Жизнь зеленого пациента

Поначалу многие сторонники зеленой повестки видели в этом шанс ускорить переход к зеленому будущему. Активисты призывали быстрее отказаться от российского ископаемого топлива, видя в нем источник климатических проблем. Однако на место российского газа приходят не столько ВИЭ, сколько уголь (Германия, Франция, Италия, Австрия, Нидерланды – все эти страны перезапускают уже закрытые было угольные электростанции), атом (еще недавно экологически неприемлемый, но ныне реабилитированный) и сжиженный природный газ (еще более углеродоемкий, чем российский трубопроводный). Как итог, британский The Economist выпустил специальный номер о провале ESG, а журнал Der Spiegel вышел с драматичной обложкой о кончине немецкой климатической политики.

Некоторые эксперты надеются, что запрет импорта российских углеводородов, хотя и приведет к росту выбросов прямо сейчас, в дальнейшем ускорит процесс низкоуглеродной трансформации. Иначе говоря, новая модель экономического развития, базирующаяся на зеленых технологиях, сложится не через несколько десятилетий, как предполагалось, а уже к концу 20-х – началу 30-х годов. В пользу этого говорят компьютерные модели общего равновесия, рисующие траектории адаптации экономики и энергетики Европы к росту цен на энергоносители. Есть и исторический опыт: сопоставимый по масштабам энергетический кризис, произошедший в 1970-е, сформировал новый энергетический уклад, выведя на авансцену природный газ, атомную энергию и технологии энергосбережения. Что-то подобное может произойти и сейчас – высокие цены на ископаемое топливо подстегнут поиски альтернативы, и в итоге зеленые технологии получат мощный импульс для развития.

Но для реализации этого сценария нужно, чтобы прозеленые европейские элиты пережили период адаптации к новым реалиям. Сейчас они решают одновременно три задачи: отказ от российских энергоресурсов, снижение цен на энергию для промышленности и домохозяйств и зеленый переход. Чем дальше, тем сильнее эти задачи будут противоречить друг другу.

Модели показывают, что высокие цены на энергоресурсы способствуют их экономии и замещению, но не показывают, что они также способствуют давлению на правительства с целью смягчения климатической политики.

Как проблема изменения климата влияет на международные отношения и бизнес-модели

С другой стороны, европейские выбросы мало влияют на изменение климата. На ЕС приходится 8% мировой эмиссии парниковых газов, и даже если они будут сведены к нулю, замедления потепления никто не заметит. Гораздо важнее, что будет происходить в ведущих развивающихся странах, а также в главных странах–экспортерах ископаемого топлива. Увы, в среднесрочной перспективе массовое перенаправление мировых энергопотоков из-за признания российских углеводородов «токсичными» на Западе никак не поспособствует сокращению выбросов в Китае и Индии (которые будут получать российские углеводороды с дисконтом), а также в странах Персидского залива (которые будут продавать свои углеводороды в ЕС дороже). В России же часть углеводородов будет перенаправлена на внутренний рынок, не говоря уже про сворачивание многих программ декарбонизации из-за санкций. Затормозится и международное сотрудничество, тоже принципиально важное для сокращения выбросов в развивающемся мире.

В последние полтора десятилетия мы были свидетелями быстрой трансформации глобального энергетического ландшафта. Императив сокращения выбросов парниковых газов, объединявший все ведущие экономики как минимум на уровне планов и риторики, позволял назвать эту трансформацию низкоуглеродной. С 2022-го она более таковой не является. Бывшая ранее главным трендом происходящих в энергетике изменений, декарбонизация рискует увязнуть в противостоянии сверхдержав, непродуманных политических решений и следующего за ними хаоса перекройки энергетических потоков. И что бы ни демонстрировал гладкий мир компьютерных моделей, для климата в этом нет ничего хорошего.

Автор – руководитель департамента мировой экономики НИУ ВШЭ