Вот она – его страна, родина его отца, Турция Реджепа Тайипа Эрдогана. Пленительный горный ландшафт у Черного моря, сочно-зеленые склоны, сборщики чая. Они прерывают свою работу только для намаза. Для них – тех, кого он с гордостью называет «мои люди» – президент построил на самой высокой вершине мечеть в османском стиле. Из селений в окрестных долинах она кажется совсем крохотной. Дорога круто извивается вверх. На автомобиле путь занимает три четверти часа, но многие взбираются в гору пешком, чтобы почувствовать себя ближе к Аллаху. И к Эрдогану, своему любимому президенту.

«Я готова целовать ему руки!» – восклицает 40-летняя Айсель Аксай, немного запыхавшись, но сияя от счастья. Аксай родом из местечка Гюнейсу у подножия гор – с малой родины Эрдоганов. Если бы вся Турция была как Гюнейсу, 61-летнего Эрдогана, который уже 13 лет правит страной практически в одиночку, на выборах 7 июня ждал бы очередной триумф.

Но есть и другие турки, и потому его Партия справедливости и развития (ПСР) получила на это раз всего 40,9% голосов, утратив абсолютное большинство. Для Эрдогана это крушение мечты о президентской республике, которую он, уже всемогущий президент, мог бы возглавлять вплоть до 2019 года. И это еще не все: Народно-демократическая партия (НДП) стала первой в истории прокурдской партией, преодолевшей 10-процентный барьер и получившей места в парламенте.

Эрдоган цепляется за власть и не хочет прощаться с мечтой. Переговоры о формировании коалиционного правительства провалились, новые выборы назначены на 1 ноября. Единственный результат, который его может удовлетворить – это абсолютное большинство ПСР. Ради него он ставит на карту все.

Реджеп Тайип Эрдоган – верующий мусульманин, талантливый популист, модернизатор Турции, отец экономического чуда – грозит «переродиться» в очередной и последний раз в автократа. И в человека, который затягивает собственную страну в пучину гражданской войны. Который подогревает конфликты во внешней политике. Который сначала хотел свергнуть сирийского диктатора Башара Асада, а потом слишком долго игнорировал угрозу со стороны «Исламского государства» (ИГ). И который сегодня воюет с курдами, некогда бывшими партнерами Запада в борьбе против экстремистов. Который «возрождает» старые фронты, сеет недоверие и подогревает национализм, бросает в тюрьмы журналистов и критиков, отдает приказы военным об оцеплении и обстреле целых курдских городов.

А ведь когда-то у Эрдогана были великие цели: он хотел урегулировать конфликт с курдами, дать толчок экономике, модернизировать страну и обеспечить ее сближение с Евросоюзом. И в этом он преуспел.

Партнер НАТО, Турция не так давно считалась надеждой демократии в исламском мире, посредником между Востоком и Западом и скорым кандидатом на вступление в ЕС. Но сегодня мы видим противоположное: под влиянием фанатизма, гипертрофированной национальной гордости и сумасбродных конспирологических теорий страна может погрязнуть в коллективном безумии.

В эти недели Турция предстает расколотой страной. С одной стороны, есть Турция Эрдогана: его родина у Черного моря, анатолийские города экономического чуда, такие как Кайсери и, разумеется, Анкара – центр власти. С другой – страна его оппонентов: курдский Диярбакыр, где жителям угрожает смертельная опасность, горы Кандиль по ту сторону границы, где окопались курдские боевики, и Стамбул – оплот турецкой демократии.

Диярбакыр: новая гражданская война

Гюлтан Кышанак прикрывает глаза, стекла окон в ее кабинете вибрируют, каждые несколько минут над мэрией Диярбакыра с шумом пролетают боевые самолеты. Они направляются к горному хребту Кандиль. Там, в автономном регионе Курдистан турецкие ВВС с 24 июля наносят удары по запрещенной Рабочей партии Курдистана (РПК).

54-летняя Кышанак, с весны 2014 года сопредседатель городской администрации, первая женщина на этом посту. Прокурдская партия НДП, получившая здесь на июньских выборах свыше 80% голосов, настаивает, чтобы все важные должности «делили» мужчина и женщина.

