26 мая 2018 года исполнилось 100 лет с того момента, как состоялось последнее заседание Закавказского сейма. На этом собрании было официально объявлено о распаде Закавказской Демократической Федеративной Республики (проект, предполагавший создание федерации трех государственных образований региона). Тогда же открылось другое заседание, Национального Совета Грузии, на котором был зачитан «Акт о независимости» этой республики. Его первая статья гласила: «Отныне грузинский народ – носитель суверенных прав, а Грузия – полноправное, независимое государство». Спустя два дня, 28 мая, была провозглашена Азербайджанская Демократическая Республика (АДР), первое республиканское государство исламского Востока. В этот же день Армянскому Национальному Совету были даны полномочия правительства. Совет объявил о независимости Армении, а 29 мая на заседании Западного и Восточного бюро революционной федерации «Дашнакцутюн» (наиболее влиятельной на тот момент армянской политической партии, созданной в 1890 году) Ереван был избран столицей нового государства. Таким образом, сто лет назад в Закавказье начали реализовываться проекты создания наций-государств, ориентированных на европейские образцы.

История и политика: связь времен

Изучить события вековой давности полезно не только историкам, но и всем, кто хочет лучше понимать актуальную политику Закавказья. Многочисленные проблемы и конфликты  – будь то противостояние в Нагорном Карабахе, Абхазии или Южной Осетии – сформировались именно в первой четверти ХХ столетия. Два из трех кавказских государств (Грузия и Азербайджан) являются правопреемниками Грузинской и Азербайджанской демократических республик. Армения, в отличие от соседних стран, выбрала модель не восстановления, а установления национальной независимости. Сегодняшнее государство позиционирует себя как преемник и продолжатель не только первой республики, но и Армянской ССР. Тем не менее этот опыт – неотъемлемая часть «родословной» постсоветской Армении.

Сегодня в Закавказье события 1918–1920 годов воспринимают не просто как один из элементов своей истории или повод для праздничных церемоний. Отсылки к периоду существования «первых республик» используются как политический инструмент. Примером может послужить Азербайджан, где в апреле этого года прошли досрочные президентские выборы. Для переноса кампании с осени на весну имелись различные веские причины (прежде всего стремление Ильхама Алиева закрепить «семейное правление» формально), но публично это решение объяснялось подготовкой к празднованию столетия Азербайджанской Демократической Республики.

В Южной Осетии по мере разморозки конфликта с Грузией (2004–2008 годы) официальным историческим нарративом стала концепция «геноцида осетин». Можно спорить о том, насколько уместно использование термина «геноцид», но для нас сейчас важнее другое: в качестве отправной точки такой политики взят 1920 год – время существования Грузинской Демократической Республики и осетинского восстания. Тогда в результате столкновений между грузинскими частями и восставшими погибло около пяти тысяч осетин, многие были вынуждены бежать за другую сторону Кавказского хребта.

В Абхазии одной из ключевых предпосылок вооруженного конфликта 1992–1993 годов считают восстановление грузинской конституции 1921 года и отмену всех законодательных актов советского периода, в том числе конституции Грузинской ССР 1978 года. В восстановленном основном законе был пункт об «автономном правлении» для Абхазии «в местных делах», но не предполагалось особого политико-правового субъекта, каковым Абхазская АССР считалась по конституции 1978 года. По мнению абхазского историка Тимура Ачугбы, «данный акт грузинской политической элиты воспринимался как фактическое упразднение государственности Абхазии».

Как видим, сюжеты прошлого в современном кавказском контексте имеют «постоянную прописку».

Национализм, конфликт и демократия: made in the South Caucasus

У возникновения национальной государственности в Закавказье в 1918 году были объективные причины. Российская империя, проводя модернизацию «кавказских окраин», по факту создавала будущие национальные кадры. Развитие городов, индустриализация, интеграционные проекты (неизбежно ставившие проблемы соотношения общегосударственного и «своего», национального) были той средой, в которой местные интеллектуалы обсуждали проблемы собственной идентичности, конструировали образы национального будущего. В результате формировалось представление о «своей земле», «идеальных границах» и «врагах нации».

