Но выводы климатологов неумолимы: на Земле не просто становится жарче – меняются погодные системы на суше, в воздухе и океане, разрушается многовековой баланс природы. Это прямо ведет к губительным последствиям. Пока они не слишком заметны для большинства людей, но уже в середине века может начаться череда социальных кризисов, вплоть до исчезновения с лица Земли отдельных государств.

Мировые лидеры внешне активны: говорят о проблеме, подписывают конвенции и соглашения. Но простое сопоставление заявленных целей и экономической динамики говорит о том, что позитивный сценарий невыполним. Человечество может лишь замедлить, но не остановить климатические перемены.

Почему нам не удается совладать с бедой планетарного масштаба и как она будет протекать, разбирался «Профиль».

Рекорд 2016‑го

В конце XIX века наука впервые задумалась о том, как меняется климат в долгосрочной перспективе. Первые исследования на эту тему принадлежат перу русского географа Владимира Кеппена. В 1930‑х метеоролог Гай Стюарт Каллендар предположил, что колебания среднегодовой температуры обусловлены концентрацией в атмосфере углекислого газа (CO2). Вещество удерживает около Земли выработанную энергию, препятствуя ее выходу в космос: планета оказывается будто в теплом парнике.

С появлением компьютеров в 1960‑х наблюдения за погодой превратились в точную науку – физику атмосферы и океана, увязывающую массу нелинейных связей в математических моделях. Тогда стало очевидно, что Земля «отзывается» на любое антропогенное воздействие – сжигание угля, газа и нефти, изготовление цемента, уничтожение лесов и болот, животноводство и урбанизацию.

В 1980‑х сценарий глобального потепления начал фигурировать в прогнозах, а в 1988‑м ООН создала Межправительственную группу экспертов по изменению климата (МГЭИК или IPCC), чтобы досконально разобраться с проблемой. Раз в несколько лет МГЭИК готовит обзор вышедших научных публикаций, и всякий раз выводы повторяются: глобальное потепление – реальность, его развитие ускоряется, само собой оно не прекратится.

Вот цифры. Концентрация CO2 в атмосфере увеличилась за последние 100 лет на 43%, недавно перевалив за 400 ppm (частей на миллион). И продолжает расти: в 2017‑м объем выбросов увеличился на 1,6%, в 2018‑м – на 2,7%. Такими темпами в 2099 году концентрация составит 990 ppm, то есть углекислого газа в воздухе будет примерно 0,1%.

Среднегодовая температура выросла по сравнению с доиндустриальной эпохой (за точку отсчета берут 1880 год) примерно на 1°C, причем две трети этого градуса пришлись на период после 1980‑го. 18 из 19 самых жарких лет в истории зафиксированы в XXI веке. Рекорд – у 2016 года.

Но атмосфера – это не главное. Ученые говорят об увеличении количества энергии, аккумулированной в климатической системе Земли, и здесь в десятки раз важнее температура верхних слоев океана. А она с 1970‑х выросла более чем на 0,50С.

Блажен, кто не верует

Но до сих пор встречаются те, кто отрицает глобальное потепление. От «страшилки» отмахиваются чем угодно: якобы климат изменяется сам по себе из-за солнечных циклов и роль человека в этих изменениях ничтожна; якобы нельзя прогнозировать на век вперед, если синоптики не знают, какая погода будет завтра; и вообще, все это – огромный заговор климатологов, выбивающих себе финансирование. Даже так говорят: потепление есть, но для человечества оно несет лишь благо.

Подобные суждения высказывают и политики. Например, в России убежденным противником климатических исследований является лидер партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов. Якобы с их помощью развитые страны тормозят экономики развивающихся. «Им говорят: сидите и дальше на своих «нижних полочках», никаких вам заводов, производств», – считает он.

