В то же время происходящие события не выглядят необычными, если сравнить их с тем, что происходило в начале холодной войны. Более того, они подчиняются той же самой логике. В основе обострения противостояния в конце 1940-х и 1950-х лежало сочетание двух важнейших факторов. Первым из них была угроза подрыва возглавляемого Америкой миропорядка возвышающейся державой, какой тогда был Советский Союз. Угроза, исходившая от него, носила прежде всего политико-экономический характер и была связана с угрозой лавинообразного распространения коммунизма по земному шару. В то время, особенно после победы коммунистов в Китае в 1949 году, эта перспектива повсеместно воспринималась вполне серьезно, а в США вызывала истерию и панику.

Фёдор Войтоловский: "Сейчас не идет война, ведущая к слому мироустройства"

Вторым фактором выступало сохраняющееся, но быстро обесценивающееся военное превосходство Америки. В начале 1950-х СССР безнадежно проигрывал США в этом отношении во всем, кроме возможностей сухопутной группировки в Европе. Советский флот тогда не представлял собой существенной военной силы, авиация уступала американской, а ядерный арсенал находился в зачаточном состоянии.

Однако после окончания Второй мировой войны СССР продемонстрировал ошеломительный прогресс в сфере ВПК, постоянно опровергая западные оценки своих военной экономики и технологий. Из-за этого американцы, хотя и рассматривали риск столкновения с СССР как неприемлемый, вынуждены были идти на конфронтацию с Москвой, лишь бы не допустить краха построенной ими системы из-за дальнейшего распространения коммунизма по планете.

Экономическая и военная мощь социалистического блока в 1950-е росла так стремительно, что американцы не могли позволить себе занять выжидательную позицию, надеясь, что противник со временем ослабнет. Красная угроза воспринималась столь серьезно, что привела к появлению «теории домино» – веры в то, что победа коммунизма в одной стране приведет к ускорению его распространения на другие страны.

Результатом стало масштабное (хотя и не признававшееся официально обеими сторонами) столкновение в Корее. Корейская война была конфликтом, где китайские солдаты, выступавшие под вывеской «народных добровольцев», нанесли военное поражение армии Соединенных Штатов, убив десятки тысяч американцев, а советские и американские ВВС в масштабных воздушных боях уничтожили сотни самолетов друг друга.

Как были разграничены Южная и Северная Кореи, и можно ли этот опыт использовать на Украине

США прекрасно понимали, что воюют с регулярной китайской армией, но избегали полномасштабного переноса боевых действий на территорию КНР, опасаясь, что это приведет к неуправляемой эскалации, поскольку у Москвы и Пекина был Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. О том, что в небе Кореи им противостоят части советских ВВС, они предпочитали лишний раз не упоминать по той же причине.

Сегодня западный персонал (хотя не обязательно кадровые военные) принимает участие в конфликте на Украине, убивает российских солдат и сам несет существенные потери. Но до того, корейского, масштаба противостояния мы пока не дошли.

Впрочем, и впоследствии СССР и Соединенные Штаты не повторяли корейский опыт. Прямое (хотя и скрывавшееся) участие советских войск в боевых действиях против американцев иногда имело место (например, зенитные ракетные подразделения во Вьетнаме), но носило эпизодический и крайне ограниченный характер.

Угроза прямого военного столкновения СССР и США достигла предела во время Карибского кризиса 1962 года, но потом обе сверхдержавы старались не приближаться к опасной черте. Утрата ими аппетита к риску была связана с двумя факторами: постепенно складывавшимся военным паритетом и с тем, что Запад стал меньше бояться коммунизма. СССР оказался в состоянии быстро наращивать военную мощь и уже к концу 1960-х стал совершенно неуязвимым: война против него была равносильна самоуничтожению Запада. Но угроза экспорта коммунизма оказалась явно преувеличенной. А уже в конце 1960-х – начале 1970-х стало ясно, что темпы роста советской экономики падают.

