Прошедший год принес такое количество перемен и их скорость так велика, что попытка прогноза была бы слишком самонадеянной. Книга Марка Бессинджера «Националистическая мобилизация и коллапс советского государства» вышла в Кембридже через 11 лет после событий, которым посвящена. По-британски скучному, но безупречному академическому разбору большого массива социологических данных предшествует глава «От невозможного к неизбежному». О том, как нечто, чего практически никто в мире не мог себе представить, в течение очень короткого периода «уплотнившейся» истории стало реальностью.

Эти слова точно описывают опыт, полученный нами за последний год. То, что стало реальностью за прошедшие 12 месяцев, казалось невозможным совсем недавно — когда мы все готовились к предыдущему Рождеству.

В соседней стране поменялся президент, и началась полномасштабная война, в которой участвует наша страна. Чтобы там ни говорили по телевизору, именно мера этого участия ежедневно отражается на наших банковских счетах.

Изменилась карта нашей страны — в ее состав теперь входит Крым.

До неузнаваемости изменился фон того, что принято называть публичным дискурсом: пропаганды такой интенсивности, с которой зрители федеральных телеканалов столкнулись в течение этого года, страна не знала как минимум с момента провозглашения гласности. Раскол в обществе и уровень открыто выражаемой взаимной ненависти тех, кто рад, что Крым теперь наш, и тех, кто верит, что страной напрямую управляет мировое зло, вообще выглядит беспрецедентным: у тех, кто в 1930-х годах требовал в Колонном зале немедленной смерти врагов народа, по крайней мере не было аккаунтов в фейсбуке.

Но больше всего омрачают наступающие праздники простые арифметические открытия.

Во-первых, открытием стало, конечно, соотношение тех, у кого Крым наш, с теми, кто склонен тревожно поглядывать на курсовое табло.

И в первую очередь это стало настоящей катастрофой и личной драмой для критически настроенной к власти группы населения.

Такое впечатление, что в комнате включили свет, и человек, который был уверен, что он находится в обществе телевизора, обнаружил, что вместе с ним в помещении еще примерно десять незнакомцев. И им к тому же нравится канал, который он как раз не прочь был переключить.

Человек, который думал, что он один, безусловно, оказался в крайне неуютной ситуации. Но тот факт, что для него она стала сюрпризом, говорит о критическом снижении его компетентности не в какой-нибудь сложной профессиональной области, а в элементарных жизненных навыках.

Во-вторых, каким бы сюрпризом для нашего героя ни стала компания, с которой он, как выяснилось, все это время жил в одной комнате, только он, похоже, все еще в состоянии увидеть вполне очевидную зависимость. А именно зависимость между тем, что в марте вызвало эйфорию и фейерверк, и тем, что в декабре заставляет нас озадаченно вытягивать физиономии при виде ценников в ближайшем продуктовом магазине. То есть между присоединением Крыма и состоянием национальной экономики.

Даже когда один доллар в рублях стал стоить столько же, сколько один баррель нефти в долларах, девять из каждых десяти наших сограждан все еще не в состоянии сложить два и два и получить четыре. Потому что зависимость между «подъемом с колен» и внезапным отсутствием денег на билет в Таиланд на Новый год на самом деле не сложнее этого детского примера на сложение. И это, безусловно, тоже говорит о крайней степени падения компетентности: критически снизилась элементарная способность оценки несложных закономерностей окружающей социальной реальности.

Мы в общем-то не в состоянии не только внятно ответить на вопрос, почему 96% россиян поддержали присоединение Крыма, но даже поставить его. Нет главного вопроса — отчего эта эйфория? От того, что Россия все еще империя? Осознала ли она себя как страна за 23 года без СССР? Или она все еще осколок территории со случайно оказавшимся на ней населением, которое мало чем связано между собой, кроме, как выясняется, эйфории по поводу Крыма?

А это важнейшие вопросы, от ответа на которые зависит, что именно из того, что пока еще выглядит невозможным, может стать неизбежным уже завтра? Танки в Харькове? Большие процессы над врагами народа? Новая экономическая политика и, внезапно, настоящая модернизация в ответ на вызовы, связанные с изоляцией? Национальный крах?

Каким бы ни было завтра, очевидно, что турбулентность будет высокой. И крайне неуютно в этой зоне турбулентности в компании людей, которые не способны оценить, одни ли они в помещении, или корректно сложить два и два. Некомпетентность — вот то, о чем абсолютно не принято говорить, хотя именно некомпетентность определяет качество нашей повседневной жизни и уровень конкурентоспособности страны в существенно большей степени, чем, например, ваше теоретическое согласие или несогласие с политикой правительства.

Мы буквально под знаменами некомпетентности. Даже формула, с помощью которой наш президент мотивирует нашу нынешнюю внешнюю политику: «Нам обещали, что расширения НАТО не будет, а оно есть», оттенена некомпетентностью. Например, тех, кто, находясь на государственной дипломатической, военной и политической службе, не потрудился в начале 1990-х годов придать договоренностям о запрете расширения НАТО характер полноценного международного соглашения вместо странного неформального обещания. Да, это было при прежней администрации — но ведь все в той же стране, которую пора наконец перестать заново переучреждать с каждого нового понедельника.