Тут важно сделать одно уточнение. Большинство из тех, кто знаком с советским опытом, полагают, что в любой социалистической стране должны существовать жесткие ограничения на хождение валюты. Однако к Северной Корее это никогда не относилось. Местные власти стали снисходительно смотреть на валютные операции еще в 1970-е, а после 2002 года они были и вовсе де-факто легализованы. Доллары, евро и иены можно было вполне официально обменять в многочисленных киосках и банках по рыночному курсу.

В минувшем октябре имели место и другие перемены, помимо ограничения валютных операций. Были также выпущены новые правила работы рынков, которые кабинет министров утвердил 19 октября. Правила эти предусматривают заметное ужесточение контроля над рыночной торговлей и частным бизнесом.

В последние месяцы также прошли репрессивные кампании против тех владельцев частных предприятий, которые отказываются покупать недавно выпущенные облигации государственного займа в количествах, соответствующих уровню их дохода.

В общем, в последнее время северокорейское правительство, кажется, начало наступление на частный сектор в экономике. Ничего подобного этому наступлению мы не видели уже более 10 лет.

Частный сектор под государственной крышей

Вопреки широко распространенным представлениям о том, что Северная Корея – это «заповедник сталинизма», на практике она давно уже живет в условиях смешанной частно-государственной экономики. Доля частного сектора в ВВП оценивается разными специалистами в 25–50%. В отличие от Китая, изменения экономического уклада в КНДР почти не сопровождались пересмотром законодательства, так что практически все виды частной деятельности там по-прежнему формально считаются незаконными. Но на практике это законодательство по большей части игнорируется как населением, так и теми, кому положено следить за его исполнением.

Стихийная приватизация началась в Северной Корее еще в 1990-е. Поначалу речь шла о возрождении мелкой частной торговли и надомного производства, но весьма быстро в стране стали возникать и довольно крупные частные предприятия. В силу того, что легальное создание частного предприятия в КНДР невозможно, большинство этих предприятий работает под крышей государственных структур. Человек, имеющий желание и капитал для создания собственного предприятия, договаривается с каким-либо государственным предприятием, организацией или воинской частью, после чего создаваемая им столовая, компания автоперевозок, магазин, а то и небольшая угольная шахта формально регистрируется как «дочка» соответствующей госструктуры. На бумаге это предприятие принадлежит государству, но на самом деле – частное. От владельца требуется лишь делать регулярные взносы в бюджет той структуры, которая обеспечивает его бизнес формальной юридической «крышей».

Правительство долго не могло решить, что делать со стихийным ростом частного рынка, особенно в условиях жесточайшего экономического кризиса середины и конца 1990-х, когда экономика КНДР разваливалась и государственная система снабжения не могла отоваривать карточки (карточная система в Северной Корее еще с 1950-х носила всеобщий характер). Ким Чен Ир, отец нынешнего северокорейского руководителя, в 1994–2011 гг. то поддерживал рынок, то пытался с ним бороться, то просто закрывал глаза на происходящее.

Ким Чен Ын с самого своего прихода к власти в 2011 году занял совершенно иную позицию. Он сразу же взялся за экономические реформы.

Как живет Северная Корея – одна из самых закрытых стран на планете

Был проведен частичный перевод сельскохозяйственных кооперативов на бригадно-семейный подряд, что дало увеличение урожайности и снизило остроту продовольственной проблемы. В промышленности государственные предприятия получили очень большую автономию – фактически с 2014–2015 годов в КНДР действует «система двойных цен», весьма похожая на ту систему, что использовалась в Китае в первые годы реформ Дэн Сяопина. В рамках этой схемы государственные предприятия получают заведомо заниженный план. Продукцию, выпущенную в соответствии с этим планом, они должны реализовать по государственным ценам и только тем потребителям, которые предписаны планом. Всё то, что предприятия производят сверх плана, они могут продавать по рыночным ценам и тем, кому сочтут нужным, а полученную прибыль использовать на зарплаты, закупки оборудования и сырья, прочие производственные нужды.

Кроме этого, правительство и лично Ким Чен Ын в выступлениях и документах (закрытых, разумеется, но просочившихся по разным каналам во внешний мир) постоянно подчеркивали необходимость взаимодействия с частным капиталом. Результатом этого взаимодействия между государственным и частным сектором стал, например, строительный бум, который в 2012–2017 годах наблюдался в Пхеньяне и некоторых других крупных городах. Новые многоквартирные дома сейчас в основном строятся на деньги частных инвесторов, которые потом с прибылью реализуют жилье. Но при этом организацией строительства и решением вопросов землеотвода, инфраструктуры и проектирования по-прежнему занимается государственный партнер.

