Под действие договора подпадали пять основных категорий техники – танки, прочие боевые бронированные машины, артсистемы калибром свыше 100 мм, боевые самолеты, ударные вертолеты. Кроме того, ограничивалось число ряда других систем, включая вертолеты боевого обеспечения, невооруженные транспортные вертолеты, учебно-тренировочные самолеты и танковые мостоукладчики.

В договоре были даны четкие определения разных классов и подклассов техники, ставшие в итоге общепринятыми как для работы с ДОВСЕ, так и в целом для анализа военных потенциалов.

В ДОВСЕ были прописаны сроки реализации вводимых ограничений и процедура контроля за их соблюдением. В отличие от ряда других соглашений, определивших контуры стратегического баланса во время холодной войны и по ее завершении, будь то комплекс ядерных договоров 1960‑х, договор о ПРО, договор РСМД, договор СНВ‑1 или договор Открытого неба, долго прожить в исходном виде ДОВСЕ было не суждено.

К моменту подписания ДОВСЕ один из противостоящих блоков – Варшавский договор – уже дышал на ладан. Летом 1991 года он официально прекратил свое существование. А вскоре распался и СССР. Бывшие союзные республики начали формировать собственные армии: кто с нуля, кто на основе оставшихся на их территориях бывших частей и соединений советских вооруженных сил.

Из-за этого ДОВСЕ потерял смысл: «равновесные» квоты блоков перестали быть таковыми после исчезновения одного из них.

На протяжении 1990‑х неоднократно предпринимались попытки адаптировать ДОВСЕ к новой реальности. Ташкентское соглашение 1992 года поделило между бывшими советскими республиками квоту СССР, Фланговый документ уточнял географические границы и количество техники во фланговых зонах на севере и юге европейского континента, наконец, Соглашение об адаптации ДОВСЕ должно было ликвидировать дисбаланс, возникший после расширения НАТО.

Новое соглашение было подписано 30 государствами. Для сравнения: исходный ДОВСЕ подписали 16 стран. Но ратифицировали адаптированный договор лишь Россия, Украина, Казахстан и Белоруссия, вследствие чего он так и не вступил в силу. Камнем преткновения стало противоречие в толковании документа: страны НАТО утверждали, что в рамках обновленного ДОВСЕ Россия должна вывести свои войска из Грузии и Приднестровья, Москва же считала этот вопрос урегулированным двусторонними соглашениями, не связанными с ДОВСЕ.

Вдобавок ставшие членами НАТО прибалтийские и балканские государства в принципе отказались подписывать ДОВСЕ.

Констатация смерти

Россия ратифицировала адаптиро-ванный документ лишь летом 2004 года. Этому предшествовала острая полемика внутри страны – на фоне расширения НАТО и отказа членов альянса ратифицировать договор многие называли это решение бессмысленным.

Через некоторое время, не встретив ответных шагов со стороны западных стран, Москва начала предъявлять претензии по поводу отказа от ратификации ДОВСЕ со стороны стран НАТО и соблюдения блоком фланговых ограничений. Россия требовала повышения своих фланговых квот – особенно чувствительным был вопрос южного фланга с учетом продолжавшихся боевых действий на Кавказе и сохранявшегося риска расширения конфликта, а также активизации конфликтов в Закавказье – карабахского, южноосетинского и абхазского.

В апреле 2007‑го в послании к Федеральному собранию Владимир Путин предложил объявить мораторий на выполнение ДОВСЕ, аргументировав это тем, что соблюдать договор в одностороннем порядке бессмысленно. Указ о приостановке действия ДОВСЕ был подписан в июле того же года. В качестве оснований называлось превышение групповых ограничений ДОВСЕ, возникших из-за расширения НАТО, намерение США разместить обычные вооружения на территории Болгарии и Румынии и невыполнение обязательств по ратификации соглашения со стороны ряда стран-участниц.

В ноябре 2007‑го был принят закон, установивший мораторий на выполнение ДОВСЕ. Россия официально сняла с себя наложенные договором ограничения и отменила инспекторские визиты западных наблюдателей.

Следующие несколько лет Россия и НАТО провели в дискуссиях о возможности отказа Москвы от моратория. При этом, обсуждая потенциалы обычных вооруженных сил, стороны так или иначе оставались в парадигме исходного ДОВСЕ – предлагали (или требовали) пересмотра количественных ограничений военной техники и вооружений на территориях стран-участниц.

Однако ухудшавшаяся политическая обстановка не способствовала нахождению компромисса – особенно после августовской войны с Грузией. Этот конфликт стал первым признаком возможного возвращения к прямой военной конфронтации России и Запада.

Закономерным итогом стало принятое в марте 2015 года, уже на фоне нового ухудшения отношений, вызванного украинским кризисом и конфликтом в Сирии (еще без участия России), решение Москвы о приостановке участия в Совместной консультативной группе ДОВСЕ.