Коммунистическая идеология, главный инструмент советской экспансии, была подорвана разоблачениями сталинизма на ХХ съезде КПСС в 1956-м и постепенно теряла популярность. Советская сфера влияния расширялась вплоть до конца 1970-х (победа сандинистов в Никарагуа), но распространение коммунизма более не выглядело неудержимой волной. В развитых странах коммунисты и вовсе начали быстро сдавать позиции, а с 1970-х стал все более очевидным внутренний кризис соцлагеря.

В шаге от армагеддона: 60 лет с начала Карибского кризиса

Таким образом, с одной стороны, риски для США в случае военной конфронтации с Советским Союзом выросли. С другой – невоенные угрозы со стороны СССР для созданного США миропорядка начали ослабевать. Противостояние Москвы и Вашингтона стабилизировалось, формы военной конфронтации, характерные для 1950-х, стали восприниматься как неприемлемый риск.

Конфликт на Украине в его нынешней опасной форме также стал следствием серии тяжелых и унизительных американских поражений в сочетании с сохранением силового превосходства Соединенных Штатов.

Внешнеполитическое влияние США было серьезно подорвано серией военных и политических провалов 2000-х и 2010-х. Фактически начиная с 2001 года цепь неудач была непрерывной. Поражения в Ираке и Афганистане стали лишь самыми крупными, но не единственными ее звеньями. Россия разгромила Грузию в августе 2008-го, а в 2014–2015 годах взяла Крым и осуществила успешные военные вмешательства на Донбассе и в Сирии. Турция, ключевой член НАТО, открыто перешла к независимой от Вашингтона многовекторной внешней политике, создав опасный для США прецедент. Северная Корея укрепилась экономически и политически, а в развитии ее ракетных и ядерных вооружений произошел грандиозный скачок – все это, несмотря на американскую стратегию изоляции Пхеньяна. Иран использовал американские просчеты для резкого укрепления своего влияния на Ближнем Востоке.

Сильнейшим ударом по позициям США в мире стал американский политический кризис 2016–2020 годов, связанный с президентством Трампа. Американцы сами придали кризису катастрофический характер, раскручивая тему российского вмешательства в выборы 2016 года.

Но все эти многочисленные провалы не столь существенны на фоне того, что произошло на китайском направлении. США упустили становление КНР в качестве крупнейшей индустриальной экономики мира. По причине собственного высокомерия американцы долго не придавали значения быстрому прогрессу китайской науки. Они проспали рост китайской военной мощи в 2000-е и оказались не готовы к выдвижению Китаем своих глобальных инициатив («Пояс и путь», сообщество единой судьбы человечества и т. п.), призванных подкрепить растущую роль Пекина в вопросах глобального управления.

Угроза резкого падения американского влияния на мировые дела и, как следствие, подрыва нынешней экономической модели США из-за китайской конкуренции стала выглядеть вполне реальной.

Нанесение стратегического поражения Москве на Украине позволило бы решить множество вопросов разом. Россия была главной причиной либо сыграла существенную роль во многих американских неудачах. Разгром России, смена ее режима и политического курса высвобождали бы значительные силы и средства американцев, необходимые для противостояния КНР. В случае поражения России Китай оказывался бы во враждебном геополитическом окружении, лишался важного поставщика природных ресурсов и военных технологий, а также ключевого партнера на международной арене.

Почему Россия и Китай не создают полноценный военный союз

Попытка враждебной западной империи вывести Россию из игры, чтобы добиться изоляции третьей державы, воспринимаемой атакующей стороной в качестве основного противника, – повторяющийся сюжет русской истории. Подобно тому, как Россия не является сегодня главным противником для США, она не была таковым ни для наполеоновской Франции, ни для гитлеровской Германии. Наполеон и Гитлер шли на Москву, считая, что таким образом лишат своего главного врага, Англию, последнего потенциального союзника на континенте и принудят к капитуляции.