Политика Ким Чен Ына оказалась весьма успешной и привела к существенному экономическому росту, который в период 2012–2017 годов оценивался разными экспертами в 5–6%. Результаты этого роста были распределены неравномерно – Пхеньян сильно разбогател, в то время как ситуация в провинции улучшилась в куда меньшей степени. Тем не менее определенные плоды этого роста пожинало практически все население Северной Кореи, что, разумеется, позитивно сказывалось на рейтинге Ким Чен Ына.

Не до жиру – быть бы живу

Однако последние решения, направленные на расширение рыночных реформ, были приняты в конце 2016 года. Нельзя сказать, что после этого начался откат – государственные предприятия по-прежнему работали в рамках системы двойных цен, а частный сектор никто особо не беспокоил. Тем не менее дальнейшее расширение границ допустимого прекратилось.

Дипломаты КНДР на протяжении десятилетий использовали конкуренцию великих держав во благо своей страны

Причины этих изменений были связаны в первую очередь с резким изменением внешнеполитической обстановки. В 2017 году КНДР провела успешные испытания термоядерного заряда и три запуска межконтинентальных баллистических ракет, теоретически способных поражать цели на всей территории Соединенных Штатов. Склонный к агрессивной риторике и угрожающим жестам Дональд Трамп воспринял это едва ли не как личный вызов. Ситуация начала быстро накаляться. Совет Безопасности ООН (по инициативе Вашингтона, но при активной поддержке Пекина) в 2016–2017 годах принял серию резолюций, фактически означавших начало экономической блокады Северной Кореи. Вдобавок какое-то время в 2017-м казалось, что между Соединенными Штатами и КНДР может начаться вооруженный конфликт – по крайней мере в тот момент по своей воинственности заявления Вашингтона не отличались от традиционно воинственной риторики Пхеньяна.

До войны дело все-таки не дошло. Напротив, на смену угрозам пришли улыбки и рукопожатия во время трех американо-северокорейских саммитов. Однако санкции, принятые Совбезом ООН в период обострения, никуда не делись. И из-за них любая торговля и иное экономическое сотрудничество с КНДР были практически невозможны.

А в этом году и без того непростую ситуацию в стране усугубила пандемия коронавируса. Северокорейское руководство вообще склонно к нервозной реакции на любые вспышки эпидемических заболеваний за пределами страны, но на этот раз карантинные меры приняли беспрецедентно жесткий характер. С февраля КНДР полностью изолировалась от внешнего мира, свернув в том числе и те экономические контакты, которые как-то уцелели в условиях санкций.

Сочетание последствий пандемии (точнее, жестких карантинных мер) и санкций привело к тому, что в последние два-три года и ВНП Северной Кореи сокращался, и уровень жизни населения падал. Понятно, что Пхеньяну в этой ситуации стало просто не до реформ. Однако похоже, что дело не только в конфронтации с США и пандемии: у попыток остановить продвижение реформ и повернуть их вспять есть и более глубокие причины.

Кому война, а кому мать родна

Весной 2018-го отношения Америки и Китая приняли форму открытой конфронтации. Их конфликт уже называют новой холодной войной, и похоже, что это противостояние растянется на многие годы, а то и десятилетия. Для Пхеньяна это исключительно важно.

Чего КНДР ждет от холодной войны Америки и Китая

В 2016–2017 годах Северная Корея, которая на протяжении многих десятилетий с изумительным дипломатическим мастерством играла на противоречиях великих держав, оказалась в ситуации, когда продолжение этой политики стало невозможным. Главные международные игроки выступили против Пхеньяна единым фронтом. И Китай, и США, и Россия, и Япония сошлись в том, что КНДР заслуживает санкций, поставив ее тем самым, прямо скажем, в непростое положение. Понятно, что никакие санкции не принудят Пхеньян отказаться от ядерного оружия, которое он считает главной гарантией своей безопасности. В КНДР хорошо усвоили уроки событий в Ираке, Афганистане и особенно в Ливии, руководство которой когда-то, поверив Западу, отказалось от ядерной программы. Тем не менее упорное нежелание Пхеньяна идти на уступки по ядерному вопросу означало, что страна оказывается ввергнутой в жесточайший экономический кризис.