В октябре прошлого года о климате рассуждал Владимир Путин. «Непонятны причины этого потепления, ведь ответа до сих пор нет. И так называемые антропогенные выбросы, скорее всего, не основная причина. Это могут быть изменения глобального характера, космические изменения, сдвиги какие-то в галактике», – сказал президент РФ.

В мире самым известным «оппозиционером» глобального потепления является американский лидер Дональд Трамп. В январе он в очередной раз подшутил над учеными в Twitter, комментируя суровую зиму в США: «Будьте осторожны и постарайтесь не выходить из дома. Большая часть страны страдает из-за невероятных снегопадов. Было бы неплохо, если бы наступило старое доброе глобальное потепление!»

У климатологов есть ответ на все подобные нападки. Геомагнитные циклы Солнца действительно меняют земную температуру, но лишь в пределах 0,1 градуса. Причем, несмотря на потепление нижнего слоя атмосферы (тропосферы), верхний слой (стратосфера) сейчас остается холодным. Это исключает «подогрев» Земли из космоса. Так же легко объясняются временные похолодания. Энергия Земли перетекает из одной среды в другую, поэтому температура растет неравномерно. Например, на юге Западной Сибири за последние 40 лет осень стала холоднее. Вторжение арктического воздуха в регион обусловлено тем, что тепло оттуда уходит в океан.

Есть и естественные колебания климата, зачастую более выраженные. Например, сильное тихоокеанское течение Эль Ниньо вызывает сезонный перепад температур, несравнимый с глобальным потеплением. Но естественные процессы протекают в обе стороны, в долгосрочной перспективе нивелируя друг друга. И только человеческий фактор остается неизменным и однонаправленным.

Как признался «Профилю» директор программы «Климат и энергетика» Всемирного фонда природы Алексей Кокорин, вокруг темы климата много путаницы: искажение фактов, произвольное сопоставление цифр, смешивание временных горизонтов.

«Люди не видят океан и стратосферу, не замеряют изотопный состав углерода, прямо подтверждающий рост доли CO2 в воздухе, – разводит руками ученый. – В результате человека как бы заставляют поверить на слово. И тут все зависит от авторитетности научного сообщества. Скажем, в Индии и Китае, несмотря на коррупцию в разных сферах жизни, науке в целом верят, потому скептиков немного. А в России или Польше считается, что верить ничему нельзя, кроме собственного опыта. А какой у нас собственный опыт? Вышел на улицу в апреле, а там снег – и где, мол, ваше глобальное потепление?»

Когда климатологи впервые забили тревогу, скептические мнения инспирировались нефтедобывающими компаниями, которые не желали что-либо менять, напоминает футуролог, амбассадор Singularity University Евгений Кузнецов. Но сегодня «неверующих» много и без всякого лоббизма, ведь эти взгляды ложатся на благодатную почву: отрицая глобальное потепление, снимаешь с себя ответственность.

«У человека не заложено умение прогнозировать развитие событий, которые в начальной стадии протекают медленно и кажутся незначительными. Наш мозг не идентифицирует их. Мы сначала не обращаем внимание, а потом кажется, что спонтанно произошла катастрофа. Но ничего спонтанного не бывает. Надо развивать соответствующий тип мышления, работать с малыми сигналами», – делает вывод эксперт.

Природа пошла вразнос

Ураган во Флориде, тайфун в Китае, снежная буря в Непале, наводнения в Канаде и Новой Зеландии – не кажется ли, что подобных событий становится все больше? Так оно и есть. Конечно, стихийные бедствия случались всегда, но глобальное потепление повышает вероятность и частоту экстремальных явлений. С поверхности океана испаряется все больше влаги, и затем она выпадает в виде сильных ливней, града, тропических циклонов: общее количество осадков не меняется, но растет их интенсивность. Похожим образом становятся резче заморозки и периоды невыносимой жары, усиливаются ветра и штормовые волны.