По факту, впрочем, ничего не изменилось: обе стороны продолжали нащупывать границы дозволенного в новых условиях.

Новая адаптация?

Сегодня ДОВСЕ утратил смысл как с ситуационной, так и с архитектурной точки зрения. При существующем уровне доверия попытка уравновесить квоты, требующая от НАТО серьезного сокращения вооружений, будет встречена в штыки внутри альянса. А Россия не пойдет на возобновление участия в ДОВСЕ без такого уравновешивания.

Архитектурная проблема более серьезна: ДОВСЕ в своем исходном виде, квотирующий основные виды боевой техники общевойсковых операций, отвечал представлениям о войнах, сложившимся по результатам Второй мировой и окрепшим в годы холодной войны. Договор как в изначальном, так и в адаптированном виде не учитывал ни политических изменений (например, создания ОДКБ), ни появления новых систем вооружения, ни возможностей быстрого наращивания вооружений обеими сторонами сверх установленных квот.

Попытка адаптировать ДОВСЕ к сегодняшним реалиям, внеся в договор ограничение на количество беспилотников, оперативно-тактических ракет и т. п., также вряд ли имеет смысл. Технический прогресс неизбежно будет подкидывать все новые и новые категории, нуждающиеся в учете.

Тем не менее ограничение военных потенциалов в Европе необходимо как минимум ради снижения опасности начала войны из-за ложно истолкованных намерений, когда очередные учения или рутинная ротация будут приняты другой стороной за подготовку к атаке.

Какой должна быть архитектура подобного соглашения? Не исключено, что здесь может сработать метод ограничения военных инфраструктурных возможностей.

Что считаем?

Мощь современных армий крайне зависима от инфраструктуры. Районы развертывания и военные базы представляют собой сложнейшие и дорогостоящие инженерные комплексы, отсутствие которых если и не исключает войну полностью, то делает процесс подготовки к ней длительным и заметным.

Сегодня с обеих сторон линии соприкосновения России и НАТО эта инфраструктура совершенствуется: приводятся в порядок и строятся новые военные объекты, необходимые для быстрого наращивания численности войск. При заранее налаженной инфраструктуре такое наращивание можно провести довольно быстро: достаточно будет лишь доставить войска и технику, а тыловое обеспечение уже будет на месте.

Процессы переброски и развертывания войск для действий в новых районах – один из основных элементов учений как в Вооруженных силах России, так и в НАТО. Простой подсчет танков и пушек в этих условиях теряет смысл – пустой (или используемый не на полную емкость) военный городок с комендатурой, полигоном, парком хранения техники, складом боеприпасов, горючего и т. п. становится куда более опасным объектом, но при этом не учитывается ДОВСЕ. Разница экономических потенциалов России (даже с учетом ее союзников по ОДКБ) и НАТО обеспечивает альянсу превосходство в создании такой инфраструктуры и ее наполнении войсками в случае необходимости.

С учетом сказанного для учета военного потенциала сегодня важны следующие показатели:

1. Способность развернуть на потенциальном театре военных действий (ТВД) необходимое число тяжелых соединений. Определяется физическим наличием и техническим состоянием инфраструктуры развертывания: военных городков, казарм, парков боевой техники, полигонов, складов боеприпасов и горючего и т. д. с соответствующими подъездными путями.

Счетными единицами в этих условиях служат пункты дислокации, способные обеспечить базирование танковых и механизированных батальонов/артиллерийских дивизионов как базовых элементов боевого порядка сухопутных войск обеих сторон.

2. Способность развернуть там же необходимое количество авиации и обеспечить ее боевую устойчивость. Определяется наличием аэродромов с защищенными укрытиями, инфраструктурой обслуживания авиатехники, складами боеприпасов. Этот параметр касается и имеющих значение в масштабах ТВД беспилотных аппаратов среднего/тяжелого класса.

Счетная единица – аэродром, обеспечивающий базирование как минимум одной эскадрильи такти-ческой/фронтовой авиации, такого же «базового элемента» боевого порядка ВВС.

В случае с вертолетной авиацией такой же единицей представляется либо аэродром, либо вертодром с защищенными укрытиями, стоянками и инфраструктурой обслуживания.

3. Способность обеспечить проведение воздушной наступательной операции. Определяется среди прочего наличием специализированных самолетов‑разведчиков (и стратегических беспилотников), воздушных командных пунктов, самолетов дальнего радиолокационного обнаружения и управления, а также самолетов‑заправщиков.

Здесь счетной единицей выступают уже собственно самолеты соответствующих классов – в основном это крупные, дорогостоящие, заметные для большинства средств наблюдения и легко идентифицируемые внешне машины.

4. Способность обеспечить изоляцию района боевых действий (концепция А2/АD). Определяется наличием средств ПВО большой дальности, средств ПРО на театре военных действий, оперативно-тактических ракетных комплексов, позволяющих атаковать наземные и морские цели.

