Архивная публикация 2009 года: "«Пятая колонна» Пророка"
Сараево некогда называли «Иерусалимом Балкан». Сейчас власть здесь прибирают к рукам исламисты. Опираясь на арабских спонсоров и стабильную террористическую сеть, фундаменталисты вербуют новые кадры.Лейтмотив бурного потока слов: Израиль должен быть уничтожен. С защищенной стеклом кафедры у задней стены мечети гремит проповедь имама о «сионистских террористах», этих «хищниках в человеческом обличье», превративших весь сектор Газа в «концентрационный лагерь». «Это — начало конца псевдогосударства евреев», — неистовствует он.
Свыше 4000 верующих внимают ему в мечети Короля Фахда, названной в честь правившего Саудовской Аравией Фахда Абдель Азиза. Женщины сидят в левом, отгороженном крыле здания. Это день хутбы, большой пятничной проповеди. Город же, в котором провозглашается наступление конца Израиля, расположен в 2000 километрах к северо-западу от Газы.
Это Сараево, город в самом сердце Европы.
«Чаю или кофе?» Только что сошедший с кафедры Незим Халилович, имам и пламенный оратор из мечети Фахда, дома обходительный и приветливый хозяин, как и полагается боснийцу. По его сигналу на столе появляются фрукты, орехи, сладкое желе. Его квартира сразу за мечетью. Здесь на авансцену выходят его строго по шариату одетая супруга и четверо детей. Семейная идиллия создает необычайно резкий контраст с зажигательными речами знатока Корана, имя вызывает немало споров.
Мечеть Фахда, самая большая на Балканах, построена на саудовские миллионы. Она считается центром мусульманского фундаментализма в Боснии и Герцеговине. Ее имам слывет лидером ваххабитов. Сами они называют себя салафитами. Это одно из крайне консервативных течений в суннитском исламе.
Халиловичу известны все упреки и связанные с ними клише: ваххабиты — то же, что «Аль-Каида», она же — опутывающая весь мир террористическая сеть. Он утверждает, что все это к нему самому не имеет отношения. Но он не может «запретить ни одному мусульманину в своей мечети молиться согласно избранной традиции». Главное подозрение в адрес мечети Фахда он объясняет так: «Западу не нравится, что теперь многие мусульмане возвращаются к своей вере, вместо того чтобы, как прежде, мимо мечети тайком пробираться в бар, а там — пить спиртное и есть свинину!»
Для многих боснийцев «Запад» с 1992 года слово бранное. Тогда ООН установила эмбарго на ввоз оружия. Это сильно затруднило мусульманам военное сопротивление сербским агрессорам. Только спустя четыре года и после того, как число жертв превысило 100 тыс. человек, мировое сообщество, возглавляемое США и под их давлением, остановило кровопролитие. Из погибших на боснийской войне гражданских лиц 80% составили мусульмане.
Память об этой трагедии глубоко укоренилась в сердцах традиционно довольно светских мусульман Боснии. Это облегчает ту игру, которую ведут исламисты: задним числом они объявляют агрессию сербов и хорватов христианского исповедания «крестовым походом» неверных, а себя — надежной защитой мусульман-боснийцев.
Во время войны имам Халилович командовал 4-й Мусульманской бригадой, на вооружении которой были 155-миллиметровые гаубицы. Тогда он носил черную форму, ходил с косматой бородой и платком, обернутым вокруг головы. Он был свидетелем того, как из арабских и североафриканских стран стали прибывать первые моджахеды. Они принесли семена, теперь давшие буйные всходы: идеи салафитов, исламских фундаменталистов, опирающихся на якобы единственный чистый источник своей религии и отвергающих все более поздние течения ислама.
Сараево — место, где в сердце Европы соприкасаются Восток и Запад, ислам, католичество и православие, османское и австро-венгерское наследие. Не будь сараевских мусульман и их посреднической миссии, напряженности в Европе было бы больше.
Пока еще боснийская столица — большой город с богатыми барами, музыкальной жизнью и кричащей рекламой дамского белья. Мужчины-бородачи в шароварах, равно как и женщины, задрапированные с головы до ног, — на улицах редкость. Уже года два не сообщается о подвигах шариатских блюстителей нравов, развернувших борьбу с целующимися парочками в пригородных парках.
Но добрых 3% всех мусульман в Боснии — а это более 60 тыс. женщин и мужчин — согласно опросам, проведенным в 2006 году, привержены ваххабизму. Еще 10% населения не скрывают симпатий к набожным ревнителям морали. Однако открыто исповедовать свои убеждения они избегают с тех пор, как после терактов 11 сентября 2001 года за радикальными исламистами и их арабскими спонсорами установили усиленную слежку.