В предыдущих двух случаях восприятие России как «слабого звена» в системе союзов враждебной сверхдержавы было обусловлено высокомерием и невежеством. И Наполеон, и Гитлер опирались на чудовищно искаженные представления об экономическом и политическом устройстве нашей страны, считая ее более легкой целью, чем Англия.

Сходные факторы лежали в основе американской стратегии на Украине. Высказывания американских политиков и чиновников в начале СВО позволяют предположить, что они ожидали сокрушительного российского военно-политического поражения в короткие сроки. Предполагалось, что санкции приведут к падению российского ВВП на десятки процентов, обрушению курса национальной валюты (вероятно, до упомянутых Байденом в одном из выступлений 200 рублей за доллар), гиперинфляции и высокой безработице. В сочетании с потерями и неудачами на фронте, а также мощным информационным и политическим давлением со стороны Запада эти факторы должны были привести к поражению России в течение считанных недель.

Москва также допустила многочисленные и грубые политические просчеты, предопределившие тяжелое течение раннего периода конфликта, ровно так же, как это было в предыдущих Отечественных войнах. Россия плохо понимала и запоздало реагировала на процессы в украинском обществе. Решимость США идти по пути углубления конфронтации недооценивалась. Годы были потрачены на возню с Минскими соглашениями, которые Запад и Украина, как уже открыто признано, изначально не собирались выполнять. Управлению Луганской и Донецкой народными республиками не уделялось должного внимания, а их крайне ценные вооруженные силы снабжались по остаточному принципу.

Сергей Караганов: "Это надо прямо назвать Отечественной войной"

Проблемой России была и остается слабая интеграция внешней, внутренней и военной политики. При кардинальном и вполне осознанном руководством страны изменении характера международных отношений в середине 2010-х Россия продолжала проводить военную реформу, основная идея которой состояла в том, чтобы привести армию в соответствие с реалиями 1980–2000-х годов. Информационная политика внутри страны строилась без учета нараставшей угрозы войны.

В результате российская армия не была как следует подготовлена к полномасштабному конфликту. А общество, которое не было должным образом информировано о характере угрозы и предстоящих испытаниях, ощутило серьезный психологический шок.

Но проблемы ранней стадии конфликта постепенно преодолеваются. Россия не считает, что воюет с Украиной. Россия считает, что противостоит США, использующим Украину в качестве оружия. Задача России состоит в том, чтобы этот инструмент либо отнять (что маловероятно), либо сломать, прибрав к рукам некоторые из обломков.

Несмотря на множество тактических просчетов, Россия постепенно продвигается к достижению своих целей. Хотя до победы еще далеко, украинская экономика уже разрушена, значительная часть активного населения Украины покинула страну, часть стратегически важных территорий присоединены к России. Наша военная машина, как уже не раз бывало в истории, перестраивается на ходу, избавляясь от многих своих прежних слабостей.

В то же время конфликт оказался более тяжелым и затратным, чем рассчитывали обе стороны. Как и предполагалось ранее, с приближением зимы активизировались разговоры о возможном компромиссном решении украинской проблемы. Ряд сигналов на эту тему прозвучал из Америки в ноябре. Но пока что между сторонами сохраняются принципиальные расхождения. Наиболее важные из них касаются будущего украинского государства: его отношений с НАТО, возможностей размещения на его территории тех или иных видов оружия.

Стороны оказались не готовы к компромиссу, и уже в декабре произошло ужесточение риторики: США сделали ряд заявлений о готовности наращивать помощь Украине, а Россия – о неизменности целей спецоперации. Москва едва ли откажется от намерения добиться того, чтобы Украина не могла стать американским плацдармом для давления на нее. США же будут стремиться сохранить Украину в качестве такого плацдарма даже ценой потери части украинских территорий. Вместе с тем цена конфликта в следующем году будет расти и для России, и для Америки, и, вероятно, нас ждут новые попытки найти компромисс.

Автор – директор Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