Участие России во встрече нефтедобывающих государств в Дохе порождает два вопроса: что там вообще делал министр энергетики РФ, и может ли наша страна реально содействовать повышению цен на нефть путем замораживания добычи?

У Александра Новака нет никаких реальных инструментов влияния на нефтяников. Его ведомство не регулирует добычу, потребление и экспорт нефти. Чтобы добиться от нефтяных «генералов» невнятного обещания подумать над возможностью манипулирования объемами, министру приходится обращаться за помощью к президенту, который и дает рекомендации руководству компаний.

Правда, даже президентские наставления далеко не всегда осуществляются на практике. Примеров игнорирования решений власти в отрасли множество. Достаточно вспомнить консорциум, созданный по поручению Кремля для работы в Венесуэле. Оттуда очень быстро сбежали «ЛУКойл» и «Сургутнефтегаз», ориентированные на коммерческую рентабельность и не руководствующиеся политическими соображениями, оставив у руля не слишком привлекательного проекта «Роснефть» с ее госменеджментом.

Сегодня российские нефтяники заняты отнюдь не планированием махинаций картельного характера для стимулирования цен и не сотрудничеством с ОПЕК. Они, как и все в изменившемся нефтяном мире, бьются не за цены, а за объемы – в ситуации избыточного предложения по-другому не получается. Искусственное сокращение собственного экспорта равносильно коммерческому самоубийству. В освободившуюся рыночную нишу хлынут конкуренты.

Катарская миссия Новака – нормальное поведение бюрократа. Демонстрировать титанические усилия и выдавать желаемое за действительное – вот чем должен заниматься чиновник внутри «вертикали власти». Затея с замораживанием добычи была заведомо провальной, но соблазн покрасоваться за столом широко разрекламированных переговоров непреодолим, особенно в условиях фактической изоляции Москвы на международных форумах. В послужной список пойдет плюсик за старание.

В нынешней стратегии отечественных нефтяников надо различать поведение демонстративное и скрытое. В публичных проявлениях отрасль демонстрирует что-то вроде шизофрении. Руководители компаний одновременно уверяют весь мир в том, что они прекрасно переживут баррель по $10, и тут же грозят правительству неминуемым падением добычи с 11 млн баррелей в сутки до менее 6 млн к 2035 году под воздействием чересчур низких цен.

Оба типа заявлений следует воспринимать критически. Показная низкая «себестоимость» в районе $2–3 за баррель на поверку оказывается операционными издержками у устья скважины, да и то лишь на некоторых высокодебитных месторождениях. При этом не учитываются ни транспортные расходы, ни затраты на административный аппарат, ни амортизация капитальных вложений, ни налоги. С другой стороны, и предупреждения о скором крахе нефтедобычи тоже некорректны. Апокалиптические прогнозы во многом продиктованы желанием нефтяников получить новые налоговые льготы или хотя бы сохранить размер нынешнего фискального бремени. Что касается скрываемых от широкой публики действий нефтяных компаний, то здесь стратегия заключается в ускоренной – и из-за спешки не всегда оптимальной – эксплуатации действующих месторождений. Объемы добычи наращиваются там, где можно пренебречь погашенными капиталовложениями, где нефть получается относительно легко и с минимальными операционными затратами. При этом сворачиваются работы по разведке новых залежей и тем более по разработке трудноизвлекаемых запасов. Урезаются инвестиционные программы в отношении проектов, не сулящих быструю прибыль. Многие операторы живут по принципу «продадим, что можно, сейчас, а там хоть трава не расти». Реальный горизонт планирования в условиях низких цен сжался до года-двух.

Когда-то специалисты отрасли говорили, что для поддержания стабильного уровня добычи в России необходимо ежегодно вводить в эксплуатацию два-три Ванкора (то есть месторождения с запасом по полмиллиарда тонн каждое). Сегодня об этом невозможно даже мечтать. Во‑первых, новых Ванкоров давно никто в стране не открывал, а во‑вторых, из оставшихся в России запасов нефти более 70% относится к категории трудноизвлекаемых, где себестоимость барреля оценивается не меньше чем в $50–80. Коммерческого смысла в их освоении при ценах менее $45 нет никакого.

В таких условиях при сохранении цен ниже $50–60 добыча российской нефти начнет сокращаться уже со следующего года, хотя темпы и момент начала падения предсказать сейчас трудно.