По вечерам они поодиночке или небольшими группами спешат в мечеть Фахда из соседних кварталов, где многие жилые дома еще носят следы от взрывов и обстрелов. Народу в мечети меньше, чем в полдень на пятничной молитве, и потому «пятая колонна» Пророка может не опасаться посторонних глаз.
Они и молятся иначе — с широко расставленными ногами, тесно прижавшись друг к другу, «чтобы не мог проскользнуть дьявол». Они не прощаются в конце богослужения с другими молящимися традиционным пожеланием мира «салям», не произносят ни слова, не желают быть частью общины — «джамаата» и дружно выходят из мечети раньше остальных.
Старцы в сараевских мечетях теперь выслушивают, что праведно — «халял» и что неправедно — «харам». Бородатые миссионеры из дальних стран поучают их, будто они и предки их более пяти веков кряду верили не в то и молились не так. Протестуя против этого, имам старой Царской мечети на время закрыл двери храма перед всеми верующими — чего не случалось ни разу за почти 450-летнюю историю его существования.
«Схватка культур» бушует под ковром, на форумах боснийских веб-сайтов, таких как Studio Din. Здесь выходцы из социалистической Югославии, которая официально была атеистической, знакомятся с салафитским учением о спасении. Они спрашивают о насущном — какую музыку можно слушать, что можно курить, как можно зарабатывать деньги. Но также и о том, как одеваться и каким моральным предписаниям следовать.
Ответы их интернет-проповедников не оставляют сомнений: «Музыка в исламе запрещена, слушать инструментальную музыку — грех». «Курение ислам запрещает». «Женщина, работающая уборщицей в банке, который взимает с клиентов проценты, пособничает греху. Равно как и женщины, работающие в барах и публичных домах».
В октябрьском отчете службы по охране конституции земли Баден-Вюртемберг о веб-сайте Studio Din, посещаемом и боснийцами, находящимися в изгнании, говорится: на форуме звучат призывы к «священной войне» — джихаду — как прямому пути к Аллаху, и следы ведут к прихожанам «ваххабитской мечети Короля Фахда» в Сараево — той, где служит имам Халилович.
Грозит ли нам отсюда, из той части все еще расколотой республики Боснии и Герцеговины, где доминирует ислам, и спустя восемь месяцев после подписания соглашения об ассоциированном членстве в ЕС становление радикального, готового к насилию параллельного общества?
Судя по всему, да. Многое указывает именно на «потенциально смертоносный вирус» — таков диагноз профессора Исламского факультета Резида Хафизовича. Глава федеральной полиции также признал, что есть опасность «исламистского терроризма». Есть сигналы, отметил он, что террористы-смертники начали готовить пояса шахидов.
«У них все уже есть, чтобы устроить теракт, взорвав и себя. А сделают они это или нет, зависит от приказа их предводителей», — рассказывает Эсад Хечимович, автор популярной книги о моджахедах в Боснии и Герцеговине. В марте прошлого года сотрудники антитеррористического спецподразделения арестовали пятерых человек, четверо из которых оказались салафитами из Сараево.
По сведениям, у главаря группы, бывшего боснийского боевика из бригады «Аль Моджахед», есть источники финансовой поддержки в Германии и Австрии, через которые закупалась взрывчатка. После ареста этой группы полиция обнаружила в труднопроходимой гористой местности склады с оружием и военным оборудованием, использовавшиеся для спортивно-боевой подготовки.
Поскольку кукловоды событий 11 сентября 2001 года, такие как Халид Шейх Мохаммед, действовали на территории Боснии, с 2002 года нарастало давление международных сил на сараевское правительство. Закрыли несколько фондов, провели обыск в офисе верховного комиссара Саудовской Аравии, пользующегося поддержкой американцев. Ветеран «Аль-Каиды» Али Хамад из Бахрейна и сириец по рождению Абу Хамза и сейчас еще в предместье Сараево ожидают своей судьбы. Абу Хамза в кругах спецслужб считается курьером, перевозившим деньги от арабских шейхов боснийским салафитам. Говорят, установлена премия в 500 евро — а это здесь средний месячный заработок — за каждую женщину, которая перейдет на полностью закрытую шариатскую одежду.