Эти представления существовали в Закавказье не с незапамятных времен, как говорят авторы национальных историографий в Грузии, Азербайджане и Армении. Эти концепции утвердились в конце XIX столетия. Более того, произошло это не одномоментно. Как пишет немецкий кавказовед Йорг Баберовски, в начале ХХ столетия «сама национальная концепция утвердилась лишь на территории кавказских городов. За городской чертой она переставала действовать. В окружении враждебного мира, весьма далекого от органов государственной власти, крестьяне осознавали себя как члены рода, клана или религиозной общины». Но, как верно подметил «вождь мирового пролетариата», «главную роль играло не численное превосходство вообще, а превосходящие силы в немногих решающих пунктах». Именно городская среда повела за собой более пассивную крестьянскую массу, дала ей символы, мифы, объяснительные модели.

Опыт национальной государственности после имперского распада у всех трех стран был недолгим. Азербайджанская Демократическая Республика просуществовала всего 23 месяца. Лишь на семь месяцев дольше прожила первая республиканская Армения. Дольше всех независимость продержалась в Грузии – чуть менее трех лет. Более того, эта страна стала единственной независимой республикой Закавказья, которой удалось принять основной закон: в Азербайджане и Армении свои конституции в период «первых республик» так и не появились.

В 1918‑м в Закавказье провалилась первая попытка региональной интеграции. Закавказская демократическая федеративная республика (ЗДФР) просуществовала всего месяц! После этого все независимые государства Закавказья выдвигали в 1918–1920 годах территориальные претензии друг к другу. Армения и Азербайджан спорили о принадлежности Карабаха, Зангезура и Нахичевани (после «советизации» Карабах и Нахичевань будут переданы Азербайджану, а Зангезур – Армении). В конце 1918‑го вспыхнул грузино-армянский конфликт из-за Лорийского района. Тифлис претендовал на Закатальский район Азербайджана, населенный грузинами-ингилойцами, а Баку – на Марнеульский и Гардабанский районы Грузии, бывшие регионом компактного проживания этнических азербайджанцев. Были и внутренние конфликты (грузино-абхазский и грузино-осетинский, а также армяно-азербайджанские противоборства в Армении и Азербайджане). Все эти столкновения протекали при вмешательстве Турции и «центральных держав», а затем стран Антанты. Не стоит забывать и про военно-политические столкновения первых республик с российскими большевиками и белогвардейцами, которые воспринимались как защитники разных версий имперского проекта, хотя «красные» и позиционировали себя как строители «нового мира», а не правопреемники Российской империи.

Через сто лет мы снова видим модель «три государства – три особых пути». Грузия стремится к членству в ЕС и НАТО (единственная республика не только в Закавказье, но и на постсоветском пространстве, проведшая референдум о вступлении в Североатлантический альянс). Армения – участница евразийских интеграционных проектов ОДКБ и ЕАЭС. Азербайджан аккуратно балансирует между Россией, Ираном, Западом, Израилем, Палестиной и Турцией. О региональной интеграции Закавказья речь не идет. Можно, конечно, привести в пример эффективную кооперацию Баку и Тбилиси, но проекты этих стран с участием Турции реализуются в обход Армении. В то же время до сих пор значительная часть азербайджано-грузинской границы не демаркирована и не делимитиров ана, а растущее присутствие Азербайджана в грузинской экономике серьезно беспокоит Тбилиси, хотя публично об этом и не говорят.

