Архивная публикация 2007 года: "Любимая женщина агрария Харитонова"
Жена депутата-агрария и мать его четырех дочерей Нина Харитонова всегда рядом с мужем. В городе и в деревне, в спорте и в художественной самодеятельности, дома и в Думе.«Я привыкла работать»
— Нина Евгеньевна, как вы познакомились с Николаем Михайловичем?
— Мы оба из Новосибирской области и познакомились в институте: выступали за сборную института по лыжам, вот на осеннем кроссе и познакомились. Я, кстати, тогда выиграла кросс на 3 км и стала чемпионкой области. Николай Михайлович подошел ко мне и предложил встречаться. Это было в 1968 году. С тех пор мы вместе, хотя поженились только в 1972-м, после окончания института. В 1973-м у нас родилась первая дочка, в 74-м — вторая, в 77-м — третья, в 83-м — четвертая...
— У вас была типичная деревенская свадьба?
— Настоящая деревенская свадьба, хотя и очень скромная. На улице поставили столы, мой отец натянул тент, провел свет, чтобы можно было и в темноте гулять. Постелили фанерные листы — на них и отплясывали под гармошку. В разгар веселья пошел сильный грибной дождь: может быть, поэтому у нас так много дочек...
— Ваш муж играет на баяне...
— Играет, но он не профессионал — самоучка...
— ...наверное, был «первым парнем на деревне»: не боялись выходить за такого?
— Да нет! Он мне сразу показался очень серьезным и требовательным — как к себе самому, так и ко мне. Я считаю, что эти требования я выполняла всю свою жизнь и старалась соответствовать тому, чего он хотел. Вся моя жизнь прошла ради него и наших детей...
— Когда Николай Михайлович выступает в Думе, он такой напористый, любит украсить речь яркой фразой. В молодости был таким же?
— Да. Он прирожденный лидер, может организовать вокруг все и всех. Все пять лет в институте он был старостой курса. И речь у него всегда была зажигательной: она вроде бы простая, но люди его слушают. Даже в совхозе на собраниях, бывало, выступает кто-то из специалистов — сидишь, чуть ли не зеваешь, а стоит только Харитонову подняться на трибуну, весь зал вздрагивает и внимательно слушает...
— Он специально готовится к выступлениям?
— Нет, что вы: это всегда экспромты.
— Сейчас вы работаете в Госдуме помощником депутата Харитонова?
— Да.
— В свое время в прессе были даже публикации на тему «Харитонов пристроил жену»...
— Что значит «пристроил»? А куда же меня деть? Я начала работать в аппарате Аграрной депутатской группы еще в первом думском созыве — в 1994 году. Тогда группу возглавлял Михаил Иванович Лапшин. Потом была вторая Дума: руководителем Аграрной депутатской группы стал Харитонов, затем — третья Дума. В этом созыве, как вы знаете, не удалось сформировать Аграрную группу, и Николай Михайлович стал работать первым зампредом комитета по аграрным вопросам. Встал вопрос, чем заниматься мне. А мне до пенсии оставалось два года: неужели я должна была бросить работу, испугавшись каких-то пересудов?! Энергия у меня есть, да и работа все-таки — не мешки таскать. Вот так я стала помощником депутата Харитонова.
— Ваш муж — депутат аж с 1990 года, со съезда народных депутатов РСФСР. Почему вы не перешли к нему на работу еще тогда?
— Николай Михайлович не был депутатом, «освобожденным» от основной работы, как члены Верховного Совета. Он был просто народным депутатом РСФСР и приезжал в Москву лишь на заседания Съезда, а в остальное время по-прежнему работал директором совхоза. Я тоже работала в совхозе — под его началом. А в 1994-м он уже стал депутатом Госдумы: это работа на постоянной основе, и пришлось переезжать в Москву. Мы думали, что это всего на два с половиной года (именно на этот срок избирался первый созыв Госдумы, последующие созывы избираются на четыре года. — «Профиль»). А у нас в деревне оставался дом, огород, хозяйство. Нам даже пришлось просить моих родителей: эти два с половиной года они жили у нас, занимались всем нашим хозяйством, коровой... Но потом им стало тяжело, они вернулись к себе в город, скот мы продали, и за домом теперь следят родственники — сестра Николая Михайловича с мужем. А летом мы сами туда приезжаем, занимаемся «дачными делами».
— Какой дом у директора совхоза?
— 1964 года постройки, старый деревянный дом, одноэтажный, ничего особенного. Это не «рублевские хоромы».
— Отпуск всегда проводите там? А как же всякие круизы, заграничные курорты?
— Одно время мы ездили отдыхать в Сочи — на 15—17 дней. Но когда наш любимый санаторий «Приморский» закрыли на ремонт, мы перестали ездить.
— А за рубежом ни разу не отдыхали?
— Николай Михайлович по своей депутатской работе объездил много стран...
— Я имею в виду не командировки, а отдых с семьей.
— Еще ни разу такого не было.
«Ездила на рынок — продавала мясо»
— Николай Михайлович в 27 лет стал директором совхоза. Что такое «жена офицера», все примерно представляют. Расскажите, что такое «жена директора совхоза».
— Это очень сложная работа — быть женой директора совхоза. Его постоянно нет дома: то сено, то фермы, то посевная, то уборочная, то собрание, то поднятие зяби. Он отдавал работе всего себя. А значит, все, что происходило в семье, автоматически ложилось на плечи жены. А еще я работала, участвовала в художественной самодеятельности...
— Вы работали по специальности?
— Да. Я окончила зоотехнический факультет и сначала работала зоотехником. Вы знаете, я всегда, когда заходила в бухгалтерию, завидовала женщинам, которые там работали: они всегда были цивильно одеты, а я приходила туда с фермы в ватнике, в валенках с галошами... И когда я родила третьего ребенка, переквалифицировалась в экономиста по заработной плате, стала работать в административном здании. Помню, однажды, когда у меня уже четвертая дочь родилась, а ночи всегда были бессонные — дети были очень беспокойными, — я села за стол и задремала на рабочем месте. В это время зашел Николай Михайлович. Он меня, конечно, отругал за нарушение трудовой дисциплины...
— Что ж это за человек! А сам он ночью спал, что ли?
— Нет, он тоже вставал к детям.
— А с кем были дети, когда вы оба уходили на работу?
— Они были в детском садике. Декретный отпуск был до года, и как только детям исполнялся год, мы отдавали их в сад. Так что это тяжелая работа — быть женой директора совхоза. Но я, как мне кажется, с ней справлялась достойно. Даже сейчас, когда я приезжаю туда и встречаю старых подруг, они мне часто говорят: «Ты — настоящая женщина, никогда себя не превозносила». Я, правда, старалась не выделяться, не задирать нос. Это ведь он был директором, а не я. Иногда в советских фильмах показывали жен директоров заводов — как они ездят делать маникюры-педикюры, машина за ними закреплена... Но жизнь в сельской местности отличается от городской: приехал раз в месяц из района парикмахер, мы бежим все к нему, стрижемся, «химию» делаем. Такими потом красивыми кажемся! Ведь хотелось выглядеть хорошо...
