если сегодня война

Опыт последних войн, по словам Богданова, позволяет с большей или меньшей точностью смоделировать ход будущего конфликта. Либо это удары высокоточным оружием, которое позволяет поражать объекты на всей территории противника, либо ограниченные операции с прорывами на большую глубину. Так действовали американцы в Ираке в 2003 году: изолированное продвижение отдельных группировок уровня роты, «при этом фронта нет, флангов нет, они сами себя обеспечивали, при необходимости садились в какую-то застройку и обеспечивали оборону, в т. ч. в окружении».

Но, конечно, главный вопрос, будет ли применено ядерное оружие. По версии Алексея Фененко, в условиях ограниченной войны этого можно избежать – высокоточные системы вполне позволяют выполнять ядерные задачи неядерными средствами. Эксперт обращает внимание на опыт Второй мировой, когда основные участники имели колоссальные запасы отравляющих веществ, но никто не решился их использовать. Франция в 40-м капитулировала, но не нажала «химическую кнопку», Британия терпела бомбежки 40-го года, но тоже не сделала этого. Этого не сделал Сталин в критические моменты 1941–1942-го и Гитлер в конце войны.

А ведь каких-то 30 лет назад противники не стесняясь посылали друг на друга облака хлора и иприта. Дело в том, что к 40-м годам мощность этого средства уничтожения возросла очень сильно, появились авиационные средства доставки, позволяющие применить химоружие на всей территории противника. То есть сработало взаимное сдерживание. В мае 1942-го Черчилль выступил по радио с открытым заявлением, в котором пообещал применить химическое оружие против германских городов, если Германия использует его против СССР. В результате ни одна из сторон не дала санкцию на развязывание химической войны. Для применения ядерного оружия тоже нужна политическая санкция, но вряд ли она будет дана, если конфликт будет вестись на территории третьего государства.

Но не все так просто, ведь средства доядерного сдерживания, то же высокоточное оружие, скорее всего, быстро исчерпаются и возникнет ситуация эскалационного контроля. Проще говоря, как сделать, чтобы проигрывающая сторона не решилась нажать кнопку, пусть даже тактическую? Тем более, как напоминает Илья Крамник, «мы фактически доктринально компенсируем ядерным оружием свое отставание от НАТО в обычных вооружениях, в том числе высокоточных».

А еще ядерный порог в последние годы опасно снижается. «Наши играют в какие-то странные игры, говорят про ограниченные групповые удары, чего никогда не было в нашей доктрине, – комментирует ситуацию Константин Богданов. – Американцы придумали стратегические ракеты с маломощными боеголовками, которые якобы должны дать большую гибкость при боевом применении». В результате путь между миром и ядерной войной может быть пройден очень быстро.

Алексей Фененко вполне допускает конфликт с ограниченным применением ядерного оружия. Опять же на периферии. Подобный сценарий описан Оруэллом в антиутопии «1984»: тоталитарные общества ведут перманентную войну на истощение на отдаленных театрах военных действий, где-то на океанских просторах, и время от времени используют атомные бомбы «ранга хиросимской». Сейчас это кажется фантастикой, но, как напоминает собеседник «Профиля», у нас ведь долгие конфликты типа Сирии или Афганистана с прямой вовлеченностью великих держав. В будущем они могут плавно перерасти в «длительные военные конфликты с прямым участием войск великих держав» и с применением оружия массового поражения.