• Мы будем жить теперь по-новому
• Экономика должна быть экономной
• Трамп и пандемия
• Не надо раскачивать лодку
• Что дальше?

Мы будем жить теперь по-новому

6 июля 2012 года в Пхеньяне случилась нечто небывалое. В этот день в северокорейской столице прошел первый концерт ансамбля «Моранбон». Многие тогда знали, что этот девичий ансамбль создан под личным руководством нового главы государства – Ким Чен Ына, так что собравшаяся на концерт избранная публика надеялась увидеть что-то новое и диковинное. Их ожидания оправдались: не только наряды и манера вести себя на сцене у девушек из ансамбля были почти западные, но и репертуар оказался очень необычным. Помимо «революционных песен» о любви к Вождю и к Партии, на первом концерте «Моранбона» прозвучали иностранные хиты, в том числе и My way Фрэнка Синатры.

Этот концерт тогда многие расценили как верный признак того, что в Северной Корее начались радикальные перемены. Оснований для этого хватало: новый лидер был молод (всего 28 лет), получил образование в элитной школе в Швейцарии и был поклонником популярной культуры Запада.

Впрочем, в то, что при новом Киме и жизнь станет новой, верили не все. Многие вообще сомневались, что необычно молодой руководитель сможет удержать власть. Иначе говоря, десять лет назад, на рассвете правления Ким Чен Ына, одни чаяли «перестройки и гласности» в КНДР, другие же пророчили скорое падение режима.

Ошиблись в итоге как первые, так и вторые.

Экономика должна быть экономной

Первые десять лет правления Ким Чен Ына можно разделить на два периода. В 2012–2016 годах он проводил достаточно активные реформы, а с конца 2017-го ему пришлось бороться с целой серией кризисов, причем в ходе этой борьбы его политический курс был пересмотрен.

Выступление ансамбля «Моранбон» в июле 2012-го, равно как и некоторые другие смелые эксперименты того времени, в итоге ни к чему не привели, и в области культуры политика Ким Чен Ына мало отличалась от политики его отца. Больше Синатру в Пхеньяне перепевать не пытались. Однако в области экономической политики перемены действительно имели место – по крайней мере, поначалу.

Ким Чен Ын вернул на высшие посты тех экономистов, которые в правление его отца пытались провести реформы по китайскому образцу, но в итоге оказались в опале. Ким Чен Ын достал из правительственных сейфов планы экономических преобразований, составленные еще в 2004–2005 годах, и о существовании которых, кстати, в зарубежных экспертных кругах было давно известно. Реформы эти предусматривали поэтапное внедрение в Северной Корее рыночной экономики – разумеется, при сохранении в неприкосновенности политической системы.

В 2012–2013 годах сельское хозяйство частично перешло на бригадный подряд. Поговаривали даже о введении семейного подряда, то есть о фактической передаче земли в пользование крестьянским семьям, но на столь радикальный шаг в Пхеньяне все-таки не решились. В промышленности была введена система двойных цен, тоже скопированная с той, что существовала в 1980-х в Китае. В соответствии с этой схемой северокорейские предприятия получали заведомо заниженные плановые задания. Продукцию, производимую в рамках плана, предприятия должны были продавать за символическую цену тем потребителям, которых им назначало государство. А то, что производилось сверх плана, можно было продавать более или менее свободно.

Идеология КНДР эволюционировала, но остается социалистической

С приходом Ким Чен Ына к власти прекратились и гонения на частных предпринимателей, которые к тому моменту играли заметную роль в жизни страны. Был взят курс на сотрудничество с новым бизнесом, с северокорейскими «цеховиками» и подпольными миллионерами. Одним из наиболее ярких проявлений этого курса стало жилищное строительство, ставшее при Киме-третьем по-настоящему масштабным. В большинстве случаев оно финансировалось частным капиталом, рассчитывавшим на прибыль от продажи квартир. Но при этом строительство велось в тесном взаимодействии с государственными организациями.

Реформы на первых порах оказались очень успешными. Хотя вся северокорейская экономическая статистика засекречена еще с начала 1960-х, мало кто сомневается, что период 2011–2017 годов стал временем впечатляющего экономического развития. Экономика росла со скоростью не менее 3–4% в год, а по мнению оптимистов – даже 6–7%. Страна оставалась бедной, но жизнь народа существенно улучшилась, и казалось, что Ким Чен Ын выполнял обещание, данное в одной из своих первых официальных речей: сделать так, чтобы простым корейцам больше «не пришлось затягивать пояса».