— Ну хотя бы «по блату» что-то достать в сельмаге вы могли?
— Николай Михайлович мне запрещал. Была такая история: мне нужно было купить сапоги для дочерей (старшие уже учились в Новосибирске в институте). Мы жили от райцентра в 23 км. И вот я приехала в райцентр и обратилась к председателю райпотребсоюза с просьбой выделить мне сапоги — написала заявление, все как положено. А он задрал ногу на стол: «Видишь, я сам в резиновых хожу, почему вы должны ходить в кожаных?» — и отказал. Николай Михайлович в это время уже был народным депутатом...
— Не вмешался?
— Что вы! Он никогда не вникал в эти вопросы. И никогда из-под полы ничего не доставал. Я всегда стояла в очередях. Привезут в деревню полголовки сыра — это на всю деревню! — вот я и стою. Достанется — хорошо. А нет — так нет. Но с черного хода я никогда не отоваривалась.
— Получается, вы одна воспитывали детей, пока Николай Михайлович пропадал на работе, и нянь у вас не было...
— Какие няни в деревне! Кроме того, я воспитывала дочерей и без бабушек. Было тяжело, очень тяжело. Я иногда вспоминаю жизнь и думаю: как я смогла выжить в такой ситуации? Тогда вроде и деньги были, но в магазинах ничего не было. Дети были одеты так, что никто и не сказал бы, что это дети директора совхоза. Помню, старшая дочь уже училась в институте. Мы держали овец и из овчины на заказ сшили ей дубленку: вот это было настоящее счастье!
— А ведь на вас еще было целое хозяйство?
— Мы держали двух коров, 15 овец, 20 гусей, 30 уток, 50 кур, огород был 18 соток. Мясо мы пытались реализовывать, потому что деньги нужны были. Я ездила на рынок — продавала мясо.
— А Николай Михайлович занимался хозяйством, помогал с детьми?
— А как же! Хозяйством занимался: вычищал от навоза хлев, давал животным сено, воду... С детьми было, конечно, посложнее: он уходил на работу, когда дети еще спали, а приходил с работы, когда спали уже. Летом раньше девяти-десяти вечера он домой не приходил. Зимой — легче. Придет, соберет детей, проверит дневники, поговорит, сделает внушение...
«Николай Михайлович всегда хотел сына»
— Как вы решились родить четырех дочерей?
— Мне моя мама говорила: «Куда ты столько рожаешь!?» А я отвечала: «У меня есть муж, который этот вопрос решает сам»... Если честно, он очень хотел сына. А у нас все дочки и дочки. Мы ходили к врачам, нам что-то там считали, но все равно получались дочки. И когда я была четвертый раз беременна, нам сказали, что будет сын. И только одна старая акушерка, Клавдия Александровна, сказала мне: «Нина, не жди, не будет у тебя сына — опять девчонка». Однако мы уже решили, что, если будет сын, назовем Николаем в честь отца, а если дочь — Ниной в мою честь. Родилась Нина... Николай Михайлович, когда ему сообщили, только спросил врача: «А вы не ошиблись?»
— Расстроился?
— Он никогда не показывал своего неудовольствия. Девочек он очень любит: может быть, не так явно — он это не высказывает, — но дети и внуки у него на первом месте. После работы, конечно.
— Разница между старшей и младшей — 10 лет?
— Первая дочь, Марина, у нас родилась ровно через девять месяцев после свадьбы — в мае 1973 года. Когда я родила, Николай Михайлович приехал в роддом и говорит: «Оксаной назовем!» Ну, Оксаной так Оксаной. Вдруг через два дня приезжает. Стоит под окном роддома (а роддома тогда в деревнях не такие были, как в городе, многоэтажные, а небольшие — деревянные, двухэтажные) и кричит через окно: «Давай назовем Мариной: я сейчас шел через село, кто-то крикнул «Марина!» — такое красивое имя». Мы бросили жребий: Оксана или Марина. Получилась Марина.
— И тут же родили вторую...
— Я думала, что, пока женщина кормит грудью, она второй раз не забеременеет. Я рассчитывала на это, но вдруг почувствовала, что снова беременна. Решили рожать.
— Обсуждали с Николаем Михайловичем возможные варианты?
— А как же! Я самостоятельно не принимала решения по этим вопросам — только вместе. Вторую дочь назвали в честь его матери Верой. А с выбором имени третьей дочери получилось так. Я шла рожать в роддом, а навстречу мне — его секретарь Лена. Мы с ней поговорили, а когда пришла пора называть, я решила назвать Леной. Кстати, когда у нашей Лены родилась дочка — наша внучка, — ее назвали в честь меня Ниной. Так что у нас в семье три Нины: я, младшая дочь и внучка.
— В семье коммуниста Харитонова детей крестили?
— Нет. Дети уже взрослыми покрестились. А внуки у нас крещеные. Я и сама не была крещеной — крестилась лет в сорок пять. А Николая Михайловича крестили младенцем.
— Сколько у вас всего внуков?
— Две внучки Нина и Ксюша, и внук Николай. У старших трех дочерей по ребенку, а младшая пока не замужем.
— Почему так мало — только по одному ребенку? Пример родителей не вдохновляет?
— Они хотят родить еще по одному ребенку.
— Живут с вами?
— Нет, с нами только младшая. Остальные — в Новосибирске.
— Чем занимаются?
— Воспитанием детей. Как они мне говорят, «мы, когда жили в деревне, ничего не видели — ни кружков, ни секций». Поэтому пытаются своим детям дать то, чего сами не имели: водят их на кружки — кто на рисование, кто на лепку, кто на рисование по шелку...
— Дочери не работают?
— Старшие — нет, только младшая, Нина, работает. Но воспитание детей — это тоже работа. Я в свое время не могла себе позволить так заниматься детьми: ни времени не было, ни возможностей. Я иногда думаю, что недодала детям материнской любви...
— А кем работают ваши зятья?
— Двое работают в обладминистрации — я даже не знаю, кем именно. Еще один зять делает евроремонты — он работает в небольшой фирме.
«До этого я только два раза была в Москве»
— С чего вдруг Николай Михайлович решил стать народным избранником? Как ему такая идея пришла в голову?
— Это не ему идея пришла. Его выдвинуло добровольное спортивное общество «Урожай». Я помню, как к нему приехали ходоки и предложили выдвинуться в народные депутаты. Мы даже никогда не думали, что его изберут. Но его избрали. Он продолжал работать директором совхоза и ездил на заседания Съезда. А потом был разгон Верховного Совета, и после выборов в декабре 93-го он стал депутатом Госдумы.
— Что изменилось в вашей жизни в связи с этим? Как вы перенесли переезд с насиженных мест в Москву?