Растет и площадь лесных пожаров. В 2018 году, по данным BBC, они принесли рекордные убытки в истории. Широкий резонанс вызвали пожары в Калифорнии: 106 человек погибли, 50 тысяч эвакуированы, город Парадайс практически уничтожен.

Кстати, к сокращению лесов человек и сам прикладывает руку. Ежегодно вырубается 13–14 млн гектаров (15 млрд деревьев) – на древесину, пальмовое масло, под сельхозугодья. Только от горения леса в атмосферу попадает 11% продуцируемого нами углекислого газа. Не говоря уже о том, что уходят «легкие планеты», поглощающие CO2 и вырабатывающие кислород.

Засуха и гибель лесного покрова приводят к опустыниванию обширных территорий в Средиземноморье, Средней и Юго-Восточной Азии, Австралии, обеих Америках. По данным ООН, ежегодно деградируют 40 млн гектаров, превращаясь буквально в выжженную землю. На ее восстановление требуется 100–150 лет.

Еще более масштабные последствия предвещают процессы, происходящие в океане. Ледники Гренландии сегодня тают вшестеро быстрее, чем в 1980‑х, ежегодно добавляя к уровню моря 0,076 см. Рядом идет «разморозка» Северного Ледовитого океана: за 30 лет площадь льдов в летние месяцы сократилась вдвое. Некоторые прогнозы гласят, что уже в середине века океан станет «Северным Водяным».

Но и это не так страшно по сравнению с таянием Антарктиды, где хранится 90% всего льда на Земле. Здесь мы тоже близки к критической отметке. По расчетам Института физики атмосферы им. Обухова, повышение глобальной температуры еще на 0,6 градуса запустит процесс таяния антарктического ледового щита.

Одновременно идет накопление CO2 в поверхностных водах океана. С конца XIX века они стали на 30% кислотнее: уровень рН снизился с 8,2 до 8,1 (данные программы BIOACID). К 2100 году он может упасть до 7,8.

Все это с неизбежностью ведет к потере биологического разнообразия. Сегодня минимум 8% живых существ находятся под угрозой вымирания из-за климатических сдвигов (данные BBC). Ученые наблюдают все меньше синих и горбатых китов в Южном полушарии. Белые медведи больше не живут «на льдине, как на бригантине»: льдины растаяли, звери неделями плывут в воде, чтобы добраться до суши (в феврале были новости о засилье голодных медведей на Новой Земле). Австралия официально признала вымирание рифовой мозаичнохвостой крысы, жившей на небольшом острове к северу от континента: затопление части суши погубило растения, которыми питались представители вида.

И это только начало. Массовое вымирание начнется, когда рост глобальной температуры превысит 2°C: закисление нарушит экосистему тропических коралловых рифов, где обитают множество видов беспозвоночных. Под угрозой находится и фитопланктон, являющийся основой пищевых цепочек: в феврале ученые объявили, что в ряде экваториальных морей цвет воды из зеленого превращается в ярко-голубой, что свидетельствует о снижении концентрации питательного вещества.

В природе все работает вместе, и, запустив глобальный механизм, человек столкнется с последствиями там, где не ожидал, говорит Евгений Кузнецов: «Неприятности будут сыпаться по принципу домино. Если происходит разбалансировка климатической системы, она переходит из одного устойчивого состояния в другое, которое может оказаться очень дискомфортным для человека. Это спичечный домик, из которого вынимают одну спичку за другой».

Будущее трудно предсказать. Климатологическая наука строит модели, где текущие процессы линейно продлены до конца века. Всего таких моделей более 20, из них главными считаются две: «оптимистический» плохой вариант (RCP 4,5), при котором глобальная температура к 2100 году вырастет на 2,5–3°C, и «пессимистический» совсем плохой (RCP 8,5), предполагающий повышение на 5–6°C. Во втором случае, например, проще сразу вырубить хвойные леса юга Сибири, иначе все сгорит дотла.