Медленно, но неуклонно исламизм проникает в твердую почву, на которой некогда зиждилось общество в Сараево. Тихий таксист-бородач изо дня в день поджидал пассажиров на том мосту, где в июне 1914 года был убит наследник трона Габсбургов. А вечером 24 сентября 2008 года он оказался в первом ряду среди тех, кто с криками «Аллаху акбар» пытались прорваться через полицейский кордон перед Академией искусств и добраться до участников первого боснийского фестиваля гомосексуалистов и лесбиянок.
Объединившись с обычными хулиганами, ваххабиты развязали драку, в которой восемь человек получили ранения. После этого все прочие мероприятия фестиваля были отменены. Президент Боснийского Хельсинкского комитета Срдьян Диждаревич констатировал, что гражданское общество потерпело поражение, что звучали лозунги в духе «фашистской риторики» и все напоминало «погромы времен Адольфа Гитлера».
В действительности политики всех мастей создают атмосферу, выгодную для радикализации общества, становящейся угрозой не только светскому характеру Боснии, но и существованию единого государства, в котором живут мусульмане, сербы и хорваты. Именно политики местного уровня требуют, чтобы дети в школьных классах были разделены по вероисповеданию. В декабре 2008 года они перешли к решительным мерам: в государственные детские сады в Сараево впервые было запрещено пускать Санта Клауса, которого и мусульманские дети до сих пор любили и называли Дедом Морозом.
Примирению мешают больше всех лидеры государства и партий. Серб Никола Спирич, премьер слабого боснийского правительства, заявляет, что нависла угроза окончательного раскола. Он лишен власти, утверждает Спирич, пока его республикой как протекторатом управляет комиссар мирового сообщества. «Я связан по рукам и ногам, я как кукла, электронный адрес, на который международные власти могут посылать свои почтовые отправления».
В президентском дворце, несколькими домами дальше, находится резиденция Хариса Силайджича, мусульманского представителя на высшем уровне власти в государстве. Он был энергичным министром иностранных дел и главой правительства, когда шла война. Долгие годы борьбы за власть поубавили его обаяния и харизмы. Тем не менее он и сейчас слывет самым изобретательным поборником интересов мусульман в многонациональном государстве.
Он и слышать ничего не желает о том, что Сараево и вся Босния «исламизируются». Важнее, считает Силайджич, что после «геноцида» 90-х годов с мусульманами стали обращаться по справедливости. И пока в приемной его дожидается половина кабинета министров, он вставляет сигарету в мундштук и заявляет: как «убежденный европеец» он надеется, что Запад поймет, за что ведется борьба здесь, в этой республике: «Босния страна маленькая, но это великий символ!»
Там, где бьется пульс Сараево, точно на рубеже между османской и габсбургской частями старого города, расположена недавно вновь открытая гостиница «Европа». Это место самое характерное для города, некогда слывшего «Иерусалимом на Балканах». Здесь под хрустальными люстрами в медных турках подают кофе по-турецки. Пожилой человек, сидящий в углу, рассуждает о том, как духовные искания Европы, начиная с Канта и Гегеля, исторически связаны с сутью боснийского ислама.
Мустафа Спахич читает лекции в главном и самом древнем в стране медресе Гази-Хусрев-Бега. В социалистической Югославии он пять лет отсидел за распространение ислама. Вместе с Алией Изетбеговичем, позже ставшим президентом Боснии и Герцеговины. Сараево, метрополия на стыке восточных и западных традиций и европейский очаг исламской духовности, не позволит превратить себя в филиал саудовского религиозного фанатизма, заявляет Спахич.
В доказательство своего убеждения он приводит притчу: «Кто захочет вырубить наши сливовые деревья, потому что из их плодов можно делать сливовицу, и кто решит на их месте насадить фиговые пальмы, потому что и Пророк вкушал финики, тому мы скажем: финики у нас не растут». Верховный муфтий Боснии Мустафа Черич избегает называть вещи своими именами, считает Спахич: «Он не исполняет того, что должен. Он разъезжает по Германии и собирает там разные премии и награды, вместо того чтобы здесь вступить в дискуссию с теми, кто настроен радикально».
Лидер боснийских мусульман Черич — лауреат премии Теодора Хойса за 2007 год. Нигде в мире его не ценят столь высоко, как в Германии. И нигде он не служит объектом столь резких нападок со стороны ученых, как у себя на родине. Те, кто критикует Черича, утверждают, что на то есть причины: немцы рассчитывают, что верховный муфтий посодействует подготовке имамов либерального толка и что многие из них будут посланы за границу. А это необходимо, чтобы справиться с проблемами, которые, например, в Германии создают исламисты.