В данном случае счетная единица – развернутые дивизионы (батальоны в западной классификации) систем ПВО и ПРО, позволяющие прикрыть определенную площадь, и ракетные комплексы «поверхность–поверхность».

Как считаем?

Ограничения на военную инфраструктуру известны с древних времен. В прошлом дело в основном сводилось к ликвидации крепостей и замков, служивших как оборонительными сооружениями, так и пунктами дислокации войск. Чаще всего такие ограничения становились результатами военных неудач. Так, Прутский мирный договор 1711 года обязывал Россию срыть укрепления Таганрога и ряда других крепостей на юге. Подытоживший Крымскую войну Парижский мирный трактат 1856 года предусматривал ликвидацию военных флотов и арсеналов России и Турции на Черном море, которое объявлялось нейтральным.

Если же вспоминать новейшую историю и говорить об ограничении военных потенциалов, серьезно повлиявшем на возможности подготовки и ведения войны для всех сторон, то таким примером служит Вашингтонское морское соглашение 1922 года. Статья XIX этого соглашения обязала США, Британию и Японию соблюдать статус-кво относительно укреплений и военно-морских баз на территориях, контролировавшихся этими державами в Тихом океане. С учетом фактического состояния инфраструктуры базирования на Тихоокеанском ТВД в тот момент соблюдение статус-кво означало ограничение этой инфраструктуры периферийными районами океана с крайне ограниченным числом пунктов базирования небольшой емкости в его центральных районах.

Как мы знаем, ни эти ограничения, ни лимиты на тоннаж флотов и характеристики боевых кораблей, впоследствии уточненные Лондонским договором 1930 года, не помешали начаться Второй мировой войне. Но совершенно определенно можно сказать, что в отсутствие этого соглашения военное столкновение на Тихом океане случилось бы гораздо раньше – свои интересы готовились защищать военным путем все основные игроки. Каким образом, исходя из сказанного, этот опыт может быть применен сегодня для ограничения обычных вооруженных сил в Европе?

Самым простым, во всяком случае на первом этапе, может оказаться фиксация статус-кво на определенный момент и запрет на его изменение (в случае равенства сил) и на наращивание превосходства (при его наличии) для следующих категорий:

1. баз сухопутных войск и вертолетной авиации – на расстоянии до 300 километров от линии соприкосновения;

2. аэродромов фронтовой/тактической авиации – до 500 километров от этой линии;

3. самолетов‑разведчиков, ВКП, ДРЛО, заправщиков – должно быть тем или иным образом лимитировано общее число таких машин у стран-участниц в принципе, а также количество постоянно развернутых машин этого типа в Европе с обеих сторон на всей площади континента;

4. районов А2/AD – можно зафиксировать их наличие в прибрежных регионах и на линии соприкосновения с запретом на создание новых районов такого рода на этой линии и наращиванием мощности имеющихся.

На втором этапе (в случае успешной реализации первого) можно будет говорить уже о приведении потенциалов к определенным пороговым значениям за то или иное время, при этом расширив зоны, на которые распространяются учет и ограничения.

Цели и задачи

Ключевая задача такого механизма – максимальное затруднение быстрой подготовки к войне: дефицит необходимой инфраструктуры в условиях развитых средств разведки и инспекционных мер сделает любые подготовительные мероприятия дорогостоящими, долгосрочными и заметными. Если одна из сторон решит разорвать соглашение, ей все равно потребуется время на восстановление потенциала развертывания войск. Этот интервал можно будет использовать как для поиска компромисса, так и для принятия ответных мер.

Все названные счетные единицы отличаются возможностью однозначной идентификации, набором только им присущих черт и относительной простотой подсчета. Это упрощает реализацию подобного соглашения в случае его принятия, особенно с учетом наличия такого эффективного инструмента, как договор Открытого неба. Возможность совершать регулярные полеты в районе линии соприкосновения в сочетании с инспекторскими поездками при необходимости теоретически позволит более-менее точно учитывать военные потенциалы без подсчета танков и пушек поштучно.

_ _ _

Политическая обстановка заставляет сомневаться в возможности подписания подобного соглашения. Вашингтонский морской договор был заключен между союзниками по итогам только что отгремевшей Первой мировой, за время которой стали понятны возможные последствия продолжения «морской гонки» и нового военного противостояния.

Для заключения ядерных соглашений между СССР и США и прихода к пониманию необходимости контролировать стратегические наступательные вооружения потребовалось осознание реальности ядерной войны во время Карибского кризиса. Заключению «старого» ДОВСЕ предшествовали десятилетия противостояния

в Европе, которое несколько раз могло прорваться войной – будь то берлинские кризисы, события в Венгрии, Чехословакии или инциденты, подобные учениям Able Archer 1983, которые были восприняты в СССР как подготовка к ядерному удару.

Остается надеяться, что для нового договора не потребуется ни ядерный кризис, ни новый вооруженный конфликт – ни в Европе, ни где бы то ни было еще.