— Я не собиралась ехать. Еще неизвестно было, что будет потом — переизберется он еще раз или нет. Но он решил, что нужно переезжать. Когда мы прилетели из Новосибирска, нас разместили в одноместном номере гостиницы «Москва». Мы пошли погулять по улицам, около гостиницы продавали сувениры. А у нас в деревне ничего этого не было — нам все это было в диковину: помню, какие-то бокалы я купила своим родителям в подарок...
Вечером того же дня нас повезли осматривать служебную квартиру на улице Академика Королева, где нам предстояло жить. Квартира была трехкомнатная, и когда я вошла, то даже поверить не могла, что мы будем здесь жить. Ведь в деревне у нас горячей воды не было, удобства были во дворе, а здесь — ванная с горячей водой, санузел, линолеум постелен, кухня, мебель — пусть и с инвентарными номерами. «Господи, это же дворец!» — подумала я. Я ведь родом из глухой сибирской деревни — и вдруг оказалась в столице нашей родины! Было ощущение настоящего счастья...
— Вы часто были в Москве до этого?
— Всего два раза: первый раз еще в институте, проездом на соревнования, и второй раз — в 1976 году, когда Николая Михайловича направили на ВДНХ. Больше до 1994 года я в Москве не была.
«Он — глава семьи, а я — его жена»
— У вашего мужа есть вредные привычки?
— Он не курит. В молодости он вообще не переносил спиртное. Правда, когда пришел в политику, жизнь, что называется, заставила — иногда может выпить в компании. Но что в этом такого? На то он и мужчина. Однако он не злоупотребляет.
— У него есть круг друзей, в компании с которыми он может расслабиться?
— Есть, но это там, в Новосибирске. Они вместе ездят на охоту. Правда, охотой он стал увлекаться последние три года.
— Что это за компания?
— Это его друзья: главы районных администраций, начальники сельхозуправлений, его помощник по работе в регионе — Николай Федорович Завадский: они вместе с института, с 1967 года.
— А у вас в Москве появилась своя компания?
— У меня здесь три подружки — мы вместе работали в аппарате Аграрной группы в Госдуме. Мы друг к другу ездим в гости, помогаем по даче.
— То есть как? Жена экс-лидера фракции копается в огороде?
— Грядки я не люблю. Я лучше дрова поколю, воды натаскаю...
— А Николай Михайлович к чему-нибудь в хозяйстве пригодный?
— Пригодный, пригодный! Но он, как хозяин, в основном дает нам направление. В этом направлении мы и движемся (смеется).
— По дому он что-нибудь делает?
— Ну а что тут делать? (Оглядывается по сторонам.) Мы как сюда въехали, так сразу все и сделали. Так и живем.
— Расскажите про этот дом: когда вы сюда переехали?
— Сначала мы жили на улице Академика Королева, а в 1999-м Николай Михайлович как-то нашел возможность, и ему выделили эту пятикомнатную квартиру.
— Это ваша квартира? Мебель без бирок?
— Наша. Мебель без бирок.
— Кто ваши соседи?
— Здесь и сотрудники администрации президента, Счетной палаты, есть люди из Думы и Совета Федерации, есть квартиры, которые купили простые люди...
— С соседями — коллегами по Думе — не общаетесь?
— Они там так наговорятся, что дома уже не общаются. Николай Михайлович так устает! Он, когда приезжает, идет в зал и смотрит спортивные программы по телевизору. Я в спальне смотрю свои программы или читаю...
— То есть дома он пропадает у телевизора...
— Пусть смотрит... А что в этом плохого?
— Николай Михайлович — едва ли не рекордсмен по числу поездок на Олимпийские игры: он мне рассказывал, что уже на пяти Олимпиадах побывал. Вас с собой не берет?
— Нет, никогда. Его приглашают, а я не была ни разу.
— Почему?
— Во-первых, приглашают только его, на меня приглашений никто не дает. А ехать на птичьих правах... Один раз нам пообещал один хороший знакомый, многократный олимпийский чемпион, что даст нам путевки на двоих, но обещание не выполнил...
— А в решении домашних дел за кем последнее слово остается?
— За Николаем Михайловичем. Как он иногда говорит, «хоть неправильно, зато по-моему!». Я привыкла.
— Наверное, часто доводит вас до слез такой целеустремленностью?
— Знаете, жизнь длинная прожита: были и слезы, и обиды, но были и радости — все как у всех.
— Кто решает, на что потратить деньги?
— Эти вопросы лежат на мне. Он приносит зарплату и складывает ее в ящик тумбочки: в остальное он никогда не вникает. По мере необходимости я беру оттуда деньги. На крупные покупки — разумеется, с его разрешения.
— Вы сами ходите в магазины?
— Ну конечно — никакой прислуги у нас нет!
— Почему? Вы ведь наработались уже, да и средства, наверное, позволяют?
— Это лишнее. Я только нанимаю человека помыть окна — очень боюсь высоты. А хозяйством я занимаюсь сама.
— Но ведь пять комнат убрать — не шутка, а еще нужно пищу мужу приготовить. И все это после работы... Муж у вас ходит в магазины, помогает убирать квартиру?
— Нет.
— То есть он у вас в идеальных условиях существует?
— В тепличных!
— Вам не хочется иногда сказать: «Так, Николай Михайлович, вот тряпка — вперед!»
— Хочется, но не можется (смеется). Я, когда все это уберу, ложусь и думаю: «Зачем мне это надо?!»
— Почему же «не можется»?
— Я не знаю.
— Ну хотя бы за хлебом послать!
— Ну что вы! Не царское это дело!
— Кто покупает одежду Николаю Михайловичу?
— Когда нужно купить костюм или туфли, мы идем вместе. Последний раз — года три-четыре назад — мы купили ему два костюма в ЦУМе и с тех пор ничего такого не покупали. А рубашки и галстуки он сам себе покупает — тут моя помощь не требуется.
— Вам Николай Михайлович что-нибудь покупает, делает сюрпризы?
— Как-то был в Америке, привез небольшие сережки и подвесочку. Вообще-то я не избалована. Деньги есть — я могу пойти и купить.
— Вы любите пройтись по магазинам?
— А как же? Я очень люблю шопинг, как и любая женщина.
«Я не знала, что он — офицер КГБ»
— У вашего мужа особые отношения с госбезопасностью: то он борется за восстановление
памятника Дзержинскому на Лубянке, то ему присваивают звание полковника ФСБ, а за то время, что мы с вами тут сидим, мобильный телефон Николая Михайловича уже пару раз проиграл мелодию Таривердиева из «Семнадцати мгновений весны». Расскажите о Харитонове-чекисте.
— Я долгое время даже и не знала, что он — офицер КГБ. Только в Москве, когда он был депутатом, я об этом узнала. Ну а когда на заседании Госдумы зачем-то объявили, что он стал полковником, об этом узнала вся страна.