«Это твоя вина!» — гласит подпись под фотоколлажем, изображающим верховного муфтия главным «ваххабитом» с развевающейся огромной бородой. Это обвинение опубликовано на титульной странице журнала Dani. Черич в порыве самоиронии выставил этот «экспонат» в своей приемной — напротив заключенного в рамку эдикта о терпимости, изданного в 1463 году султаном Мехмедом II.
В Сараево Черича называют Homo duplex — «человеком с двумя лицами». В это утро на нем было лицо, багровое от негодования. Он заявил, что ему надоело высказываться по поводу явлений, которые он и называть-то избегает: ваххабизм, салафизм, терроризм. «Прежде чем мы начнем: мы хотя бы знаем, о чем мы вообще говорим?»
Нервозность верховного муфтия понять можно. В своей стране он выступает с позиций мусульманского национализма. А поддержка, которой он пользуется в Европе, ставит под угрозу цель, черным по белому записанную в Дейтонском соглашении от 1995 года, заключенном под эгидой Запада: обеспечить существование Боснии и Герцеговины как многонационального государства, а не страны, где доминировал бы ислам.
Черич никогда не давал повода сомневаться в том, что он убежденный сторонник либерального боснийского ислама. А то, что он при этом не боится поддерживать тесные контакты с лагерем салафитов, не только с бывшим наставником Усамы бен Ладена, шейхом Салманом аль-Ауда из Саудовской Аравии, вызывает упреки. «И совершенно беспочвенные, — объясняет Черич. — Мы как исламская община всего лишь стремимся быть открытыми!»
И действительно, недавно по его указанию были открыты двери мечети Короля Фахда — вы не поверите! — для женщины, возглавлявшей киносъемочную группу. Только представьте себе: саудовский монументальный стиль, пятнистый серо-коричневый мрамор мечети, минареты которой напоминают антенны, а сама она — инопланетный корабль, совершивший вынужденную посадку меж высоток на окраине Сараево.
Режиссер Ясмила Збанич, награжденная за свой первый фильм, «Тайна Эсмы», «Золотым медведем» на «Берлинале» 2006 года, получила разрешение на съемки сцен для своей новой ленты в мечети Фахда. Ее следующий фильм о любви, о человеке, запутавшемся в любовном треугольнике и пытающемся отыскать новый смысл жизни в салафизме.
Прототип главного героя — Нермин Карачич, бывший ветеран войны, сделавшей его исламистом. Мир салафитов очень закрытый. И когда лауреат Берлинского кинофестиваля Ясмила Збанич стала пытаться проникнуть в него, Карачич открывал ей глаза и двери, объяснял скрытое значение символов и знакомил с людьми.
«В известной мере это мой фильм, — рассказывает Карачич. — Я ведь был одним из них». В доказательство своего перерождения он достает из кармана свои автомобильные права, которым всего несколько лет, где на фото человек со знакомым колючим взглядом, короткой стрижкой, длинной густой бородой. Это теперь он носит длинные волосы, полотняные брюки с накладными карманами и спортивную куртку.
Карачич был влиятельным лидером боснийских салафитов. Он командовал отрядом «Аль-Фуркан», состоявшим из тщательно отобранных боевиков. Он сам рассказывает, как саудовцы «чемоданами» привозили им деньги — под снисходительными взорами американцев. Те забили тревогу только после 11 сентября 2001 года. «Аль-Фуркан» был объявлен частью всемирной террористической сети и запрещен боснийскими властями: якобы он «регулярно вел наблюдение за американским посольством и зданиями ООН в Сараево», а также «имел связи с «Аль-Каидой», на которые указывало Министерство финансов США. «Клянусь Богом, я ничего про «Аль-Каиду» не слышал», — утверждает Карачич. Судебного приговора в отношении него нет по сей день.
Скоро на экраны выйдет новый фильм обладательницы приза Берлинского фестиваля. В нем будут сцены из его жизни, эпизоды в тренировочном лагере салафитов, которым он руководил, и кадры, снятые в мечети Короля Фахда, имам которой требует уничтожить Израиль. Будет ли Нермин Карачич горд тем, что оставил этот мир позади себя?
Сухопарый молодой человек на секунду задумывается. Взгляд его скользит вдоль берега реки, туда, где была его снайперская позиция, когда воевали против сербов. «Вообще-то я не стал бы плевать на все, что было тогда». Без помощи иностранных моджахедов он бы тогда на войне «не увидел света в конце туннеля».
И в вере он сохраняет связь с тогдашними братьями по оружию: «Я салафит — я по-прежнему так ощущаю себя».