В ходе предвыборной борьбы НДП не только позиционировала себя как партия всех курдов, но обещала бороться за равноправие полов и за права гомосексуалистов. А главное, она обещала не допустить превращения Турции в президентскую республику. Когда вечером 7 июня стало известно, что НДП набрала около 13%, люди в крупнейшем городе на юго-востоке страны ликовали. Танцы на улицах, сигналы автомобилей, фейерверки – и все это было три месяца назад. Однако сегодня радость поутихла. С наступлением темноты жизнь замирает, магазины закрываются раньше обычно, люди боятся выходить из домов. Едва ли не каждый день в Диярбакыр, почти как и во всех курдских городах происходят столкновения между сторонниками РПК и силовиками.

В Джизре, городе неподалеку от границы с Сирией и Ираком, в начале сентября жителям запретили покидать дома. 113 000 человек оказались все равно что под домашним арестом. По их словам, как минимум 30 мирных жителей были застрелены. Ситуация снова как во времена гражданской войны, которая 1984 года унесла больше чем 40 000 жизней и которая, как все думали, осталась в прошлом.

Кышанак тоже боролась за курдское дело, но никогда не прибегала к насилию, как она утверждает. При этом она практически не говорит по-курдски. В 1983 году, после военного переворота, курдский язык объявили вне закона. Кышанак, которая до сих пор чувствует себя неуверенно, когда переходит на курдский – пример того, к чему привела политика репрессий, направленная на истребление всего курдского: языка, культуры, национальной идентичности.

Молодому поколению пришлось легче, и это одна из заслуг Эрдогана. Он стал первым главой правительства, который в августе 2005 заговорил о «курдской проблеме», принес извинения за ошибки властей в обращении с самым многочисленным меньшинством и предложил «перезагрузку». Мирный процесс был самым мужественным проектом Эрдогана: он выделил миллиарды евро на развитие инфраструктуры юго-востока, смягчил законы о курдском языке и разрешил курдские радиостанции и телеканалы.

В 2012 году начались мирные переговоры с находившемся под арестом основателем РПК Абдуллой Оджаланом. В феврале 2015 года он призвал своих сторонников воздержаться от насилия. Оджалан говорил об «историческом решении». Шесть месяцев спустя эти слова перестали что-либо значить. Эрдоган прервал мирный процесс.

Чем обусловлено столь внезапное скатывание назад к насилию? НДП прошла в парламент, и потому ПСР снова втягивает страну в гражданскую войну, считает Кышанак. Эрдогану необходима такая эскалация, чтобы получить абсолютное большинство и выставить НДП из парламента. С такой оценкой согласны многие курды. И не только они. Сегодня немало тех, кто убежден, что эскалация насилия играет на руку Эрдогану: ведь в результате он получает возможность в преддверие перевыборов предстать гарантом стабильности или отстрочить их проведение в связи с ситуацией в стране.

Правительство в свою очередь обвиняет курдских повстанцев в том, что это они первыми применили силу.

Чайкара: мученики и свобода слова

Несколько дней спустя после того, как Эрдоган открыл мечеть на горе над Гюнейсу, он произнес речь в расположенном неподалеку небольшом местечке Чайкара – на погребении полицейского Ахмета Чамура. Почти ежедневно где-нибудь в стране прощаются с погибшими на юго-востоке. Похороны Чамура в Чайкаре собрали тысячи человек. Эрдоган обратился к ним на фоне турецкого флага. Одной рукой он опирался на гроб Чамура, в другой держал микрофон: «Мы прощаемся с нашим мучеником, который, как мы верим, удостоился мученической награды. Какое же это счастье для его семьи и для его близких!» Ведь мученики, напомнил президент, сидят в раю рядом с пророками.

В Чайкаре изображение мученика Чамура висит на дверях всех магазинов, однако на тех, кто расспрашивает о нем, смотрят с недоверием. Похоже, правительство придает борьбе за эксклюзивное право на интерпретацию происходящего почти такое же значение, как и собственно военной операции на юго-востоке. Поэтому иностранным корреспондентам и независимым турецким журналистам возбраняется участвовать в «погребении мучеников». Туда пускают только представителей СМИ, верных линии власти.

Дела со свободой слова и мнений в Турции Эрдогана сегодня обстоят неважно. Уже не один год в редакциях СМИ устраивают обыски, а журналисты оказываются за решеткой, но теперь ситуация еще более усугубилась. В конце августа в Диярбакыре задержали и обвинили в «соучастии в террористической деятельности» двух британских репортеров, которых сначала посадили в тюрьму строгого режима, а затем выслали из страны. Немногим позже похожая судьба постигла одну нидерландскую журналистку.