— Чем директор совхоза мог помочь органам КГБ?
— Понятия не имею. Почему на этом так заостряют внимание?
— Потому что, если бы он был дипломатом, это было бы понятно, но директор совхоза...
— Не знаю. Честно! Это вы у него спросите (смеется).
— Хорошо, спрошу. Еще один острый вопрос: из справки о доходах и имуществе кандидата в президенты РФ Харитонова и его жены следует, что у вас в собственности находится почти 19 га земли в родном совхозе. Каким образом вы стали помещицей, Нина Евгеньевна?
— Это очень давняя история (смеется). Все члены совхоза, все совхозные пенсионеры в момент реорганизации получили документы о праве собственности на землю. На каждого человека получилось по 19,2 га. Вот и все. Это был 1992 год. Но мы ничего с этого не имели: у нас только бумажки были на руках. Когда мы в 94-м переехали в Москву, новый директор передал эти земли в резервный земельный фонд района. Мы даже не знаем, где именно находятся наши участки. Правда, если мы захотим забрать эту землю, нам обязаны ее выделить. Но мы еще этим не занимались — пока у нас только бумажки.
— Из той же справки: за вами числится 32 квадратных метра жилой собственности. Но здесь гораздо больше: вам есть что скрывать?
— Скрывать нечего. Квартира приватизирована на меня, младшую дочь и внучку Нину. И вот на моих 32 кв.м. мы и проживаем с мужем. Остальное принадлежит дочери и внучке.
— Когда три года назад ваш муж баллотировался в президенты, вы не исключали, что можете стать «первой леди»?
— Я знала, что это для проформы.
— Он ведь занял второе после Путина место... А вдруг бы занял первое?
— Я знала, что этого не произойдет. Ну не такие же мы наивные люди!
— Николай Михайлович — человек коммунистических взглядов. А вы сами как относитесь к коммунистической идее?
— Какой вы сложный вопрос припасли напоследок! Хаять то время я не буду, хотя мы жили трудно. Зато у меня не было страха за детей! А сейчас — страх. Внучке старшей 12 лет, а я не знаю, что ее ждет. Поэтому и говорю старшим дочерям: «У вас уже есть по одному ребенку, подумайте, стоит ли еще рожать?» Неизвестно, что будет: ведь с каждым годом все хуже и хуже. Говорят, у нас теперь есть свобода. Я не могу понять, о какой свободе идет речь. Я и тогда была свободна: я не политик, не диссидент, нигде не выступала, всю жизнь посвятила мужу и семье, и никто меня не притеснял.
— Как вы думаете, если бы не демократия, не 90-е годы, когда Николай Михайлович стал народным депутатом, а затем известным на всю страну политиком, ваша семья достигла бы того уровня благосостояния, которого вы достигли сегодня?
— Нет, конечно. Но это и его заслуга. А по поводу демократии... Демократия, по моим представлениям, не подразумевает наркоманию, бандитизм, проституцию и все те пороки, с которыми еще предстоит столкнуться поколению наших детей. Больно за старшее поколение, которое создало такое мощное государство, а в итоге влачит жалкое существование...
P.S. В самом начале интервью Николай Харитонов сказал, что не будет нам мешать, и ушел в другую комнату смотреть футбол. К сожалению, нам пришлось отплатить ему черной неблагодарностью: воспользовавшись советом Нины Евгеньевны, мы отвлекли Николая Михайловича от телевизора и попросили рассказать о его работе в КГБ СССР...
— Люди меня просто не поймут, если не спрошу вас о том, как директор совхоза начал сотрудничать с органами госбезопасности.
— В Новосибирском сельхозинституте была военная кафедра, где готовили офицеров запаса — командиров взвода гаубичной артиллерии. В данном случае 122-миллиметровой. Четыре года проучились, потом — военные сборы в Кемеровской области... Там 9 мая 1972 года я принимал воинскую присягу. Было очень холодно, мы пришли в шинелях, еще такие наплечники крепкие были у шинелей...
— Я понял: вас готовили основательно — сейчас у меня в диктофоне закончится пленка, и вы как раз перейдете к рассказу о КГБ...
— Ладно (смеется). Директором совхоза я стал в 27 лет. У нас в совхозе были четыре отделения — это четыре деревни, 535 работающих. В наши края попадало много разных людей: были и ссыльные. Однажды ко мне в хозяйство пришел человек, который 25 лет отсидел в тюрьме, и на лбу у него была выколота татуировка «Я — раб Хрущева». И такие «голуби» залетали...
И когда приезжал человек из органов, у меня, как у руководителя хозяйства, он всегда спрашивал, как дела, как ситуация, есть ли чужие люди, заходил в магазин, смотрел, какие настроения.
И вот однажды меня пригласили на собеседование к Фролову — тогдашнему руководителю нашего, Новосибирского, управления Комитета госбезопасности. «Мы давно наблюдаем за вами: вы очень активны, в большой массе людей всегда бываете, поэтому есть предложение ваш род войск переквалифицировать. Как вы смотрите на это?» Я говорю: «Если это нужно для дела, для страны, я согласен». Прошло определенное время, я прошел теоретическую переподготовку и в один прекрасный момент стал офицером КГБ в запасе. Время от времени, после прохождения военных сборов, мне присваивалось очередное воинское звание. В большой политике я с 1990 года, и звания подполковника и полковника я получал уже в Москве, будучи депутатом Госдумы.
— Расстроились, когда депутат Александр Гуров (тогда — глава комитета Госдумы по безопасности. — «Профиль») прилюдно сообщил о присвоении вам звания полковника ФСБ? Ведь он вас фактически рассекретил...
— Это было на заседании Думы. Я не знал, зачем он меня зовет. Оказалось, вручать погоны. Не хочу обижать Гурова, но милиция — это такой род войск... Федеральная служба безопасности — более серьезный род войск, более серьезные государственные задачи она решает. Что говорить, для меня такая гласность была неожиданной: вроде как рассекретили.
— А до этого вы рассказывали кому-нибудь, что вы офицер КГБ?
— Да никому я ничего не говорил: офицер запаса, да и все!
— Среди ваших коллег — директоров совхозов — много было таких «офицеров запаса»?
— Я никогда ни у кого не выспрашивал.
— После какого-нибудь районного актива под коньячок с коллегами, наверное, о чем только не болтали! Писали отчеты об этих разговорах?
— Никогда с роду этого не было: ни в мыслях, ни в жизни, ни в работе. Вы, журналисты, неправильно истолковываете роль органов госбезопасности! Именно эти органы первыми принимают на себя удар во все трудные минуты. В любом цивилизованном государстве считается абсолютно нормальным сотрудничество с органами, которые обеспечивают не только физическую безопасность граждан, но и экономическую, политическую безопасность государства.
Не случайно в состав органов госбезопасности входили и сейчас входят Погранвойска. Что вы можете сказать плохого по поводу тех людей, которые в Брестской крепости первыми приняли на себя фашистский удар?