Сараево некогда называли «Иерусалимом Балкан». Сейчас власть здесь прибирают к рукам исламисты. Опираясь на арабских спонсоров и стабильную террористическую сеть, фундаменталисты вербуют новые кадры.Лейтмотив бурного потока слов: Израиль должен быть уничтожен. С защищенной стеклом кафедры у задней стены мечети гремит проповедь имама о «сионистских террористах», этих «хищниках в человеческом обличье», превративших весь сектор Газа в «концентрационный лагерь». «Это — начало конца псевдогосударства евреев», — неистовствует он.
Свыше 4000 верующих внимают ему в мечети Короля Фахда, названной в честь правившего Саудовской Аравией Фахда Абдель Азиза. Женщины сидят в левом, отгороженном крыле здания. Это день хутбы, большой пятничной проповеди. Город же, в котором провозглашается наступление конца Израиля, расположен в 2000 километрах к северо-западу от Газы.
Это Сараево, город в самом сердце Европы.
«Чаю или кофе?» Только что сошедший с кафедры Незим Халилович, имам и пламенный оратор из мечети Фахда, дома обходительный и приветливый хозяин, как и полагается боснийцу. По его сигналу на столе появляются фрукты, орехи, сладкое желе. Его квартира сразу за мечетью. Здесь на авансцену выходят его строго по шариату одетая супруга и четверо детей. Семейная идиллия создает необычайно резкий контраст с зажигательными речами знатока Корана, имя вызывает немало споров.
Мечеть Фахда, самая большая на Балканах, построена на саудовские миллионы. Она считается центром мусульманского фундаментализма в Боснии и Герцеговине. Ее имам слывет лидером ваххабитов. Сами они называют себя салафитами. Это одно из крайне консервативных течений в суннитском исламе.
Халиловичу известны все упреки и связанные с ними клише: ваххабиты — то же, что «Аль-Каида», она же — опутывающая весь мир террористическая сеть. Он утверждает, что все это к нему самому не имеет отношения. Но он не может «запретить ни одному мусульманину в своей мечети молиться согласно избранной традиции». Главное подозрение в адрес мечети Фахда он объясняет так: «Западу не нравится, что теперь многие мусульмане возвращаются к своей вере, вместо того чтобы, как прежде, мимо мечети тайком пробираться в бар, а там — пить спиртное и есть свинину!»
Для многих боснийцев «Запад» с 1992 года слово бранное. Тогда ООН установила эмбарго на ввоз оружия. Это сильно затруднило мусульманам военное сопротивление сербским агрессорам. Только спустя четыре года и после того, как число жертв превысило 100 тыс. человек, мировое сообщество, возглавляемое США и под их давлением, остановило кровопролитие. Из погибших на боснийской войне гражданских лиц 80% составили мусульмане.
Память об этой трагедии глубоко укоренилась в сердцах традиционно довольно светских мусульман Боснии. Это облегчает ту игру, которую ведут исламисты: задним числом они объявляют агрессию сербов и хорватов христианского исповедания «крестовым походом» неверных, а себя — надежной защитой мусульман-боснийцев.
Во время войны имам Халилович командовал 4-й Мусульманской бригадой, на вооружении которой были 155-миллиметровые гаубицы. Тогда он носил черную форму, ходил с косматой бородой и платком, обернутым вокруг головы. Он был свидетелем того, как из арабских и североафриканских стран стали прибывать первые моджахеды. Они принесли семена, теперь давшие буйные всходы: идеи салафитов, исламских фундаменталистов, опирающихся на якобы единственный чистый источник своей религии и отвергающих все более поздние течения ислама.
Сараево — место, где в сердце Европы соприкасаются Восток и Запад, ислам, католичество и православие, османское и австро-венгерское наследие. Не будь сараевских мусульман и их посреднической миссии, напряженности в Европе было бы больше.
Пока еще боснийская столица — большой город с богатыми барами, музыкальной жизнью и кричащей рекламой дамского белья. Мужчины-бородачи в шароварах, равно как и женщины, задрапированные с головы до ног, — на улицах редкость. Уже года два не сообщается о подвигах шариатских блюстителей нравов, развернувших борьбу с целующимися парочками в пригородных парках.
Но добрых 3% всех мусульман в Боснии — а это более 60 тыс. женщин и мужчин — согласно опросам, проведенным в 2006 году, привержены ваххабизму. Еще 10% населения не скрывают симпатий к набожным ревнителям морали. Однако открыто исповедовать свои убеждения они избегают с тех пор, как после терактов 11 сентября 2001 года за радикальными исламистами и их арабскими спонсорами установили усиленную слежку.
