– Вы не любите слова «формат», потому что оно априори ограничивает свободу – как выбора музыки, так и ее восприятия. Можно ли тогда говорить о философии фестиваля «Дикая мята»?

– Да, конечно, есть определенная концепция, которой мы стараемся придерживаться, но с годами она становится все более размытой. Главный принцип – мы ставим на сцены ту музыку, которую сами любим. А нам очень нравится, когда в музыке присутствует влияние корневой культуры – географическое, национальное. Условно говоря, когда Грузию представляет Нино Катамадзе, Сербию – Горан Брегович, Ирландию – Шинейд О’Коннор, а Англию – Алекс Клэр. Все это абсолютно разножанровые музыканты, но за каждым из них чувствуется влияние национальной культуры, к которой они принадлежат. Мы избегаем работы с искусственно созданными коллективами, которые представляют собой продюсерские проекты.

– На ваш взгляд, фестиваль «Дикая мята» за время своего существования внес вклад в развитие российской корневой музыки?

– Корневая музыка на то и корневая, что она уже существует сама по себе, тут нужно просто сохранять традиции и внедрять их в современные формы творчества. Но я могу сказать без ложной скромности, что мы совершили переворот. Когда мы только начинали фестиваль «Дикая мята» восемь лет назад, было невероятно сложно найти хотя бы пять-шесть качественных, не казенных коллективов в жанре world music. Более того, все вокруг пытались нас убедить в том, что мы вообще не соберем больше трехсот человек публики.

В какой-то момент мы стали собирать двадцать тысяч. Многие российские коллективы отказались петь на английском и вернулись к русскому языку только для того, чтобы участвовать в нашем фестивале. В определенном смысле мы стали неким антидотом к советскому восприятию корневой традиции, выхолощенной чиновничьим отношением и превращенной в нелепый лубок. При том что во всем мире национальная культура – это питательная среда для развития музыки, у нас она отвергалась, лишь бы не быть похожим на «совка».

– Этим летом на фестивале выступят более пятидесяти артистов из десяти стран мира. С хедлайнерами вроде «Аквариума», Нино Катамадзе или «Мельницей» все понятно. Как гостям сориентироваться в остальной программе?

– Мы облегчаем этот выбор. Во‑первых, мы стараемся составлять программу на двух сценах так, чтобы они не перекликались стилистически. Скажем, если на одной идет рок-концерт, то на другой в это время мы ставим world или джаз. А поскольку все выступления немного сдвинуты в часовой сетке, всегда можно послушать часть одного концерта и успеть на другой на соседней сцене. Во‑вторых, на нашем сайте мы каждую неделю выкладываем подробные описания и видео с выступлениями артистов, так что зритель сам может разобраться, чьи выступления он хочет увидеть. Кроме того, исторически сложилось, что мы ежегодно привлекаем трех-четырех музыкальных критиков, чье мнение ценим, и просим их составить свой гид по фестивалю.

– В этом году фестиваль из «Этномира» под Калугой переезжает в Тульскую область. Что это значит для вас как организаторов, и что ждет гостей фестиваля на новой площадке?

– Тут стоит сказать о причинах переезда. У нас очень специфическая аудитория, отличная от других фестивалей, основную ее часть составляют женщины от 24 до 28 лет и мужчины 28–35 лет – то есть это молодые семьи, часто с маленькими детьми. А это значит, что многим не подходит палатка, им нужны более комфортные условия. В «Этномире» мы могли разместить в гостиничных номерах не более 600 человек. При посещаемости 12–15 тысяч человек этого мало. И мы стали искать новое место – поле, вокруг которого располагалось бы несколько пансионатов или домов отдыха, которые могут принять гостей фестиваля. В итоге мы нашли деревню Бунырево в Тульской области, где можем комфортно разместить около трех тысяч человек. Разумеется, будет палаточный лагерь, и я сам, наверное, пожил бы как раз в палатке несколько дней. Тем более что мы привозим все необходимое: души, питьевую воду, умывальники, электричество, освещение, камеры хранения. Одна из главных задач этого года – строительство инфраструктуры, которая со временем будет расширяться. Построим дороги между сценами, удобные подъезды к самому полю, павильон в 1500 квадратных метров, где от дождя могут спокойно укрыться 6–7 тысяч человек. Что касается программы, то помимо музыкальной будет и киноплощадка, и уличные театры, и ряд интересных ночных концертов, и катания на воздушном шаре, вертолетах, квадроциклах. Собираемся организовать ресторан морского фастфуда разных стран, а также привозим десять фудтраков – мобильных ресторанов на фургонах.

– Вы довольно критически отзываетесь о российском музыкальном рынке – собственно, не вы один. В чем, по-вашему, его главная проблема?

– Мне кажется, я резко реагирую на вполне конкретные вещи. Например, на стремление некоторых музыкантов полностью оторваться от корней своей страны. У меня не раз бывали такие случаи. Молодая группа присылает заявку на участие в фестивале. Спрашиваю, есть ли программа на русском языке, на что получаю ответ: «а для кого в этой стране петь на русском?» или: «мы на рашн переходить не собираемся». Понятно, откуда этот музыкальный снобизм, – я об этом говорил выше. И все-таки это противоестественный и тупиковый путь. Ведь все эти ребята действительно талантливые и играют намного интересней, чем прошлое поколение музыкантов. У тех была другая болезнь: «мы не очень хорошо играем, зато мы про правду». Но это музыка. Коль ты считаешь себя музыкантом, научись сначала нотам или звукоизвлечению, а потом можно и про правду. Сальвадор Дали, например, в своих воспоминаниях писал, что, прежде чем перейти к сюрреализму, художнику совершенно необходимо овладеть классической живописью. В музыке то же самое. Я лично критически отношусь к тем музыкантам, которые не понимают этого.

– На ваш взгляд, откуда это нежелание связывать себя с русской культурой? Это коммерческая история, попытка вписаться в международный контекст?

– Нет, в том-то и дело, что они не пытаются поймать конъюнктуру, они просто отвергают то, что им не нравится. Думаю, государственным мужам стоит задуматься о том, как достучаться до этого поколения. Это невозможно сделать, создавая некие искусственные молодежные форумы – к сожалению, это повторение советского пути. Я бы на месте государства поддерживал какие-то текущие события, которые действительно привлекают людей и на которые зрителей не нужно силком загонять.