Последние полвека для Восточной и Юго-Восточной Азии стали временем триумфа капиталистической модели развития. Однако успехи региона на ниве строительства капитализма не сопровождались успехами в строительстве либеральной демократии. Наоборот, хотя большинство стран Восточной и Юго-Восточной Азии стали менее авторитарными, лишь некоторые из них сегодня соответствуют западным стандартам либеральной демократии.

До недавнего времени в этом отношении Южная Корея выглядела образцом для подражания. Даже Япония с ее фактически однопартийной системой вызывает некоторый скепсис у теоретиков демократии, но по поводу Кореи вопросов не было. После завершения периода военных диктатур в конце 1980-х Республика Корея стала страной с классической двухпартийной системой, где власть и оппозиция периодически сменяли друг друга в результате конкурентных выборов, чья честность не вызывала сомнений. Пресса в Корее была свободна и временами инициировала расследования прегрешений высокопоставленных чиновников, включая и президентов страны. Правда, со времен холодной войны сохранялись ограничения, касающиеся того, что можно было бы назвать «коммунистической пропагандой», но на практике эти ограничения без труда обходились, а то и вовсе игнорировались, а «Манифест Коммунистической партии» лежал в книжных магазинах на самом видном месте.

От признания очевидного до путча: 2024 год на Корейском полуострове

Леволиберальная «политика идентичности», которую в России пренебрежительно именуют «повесточкой», не пустила в Корее глубокие корни, но хотя бы формально, на уровне деклараций, ей отдавали должное. Были, конечно, и некоторые особенности, вызывавшие недоумение у наблюдателей. Например, в Южной Корее сложилась традиция максимально тщательно расследовать действия ушедших в отставку президентов. Эти расследования, которые начинала бывшая оппозиция после прихода к власти, сплошь и рядом кончались тем, что экс-президент отправлялся в тюрьму. Причиной для ареста становились реальные правонарушения, но мало кто сомневался в том, что решение о судьбе бывшего главы государства было политически мотивированным.

Тем не менее Корея казалась образцом по-настоящему стабильной и динамичной демократии – по крайней мере, до 3 декабря 2024 года. В этот день президент Юн Сок Ёль неожиданно объявил о введении военного положения. Необходимость этого шага он объяснил тем, что оппозиция инфильтрирована северокорейскими агентами (в дальнейшем говорилось еще и о китайских).

Такого рода обвинения раньше высказывались крайне правыми группами. Однако эти группы с их смешной шпиономанией мало кто принимал всерьез. Тем более никто из наблюдателей не догадывался, что фразеология правых экстремистов – искренне или лицемерно-прагматически – принята на вооружение в высших эшелонах власти.

Сдали нервы

Попытка военного переворота, предпринятая Юн Сок Ёлем, закончилась быстро и позорно. Армия саботировала выполнение приказов, ставших для офицеров полной неожиданностью, а депутаты парламента (включая и представителей правящей партии) собрались на чрезвычайную сессию и единогласно объявили президентский указ о введении военного положения не имеющим законной силы. Всего в режиме военного положения Южная Корея прожила чуть больше двух часов.

Казалось, что кризис преодолен, что имела место какая-то аберрация, досадное, но случайное и незначительное отклонение от нормы. Однако дальнейшие события показали: кризис, с которым в последние годы столкнулись либеральные демократии, не обошел стороной и Южную Корею.

Как и ожидалось, парламент проголосовал за импичмент Юн Сок Ёля. Решение это не стало беспрецедентным – такое уже происходило в 2016 году. Тогда президент Пак Кын Хе спокойно сдала дела и отправилась из президентского дворца к себе домой, а оттуда – в тюрьму. Впрочем, надолго она там не задержалась – реальные сроки заключения южнокорейских экс-президентов обычно бывают не слишком длинными.

Юн Сок Ёль повел себя иначе. Вместе со своей охраной он заперся в резиденции и заявил, что не признает законными ни решение об импичменте, ни ордер на арест. Несколько раз представители прокуратуры пытались задержать президента. Но все их усилия были напрасны – пробиться сквозь президентскую охрану не получалось. Веревочка вилась до 15 января, но после закулисных маневров и переговоров Юн Сок Ёль все же был отправлен сначала в КПЗ, а потом и в тюрьму.

Сидя в осаде, продолжавшейся почти полтора месяца, Юн Сок Ёль не молчал, а выступал с заявлениями, продолжая гнуть свою линию: главари оппозиции – это предатели, наймиты Пхеньяна и Пекина, а сам он – голос нации. Юн Сок Ёль также утверждал, что парламентские выборы 2024 года, которые выиграла оппозиция, были фальсифицированы, так что теперь парламент забит заговорщиками, преступниками и иностранными агентами. Порой выступления Юн Сок Ёля напоминали поток сознания, но, судя по тому, с каким жаром он выступал, сам президент верил в то, что говорил.

Обвинения в адрес оппозиции выглядят откровенно бредовыми. Хотя некоторые ее представители в молодые годы были известны пропхеньянскими симпатиями, времена их флирта с северокорейским национал-сталинизмом давно прошли. Если же говорить о влиянии Китая, то следы какого-либо его проникновения в южнокорейскую политическую элиту, в том числе и оппозиционную, найти очень трудно.