Но все изменилось после начала американо-китайского противостояния. Пекин, до этого поддерживавший Вашингтон в его попытках загнать КНДР в угол, решил, что у него больше нет резонов этим заниматься. Разумеется, КНР, как одна из официально признанных ядерных держав, по-прежнему недовольна северокорейской ядерной программой. Однако в условиях жесткой конфронтации с США для Китая куда важнее сохранение стабильной Северной Кореи в качестве буферной зоны у своей границы. Сейчас Пекин не может допустить ни серьезного внутриполитического кризиса на Севере, ни тем более объединения Кореи под эгидой Сеула (а никаких других вариантов объединения в настоящее время не просматривается).

В этой связи Китай изменил отношение к Северной Корее и, судя по всему, возобновил экономическую помощь Пхеньяну. При этом КНР не хочет открыто нарушать суровые резолюции Совбеза ООН, которые сама и поддержала несколько лет назад, так что помощь предоставляется без особого шума, попросту говоря, нелегально.

Речь идет в основном о поставках продовольствия и жидкого топлива. О том, что Китай снабжает Северную Корею жидким топливом, о поставке которого официально не сообщается, свидетельствует динамика цен. Цены на жидкое топливо в КНДР давно уже формируются на рыночной основе. В последние месяцы наблюдается парадоксальная картина: хотя официальные поставки жидкого топлива сократились в 2019–2020 годах примерно в 15 раз, его цена осталась неизменной. Единственное объяснение этому – продолжение китайских поставок. Поскольку такие поставки в основном идут через трубопроводы, контролировать их объемы чрезвычайно сложно. Эти поставки означают, что даже самое серьезное ухудшение экономической ситуации в КНДР не приведет к голоду – такого поворота событий просто не допустят китайские спонсоры Пхеньяна, понимающие, что голодные люди склонны к бунтам.

Почему Си Цзиньпина в Пхеньяне принимали с небывалой торжественностью

Для Северной Кореи, однако, изменение в позиции Китая создает принципиально новую ситуацию. В Пхеньяне понимают, что сейчас Пекин заинтересован в сохранении статус-кво, что означает в первую очередь сохранение ныне существующего в КНДР режима. В этой связи у северокорейских властей неизбежно появляются сомнения в том, следует ли продолжать реформы.

Главная причина, по которой руководство КНДР их начало в 2012 году, была политической. Разрыв в уровне жизни и доходов между двумя Кореями огромен. Даже по северокорейским данным, которые просачиваются за рубеж, доход на душу населения на Севере примерно в 25 раз меньше, чем на Юге. Это серьезный вызов, угрожающий самому существованию КНДР, поскольку притяжение зажиточного (и, что важно, населенного единоплеменниками!) Юга слишком велико. Нечто подобное имело место в 1980-е в Германии – жители ГДР также с завистью смотрели на ФРГ и мечтали приобщиться к благам, доступным западным соседям.

Понятно, что объединение страны по восточногерманскому сценарию в планы северокорейского руководства не входит. Поэтому Ким Чен Ын полагал, что ради выживания его режима необходимо добиться высоких темпов экономического роста, позволяющих сократить гигантский разрыв с Югом. Однако сегодня у него меньше оснований беспокоиться по поводу внутриполитической стабильности, так как ее гарантом стал Китай. Пекин заинтересован в том, чтобы Ким Чен Ын (или кто-то из его родственников) и далее управлял страной, обеспечивая порядок в исключительно важной буферной зоне у китайских границ. В этой связи у северокорейского руководства появляется соблазн отказаться от реформ, поскольку они могут вызвать нежелательные побочные эффекты.

Не секрет, что реформы в конечном счете являются делом политически опасным. Хотя, в отличие от Китая, они в Северной Корее и не сопровождались политическими послаблениями, увеличение экономической независимости населения ведет к снижению возможностей государства контролировать граждан.

Появившиеся в последние месяцы сообщения о кампании против частного сектора могут отражать эту смену настроений в северокорейской правящей элите. Сейчас, когда очередной поворот геополитических игр великих держав привел к тому, что руководство КНДР может не опасаться внутренних беспорядков или серьезной экономической катастрофы (ни волнений, ни голода китайцы не допустят), у них появляется соблазн ничего не менять и жить так, как они жили на протяжении последних десятилетий.

Автор – профессор университета Кунмин (Сеул).