Но не исключено, что ситуация будет развиваться хуже любых прогнозов, проходя определенные развилки (tipping points). Например, климатологи теряются в догадках, будут ли высвобождаться гигантские подземные залежи метана (CH4), когда начнется таяние льдов в тундре. Если да, то пиши пропало: метан обладает в 20 раз более выраженным парниковым эффектом, чем CO2. То же самое касается метангидратов на арктическом шельфе. Нарушится ли их стабильность? Есть аргументы как за, так и против.

Может внести коррективы и сам человек. Здесь даже не нужно вспоминать про возможность ядерной войны. Все прозаичнее: массовая цифровизация увеличит мировое энергопотребление в 1,5 раза к середине века. «Вместе с объемами цифровых данных по экспоненте растет число дата-центров, – утверждает Кузнецов. – А они не только требуют электричество для работы, но и сами здорово греют воздух. При текущих темпах развития дата-индустрии ее вклад в потепление будет такой же, как у промышленности и сельского хозяйства, всего через 10–15 лет».

От климата не убежишь

В конечном итоге накопившиеся изменения ударят по самому человеку. Много веков он строил города на морском побережье, не задумываясь о последствиях, – ведь более 7000 лет уровень моря не менялся. Но за последний век он прибавил 20 см, а до конца XXI века поднимется еще на 65 см (расчеты Колорадского университета в Боулдере). При этом 600 млн человек живут ниже 10 метров над уровнем моря.

Не обязательно целиком затопить эти территории – достаточно того, что наводнения станут регулярными, сделав их непригодными для жизни. В группе риска Флорида и Вашингтон, Шанхай и Гонконг, 160‑миллионный Бангладеш, четверть городов Японии, Венеция и Амстердам, исторический центр Санкт-Петербурга, Мальдивы, Багамы, малые островные государства.

Внутри континентов тоже нарастают проблемы. Уступая землю пустыням, человек теряет сельхозугодья и пастбища. Поднялась снеговая граница на склонах Тянь-Шаня – киргизским пастухам некуда гнать скот.

По данным ООН, к 2080 году угроза голодной смерти замаячит перед 600 млн человек. Важен и доступ к пресной воде: при повышении температуры на 2°C его лишатся 300 млн человек. А кое-где станет просто невозможно жить: в странах Персидского залива дневная температура будет превышать +75°C, их жители смогут выходить из дома только по ночам.

Еще в 1990‑х британский климатолог Норман Майерс ввел понятие «экологические беженцы» (environmental refugees). В 2016 году с первым случаем массового переселения столкнулись США: жители острова Иль-де-Жан-Шарль, штат Луизиана оставили свои дома из-за затопления. По расчетам ООН, в 2050 году ухудшение климата заставит отправиться на поиски нового пристанища 150–200 млн человек.

В итоге кризис ударит по всем – и по развивающимся странам, откуда пойдут миграционные потоки, и по развитым, которым придется «переварить» переселенцев и социальные конфликты. «Переезжать будут люди разного уровня квалификации: и африканцы, и жители Южной Европы, где тоже произойдет опустынивание, – соглашается Кузнецов. – Палаточными лагерями не обойтись – надо строить благоустроенные, комфортные города. Уже идет обсуждение способов релокации целых народов, чтобы вместе с переездом они адаптировались к новой профессии и культуре. Проблема в том, что это нельзя запланировать на 30–50 лет и спокойно работать. Надо быть готовым к тому, что кризис начнется стремительно».

Каждый сам за себя

Борьба с глобальным потеплением началась в 1992 году, когда страны–члены ООН подписали Киотский протокол. Однако указанные в нем обязательства были несерьезными: от развитых стран требовалось сокращать примерно по 1% эмиссии CO2 в год, от развивающихся – совсем ничего. На смену документу пришло Парижское соглашение 2015 года. В нем страны договорились как можно скорее пройти пик эмиссии, чтобы удержать потепление на уровне 2°C. Для этого потребуется достичь «нетто выбросов» (паритета между выбросами и поглощением) во второй половине века.

