— Как и с чего начиналась ваша коллекция? Откуда этот интерес к современному искусству? Почему именно современному, а не классическому?

— Все началось двадцать лет назад. До этого я ради развлечения коллекционировал самые разные вещи, почтовые открытки, например. А потом я познакомился с несколькими людьми, которые открыли мне современное искусство. Моим главным проводником был друг детства Филипп Сегало, сегодня авторитетный нью-йоркский арт-дилер. Он водил меня по парижским галереям, показывал, объяснял. А однажды мы оказались в Лозанне на курируемой Джеффри Дейчем выставке Post Human с участием Синди Шерман, Феликса Гонзалеса-Торреса, Пола Маккарти и других художников 1980-х годов. Для меня это оказалось настоящим потрясением. Эта выставка и первый приобретенный там каталог современного искусства стали импульсом для моей собственной коллекции.

— Расскажите о своем первом приобретении. Что это была за работа?

— Мне часто задают этот вопрос. Моя коллекция началась с работы Аллана Макколума «Совершенные средства» (5 Perfect Vehicles), которую можно видеть здесь на выставке. Она представляет собой пять скульптур, пять одинаковых ваз разных цветов. Именно с этой работы начинается мой интерес к постконцептуальному искусству, прежде всего искусству художников моего поколения. Я понимал, что в живописи уже многое сказано, в ней трудно совершить прорыв. Макколум же меня привлек этим пограничным состоянием между живописью и скульптурой: он одновременно занимается и тем, и другим, при этом играя с самими понятиями живописи и скульптуры.

— На выставке четко выделяются несколько смысловых линий, связанных с понятиями времени, прошлого и настоящего искусства, преемственности в искусстве. Многие работы просто сотканы из цитат. Почему для вас важны именно эти темы?

— По мере формирования коллекции в ней стала появляться некая структура, в последние годы эта внутренняя логика стала еще более очевидной. Действительно, в ней нетрудно заметить несколько повторяющихся, постоянно возникающих тем вроде апроприации искусства. При этом цитатность не имеет ничего общего с подражательством, это очень тонкая интеллектуальная игра, диалог с первоисточником, какими-то ключевыми работами художников предшествующего поколения. Например, что меня всегда привлекало в творчестве Луизы Лоулер, так это то, как она блестяще перерабатывает символы искусства, на новом уровне исследует темы, введенные другими художниками. Кроме того, она совершенно покоряет своей абсолютно нетривиальной трактовкой самого понятия образа.

Вообще образ и изображение, их соотношение и взаимодействие — одна из самых интересных тем в современном искусстве. Часто образом становится именно отсутствие такового. Эта игра, основанная на принципе «показать что-то, не показывая ничего», особенно часто проявляется в работах последних лет. Статус изображения — один из главных вопросов в современном искусстве. Луиза Лоулер, среди прочих, ставила его еще в 1980-е: что такое изображение? чему оно служит? нужно ли оно вообще? Собственно, поэтому одна из глав выставки, где представлены работы, исследующие необходимость создавать образы, так и называется — «Зачем сейчас картинки?» (Why Pictures Now?). Ведь сегодня одни художники генерируют сложные, запутанные, но совершенно бессмысленные образы, в то время как другие создают простые, но емкие образы, которые развивают искусство, переводят его на качественно новый уровень.

С этой главой рифмуется другая, «Видеть «Видеть» (Seeing «Seeing»), название которой дала одноименная работа Тани Муро, и которая исследует восприятие зрителем формы и содержания произведения искусства.

— Вы говорили о статусе образа, а если взять шире — как бы Вы охарактеризовали современное искусство в целом? Можно ли выделить некие общие траектории развития?

— Как мне кажется, положение искусства, к сожалению, не претерпело серьезных изменений за последние годы. Искусство сегодня развивается в двух направлениях. С одной стороны, это новое прочтение живописи, которым занимаются, среди прочих, такие мастера, как Рудольф Стингел и Кристофер Вулл. С другой — концептуальное и постконцептуальное искусство, которое сфокусировано на неких нематериальных вещах. Живопись чаще попадает в крупные частные коллекции, за концептуальным и постконцептуальным искусством более пристально следят музеи и галереи, рассматривающие его как явление, которое войдет в историю. Как вы могли заметить, сам я предпочитаю именно второе направление, но это не значит, что первое не имеет права на существование.

— Именно потому, что концептуальное и постконцептуальное искусство интеллектуально и изобилует культурными отсылками, возникает проблема его восприятия неподготовленным зрителем. Как такому зрителю его смотреть?

— Я выставлял свою коллекцию в Израиле, во Франции, теперь в Москве, и каждый раз испытывал волнение. Поймет ли меня публика? Считывается ли заложенная в экспозицию логика? Чтобы ее понять и прочувствовать, нужно некоторое время, вдумчивый и неторопливый взгляд. Для человека, незнакомого с историей современного искусства, определенной отправной точкой, направляющей восприятие в нужное русло, могут служить экспликации, сопровождающие произведения. А дальше работа сама вступает в непосредственный контакт со зрителем, и для каждого это становится личным эмоциональным и интеллектуальным опытом.

— Что для вас ваше собрание? Что коллекционирование дает вам в эмоциональном плане?

— Если бы вы задали этот вопрос лет пятнадцать назад, я бы сказал, что для меня это было открытием — открытием огромного пласта культуры, который на тот момент оставался мне мало знакомым или совсем неизвестным. Интерес к современному искусству побудил меня к чтению фундаментальных философских текстов, посвященных роли и механизмам культуры и искусства в обществе. Поэтому в коллекции нет случайных произведений, все они так или иначе друг с другом связаны. Раньше я был одержим своим собранием, каждое произведение вызывало восторг и бурю эмоций. Сегодня я, пожалуй, более спокоен — именно в силу того, что коллекция уже определенным образом сформирована, имеет внутреннюю логику, структуру и живет немного отдельно от меня.

— Какие из философских текстов, которые вы упомянули, для вас особенно важны?

— Перечислять все пришлось бы долго, но, конечно, один из главных авторов — Жан Бодрийяр, из ныне живущих — Жорж Диди-Юберман и его книга «Выживание светлячков» (Survivance des lucioles, 2009), посвященная философии изображения и образа. Эта книга, которая была моим постоянным чтением на протяжении трех лет, чрезвычайно важна для понимания моей коллекции. Один из основных тезисов Диди-Юбермана состоит в том, что отсутствие образа, который он сравнивает с едва различимым в ночи светом этих насекомых, не столь значимо в искусстве. Он говорит, что в восприятии окружающего мира важно пристальное внимание к мелочам, из которых складывается целое. И, собственно, взгляд современного художника сфокусирован именно на деталях. С этой книгой у меня связано удивительное совпадение. Я попросил Филиппа Парено, одного из самых близких мне художников, написать текст для каталога выставки — и как вы думаете, что он мне принес месяц спустя? Рисунки светлячков. Мы с ним не обсуждали книгу, он не знал о моем интересе к ней, оказалось, что он уже несколько лет рисовал светлячков для одной видеоработы. Такие истории в жизни коллекционера, пожалуй, важнее, чем страсть, — они приносят гораздо более тонкое интеллектуальное и эмоциональное удовлетворение.

Выставка «Дорогая, я переделал коллекцию» организована при поддержке Росбанка, MasterCard, Ruinart