При этом экономические реформы не сопровождались послаблениями в других сферах. Наоборот, с 2013–2014 годов гайки в КНДР стали постепенно закручиваться. Особое беспокойство у Ким Чен Ына вызывало расползание по стране иностранной видеопродукции – в первую очередь южнокорейской. Распространение сведений о внешнем мире угрожало политической стабильности. Просмотр, например, южнокорейских сериалов мог подвести граждан КНДР к мысли, что их соседи живут гораздо лучше (что, разумеется, чистая правда – разница в доходах на душу населения в ту пору была 27-кратной). А это было чревато смущением умов и ненужным политическим брожением в обществе.

Трамп и пандемия

Впрочем, период реформ закончился довольно быстро: в 2017 году он был прерван очередным раундом ядерного кризиса, за которым последовала пандемия. Но если эпидемия стала форс-мажором, то первый из этих двух кризисов Пхеньян создал собственными руками.

В 2016 году северокорейские военные инженеры продемонстрировали впечатляющие достижения: провели три успешных запуска межконтинентальных баллистических ракет (МБР), способных поразить территорию США. Одновременно было проведено испытание термоядерного заряда, значительно более мощного, чем все предыдущие. Судя по всему, Пхеньян рассчитывал таким образом напугать американцев и принудить их к переговорам, итогом которых стало бы признание КНДР де-факто ядерной державой (как Индия или Пакистан).

План этот с треском провалился. Во многом это произошло из-за того, что в начале 2017 года в Белом доме обосновался новый и весьма необычный жилец. Звали его Дональд Трамп, и на северокорейские эскапады он ответил столь жестко, что застал врасплох не только Пхеньян, но и все мировое сообщество. Сложно сказать, блефовал ли Трамп, когда грозился «пустить кровь из носа Ким Чен Ыну» и утверждал, что американские авианосцы на полной скорости мчатся к берегам Корейского полуострова, но выглядело это довольно убедительно и устрашающе. Столкнувшись с таким напором, КНДР пришлось, на время забыв о реформах, заняться дипломатическим маневрированием.

В целом оно оказалось успешным: война с Соединенными Штатами так и не началась, а северокорейским дипломатам удалось, скажем прямо, заболтать американских коллег, выиграть время и создать ситуацию, в которой Трамп так и не получил от них серьезных уступок.

Но нельзя сказать, что Северная Корея вышла из конфронтации с Трампом совсем уж без потерь. Результатом конфронтации стало введение Совбезом ООН исключительно жесткого санкционного режима, лишившего КНДР возможности вести практически любую внешнеэкономическую деятельность. В новых условиях о планах развития внешней торговли и о надеждах на иностранные инвестиции пришлось забыть – и, похоже, надолго.

Правда ли, что северокорейцы опять массово голодают?

А затем удар по стране нанес коронавирус, на появление которого Северная Корея отреагировала карантином, равного которому по жесткости нет ни в одном другом государстве. С февраля–марта 2020 года въехать или выехать из КНДР практически невозможно. Почти прекратилась и внешнеторговая деятельность. Экономическое положение стало быстро ухудшаться.

Тем временем отношения США и Китая стремительно обретали форму новой холодной войны. Разгорание этого конфликта стало для Пхеньяна настоящим подарком. В сложившейся ситуации стратегическая ценность Корейского полуострова для КНР резко выросла. Еще недавно китайское руководство к Пхеньяну относилось без особой симпатии. Ядерные экзерсисы корейцев 2016–2017 годов настолько раздражили Пекин, что он поддержал введение против КНДР жестких санкций. Однако из-за конфронтации с Америкой у Китая появились весомые основания закрывать глаза на ядерные амбиции Пхеньяна.

С 2018-го КНР возобновила программу экономической помощи Северной Корее. Объемы ее невелики, но их хватает, чтобы в КНДР не начался голод, способный спровоцировать беспорядки. Пекину не нужен очаг нестабильности под боком, и он готов платить за то, чтобы в Северной Корее сохранялось спокойствие.