По вечерам они поодиночке или небольшими группами спешат в мечеть Фахда из соседних кварталов, где многие жилые дома еще носят следы от взрывов и обстрелов. Народу в мечети меньше, чем в полдень на пятничной молитве, и потому «пятая колонна» Пророка может не опасаться посторонних глаз.
Они и молятся иначе — с широко расставленными ногами, тесно прижавшись друг к другу, «чтобы не мог проскользнуть дьявол». Они не прощаются в конце богослужения с другими молящимися традиционным пожеланием мира «салям», не произносят ни слова, не желают быть частью общины — «джамаата» и дружно выходят из мечети раньше остальных.
Старцы в сараевских мечетях теперь выслушивают, что праведно — «халял» и что неправедно — «харам». Бородатые миссионеры из дальних стран поучают их, будто они и предки их более пяти веков кряду верили не в то и молились не так. Протестуя против этого, имам старой Царской мечети на время закрыл двери храма перед всеми верующими — чего не случалось ни разу за почти 450-летнюю историю его существования.
«Схватка культур» бушует под ковром, на форумах боснийских веб-сайтов, таких как Studio Din. Здесь выходцы из социалистической Югославии, которая официально была атеистической, знакомятся с салафитским учением о спасении. Они спрашивают о насущном — какую музыку можно слушать, что можно курить, как можно зарабатывать деньги. Но также и о том, как одеваться и каким моральным предписаниям следовать.
Ответы их интернет-проповедников не оставляют сомнений: «Музыка в исламе запрещена, слушать инструментальную музыку — грех». «Курение ислам запрещает». «Женщина, работающая уборщицей в банке, который взимает с клиентов проценты, пособничает греху. Равно как и женщины, работающие в барах и публичных домах».
В октябрьском отчете службы по охране конституции земли Баден-Вюртемберг о веб-сайте Studio Din, посещаемом и боснийцами, находящимися в изгнании, говорится: на форуме звучат призывы к «священной войне» — джихаду — как прямому пути к Аллаху, и следы ведут к прихожанам «ваххабитской мечети Короля Фахда» в Сараево — той, где служит имам Халилович.
Грозит ли нам отсюда, из той части все еще расколотой республики Боснии и Герцеговины, где доминирует ислам, и спустя восемь месяцев после подписания соглашения об ассоциированном членстве в ЕС становление радикального, готового к насилию параллельного общества?
Судя по всему, да. Многое указывает именно на «потенциально смертоносный вирус» — таков диагноз профессора Исламского факультета Резида Хафизовича. Глава федеральной полиции также признал, что есть опасность «исламистского терроризма». Есть сигналы, отметил он, что террористы-смертники начали готовить пояса шахидов.
«У них все уже есть, чтобы устроить теракт, взорвав и себя. А сделают они это или нет, зависит от приказа их предводителей», — рассказывает Эсад Хечимович, автор популярной книги о моджахедах в Боснии и Герцеговине. В марте прошлого года сотрудники антитеррористического спецподразделения арестовали пятерых человек, четверо из которых оказались салафитами из Сараево.
По сведениям, у главаря группы, бывшего боснийского боевика из бригады «Аль Моджахед», есть источники финансовой поддержки в Германии и Австрии, через которые закупалась взрывчатка. После ареста этой группы полиция обнаружила в труднопроходимой гористой местности склады с оружием и военным оборудованием, использовавшиеся для спортивно-боевой подготовки.
Поскольку кукловоды событий 11 сентября 2001 года, такие как Халид Шейх Мохаммед, действовали на территории Боснии, с 2002 года нарастало давление международных сил на сараевское правительство. Закрыли несколько фондов, провели обыск в офисе верховного комиссара Саудовской Аравии, пользующегося поддержкой американцев. Ветеран «Аль-Каиды» Али Хамад из Бахрейна и сириец по рождению Абу Хамза и сейчас еще в предместье Сараево ожидают своей судьбы. Абу Хамза в кругах спецслужб считается курьером, перевозившим деньги от арабских шейхов боснийским салафитам. Говорят, установлена премия в 500 евро — а это здесь средний месячный заработок — за каждую женщину, которая перейдет на полностью закрытую шариатскую одежду.