Жена депутата-агрария и мать его четырех дочерей Нина Харитонова всегда рядом с мужем. В городе и в деревне, в спорте и в художественной самодеятельности, дома и в Думе.«Я привыкла работать»
— Нина Евгеньевна, как вы познакомились с Николаем Михайловичем?
— Мы оба из Новосибирской области и познакомились в институте: выступали за сборную института по лыжам, вот на осеннем кроссе и познакомились. Я, кстати, тогда выиграла кросс на 3 км и стала чемпионкой области. Николай Михайлович подошел ко мне и предложил встречаться. Это было в 1968 году. С тех пор мы вместе, хотя поженились только в 1972-м, после окончания института. В 1973-м у нас родилась первая дочка, в 74-м — вторая, в 77-м — третья, в 83-м — четвертая...
— У вас была типичная деревенская свадьба?
— Настоящая деревенская свадьба, хотя и очень скромная. На улице поставили столы, мой отец натянул тент, провел свет, чтобы можно было и в темноте гулять. Постелили фанерные листы — на них и отплясывали под гармошку. В разгар веселья пошел сильный грибной дождь: может быть, поэтому у нас так много дочек...
— Ваш муж играет на баяне...
— Играет, но он не профессионал — самоучка...
— ...наверное, был «первым парнем на деревне»: не боялись выходить за такого?
— Да нет! Он мне сразу показался очень серьезным и требовательным — как к себе самому, так и ко мне. Я считаю, что эти требования я выполняла всю свою жизнь и старалась соответствовать тому, чего он хотел. Вся моя жизнь прошла ради него и наших детей...
— Когда Николай Михайлович выступает в Думе, он такой напористый, любит украсить речь яркой фразой. В молодости был таким же?
— Да. Он прирожденный лидер, может организовать вокруг все и всех. Все пять лет в институте он был старостой курса. И речь у него всегда была зажигательной: она вроде бы простая, но люди его слушают. Даже в совхозе на собраниях, бывало, выступает кто-то из специалистов — сидишь, чуть ли не зеваешь, а стоит только Харитонову подняться на трибуну, весь зал вздрагивает и внимательно слушает...
— Он специально готовится к выступлениям?
— Нет, что вы: это всегда экспромты.
— Сейчас вы работаете в Госдуме помощником депутата Харитонова?
— Да.
— В свое время в прессе были даже публикации на тему «Харитонов пристроил жену»...
— Что значит «пристроил»? А куда же меня деть? Я начала работать в аппарате Аграрной депутатской группы еще в первом думском созыве — в 1994 году. Тогда группу возглавлял Михаил Иванович Лапшин. Потом была вторая Дума: руководителем Аграрной депутатской группы стал Харитонов, затем — третья Дума. В этом созыве, как вы знаете, не удалось сформировать Аграрную группу, и Николай Михайлович стал работать первым зампредом комитета по аграрным вопросам. Встал вопрос, чем заниматься мне. А мне до пенсии оставалось два года: неужели я должна была бросить работу, испугавшись каких-то пересудов?! Энергия у меня есть, да и работа все-таки — не мешки таскать. Вот так я стала помощником депутата Харитонова.
— Ваш муж — депутат аж с 1990 года, со съезда народных депутатов РСФСР. Почему вы не перешли к нему на работу еще тогда?
— Николай Михайлович не был депутатом, «освобожденным» от основной работы, как члены Верховного Совета. Он был просто народным депутатом РСФСР и приезжал в Москву лишь на заседания Съезда, а в остальное время по-прежнему работал директором совхоза. Я тоже работала в совхозе — под его началом. А в 1994-м он уже стал депутатом Госдумы: это работа на постоянной основе, и пришлось переезжать в Москву. Мы думали, что это всего на два с половиной года (именно на этот срок избирался первый созыв Госдумы, последующие созывы избираются на четыре года. — «Профиль»). А у нас в деревне оставался дом, огород, хозяйство. Нам даже пришлось просить моих родителей: эти два с половиной года они жили у нас, занимались всем нашим хозяйством, коровой... Но потом им стало тяжело, они вернулись к себе в город, скот мы продали, и за домом теперь следят родственники — сестра Николая Михайловича с мужем. А летом мы сами туда приезжаем, занимаемся «дачными делами».
— Какой дом у директора совхоза?
— 1964 года постройки, старый деревянный дом, одноэтажный, ничего особенного. Это не «рублевские хоромы».
— Отпуск всегда проводите там? А как же всякие круизы, заграничные курорты?
— Одно время мы ездили отдыхать в Сочи — на 15—17 дней. Но когда наш любимый санаторий «Приморский» закрыли на ремонт, мы перестали ездить.
— А за рубежом ни разу не отдыхали?
— Николай Михайлович по своей депутатской работе объездил много стран...
— Я имею в виду не командировки, а отдых с семьей.
— Еще ни разу такого не было.
«Ездила на рынок — продавала мясо»
— Николай Михайлович в 27 лет стал директором совхоза. Что такое «жена офицера», все примерно представляют. Расскажите, что такое «жена директора совхоза».
— Это очень сложная работа — быть женой директора совхоза. Его постоянно нет дома: то сено, то фермы, то посевная, то уборочная, то собрание, то поднятие зяби. Он отдавал работе всего себя. А значит, все, что происходило в семье, автоматически ложилось на плечи жены. А еще я работала, участвовала в художественной самодеятельности...
— Вы работали по специальности?
— Да. Я окончила зоотехнический факультет и сначала работала зоотехником. Вы знаете, я всегда, когда заходила в бухгалтерию, завидовала женщинам, которые там работали: они всегда были цивильно одеты, а я приходила туда с фермы в ватнике, в валенках с галошами... И когда я родила третьего ребенка, переквалифицировалась в экономиста по заработной плате, стала работать в административном здании. Помню, однажды, когда у меня уже четвертая дочь родилась, а ночи всегда были бессонные — дети были очень беспокойными, — я села за стол и задремала на рабочем месте. В это время зашел Николай Михайлович. Он меня, конечно, отругал за нарушение трудовой дисциплины...
— Что ж это за человек! А сам он ночью спал, что ли?
— Нет, он тоже вставал к детям.
— А с кем были дети, когда вы оба уходили на работу?
— Они были в детском садике. Декретный отпуск был до года, и как только детям исполнялся год, мы отдавали их в сад. Так что это тяжелая работа — быть женой директора совхоза. Но я, как мне кажется, с ней справлялась достойно. Даже сейчас, когда я приезжаю туда и встречаю старых подруг, они мне часто говорят: «Ты — настоящая женщина, никогда себя не превозносила». Я, правда, старалась не выделяться, не задирать нос. Это ведь он был директором, а не я. Иногда в советских фильмах показывали жен директоров заводов — как они ездят делать маникюры-педикюры, машина за ними закреплена... Но жизнь в сельской местности отличается от городской: приехал раз в месяц из района парикмахер, мы бежим все к нему, стрижемся, «химию» делаем. Такими потом красивыми кажемся! Ведь хотелось выглядеть хорошо...