Но первый опыт национально-государственного строительства не следует рисовать лишь черной краской. Благодаря ему в политический оборот всех трех закавказских республик вошли такие понятия, как парламентаризм, свобода слова и гражданские права. Лидеры первых республик Закавказья высоко ценили роль образования, считая его залогом свободы и независимости. Не случайно на заседании парламента АДР 1 сентября 1919 года был принят закон об учреждении Бакинского государственного университета. И хотя открытие Тбилисского университета состоялось до провозглашения независимой Грузии, в период первой республики он получил государственный статус и всестороннюю поддержку со стороны правительства. Таким образом, политический опыт первых республик не сводится только к пограничным спорам и этническим чисткам, хотя эти практики перечеркнули весь тот демократический порыв, который демонстрировали политики Грузии, Азербайджана и Армении в 1918–1921 годах.

Важно понимать: в условиях формирования новых идентичностей и наций-государств демократия по большей части совпадает с национализмом, а не противоречит ему.

Советизация и десоветизация

Политическую эволюцию первых республик Закавказья прервала советизация. Не только внешняя и «русификаторская», как об этом сегодня часто говорят в Баку, Ереване и особенно в Тбилиси, но и внутренняя – в каждой из республик были и свои большевики. Но развитие наций-государств в Армении, Грузии и Азербайджане не остановилось полностью. Оно перешло в иной формат. Именно в рамках советского национального проекта были определены закавказские республиканские границы, ставшие после распада СССР государственными рубежами, а также сформированы атрибуты будущей государственности. Интересный парадокс: расставаясь с «проклятым советским прошлым», новые независимые государства Закавказья далеко не всегда готовы отказаться от тех территориальных конфигураций, которые им были обеспечены именно советской властью. Проблема в том, что в былые времена власть КПСС и КГБ гарантировала мир и безопасность в регионе, но с тех пор, как их не стало, постсоветские республики так и не создали свои механизмы купирования конфликтов.

При этом к наследию СССР все страны Закавказья относятся по-разному. Наиболее последовательно отмежевывается от советского прошлого Грузия. Еще на закате Союза, 9 апреля 1991 года, был принят Акт о восстановлении государственной независимости Грузии. Освобождение же от наследия СССР символизируют две другие даты грузинского государственного календаря – 9 апреля и 25 февраля. Первая из них – День национального единства. Она приурочена к трагическим событиям 1989 года, когда в результате силового разгона войсками Закавказского военного округа митинга в Тбилиси погибло 19 и было ранено 200 человек. Говоря языком философа Карла Ясперса, этот день стал «осевым» для всей постсоветской истории Грузии. Вторая дата из того же ряда – День советской оккупации, отмечающийся начиная с 2011 года 25 февраля. Он приурочен к вступлению на территорию Грузинской Демократической Республики частей Красной армии в 1921‑м.

Азербайджан считает себя правопреемником первой Азербайджанской Демократической Республики. Однако в становлении нынешней государственности особая роль принадлежит Гейдару Алиеву, который в советские годы принадлежал не только к верхушке республиканской коммунистической элиты, но и к верхним эшелонам союзной партноменклатуры. Поэтому сегодня в республике к числу памятных и праздничных дат относятся те, что связаны не только с периодом 1918–1920 годов, но и с тем временем, когда, по словам Леонида Брежнева, «широко шагал Азербайджан».

Армения, в отличие от соседей, стала единственной республикой из бывшей «братской семьи народов», покинувшей СССР в соответствии с принятой в нем процедурой выхода. Армянская элита, в отличие от грузинской, не рассматривает сегодня «первую республику» как «золотой век», связь с которым должна подчеркиваться. При этом объектом исторической критики в Армении служат сюжеты, связанные не столько с Россией, сколько с Турцией. Правда, в этом контексте Карский договор 1921 года время от времени становится темой для оживленных дискуссий, особенно на фоне очередного сближения Москвы и Анкары. Страх «большой сделки» крупных держав за спиной Армении остается важным элементом исторической памяти и актуальной политики.

Как бы то ни было, спустя сто лет опыт первой национальной государственности стран Закавказья актуален. При этом не только для них самих, но и для их соседей и даже для международных игроков, находящихся в почтительном удалении. В Грузии, Армении и Азербайджане «конец истории» совсем не виден. Напротив, в прошлом ищут объяснение настоящему и даже будущему.