Это показывает, насколько встревожено правительство и насколько оно боится не получить на перевыборах поддержку абсолютного большинства, в которой могло быть уверено долгие годы.

Стамбул: где все начиналось

Вот место, положившее начало спаду популярности Эрдогана: Название «Гези» сегодня символизирует поворотный момент в эрдогановской эпохе. До протестов в парке Гези он казался всемогущим, почти неземным правителем. После событий в парке Гези он лишился своего ореола, и народ увидел одержимого властью, страдающего паранойей автократа, объяснившего события в Гези заговором вражеских держав, которые якобы стремятся ослабить Турцию.

Все началось с горстки эко-активистов, протестовавших против уничтожения парка. Активисты остались на ночь в парке, и Эрдоган распорядился подавить протест силой. Полицейские сожгли палатки и применили водометы и слезоточивый газ. За считанные дни протест перерос в восстание. Впервые широкие массы вдруг выразили чувство, которое уже давно витало в воздухе: они заявили о своем недовольстве авторитарным стилем правления Эрдогана, его заносчивостью и нетерпимостью.

«После Гези все изменилось», – говорит 36-летний активист Гёкхан Бичиджи. Он был там с первого дня и работал на оппозиционный телеканал. Многие турецкие граждане тогда впервые осознали, что большинство СМИ – это, по сути, «длинные руки ПСР», продолжает он. Число турецкихс 1,8 до более чем 9 миллионов человек. После тогдашних событий Бичиджи захотел самостоятельности и основал сеть из более чем 200 гражданских журналистов в 45 городах. «До конца года мы планируем создать информационное агентство нового типа», – делится он. Когда журналистам мешают делать свою работу, новости должные доходить до простых людей иным путем – через социальные сети, от гражданина к гражданину.

Гези не только положил начало закату Эрдогана, но и послужил формированию альтернативной общественности, которая больше не верит всему, что ей говорит правительство.

Кайсери: набожные купцы Эрдогана

Но, разумеется, у президента по-прежнему есть сторонники, а в Кайсери из особенно много. Этот город – самый крупный из «анатолийских тигров», бурно развивавшихся центров, в которых при Эрдогане сформировался новый средний класс.

До того, как к власти пришла ПСР, политика и экономика Турции контролировались светской элитой – генералами, судьями и чиновниками. Они считали себя хранителями наследия основателя государства Кемаля Ататюрка и не особо задумывались об интересах верующего консервативного большинства населения. На развитие бедной Анатолии не выделялось практически никаких средств, тепленькие местечки распределялись между представителями все той же элиты, а религиозным турчанкам было запрещено появляться в вузах в хиджабе.

И вот Эрдоган пообещал верующим мусульманам: вы сможете следовать предписаниям ислама и жить в достатке. Он открыл рынки для предпринимателей из Анатолии. Он приватизировал крупные госкомпании, такие как Türk Telekom, большинство электростанций, портов и аэропортов, либерализовал рынок труда и успешно боролся с инфляцией – и разрешил хиджабы на университетских скамьях.

В первые годы правления Эрдогана рост экономики составлял до 9% в год. В таких городах, как Кайсери, появилось много миллионеров, возникли новые отрасли промышленности, таких, как ориентированные на экспорт мебельные фабрики и компании в сфере высоких технологий. Бум обеспечил Эрдогану поддержку набожных купцов, как, например, в Кайсери. Впрочем, ему отдавали свои голоса и бедные граждане, для которых государство впервые стало строить социальное жилье.

Хребет Кандиль: враг в горах

Путь в штаб-квартиру РПК пролегает по извилистой дороге среди скалистого ландшафта. Боевики с автоматами Калашникова проверяют автомобили. Посетители могут попасть в горы Кандиль только с разрешения РПК. На одном из горных кряжей – портрет арестованного лидера РПК Абдуллы Оджалана, на краю дороги зияют воронки от бомб. В одном каменном доме ждет 65-летний Али Хайдар Кайтан; у него только одно желание: он хочет вернуться в Турцию, страну, в которой он появился на свет и с которой воюет со студенческих лет.

Некогда, в 1974 году, он совместно с Абдуллой Оджаланом и другими активистами основал подпольную организацию, из которой впоследствии родилась РПК. Из всех основателей он единственный, кто продолжает воевать. Оджалан с 1999 года сидит за решеткой, остальные отвернулись от этой организации. Лидер РПК носит камуфляж, бороду и шарф, его сопровождают телохранители, и он редко проводит больше суток на одном месте. Он знает, что никаких шансов на возвращение в Турцию в прошедшие недели у него не было.