— Ну хотя бы «по блату» что-то достать в сельмаге вы могли?
— Николай Михайлович мне запрещал. Была такая история: мне нужно было купить сапоги для дочерей (старшие уже учились в Новосибирске в институте). Мы жили от райцентра в 23 км. И вот я приехала в райцентр и обратилась к председателю райпотребсоюза с просьбой выделить мне сапоги — написала заявление, все как положено. А он задрал ногу на стол: «Видишь, я сам в резиновых хожу, почему вы должны ходить в кожаных?» — и отказал. Николай Михайлович в это время уже был народным депутатом...
— Не вмешался?
— Что вы! Он никогда не вникал в эти вопросы. И никогда из-под полы ничего не доставал. Я всегда стояла в очередях. Привезут в деревню полголовки сыра — это на всю деревню! — вот я и стою. Достанется — хорошо. А нет — так нет. Но с черного хода я никогда не отоваривалась.
— Получается, вы одна воспитывали детей, пока Николай Михайлович пропадал на работе, и нянь у вас не было...
— Какие няни в деревне! Кроме того, я воспитывала дочерей и без бабушек. Было тяжело, очень тяжело. Я иногда вспоминаю жизнь и думаю: как я смогла выжить в такой ситуации? Тогда вроде и деньги были, но в магазинах ничего не было. Дети были одеты так, что никто и не сказал бы, что это дети директора совхоза. Помню, старшая дочь уже училась в институте. Мы держали овец и из овчины на заказ сшили ей дубленку: вот это было настоящее счастье!
— А ведь на вас еще было целое хозяйство?
— Мы держали двух коров, 15 овец, 20 гусей, 30 уток, 50 кур, огород был 18 соток. Мясо мы пытались реализовывать, потому что деньги нужны были. Я ездила на рынок — продавала мясо.
— А Николай Михайлович занимался хозяйством, помогал с детьми?
— А как же! Хозяйством занимался: вычищал от навоза хлев, давал животным сено, воду... С детьми было, конечно, посложнее: он уходил на работу, когда дети еще спали, а приходил с работы, когда спали уже. Летом раньше девяти-десяти вечера он домой не приходил. Зимой — легче. Придет, соберет детей, проверит дневники, поговорит, сделает внушение...
«Николай Михайлович всегда хотел сына»
— Как вы решились родить четырех дочерей?
— Мне моя мама говорила: «Куда ты столько рожаешь!?» А я отвечала: «У меня есть муж, который этот вопрос решает сам»... Если честно, он очень хотел сына. А у нас все дочки и дочки. Мы ходили к врачам, нам что-то там считали, но все равно получались дочки. И когда я была четвертый раз беременна, нам сказали, что будет сын. И только одна старая акушерка, Клавдия Александровна, сказала мне: «Нина, не жди, не будет у тебя сына — опять девчонка». Однако мы уже решили, что, если будет сын, назовем Николаем в честь отца, а если дочь — Ниной в мою честь. Родилась Нина... Николай Михайлович, когда ему сообщили, только спросил врача: «А вы не ошиблись?»
— Расстроился?
— Он никогда не показывал своего неудовольствия. Девочек он очень любит: может быть, не так явно — он это не высказывает, — но дети и внуки у него на первом месте. После работы, конечно.
— Разница между старшей и младшей — 10 лет?
— Первая дочь, Марина, у нас родилась ровно через девять месяцев после свадьбы — в мае 1973 года. Когда я родила, Николай Михайлович приехал в роддом и говорит: «Оксаной назовем!» Ну, Оксаной так Оксаной. Вдруг через два дня приезжает. Стоит под окном роддома (а роддома тогда в деревнях не такие были, как в городе, многоэтажные, а небольшие — деревянные, двухэтажные) и кричит через окно: «Давай назовем Мариной: я сейчас шел через село, кто-то крикнул «Марина!» — такое красивое имя». Мы бросили жребий: Оксана или Марина. Получилась Марина.
— И тут же родили вторую...
— Я думала, что, пока женщина кормит грудью, она второй раз не забеременеет. Я рассчитывала на это, но вдруг почувствовала, что снова беременна. Решили рожать.
— Обсуждали с Николаем Михайловичем возможные варианты?
— А как же! Я самостоятельно не принимала решения по этим вопросам — только вместе. Вторую дочь назвали в честь его матери Верой. А с выбором имени третьей дочери получилось так. Я шла рожать в роддом, а навстречу мне — его секретарь Лена. Мы с ней поговорили, а когда пришла пора называть, я решила назвать Леной. Кстати, когда у нашей Лены родилась дочка — наша внучка, — ее назвали в честь меня Ниной. Так что у нас в семье три Нины: я, младшая дочь и внучка.
— В семье коммуниста Харитонова детей крестили?
— Нет. Дети уже взрослыми покрестились. А внуки у нас крещеные. Я и сама не была крещеной — крестилась лет в сорок пять. А Николая Михайловича крестили младенцем.
— Сколько у вас всего внуков?
— Две внучки Нина и Ксюша, и внук Николай. У старших трех дочерей по ребенку, а младшая пока не замужем.
— Почему так мало — только по одному ребенку? Пример родителей не вдохновляет?
— Они хотят родить еще по одному ребенку.
— Живут с вами?
— Нет, с нами только младшая. Остальные — в Новосибирске.
— Чем занимаются?
— Воспитанием детей. Как они мне говорят, «мы, когда жили в деревне, ничего не видели — ни кружков, ни секций». Поэтому пытаются своим детям дать то, чего сами не имели: водят их на кружки — кто на рисование, кто на лепку, кто на рисование по шелку...
— Дочери не работают?
— Старшие — нет, только младшая, Нина, работает. Но воспитание детей — это тоже работа. Я в свое время не могла себе позволить так заниматься детьми: ни времени не было, ни возможностей. Я иногда думаю, что недодала детям материнской любви...
— А кем работают ваши зятья?
— Двое работают в обладминистрации — я даже не знаю, кем именно. Еще один зять делает евроремонты — он работает в небольшой фирме.
«До этого я только два раза была в Москве»
— С чего вдруг Николай Михайлович решил стать народным избранником? Как ему такая идея пришла в голову?
— Это не ему идея пришла. Его выдвинуло добровольное спортивное общество «Урожай». Я помню, как к нему приехали ходоки и предложили выдвинуться в народные депутаты. Мы даже никогда не думали, что его изберут. Но его избрали. Он продолжал работать директором совхоза и ездил на заседания Съезда. А потом был разгон Верховного Совета, и после выборов в декабре 93-го он стал депутатом Госдумы.
— Что изменилось в вашей жизни в связи с этим? Как вы перенесли переезд с насиженных мест в Москву?
