В них Китай наравне с Россией был прямо назван стратегическим оппонентом и угрозой. Ни у американской, ни у китайской стороны не было никаких сомнений в значимости этого шага, завершившего длительный процесс эволюции американской политики в отношении КНР, начавшийся еще в 2009 году, вскоре после прихода к власти Барака Обамы.

Хотя по сравнению с Китаем Россия считается страной более задиристой, а ее поведение – более провокационным, именно КНР рассматривается в качестве основной долгосрочной проблемы для Америки. Россия объективно не обладает теми экономическими и демографическими ресурсами для борьбы с США, которые есть у Китая. К тому же в Соединенных Штатах практически на догматическом уровне распространено представление о России как о государстве, которое вскоре с неизбежностью придет в упадок. Из чего делается вывод, что «российская проблема» через некоторое время решится сама собой – путем смены режима и, вероятно, распада страны при ограниченной поддержке этого процесса Вашингтоном.

Китай же американцы продолжают рассматривать как «поднимающуюся» державу. Однако теперь уже мало кто в США верит, что под влиянием рыночной экономики и современных технологий коммунистический режим в КНР трансформируется во что-то более либеральное. Вера в возможность таких преобразований господствовала в американских политических кругах с 1980‑х и по начало 2000‑х. По сути, это означало, что в США полагали: «китайская проблема» так же решится сама собой, как и «русская проблема», с той лишь разницей, что КНР предрекали не распад, а преображение в подобие огромной Японии или Южной Кореи. Идеальный Китай будущего представлялся американцам экономическим монстром и военно-политическим импотентом, смирившимся с подчиненным положением и безропотно принимающим власть Соединенных Штатов в обмен на право экспортировать трусы и мобильники.

Однако получилось все совсем не так. Экономические успехи КНР привели не к ослаблению, а к укреплению позиций Компартии. Сегодня Китай строит великие вооруженные силы. И уже создал одну из мощнейших в мире разведок, проводящую амбициозные и агрессивные операции по всей планете, такие, как кража персональных данных 22 миллионов госслужащих США и членов их семей из базы данных Офиса по управлению персоналом (Office of Personnel Management). В национальной идеологии КНР на центральное место выдвигается имперский национализм. В Китае сложился высокотехнологичный полицейский режим с тотальным контролем над гражданами, растет влияние партии на СМИ и общество.

Страна уже открыто декларирует переход к великодержавной внешней политике. Важнейшим элементом экономического курса КНР служит выращивание при господдержке «национальных чемпионов», которые, скупая по всему свету компании, бренды и технологии, начнут агрессивную борьбу за передел мирового рынка. Именно эти компании и отрасли, связанные с программой «сделано в Китае 2025», стали основными мишенями американских санкционных и тарифных мер.

Противоречия Соединенных Штатов и КНР носят системный характер. В иные времена они с неизбежностью привели бы к войне. Но полномасштабный вооруженный конфликт между ядерными державами маловероятен, поскольку чреват глобальной катастрофой. Сводить счеты стороны будут, используя экономические методы, дипломатические комбинации и информационное давление. Также в ход пойдут операции разведки, «войны по доверенности» в третьих странах, навязывание оппоненту гонки вооружений в максимально невыгодной для него конфигурации.

Китай пока не конкурент США в ядерной области. Однако КНР – это единственный официальный член «ядерного клуба», чей арсенал растет. По оценке Ханса Кристенсена и Роберта Норриса из Федерации американских ученых, в распоряжении Пекина находится 280 ядерных боеголовок. Однако, учитывая масштабы китайских ракетных программ, включающих в себя разработку и производство тяжелых жидкостных межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися головными частями индивидуального наведения, потенциал роста значителен. Вполне вероятно, что в определенный момент Китай станет полноценным оппонентом Америки и в ядерной сфере.

Визит Мэттиса был посвящен выработке правил для новых, конфликтных и антагонистических отношений. О том, что тематика переговоров выходила далеко за рамки обсуждения развития отношений между вооруженными силами двух стран, можно судить по списку лиц, с которыми глава Пентагона встретился в Пекине. Помимо обязательных переговоров с китайским министром обороны, членом Центрального военного совета генерал-полковником Вэй Фэнхэ Мэттис побывал на приеме у председателя КНР Си Цзиньпина. Он также пообщался с заместителем председателя Центрального военного совета Сюй Циляном и членом Госсовета и куратором всей китайской внешней политики Ян Цзечи.

Темой для бесед Мэттиса с китайскими официальными лицами служили политические расхождения между двумя странами, включая ситуацию в Южно-Китайском море (ЮКМ), а также вокруг Тайваня. Показательно, что китайская сторона попыталась расширить круг обсуждаемых вопросов и поговорить с американским гостем, профессиональным военным, о начавшейся американо-китайской торговой войне. Это означает, что Мэттис, несмотря на его жесткие заявления о необходимости сдерживания Китая, в Пекине воспринимается как наиболее адекватный и квалифицированный собеседник на фоне прочих деятелей администрации Трампа.