В эти недели РПК воюет на два фронта. Она участвует в столкновениях с турецкой армией, а на севере Ирака и Сирии сражается с ИГ. Уже несколько недель организация находится в странной ситуации, когда ее враги – турецкое государство и ИГ – объявили войну теперь уже и друг другу. Долгое время Турция не мешала этой террористической группировке расти, джихадистов выхаживали в турецких больницах, в Стамбуле и Анкаре ИГ рекрутировала новых боевиков, подкрепление (оружие и провиант) тоже шло через Турцию.

Однако, когда в конце июля Стамбул анонсировал воздушные удары по террористам, бомбежки не затронули или практически не затронули ИГ. Они производились преимущественно по позициям РПК. Война Турции против ИГ становится алиби для войны против курдов. Дело в том, что на севере Сирии повстанцы оттеснили войска Асада и создали собственную администрацию. Кроме того, на севере Ирака уже имеется автономная курдская область. Турки боятся, что в непосредственном соседстве с их границей однажды может возникнуть курдское государство.

Впрочем, Али Хайдар Кайтан это опровергает: дескать, за прошедшие годы РПК изменилась. Она больше не ставит перед собой целью создание собственного государства и стремится исключительно к автономии. Ответственность за новую эскалацию лежит на Эрдогане.

Возвращение к мирным переговорам он считает возможным, но только при трех условиях: Турция должна прекратить воздушные удары по позициям РПК, Оджалан – получить свободу, плюс необходимо привлечь нейтрального посредника, например, США.

Эрдоган, в свою очередь, требует от РПК сложить оружие без предварительных условий. Иначе, пригрозил президент в середине сентября, государство не успокоится, полностью не уничтожит РПК.

Зачем турецким властям соглашаться на требования Кайтана? «У него нет выбора», – говорит лидер РПК с усталой улыбкой. Дескать, молодые боевики еще радикальнее его поколения: «Мы, старики – последние, с кем можно договориться о компромиссе. Иначе нас ждут еще 30 лет войны».

Анкара: Министр по делам ЕС

Центр власти похож на гигантскую стройку. Правительственная резиденция Эрдогана в Анкаре напоминает город в городе: постоянно растущая агломерация неприступных строений и мечеть в окружении километров железных и каменных заборов; бдительная охрана. Мания величия в 3D-формате, нечто наподобие пирамид Гизы.

Что станет с этим чудовищем, когда однажды Эрдогану придется съехать из резиденции? Ведь не исключено, что Эрдоган и на перевыборах не получит абсолютного большинства и будет вынужден ретироваться из текущей политики. Возможно, он – вопреки ожиданиям – согласится на формирование коалиции. Однако вероятнее другое: что он проиграет – и устроит в стране настоящий пожар.

Ни одного другого кандидата на вступление в ЕС не держали в «зале ожидания» столько, сколько Турцию, и ни одна другая страна не сталкивалась с таким неприятием. Согласно опросам, еще десять лет назад свыше 70% турок хотели быть частью Европы. Сегодня их меньше 40%.

В Анкаре трудно найти человека, с которым можно разговаривать о ЕС – особенно из числа политиков ПСР. И тем не менее, в Анкаре есть невысокий, приветливый мужчина, который сидит в кабинете размером с бассейн, состоит в НДП и занимает во временном правительстве пост министра по делам ЕС. Его зовут Али Хайдар Конджа, ему 65 лет и, по сути, ему сказать нечего. Он здесь только по формальным причинам. Но он уже успел стать личностью исторической: Конджа – один из первых двух представителей прокурдской партии в турецком кабмине. С этой Европой, которая теперь относится к его компетенции, до сих пор он дела практически не имел, говорит Али Хайдар Конджа. И только он готов поделиться: ему бы хотелось, чтобы в своем отношении к Турции европейцы чуть меньше руководствовались стереотипами. «Самым большим препятствием для переговоров о вступлении была озабоченность ЕС, что это будет означать интеграцию исламской страны, – вздыхает он и продолжает, – но представьте себе на минутку, что ЕС был бы готов принять Турцию». В таком случае Ближний Восток, а с ним и весь мир сегодня выглядели бы совсем иначе.