— Я не собиралась ехать. Еще неизвестно было, что будет потом — переизберется он еще раз или нет. Но он решил, что нужно переезжать. Когда мы прилетели из Новосибирска, нас разместили в одноместном номере гостиницы «Москва». Мы пошли погулять по улицам, около гостиницы продавали сувениры. А у нас в деревне ничего этого не было — нам все это было в диковину: помню, какие-то бокалы я купила своим родителям в подарок...
Вечером того же дня нас повезли осматривать служебную квартиру на улице Академика Королева, где нам предстояло жить. Квартира была трехкомнатная, и когда я вошла, то даже поверить не могла, что мы будем здесь жить. Ведь в деревне у нас горячей воды не было, удобства были во дворе, а здесь — ванная с горячей водой, санузел, линолеум постелен, кухня, мебель — пусть и с инвентарными номерами. «Господи, это же дворец!» — подумала я. Я ведь родом из глухой сибирской деревни — и вдруг оказалась в столице нашей родины! Было ощущение настоящего счастья...
— Вы часто были в Москве до этого?
— Всего два раза: первый раз еще в институте, проездом на соревнования, и второй раз — в 1976 году, когда Николая Михайловича направили на ВДНХ. Больше до 1994 года я в Москве не была.
«Он — глава семьи, а я — его жена»
— У вашего мужа есть вредные привычки?
— Он не курит. В молодости он вообще не переносил спиртное. Правда, когда пришел в политику, жизнь, что называется, заставила — иногда может выпить в компании. Но что в этом такого? На то он и мужчина. Однако он не злоупотребляет.
— У него есть круг друзей, в компании с которыми он может расслабиться?
— Есть, но это там, в Новосибирске. Они вместе ездят на охоту. Правда, охотой он стал увлекаться последние три года.
— Что это за компания?
— Это его друзья: главы районных администраций, начальники сельхозуправлений, его помощник по работе в регионе — Николай Федорович Завадский: они вместе с института, с 1967 года.
— А у вас в Москве появилась своя компания?
— У меня здесь три подружки — мы вместе работали в аппарате Аграрной группы в Госдуме. Мы друг к другу ездим в гости, помогаем по даче.
— То есть как? Жена экс-лидера фракции копается в огороде?
— Грядки я не люблю. Я лучше дрова поколю, воды натаскаю...
— А Николай Михайлович к чему-нибудь в хозяйстве пригодный?
— Пригодный, пригодный! Но он, как хозяин, в основном дает нам направление. В этом направлении мы и движемся (смеется).
— По дому он что-нибудь делает?
— Ну а что тут делать? (Оглядывается по сторонам.) Мы как сюда въехали, так сразу все и сделали. Так и живем.
— Расскажите про этот дом: когда вы сюда переехали?
— Сначала мы жили на улице Академика Королева, а в 1999-м Николай Михайлович как-то нашел возможность, и ему выделили эту пятикомнатную квартиру.
— Это ваша квартира? Мебель без бирок?
— Наша. Мебель без бирок.
— Кто ваши соседи?
— Здесь и сотрудники администрации президента, Счетной палаты, есть люди из Думы и Совета Федерации, есть квартиры, которые купили простые люди...
— С соседями — коллегами по Думе — не общаетесь?
— Они там так наговорятся, что дома уже не общаются. Николай Михайлович так устает! Он, когда приезжает, идет в зал и смотрит спортивные программы по телевизору. Я в спальне смотрю свои программы или читаю...
— То есть дома он пропадает у телевизора...
— Пусть смотрит... А что в этом плохого?
— Николай Михайлович — едва ли не рекордсмен по числу поездок на Олимпийские игры: он мне рассказывал, что уже на пяти Олимпиадах побывал. Вас с собой не берет?
— Нет, никогда. Его приглашают, а я не была ни разу.
— Почему?
— Во-первых, приглашают только его, на меня приглашений никто не дает. А ехать на птичьих правах... Один раз нам пообещал один хороший знакомый, многократный олимпийский чемпион, что даст нам путевки на двоих, но обещание не выполнил...
— А в решении домашних дел за кем последнее слово остается?
— За Николаем Михайловичем. Как он иногда говорит, «хоть неправильно, зато по-моему!». Я привыкла.
— Наверное, часто доводит вас до слез такой целеустремленностью?
— Знаете, жизнь длинная прожита: были и слезы, и обиды, но были и радости — все как у всех.
— Кто решает, на что потратить деньги?
— Эти вопросы лежат на мне. Он приносит зарплату и складывает ее в ящик тумбочки: в остальное он никогда не вникает. По мере необходимости я беру оттуда деньги. На крупные покупки — разумеется, с его разрешения.
— Вы сами ходите в магазины?
— Ну конечно — никакой прислуги у нас нет!
— Почему? Вы ведь наработались уже, да и средства, наверное, позволяют?
— Это лишнее. Я только нанимаю человека помыть окна — очень боюсь высоты. А хозяйством я занимаюсь сама.
— Но ведь пять комнат убрать — не шутка, а еще нужно пищу мужу приготовить. И все это после работы... Муж у вас ходит в магазины, помогает убирать квартиру?
— Нет.
— То есть он у вас в идеальных условиях существует?
— В тепличных!
— Вам не хочется иногда сказать: «Так, Николай Михайлович, вот тряпка — вперед!»
— Хочется, но не можется (смеется). Я, когда все это уберу, ложусь и думаю: «Зачем мне это надо?!»
— Почему же «не можется»?
— Я не знаю.
— Ну хотя бы за хлебом послать!
— Ну что вы! Не царское это дело!
— Кто покупает одежду Николаю Михайловичу?
— Когда нужно купить костюм или туфли, мы идем вместе. Последний раз — года три-четыре назад — мы купили ему два костюма в ЦУМе и с тех пор ничего такого не покупали. А рубашки и галстуки он сам себе покупает — тут моя помощь не требуется.
— Вам Николай Михайлович что-нибудь покупает, делает сюрпризы?
— Как-то был в Америке, привез небольшие сережки и подвесочку. Вообще-то я не избалована. Деньги есть — я могу пойти и купить.
— Вы любите пройтись по магазинам?
— А как же? Я очень люблю шопинг, как и любая женщина.
«Я не знала, что он — офицер КГБ»
— У вашего мужа особые отношения с госбезопасностью: то он борется за восстановление
памятника Дзержинскому на Лубянке, то ему присваивают звание полковника ФСБ, а за то время, что мы с вами тут сидим, мобильный телефон Николая Михайловича уже пару раз проиграл мелодию Таривердиева из «Семнадцати мгновений весны». Расскажите о Харитонове-чекисте.
— Я долгое время даже и не знала, что он — офицер КГБ. Только в Москве, когда он был депутатом, я об этом узнала. Ну а когда на заседании Госдумы зачем-то объявили, что он стал полковником, об этом узнала вся страна.
— Чем директор совхоза мог помочь органам КГБ?