В свою очередь, Мэттис старался, общаясь с китайскими визави, не отходить от вопросов безопасности. Во время переговоров стороны четко и ясно указывали на существующие разногласия, не пытаясь уйти от острых вопросов. Так, Мэттис фактически обвинил Си Цзиньпина в нарушении данного ранее обязательства не милитаризовать насыпанные китайцами искусственные острова в ЮКМ. Китайцы в ответ обвинили американскую сторону в использовании неверных, искаженных данных. Си также сообщил, что КНР не пожертвует ни одним клочком земли, унаследованным от предков, дав понять, что позиция Пекина относительно спорных территорий – Южно-Китайского моря и Тайваня – будет жесткой.

Тем не менее стороны выразили общую заинтересованность в поддержании эффективного военного канала связи. Его значение возрастает именно теперь. Слова заместителя председателя Центрального военного совета КНР Сюй Циляна о том, что контакты армейских руководителей должны играть роль «стабилизатора двусторонних отношений», лишний раз подчеркивают, насколько в целом деградировал диалог Америки и Китая. Когда он пребывал в лучшем состоянии, отношение к военным контактам было менее серьезным. Китайцы без особых колебаний приостанавливали их на длительный срок в ответ на те или иные раздражавшие их действия США, например, на поставку очередной партии оружия Тайваню. Теперь же за контакты по линии военных держатся как за последний канал связи. И это при том, что американцы отозвали приглашение китайскому флоту на ежегодные учения RIMPAC и ведут в регионе военное строительство, направленное специфически против КНР.

Нечто подобное наблюдалось до недавнего времени (до перехода подготовки встречи Дональда Трампа и Владимира Путина в активную фазу) и в диалоге Москвы и Вашингтона. Российское посольство в США фактически находилось в изоляции, а главе дипломатической миссии Анатолию Антонову было сложно проводить обычные рабочие встречи с американскими чиновниками и политиками. На этом фоне выделялось поведение Мэттиса, который не только провел переговоры с Антоновым, но даже лично встретил его в дверях Пентагона. Были и другие контакты между военными: начальник Генерального штаба Вооруженных сил России Валерий Герасимов и председатель Комитета начальников штабов Джозеф Данфорд встречались лично и регулярно общаются по телефону.

Иллюзий здесь питать не стоит. Российские и американские армейские руководители внутренне готовы воевать друг с другом. Но вполне вероятно, что на фоне деградации всех прочих каналов взаимодействия государственных машин России и США коммуникация между военными наиболее эффективна. Судя по ленте новостей на сайте российского Минобороны, Герасимов и Данфорд говорят по телефону и встречаются чаще, чем любые другие высшие должностные лица России и США. Их предыдущая встреча, кстати, состоялась 8 июня в Хельсинки – там же, где должен пройти саммит Путина и Трампа.

Насколько можно судить, примерно такого же уровня коммуникацию американцы хотели бы иметь и с китайцами – канал связи, позволяющий высшему военному руководству двух стран оперативно связываться, обсуждать и принимать меры по снижению напряженности и предотвращению эскалации разного рода инцидентов. Эта коммуникация ведется с полным пониманием существующих принципиальных политических расхождений, откровенно и с взаимным уважением, она свободна от идеологического мусора и популизма, дурно влияющего на международные отношения.

При этом общемировая тенденция такова: внешняя политика повсеместно милитаризуется. Особенно это видно на примере Соединенных Штатов. Уже довольно давно бывшие и действующие военные играют все более важную роль в формировании внешнеполитического курса американских президентов. Дошло до того, что, например, важнейшие переговоры между США и КНДР велись целиком по каналам разведок двух стран, причем госдепартамент и министерство иностранных дел Северной Кореи держались в неведении относительно этих контактов.

Пентагон сегодня – это ключевой игрок, во многом определяющий то, какую политику Вашингтон будет проводить в отношении целых регионов, таких как Ближний Восток. Но и по другим направлениям заметно ослабление роли традиционной дипломатии при переходе рычагов влияния в руки военных и спецслужб. Теперь военные будут играть и «стабилизирующую роль» в самых важных двусторонних отношениях современного мира – китайско-американских.

Сейчас политика Соединенных Штатов в сфере торговых переговоров подвержена мгновенным и непредсказуемым изменениям, а достигнутые договоренности почти ничего не стоят, что и показал опыт «исторической договоренности о предотвращении торговой войны», достигнутой во время майской поездки в Вашингтон китайского вице-премьера Лю Хэ. Представители внешнеполитической части американской администрации вообще настолько часто противоречат друг другу, что их высказывания сложно воспринимать всерьез. Дипломаты превращаются в пиарщиков и пропагандистов, а дипломатические контакты осуществляются по секретным каналам генеральных штабов, служб политической и военной разведки. Переход к военным ряда политических функций на фоне деградации гражданского госаппарата и политических институтов – неновое явление в истории человечества, и всякий раз оно являлось свидетельством кризиса и предстоящих больших изменений.