Не надо раскачивать лодку

В этих условиях Пхеньян окончательно решил: с реформами пора кончать. С 2020 года северокорейская пресса говорит исключительно о возвращении государства в экономику, о возрождении плановой структуры и, разумеется, отрицает, что руководство страны вообще когда-либо задумывалось о проведении рыночных реформ китайского образца. Одновременно идет и ужесточение политического контроля.

В первую очередь усиливается цензура сведений об окружающем мире. Действующий с декабря 2020-го «Закон о борьбе с реакционной культурой» предусматривает за тиражирование и распространение иностранных изданий и видеопродукции наказания вплоть до смертной казни. Северная Корея, на некоторое время полуоткрывшись внешнему миру, опять задраивает люки.

Почему власти КНДР решили прекратить экономические реформы

С точки зрения северокорейского руководства, этот разворот вполне резонен. Реформы рыночного образца, пусть и сопровождавшиеся политическими преобразованиями, могли дестабилизировать обстановку, и это в Пхеньяне хорошо понимали. На реформы в 2012-м Ким Чен Ын решился в основном потому, что другого способа возродить экономику страны тогда не было. Однако сейчас, когда КНДР получает гарантированную помощь из Китая, заниматься политически опасными преобразованиями просто нет смысла – за сохранение стабильности теперь платит Пекин.

Наверное, у происходящего есть и, скажем так, психологическое измерение. Когда Ким Чен Ын пришел к власти, он действительно искренне рассчитывал, что ему удастся улучшить жизнь подданных. Скорее всего, он в душе винил отца, отношения с которым у него никогда не были близкими, в том, что тот не шел в ногу со временем и не проводил преобразований, которые молодому выпускнику швейцарской школы казались совершенно очевидными и необходимыми. Однако, оказавшись в шкуре своего отца, Ким Чен Ын осознал: многое из того, что ему виделось простым, либо невозможно, либо угрожает стабильности в стране и лично его власти. В итоге недавний мечтатель и умеренный реформатор стал постепенно превращаться в прагматичного консерватора-макиавеллиста, который, конечно же, хочет, чтобы простонародье жило лучше, но гораздо больше озабочен другой проблемой – как бы не слететь с трона.

Что дальше?

Что же ждет Северную Корею дальше? Скорее всего, до окончания пандемии ни о каких серьезных изменениях говорить не приходится. Но вот что случится после того, как пандемия завершится?

Пока похоже, что, разыгрывая карту американо-китайского противостояния и получая помощь из КНР, Ким Чен Ын и его окружение намерены поддерживать статус-кво. В стране продолжатся попытки (уже сегодня частично успешные) загнать в бутылку джинна рыночной экономики, который из этой бутылки вырвался около трех десятилетий назад, а также пресекать проникновение в КНДР сведений о том, как на самом деле живет внешний мир.

Правда, тут есть одна проблема. Сейчас местная печать объясняет, каким образом КНДР должна добиться нового экономического прорыва. Для этого, если верить северокорейским СМИ, необходимо сплотить ряды вокруг Партии и Вождя, неутомимо изучать идеи чучхе, проникаться революционным духом опоры на собственные силы и, наконец, ожидать того экономического эффекта, который принесут новые удивительные достижения чучхейской науки и техники. Понятно, что рецепты эти не сработают и через какое-то время Пхеньяну придется признать: экономика стагнирует, а разрыв в доходах с соседними странами продолжает расти. В такой ситуации Ким Чен Ын может вновь решиться запустить рыночные реформы – благо сам он, похоже, понимает, что эти преобразования экономически эффективны, хотя и опасны политически.

Пока же молодой реформатор и любитель западной эстрады Ким Чен Ын идет отцовской дорогой. Во времена правления Ким Чен Ира (1994–2011 годы) руководство КНДР не могло определиться с тем, как же относиться к рынку, бросаясь от одной крайности к другой – то игнорируя его, то пытаясь использовать себе на пользу, а то и вовсе норовя подавить рыночные отношения. Казалось, что приход к власти Ким Чен Ына положит конец этим метаниям. Однако сейчас есть основания полагать, что Северная Корея вернулась в старую колею, которая, увы, идет по замкнутому кругу.