Если же говорить о более решительных действиях, например, о непревышении планки в 1,5°C (она прописана в Парижском соглашении как программа-максимум), то придется обеспечить «нетто выбросов» в 2055 году, а уже к 2030‑му сократить их на 45%.

Но и в самом мягком варианте Парижское соглашение кажется нереализуемым. По расчетам PwC, лидеры мировой экономики должны снижать эмиссию минимум на 6,3% в год. Однако с начала XXI века этот показатель составляет 1,3%.

По расчетам ресурса Paris Equity Check, климатическая политика большинства стран ведет мир по худшему сценарию. Если экстраполировать на всю планету экономическую модель Китая, России, Саудовской Аравии, Ирана, Турции, Украины, Казахстана, Аргентины и Канады, то к концу века результат превысит 5,1°C. Чуть более сознательны Австралия (4,4°C), Япония (4,3°C), США (4°C) и Израиль (3,8°C). И только образцовые страны Западной Европы – Швеция (2,7°C), Франция (2,6°C), Норвегия (2,2°C) и Исландия (1,9°C) – приближаются к целям Парижского соглашения.

Причина в том, что для достижения этих целей нужна перестройка всего общества, ведь за эмиссию CO2 отвечают разные сферы экономики (см. диаграмму): недостаточно установить солнечные батареи, но продолжить летать на керосиновых самолетах или пересесть на электрокары, но вырабатывать электричество на ТЭЦ. Появился даже термин «антирост»: сознательное ограничение экономики ради экологических задач.

Но мало кто согласен на такой расклад: политики и бизнесмены продолжают жить в парадигме конкуренции. Трансформация мировой экономики в соответствии с целями Парижского соглашения потребует $2,4 трлн ежегодно до 2035‑го (расчеты МГЭИК): кто оплатит банкет? Также под эгидой ООН создан «Зеленый климатический фонд» для помощи жертвам глобального потепления: кому его наполнять?

Крупнейшие страны мало что делают специально для снижения выбросов, предпочитая рыночные цели, объясняет Алексей Кокорин: «Только в некоторых регионах общество настолько сознательно, что экологические задачи включены в повестку дня: это Скандинавия, Германия, Калифорния. В остальном мире люди просто занимаются высокотехнологичным развитием. А при нем удельные выбросы автоматически уменьшаются, если страна прошла первичную индустриализацию. Поэтому сегодня идет развитие солнечной, ветровой энергетики: она просто позволяет получать энергию дешевле, чем из ископаемого топлива. Но там, где индустриализация продолжается, например, в Индии, людям не до экологии, и выбросы растут».

Парижское соглашение на глазах превращается в профанацию, разводит руками Евгений Кузнецов: «Была надежда на добровольное участие, на то, что страны объединятся. Но вместо этого США в 2017 году выходят из соглашения, чтобы не отставать от конкурента – Китая. А сам Китай запускает опасный проект Sky River по созданию искусственных облаков. И выясняется, что у ООН нет реальных инструментов, чтобы это контролировать, принуждая страны отрабатывать параметры, под которыми они подписались. Такие инструменты должны появиться, ведь мы все-таки хотим выжить на Земле, а не эвакуироваться на Марс на ракетах Илона Маска».

Главная проблема сегодня в том, что для ведущих стран, обладающих большой территорией, глобальное потепление пока не несет невосполнимых угроз, резюмирует Алексей Кокорин. «Тревогу бьют малые страны, но от них либо откупаются гуманитарной помощью, либо вообще не слушают, – объясняет ученый. – Только когда климат станет фактором экономической конкуренции – например, в США введут углеродный налог, а в Китае – нет, что обеспечит ему рыночное преимущество, – страны начнут давить друг на друга, чтобы уравновесить положение. Экология станет главным яблоком раздора сверхдержав в XXI веке».