Оппозиция действительно считает, что в нынешнем конфликте США и Китая Южная Корея не должна со слишком уж большим рвением поддерживать Америку. Однако в целом противники Юн Сок Ёля, как и большинство южнокорейского политического класса, занимают проамериканские позиции, пусть и несколько более умеренные, чем он.

Почему в Южной Корее к США относятся с такой любовью

Между тем упорство, которое проявил Юн Сок Ёль, сидя в осаде, а также активность его сторонников, изначально крайне малочисленных, дали неожиданные результаты. Еще в середине декабря казалось, что президент полностью скомпрометирован своей выходкой с объявлением военного положения. Число людей, заявлявших о его поддержке, составляло тогда около 11%. Но потом ситуация начала меняться, и к тому моменту, когда Юн Сок Ёля наконец удалось арестовать, его поддерживали уже почти 40%. Такого уровня популярности у Юн Сок Ёля не было с момента избрания – значительная часть корейцев стала воспринимать его, как героя.

Более того, разговоры о фальсификации выборов, северокорейском и китайском заговоре, прежде звучавшие лишь на посиделках престарелых ультраправых отставников, неожиданно стали пользоваться большой популярностью, в том числе и среди образованной молодежи (особенно среди ее мужской части). Фактически идеи правого популизма, до самого недавнего времени считавшиеся в Южной Корее весьма маргинальными, начинают овладевать массами и во многом теснят идеи левого популизма, который был в Южной Корее заметной силой не одно десятилетие.

Арест Юн Сок Ёля привел к массовым беспорядкам такого масштаба, какого южнокорейская столица не видела уже много лет – со времен демонстраций леворадикальной молодежи в 1990-х. Сейчас на политическую арену вышла молодежь праворадикальная, впрочем, именующая себя «силами защиты демократии». Сторонники Юн Сок Ёля даже захватили здания суда, где был выписан ордер на его арест, а в драках с протестующими пострадали несколько стражей порядка.

Антикитайские настроения для Южной Кореи – явление новое: на протяжении долгого времени она относилась к КНР высокомерно и покровительственно, но в целом дружелюбно. Теперь же опросы показывают, что Китай ухитрился стать страной, которую корейцы не любят больше всего, обогнав по этому показателю даже Японию. В массовом сознании китайцы сейчас всё чаще играют роль, которую на протяжении почти полутора столетий приписывали японцам: роль коварных соседей, беспрерывно строящих против Кореи козни и мечтающих о том, как бы ее поработить.

Исправление имен: в КНДР официально стали по-другому называть Южную Корею

Тем временем выясняется, что бредовые рассуждения о шпионах и вредителях – это не самое плохое из того, что можно поставить в вину Юн Сок Ёлю. Появляется всё больше доказательств того, что на протяжении нескольких месяцев перед попыткой ввести военное положение президент и его окружение сознательно провоцировали Северную Корею. Расчет делался на то, что Пхеньян резко ответит (например, обстреляет южнокорейскую территорию) и это можно будет использовать как предлог для принятия чрезвычайных мер. Уже почти нет сомнений, что в октябре 2024 года южнокорейские военные, действуя по приказу Юн Сок Ёля, отправили несколько дронов в воздушное пространство КНДР и организовали разбрасывание антиправительственных листовок над Пхеньяном, в частности, непосредственно над главными госучреждениями северян. Более того, некоторые из обнаруженных в последнее время документов свидетельствуют: в окружении Юн Сок Ёля по меньшей мере обсуждался вопрос о еще более радикальных действиях, например, о возможном обстреле территории КНДР.

Итак, что же мы имеем, как говорится, в сухом остатке? С одной стороны, заявлять о крахе либеральной демократии в Южной Корее все-таки не следует. Несмотря на стремительный рост правого популизма и сохраняющееся влияние популизма левого, несмотря на авантюрные планы южнокорейского военно-политического руководства и, наконец, несмотря на распространение в стране конспирологических теорий весьма дурного пошиба, Южная Корея все-таки продолжает жить по правилам демократии. В конце концов, попытка переворота была сорвана действиями парламента, причем в этом случае оппозиция и правящая партия проявили полное единодушие. Тем не менее очевидно, что представления о Южной Корее как о зрелой стабильной демократии, эдакой Франции или Великобритании Дальнего Востока, оказались, скажем так, излишне оптимистичными.

Скорее всего, кризис будет преодолен. Юн Сок Ёль отправится в тюрьму, но, как это принято в Корее, отбыв небольшую часть срока, будет помилован. Однако ущерб, нанесенный корейской демократии нелепой попыткой переворота, кажется, сохранится на многие годы даже в том случае, если правые консерваторы и их молодые боевики сойдут со сцены. Впрочем, порой хочется задать вопрос: а не была ли сама безумная выходка Юн Сок Ёля отражением глубинных тенденций в южнокорейском обществе?

Автор – профессор университета Кунмин (Сеул)