— Понятия не имею. Почему на этом так заостряют внимание?
— Потому что, если бы он был дипломатом, это было бы понятно, но директор совхоза...
— Не знаю. Честно! Это вы у него спросите (смеется).
— Хорошо, спрошу. Еще один острый вопрос: из справки о доходах и имуществе кандидата в президенты РФ Харитонова и его жены следует, что у вас в собственности находится почти 19 га земли в родном совхозе. Каким образом вы стали помещицей, Нина Евгеньевна?
— Это очень давняя история (смеется). Все члены совхоза, все совхозные пенсионеры в момент реорганизации получили документы о праве собственности на землю. На каждого человека получилось по 19,2 га. Вот и все. Это был 1992 год. Но мы ничего с этого не имели: у нас только бумажки были на руках. Когда мы в 94-м переехали в Москву, новый директор передал эти земли в резервный земельный фонд района. Мы даже не знаем, где именно находятся наши участки. Правда, если мы захотим забрать эту землю, нам обязаны ее выделить. Но мы еще этим не занимались — пока у нас только бумажки.
— Из той же справки: за вами числится 32 квадратных метра жилой собственности. Но здесь гораздо больше: вам есть что скрывать?
— Скрывать нечего. Квартира приватизирована на меня, младшую дочь и внучку Нину. И вот на моих 32 кв.м. мы и проживаем с мужем. Остальное принадлежит дочери и внучке.
— Когда три года назад ваш муж баллотировался в президенты, вы не исключали, что можете стать «первой леди»?
— Я знала, что это для проформы.
— Он ведь занял второе после Путина место... А вдруг бы занял первое?
— Я знала, что этого не произойдет. Ну не такие же мы наивные люди!
— Николай Михайлович — человек коммунистических взглядов. А вы сами как относитесь к коммунистической идее?
— Какой вы сложный вопрос припасли напоследок! Хаять то время я не буду, хотя мы жили трудно. Зато у меня не было страха за детей! А сейчас — страх. Внучке старшей 12 лет, а я не знаю, что ее ждет. Поэтому и говорю старшим дочерям: «У вас уже есть по одному ребенку, подумайте, стоит ли еще рожать?» Неизвестно, что будет: ведь с каждым годом все хуже и хуже. Говорят, у нас теперь есть свобода. Я не могу понять, о какой свободе идет речь. Я и тогда была свободна: я не политик, не диссидент, нигде не выступала, всю жизнь посвятила мужу и семье, и никто меня не притеснял.
— Как вы думаете, если бы не демократия, не 90-е годы, когда Николай Михайлович стал народным депутатом, а затем известным на всю страну политиком, ваша семья достигла бы того уровня благосостояния, которого вы достигли сегодня?
— Нет, конечно. Но это и его заслуга. А по поводу демократии... Демократия, по моим представлениям, не подразумевает наркоманию, бандитизм, проституцию и все те пороки, с которыми еще предстоит столкнуться поколению наших детей. Больно за старшее поколение, которое создало такое мощное государство, а в итоге влачит жалкое существование...
P.S. В самом начале интервью Николай Харитонов сказал, что не будет нам мешать, и ушел в другую комнату смотреть футбол. К сожалению, нам пришлось отплатить ему черной неблагодарностью: воспользовавшись советом Нины Евгеньевны, мы отвлекли Николая Михайловича от телевизора и попросили рассказать о его работе в КГБ СССР...
— Люди меня просто не поймут, если не спрошу вас о том, как директор совхоза начал сотрудничать с органами госбезопасности.
— В Новосибирском сельхозинституте была военная кафедра, где готовили офицеров запаса — командиров взвода гаубичной артиллерии. В данном случае 122-миллиметровой. Четыре года проучились, потом — военные сборы в Кемеровской области... Там 9 мая 1972 года я принимал воинскую присягу. Было очень холодно, мы пришли в шинелях, еще такие наплечники крепкие были у шинелей...
— Я понял: вас готовили основательно — сейчас у меня в диктофоне закончится пленка, и вы как раз перейдете к рассказу о КГБ...
— Ладно (смеется). Директором совхоза я стал в 27 лет. У нас в совхозе были четыре отделения — это четыре деревни, 535 работающих. В наши края попадало много разных людей: были и ссыльные. Однажды ко мне в хозяйство пришел человек, который 25 лет отсидел в тюрьме, и на лбу у него была выколота татуировка «Я — раб Хрущева». И такие «голуби» залетали...
И когда приезжал человек из органов, у меня, как у руководителя хозяйства, он всегда спрашивал, как дела, как ситуация, есть ли чужие люди, заходил в магазин, смотрел, какие настроения.
И вот однажды меня пригласили на собеседование к Фролову — тогдашнему руководителю нашего, Новосибирского, управления Комитета госбезопасности. «Мы давно наблюдаем за вами: вы очень активны, в большой массе людей всегда бываете, поэтому есть предложение ваш род войск переквалифицировать. Как вы смотрите на это?» Я говорю: «Если это нужно для дела, для страны, я согласен». Прошло определенное время, я прошел теоретическую переподготовку и в один прекрасный момент стал офицером КГБ в запасе. Время от времени, после прохождения военных сборов, мне присваивалось очередное воинское звание. В большой политике я с 1990 года, и звания подполковника и полковника я получал уже в Москве, будучи депутатом Госдумы.
— Расстроились, когда депутат Александр Гуров (тогда — глава комитета Госдумы по безопасности. — «Профиль») прилюдно сообщил о присвоении вам звания полковника ФСБ? Ведь он вас фактически рассекретил...
— Это было на заседании Думы. Я не знал, зачем он меня зовет. Оказалось, вручать погоны. Не хочу обижать Гурова, но милиция — это такой род войск... Федеральная служба безопасности — более серьезный род войск, более серьезные государственные задачи она решает. Что говорить, для меня такая гласность была неожиданной: вроде как рассекретили.
— А до этого вы рассказывали кому-нибудь, что вы офицер КГБ?
— Да никому я ничего не говорил: офицер запаса, да и все!
— Среди ваших коллег — директоров совхозов — много было таких «офицеров запаса»?
— Я никогда ни у кого не выспрашивал.
— После какого-нибудь районного актива под коньячок с коллегами, наверное, о чем только не болтали! Писали отчеты об этих разговорах?
— Никогда с роду этого не было: ни в мыслях, ни в жизни, ни в работе. Вы, журналисты, неправильно истолковываете роль органов госбезопасности! Именно эти органы первыми принимают на себя удар во все трудные минуты. В любом цивилизованном государстве считается абсолютно нормальным сотрудничество с органами, которые обеспечивают не только физическую безопасность граждан, но и экономическую, политическую безопасность государства.
Не случайно в состав органов госбезопасности входили и сейчас входят Погранвойска. Что вы можете сказать плохого по поводу тех людей, которые в Брестской крепости первыми приняли на себя фашистский удар?
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
