Отъезд северокорейцев носит вынужденный характер. В конце прошлого года Совет Безопасности ООН по инициативе США и при активной поддержке Китая ввел новые санкции против КНДР. За эти дополнительные санкции, призванные наказать Пхеньян за его ракетно-ядерную программу, проголосовала и Россия. Среди всего прочего усиленные санкции предусматривают, что все трудящиеся за границей северокорейские рабочие должны в течение 24 месяцев вернуться на родину.

Многие приветствовали это решение. Находящихся за границей граждан КНДР считают рабами, жертвами подневольного труда, так что их выдворение логично воспринимается как «освобождение». Правда, сами «освобождаемые» такому повороту событий совсем не рады, и в этом нет ничего удивительного: те, кто считает их «рабами XXI века», страшно ошибаются.

На момент принятия резолюций Совета Безопасности, то есть в декабре 2017‑го, на территории России находились 32 тысячи северокорейских рабочих. Большинство из них работали в районах Дальнего Востока и были по профессии строителями. В Приморском крае, в частности, граждане КНДР в последние годы составляли треть всех строительных рабочих.

Помимо России граждане КНДР работают в Китае, странах Ближнего Востока и в некоторых африканских государствах. Общая численность корейских рабочих за границей оценивается в 80–90 тысяч человек.

Первые корейские рабочие появились в СССР еще в 1946 году, и с тех пор ввоз рабочей силы из КНДР шел почти непрерывно. В сороковые годы северокорейцы в основном трудились на рыбных промыслах, с середины шестидесятых – в лесной промышленности, а с середины девяностых основными специальностями стали строительные (в последние годы рабочие в основном из КНДР специализировались на отделочных работах).

Неясно, можно ли, строго говоря, называть северокорейских рабочих «гастарбайтерами», ведь едут в Россию они в организованном порядке. Набирают будущих рабочих северокорейские организации – в настоящий момент в одном Приморском крае действует полтора десятка представительств северокорейских фирм, которые занимаются организованной поставкой рабочей силы за рубеж.

Попасть в число тех, кого часто именуют «рабами», очень непросто: желающих сделать это гораздо больше, чем вакансий. Для того чтобы быть отобранным для работы за границей, гражданин КНДР должен иметь хорошую анкету, обладать неплохим здоровьем и желательно иметь в кармане партбилет. Члены Трудовой партии Кореи – северокорейского аналога приснопамятной КПСС – составляют примерно 80% всех северокорейских рабочих в России, в то время как среди взрослого населения в целом доля членов ТПК – примерно 20–25%. Кроме этого, рабочий должен быть женат и иметь детей, которые остаются дома и существование которых служит гарантией того, что за границей рабочий будет вести себя правильно.

Впрочем, для того чтобы попасть на работу за границу, мало соответствовать всем этим формальным требованиям. Отправиться на заработки за рубеж без взятки невозможно. Только после того, как соответствующая сумма отстегнута местному начальству, у человека появляются реальные шансы на то, чтобы получить вожделенную работу в загранке. Размер взятки зависит от той страны, в которую хочет попасть рабочий. До обвала курса рубля в 2014 году стандартный размер взятки для северокорейца, желающего отправиться рабочим в Россию, составлял примерно $400. Но после кризиса такса изменилась, и теперь надо платить в полтора-два раза меньше. Если учесть, что сейчас нормальная заработная плата в Пхеньяне составляет $50–70 в месяц, становится ясно, что речь идет о суммах, весьма ощутимых по скромным северокорейским меркам.

Дело в том, что на протяжении нескольких десятилетий работа за границей, какой бы тяжелой она зачастую ни казалась иностранцам, для большинства северокорейского простонародья была единственной возможностью подняться вверх по социальной лестнице. Еще в восьмидесятые в Северной Корее говорили: «В сибирской тайге на деревьях растут магнитофоны». Магнитофон, конечно, больше не является символом процветания (сейчас эту роль в КНДР играют холодильник и мотоцикл), но по-прежнему для простого человека работа за границей – лучший, а зачастую и единственный способ решить финансовые проблемы семьи и обеспечить детям будущее. Поэтому неудивительно, что за возможность отправиться за границу борются, пуская в ход все законные и незаконные средства.

В наши дни на крупных объектах, где они находятся под постоянным присмотром и живут в общежитиях, занята лишь небольшая часть северокорейских рабочих. Трудиться на таких объектах не слишком выгодно, но все равно выгоднее, чем дома. В отношении же большинства северокорейских рабочих с конца девяностых действует т. н. контрактная система. Подразумевается, что отпущенные «на контракт» рабочие сами найдут себе работу, сами договорятся о сроках и зарплате, сами разберутся с жильем, питанием и прочими бытовыми вопросами и вообще не будут мозолить глаза начальству. В большинстве случаев «контрактники» набираются на малые объекты, а часто вообще работают на индивидуального заказчика. Им может стать россиянин, которому, например, понадобилось отделать кухню плиткой или положить новый линолеум.