Медленно, но неуклонно исламизм проникает в твердую почву, на которой некогда зиждилось общество в Сараево. Тихий таксист-бородач изо дня в день поджидал пассажиров на том мосту, где в июне 1914 года был убит наследник трона Габсбургов. А вечером 24 сентября 2008 года он оказался в первом ряду среди тех, кто с криками «Аллаху акбар» пытались прорваться через полицейский кордон перед Академией искусств и добраться до участников первого боснийского фестиваля гомосексуалистов и лесбиянок.
Объединившись с обычными хулиганами, ваххабиты развязали драку, в которой восемь человек получили ранения. После этого все прочие мероприятия фестиваля были отменены. Президент Боснийского Хельсинкского комитета Срдьян Диждаревич констатировал, что гражданское общество потерпело поражение, что звучали лозунги в духе «фашистской риторики» и все напоминало «погромы времен Адольфа Гитлера».
В действительности политики всех мастей создают атмосферу, выгодную для радикализации общества, становящейся угрозой не только светскому характеру Боснии, но и существованию единого государства, в котором живут мусульмане, сербы и хорваты. Именно политики местного уровня требуют, чтобы дети в школьных классах были разделены по вероисповеданию. В декабре 2008 года они перешли к решительным мерам: в государственные детские сады в Сараево впервые было запрещено пускать Санта Клауса, которого и мусульманские дети до сих пор любили и называли Дедом Морозом.
Примирению мешают больше всех лидеры государства и партий. Серб Никола Спирич, премьер слабого боснийского правительства, заявляет, что нависла угроза окончательного раскола. Он лишен власти, утверждает Спирич, пока его республикой как протекторатом управляет комиссар мирового сообщества. «Я связан по рукам и ногам, я как кукла, электронный адрес, на который международные власти могут посылать свои почтовые отправления».
В президентском дворце, несколькими домами дальше, находится резиденция Хариса Силайджича, мусульманского представителя на высшем уровне власти в государстве. Он был энергичным министром иностранных дел и главой правительства, когда шла война. Долгие годы борьбы за власть поубавили его обаяния и харизмы. Тем не менее он и сейчас слывет самым изобретательным поборником интересов мусульман в многонациональном государстве.
Он и слышать ничего не желает о том, что Сараево и вся Босния «исламизируются». Важнее, считает Силайджич, что после «геноцида» 90-х годов с мусульманами стали обращаться по справедливости. И пока в приемной его дожидается половина кабинета министров, он вставляет сигарету в мундштук и заявляет: как «убежденный европеец» он надеется, что Запад поймет, за что ведется борьба здесь, в этой республике: «Босния страна маленькая, но это великий символ!»
Там, где бьется пульс Сараево, точно на рубеже между османской и габсбургской частями старого города, расположена недавно вновь открытая гостиница «Европа». Это место самое характерное для города, некогда слывшего «Иерусалимом на Балканах». Здесь под хрустальными люстрами в медных турках подают кофе по-турецки. Пожилой человек, сидящий в углу, рассуждает о том, как духовные искания Европы, начиная с Канта и Гегеля, исторически связаны с сутью боснийского ислама.
Мустафа Спахич читает лекции в главном и самом древнем в стране медресе Гази-Хусрев-Бега. В социалистической Югославии он пять лет отсидел за распространение ислама. Вместе с Алией Изетбеговичем, позже ставшим президентом Боснии и Герцеговины. Сараево, метрополия на стыке восточных и западных традиций и европейский очаг исламской духовности, не позволит превратить себя в филиал саудовского религиозного фанатизма, заявляет Спахич.
В доказательство своего убеждения он приводит притчу: «Кто захочет вырубить наши сливовые деревья, потому что из их плодов можно делать сливовицу, и кто решит на их месте насадить фиговые пальмы, потому что и Пророк вкушал финики, тому мы скажем: финики у нас не растут». Верховный муфтий Боснии Мустафа Черич избегает называть вещи своими именами, считает Спахич: «Он не исполняет того, что должен. Он разъезжает по Германии и собирает там разные премии и награды, вместо того чтобы здесь вступить в дискуссию с теми, кто настроен радикально».
Лидер боснийских мусульман Черич — лауреат премии Теодора Хойса за 2007 год. Нигде в мире его не ценят столь высоко, как в Германии. И нигде он не служит объектом столь резких нападок со стороны ученых, как у себя на родине. Те, кто критикует Черича, утверждают, что на то есть причины: немцы рассчитывают, что верховный муфтий посодействует подготовке имамов либерального толка и что многие из них будут посланы за границу. А это необходимо, чтобы справиться с проблемами, которые, например, в Германии создают исламисты.
