Анатолия Зверева часто причисляют к художникам так называемого второго русского авангарда 1950–1980‑х годов и делают это скорее для удобства, из желания как-то систематизировать эпоху, классифицировать ее действующих лиц. Но Зверев всегда стоял в стороне от всяких течений и групп: не то чтобы это была его принципиальная позиция, просто он так жил – одним днем, своим собственным миром, не особенно вникая в политические перипетии и нимало не заботясь о том, продаются его картины или нет.

Анатолий Зверев родился на Тамбовщине в простой крестьянской семье и не получил систематического образования. И вообще, как он пишет в своей автобиографии, художником стал «случайно», тут же добавляя: или «не случайно». Начиналось все с разрозненных рисунков в пионерском лагере, в детских городках парков «Сокольники» и «Измайлово», в московских домах пионеров. В Художественном училище памяти 1905 года он, по его словам, проучился два года и был отчислен за «внешний вид». Однако коллекционер Зверева Георгий Костаки в своих воспоминаниях пишет, что в училище тот продержался несколько месяцев и был исключен из-за конфликта с учителями и администрацией: с преподавателями он постоянно спорил, отказываясь исправлять композицию, цвета, линии рисунков. Очевидно, интуитивно чувствовал, что академическая муштра, бесконечные копирования, необходимость соответствовать не им придуманному «эталону» были в принципе чужды творчеству. Поэтому своим учителем он выбрал Леонардо да Винчи, «читая коего», по его словам, «нашел много себе близкого (если, конечно, верить напечатанному в переводах этого гения)».

Костаки был одним из первых и немногих, кто оценил Анатолия Зверева. Выдающийся коллекционер русского авангарда, русских икон и советских нонконформистов, он почти не покупал современных ему художников – чаще они сами дарили свои работы. Однако коллекцию произведений Зверева он собирал целенаправленно. Костаки называл Зверева «уникальным явлением», которым художник остается и сегодня. Трудно определить характер его работ – при том, что стиль Зверева моментально узнаваем, его живопись, графика, книжные иллюстрации необыкновенно разнообразны. Ранние черно-белые рисунки начала 1950‑х годов по духу близки Ван Гогу, но не подражательны. Гуаши и акварели 1957 года Костаки метко причисляет к «мраморному периоду» – название связано с техникой, которую использовал Зверев: он смешивал акварели не на палитре, а в блюдце, отчего краски становились похожими на блестящую поверхность мрамора. Сам же процесс работы художника представлялся настоящей феерией и почти мистическим действом. «Скорость мазков была такова, что кисть напоминала палочки в руках барабанщика; капли гуаши разлетались вокруг, забрызгивая обои. Пришлось поставить фанерные перегородки с трех сторон стола. Когда высыхала гуашь и в портрете угадывался образ модели, трудно было представить, что портрет был создан подобным образом», – вспоминает Георгий Костаки.

Зверев рисовал всегда и везде, обычно носил с собой кисти и карандаши, но их отсутствие никогда не мешало ему работать: «Настоящий художник, даже если у него нет ни одной краски, должен уметь рисовать при помощи кусочка земли или глины», – любил повторять Зверев. Так, серия анималистических рисунков в Московском зоопарке буквально вышла из-под его пальцев, смоченных в туши.

Биография Анатолия Зверева парадоксальна. Многие отмечают его поразительную работоспособность – за несколько часов он мог нарисовать десяток портретов, которые часто становились благодарностью за ночлег. Имея собственную небольшую квартиру в Свиблове, которое он называл Гиблово, Зверев почти постоянно кочевал от одних друзей и знакомых к другим. Возможно, это было проявлением его стремления к свободе – не случайно эпиграфом к его автобиографии служат слова Лансере «Свободно искусство – скована жизнь». А возможно – вечным поиском гармонии и красоты, которых он не находил в «нормальной» жизни. Его странная любовь к Оксане Асеевой, вдове поэта Николая Асеева, музе Серебряного века, которая была старше Зверева на 39 лет, наверное, тоже была любовью к «нездешней» красоте, за пределами физического мира, которую может разглядеть только очень тонко чувствующий человек. Может, в музее Зверева, среди его работ, эту красоту увидим – или хотя бы приблизимся к ней – и мы, «просто люди».

Наталия Опалева, генеральный директор Музея АЗ:

– Я начала собирать свою коллекцию десять лет назад – тогда случайно, почти ничего не зная о Звереве, приобрела две его работы. Потом появлялись новые картины, но изначально это была коллекция для себя, для дома, для близких. Помимо Зверева, я собирала и других шестидесятников, художников так называемого второго русского авангарда. Но всегда чувствовала и понимала, что работы Зверева занимают в моем собрании особое место. Коллекция ширилась, и настал момент, когда захотелось чего-то большего. С Полиной Ивановной Лобачевской мы сделали несколько выставок, которые пользовались большой популярностью. В 2012 и 2014 годах в Новом Манеже состоялись выставки «Зверев в огне» и «Анатолий Зверев. На пороге нового музея». На первой выставке показали работы, уцелевшие при пожаре, который произошел в 1976 году на даче знаменитого коллекционера и покровителя Зверева Георгия Костаки. Вторая выставка представила избранные работы из более чем 600 произведений, подаренных дочерью коллекционера Аликой Костаки будущему музею. Сегодня в фондах музея – свыше 1500 работ Зверева и художников‑нонконформистов. Открывая Музей АЗ, мы постепенно, выставка за выставкой, покажем всю нашу коллекцию.

Полина Лобачевская, арт-директор, куратор издательского проекта Музея АЗ:

– Импровизационная свобода Анатолия Зверева проявлялась во всем. Он очень тонко чувствовал и понимал литературу, создавал виртуозные иллюстрации к мировой классике – от Апулея до Гоголя. Игорь Золотусский, автор одной из лучших биографий Гоголя, назвал иллюстрации Зверева к повестям «Тарас Бульба», «Пропавшая грамота» и «Вий» самыми сильными иллюстрациями к гоголевским произведениям. Зверев выбирал из литературных произведений такие фрагменты, которые никто никогда в жизни не иллюстрировал, находил совершенно неожиданные решения, по сути, по-новому открывая Гоголя. Андрей Сарабьянов, один из авторитетнейших искусствоведов, считает, что иллюстрации Зверева к «Золотому ослу» Апулея могут не только сравниться с «Метаморфозами» Пикассо, но в чем-то даже превосходят их.

Зверев не имел высшего образования, но у него были великолепные учителя – в школе его преподавателем был Николай Синицын, ученик Остроумовой-Лебедевой. Обладатель прекрасной коллекции живописи, Синицын показывал своим ученикам подлинники Репина, Бенуа, Лансере. Зверев прекрасно знал историю живописи, русскую и мировую классику. Он никогда не переставал заниматься самообразованием, его постоянно можно было встретить в Третьяковской галерее, он видел лучшие произведения русского авангарда в коллекции Георгия Костаки. Наверное, отсюда – поражающее стилистическое и жанровое разнообразие Анатолия Зверева.