С точки зрения начальства основная обязанность отпущенного «на контракт» рабочего – делать регулярные (обычно ежемесячные) взносы в бюджет, которые именуются «плановыми платежами». Размер платежа устанавливается в индивидуальном порядке и в последние годы колеблется между 500 и 1000 долларов в месяц в зависимости от квалификации рабочего, местных условий и даже времени года. В общем, ожидается, что «контрактник» будет отдавать государству от половины до двух третей того, что ему удастся заработать.

Именно за большим – сказочным, по северокорейским меркам, – заработком приезжают (или, скорее, приезжали) в Россию северокорейцы. Везет не всем, и некоторые возвращаются на родину с пустыми руками, но в целом считается нормальным, когда после окончания командировки, которая обычно длится 3–5 лет, рабочий привозит домой $4–5 тысяч.

Для КНДР это немалые деньги. На них можно купить квартиру или дом в небольшом городе. Но большинство предпочитают вложиться в малый бизнес. Малый бизнес вопреки и распространенному мнению, и утверждениям северокорейской пропаганды в КНДР не только существует, но и играет огромную роль в повседневной жизни, причем занимаются им в основном женщины. На заработанные за границей мужем деньги кореянка может открыть магазинчик, швейную мастерскую или закусочную, ведь $3–5 тысяч даже в Пхеньяне хватает на то, чтобы оплатить бессрочную аренду киоска. Такой бизнес будет приносить семье $150–200 в месяц, то есть в несколько раз больше неплохой зарплаты в государственном секторе.

Именно поэтому северокорейские рабочие и были готовы с максимальной отдачей трудиться в самых тяжелых условиях, ограничивать себя во всем, работать без выходных по 10–12 часов в день. Альтернативы у них не было – останься они дома, нагрузки у них были бы поменьше, но и зарплаты были бы мизерными, возможно, вообще недостаточными для выживания (многие корейские мужчины, занятые в госсекторе, сейчас живут на деньги, которые приносит предпринимательская активность их жен).

Впрочем, все описанное выше – в прошлом. Кажется, решения Совбеза ООН запустили необратимый процесс, и российские власти, в целом верные взятым на себя международным обязательствам, отправляют северокорейских рабочих домой. В большинстве случаев им позволяют доработать до конца их визового срока, но новой визы уже не дают, так что на настоящий момент более половины северокорейских тружеников уж покинули территорию России.

Решение поддержать санкции и отказаться от использования северокорейских рабочих было принято в первую очередь под давлением Китая. В конце 2017 года Пекин действовал единым фронтом с Вашингтоном, пытаясь загнать КНДР в угол и, лишив правительство в Пхеньяне средств, добиться уступок по ракетно-ядерному вопросу. Однако решение это едва ли пойдет на пользу России, и в еще меньшей степени от него выиграют северокорейские рабочие, которых многие правозащитники собирались «спасать».

Россия и в особенности Дальний Восток лишаются рабочих рук – квалифицированных и малопроблемных. Местные власти всегда подчеркивали, что северокорейские рабочие практически не создавали проблем ни государству, ни населению. Играла роль тут и природная законопослушность корейцев, и жесткая дисциплина, которая поддерживается среди северокорейских рабочих.

С другой стороны, отзывы о работе строителей из КНДР были в подавляющем большинстве весьма положительными. Конечно, северокорейские бригады были склонны к спешке – неизбежный результат того, как была организована оплата их труда, но в целом по критерию цена–качество они превосходили и иных гастарбайтеров, и местных.

Но больше всего пострадали сами «освобожденные». Хотя экономическое положение КНДР улучшается, страна остается очень бедной. Запрет на импорт рабочей силы будет означать, что сотни тысяч северокорейских мужчин, которые при других обстоятельствах с энтузиазмом отправились бы на заработки за границу, будут с трудом сводить концы с концами. При этом большинство из них составляют те, кого в иные времена назвали бы «цветом рабочего класса», – люди инициативные и трудолюбивые, готовые и тяжело работать, и учиться новому.

Наконец, отъезд рабочих означает и дальнейшее ослабление «мягкой силы» Москвы на Корейском полуострове. Из разговоров с жителями КНДР, успевшими поработать в России, становится ясно, что, несмотря на все проблемы, с которыми они сталкивались, в целом типичный рабочий возвращается из России, питая немалые симпатии к нашей стране и ее людям.

Но, как уже было сказано, все это остается в прошлом. Скорее всего, в ближайшее время последний северокорейский рабочий покинет Россию. К сожалению, заканчивается еще одна глава в долгой (и не всегда простой) истории отношений России и Северной Кореи, и заканчивается она, прямо скажем, несколько нелепо и печально.