«Это твоя вина!» — гласит подпись под фотоколлажем, изображающим верховного муфтия главным «ваххабитом» с развевающейся огромной бородой. Это обвинение опубликовано на титульной странице журнала Dani. Черич в порыве самоиронии выставил этот «экспонат» в своей приемной — напротив заключенного в рамку эдикта о терпимости, изданного в 1463 году султаном Мехмедом II.
В Сараево Черича называют Homo duplex — «человеком с двумя лицами». В это утро на нем было лицо, багровое от негодования. Он заявил, что ему надоело высказываться по поводу явлений, которые он и называть-то избегает: ваххабизм, салафизм, терроризм. «Прежде чем мы начнем: мы хотя бы знаем, о чем мы вообще говорим?»
Нервозность верховного муфтия понять можно. В своей стране он выступает с позиций мусульманского национализма. А поддержка, которой он пользуется в Европе, ставит под угрозу цель, черным по белому записанную в Дейтонском соглашении от 1995 года, заключенном под эгидой Запада: обеспечить существование Боснии и Герцеговины как многонационального государства, а не страны, где доминировал бы ислам.
Черич никогда не давал повода сомневаться в том, что он убежденный сторонник либерального боснийского ислама. А то, что он при этом не боится поддерживать тесные контакты с лагерем салафитов, не только с бывшим наставником Усамы бен Ладена, шейхом Салманом аль-Ауда из Саудовской Аравии, вызывает упреки. «И совершенно беспочвенные, — объясняет Черич. — Мы как исламская община всего лишь стремимся быть открытыми!»
И действительно, недавно по его указанию были открыты двери мечети Короля Фахда — вы не поверите! — для женщины, возглавлявшей киносъемочную группу. Только представьте себе: саудовский монументальный стиль, пятнистый серо-коричневый мрамор мечети, минареты которой напоминают антенны, а сама она — инопланетный корабль, совершивший вынужденную посадку меж высоток на окраине Сараево.
Режиссер Ясмила Збанич, награжденная за свой первый фильм, «Тайна Эсмы», «Золотым медведем» на «Берлинале» 2006 года, получила разрешение на съемки сцен для своей новой ленты в мечети Фахда. Ее следующий фильм о любви, о человеке, запутавшемся в любовном треугольнике и пытающемся отыскать новый смысл жизни в салафизме.
Прототип главного героя — Нермин Карачич, бывший ветеран войны, сделавшей его исламистом. Мир салафитов очень закрытый. И когда лауреат Берлинского кинофестиваля Ясмила Збанич стала пытаться проникнуть в него, Карачич открывал ей глаза и двери, объяснял скрытое значение символов и знакомил с людьми.
«В известной мере это мой фильм, — рассказывает Карачич. — Я ведь был одним из них». В доказательство своего перерождения он достает из кармана свои автомобильные права, которым всего несколько лет, где на фото человек со знакомым колючим взглядом, короткой стрижкой, длинной густой бородой. Это теперь он носит длинные волосы, полотняные брюки с накладными карманами и спортивную куртку.
Карачич был влиятельным лидером боснийских салафитов. Он командовал отрядом «Аль-Фуркан», состоявшим из тщательно отобранных боевиков. Он сам рассказывает, как саудовцы «чемоданами» привозили им деньги — под снисходительными взорами американцев. Те забили тревогу только после 11 сентября 2001 года. «Аль-Фуркан» был объявлен частью всемирной террористической сети и запрещен боснийскими властями: якобы он «регулярно вел наблюдение за американским посольством и зданиями ООН в Сараево», а также «имел связи с «Аль-Каидой», на которые указывало Министерство финансов США. «Клянусь Богом, я ничего про «Аль-Каиду» не слышал», — утверждает Карачич. Судебного приговора в отношении него нет по сей день.
Скоро на экраны выйдет новый фильм обладательницы приза Берлинского фестиваля. В нем будут сцены из его жизни, эпизоды в тренировочном лагере салафитов, которым он руководил, и кадры, снятые в мечети Короля Фахда, имам которой требует уничтожить Израиль. Будет ли Нермин Карачич горд тем, что оставил этот мир позади себя?
Сухопарый молодой человек на секунду задумывается. Взгляд его скользит вдоль берега реки, туда, где была его снайперская позиция, когда воевали против сербов. «Вообще-то я не стал бы плевать на все, что было тогда». Без помощи иностранных моджахедов он бы тогда на войне «не увидел света в конце туннеля».
И в вере он сохраняет связь с тогдашними братьями по оружию: «Я салафит — я по-прежнему так ощущаю себя».
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
