«Все проблемы решатся, если нас признают как республику»

— Чем вы здесь занимаетесь?

— Исполняю обязанности начальника Центра управления восстановлением Донецкой народной республики.

— Какого рода восстановительные работы вы проводите?

— В нашем центре аккумулируется вся информация по ситуации в республике: о разрушениях, необходимости строительных материалов, продуктов питания. Мы знаем все разрушенные объекты на нашей территории, какие из них первоочередные, какие нет. Но самое главное направление — мы восстанавливаем социально незащищенные объекты. Больницы, школы, детские сады.

— В каких районах ситуация сейчас самая критическая?

— Дебальцево, Углегорск, Горловка, Еленовка, Петровский и Октябрьский районы.

— Какие виды помощи там нужны?

— Медицинские препараты и строительная пленка. Нам нужно 200 тысяч квадратных метров строительной пленки для разбитых окон. Сложная ситуация с анестетиками, не хватает обезболивающих, нужен материал для протезов. У нас есть целый завод по изготовлению протезов, но он не работает, потому что нет материалов.

Кроме того, из-за взрывов были разрушены несколько детских интернатов. Детям пришлось переехать. Некоторые переселились просто в пустые здания, не приспособленные, например, для детей с ДЦП. Там нет специальных тренажеров, специальных кроватей, необходимого оборудования. И таких очень много, у нас целые списки с заявками от этих интернатов.

— Есть ли у вас какая-то информация о количестве людей, пострадавших во время военных действий, о разрушениях?

— Эта цифра обновляется каждые 20 минут. У нас организовано 38 пунктов временного размещения. И там уже живут 12 тысяч 300 человек.

— А что с экономической ситуацией в Донбассе?

— Ситуация очень тяжелая. Все предприятия стоят. Железная дорога не работает. С Украины продукты питания не провезти, люди проехать не могут — только по пропускам. Денег нет. Нам газ обрезали с Украины. Во многих районах воды нет, тепла нет. Электричество где-то только сегодня дали.

— Как думаете, с чьей помощью все это можно восстановить?

— С помощью вас. Россия, вы, волонтеры, все неравнодушные люди.

— К вам приходит какая-то денежная поддержка?

— Нет.

— А гуманитарная помощь в основном откуда?

— Кто пришлет, тому и рады. Позавчера вот приехали три машины с Бундестага. Немецкие депутаты передали. Красный крест много присылает, но они сами делают раздачу. Чешский фонд.

— У вас есть долгосрочный план, как организовать восстановление после войны?

— А мы этим и занимаемся. Мы узнаем о разрушениях, передаем эти материалы тем, кто хочет помочь, и контролируем процесс.

— Бизнесмены вам помогают?

— Ринат Ахметов всегда снабжал людей продуктами питания. Он выдавал гуманитарку, потому что мы сами гуманитарку не выдаем. Мы только снабжаем социально незащищенные, то есть государственные объекты. Людям мы не выдаем, а он людям выдает. А больше из бизнеса к нам никто не обращался.

— Чем вы занимались до того, как стали начальником?

— Три года работал в Крыму в Совете министров в министерстве экономики и торговли.

— Вы крымчанин?

— Нет. Я донецкий. У меня в Крыму просто сын живет.

— А почему сюда вернулись?

— По семейным обстоятельствам. У меня здесь дом, офис, два завода: шиноперерабатывающий и трубный. Я еще и бывший бизнесмен. Жил там, потом вернулся сюда. За год до присоединения. За год до войны.

— Что сейчас с заводами?

— Не работают. Три снаряда прилетели, одного человека убило. Заводы были в самом обстреливаемом районе — «Текстильщики».

— В финансовом плане вы можете посчитать убытки?

— Сложно. Был бизнес. А потом его не стало.

— Как думаете, долго ваши заводы будут простаивать?

— Все наладится, когда снимут экономическую блокаду. Чтобы можно было ввозить товары, чтобы клиенты смогли заезжать спокойно. Ведь никого не пускают. Все проблемы решатся, если нас признают как республику.

— Вы считаете, Донбасс должен быть независимым регионом?

— Мы можем быть и в Украине. Но отдельно, как автономия. Лишь бы наших людей не трогали и уважали наше право выбора.

— Почему лично вам нужна эта автономия? Для чего вы хотите ее?

— Хороший вопрос. Главный, в принципе, вопрос. Почему? Почему это произошло? Мы промышленная зона. Все, что мы зарабатывали, все налоги, мы отдавали в Киев. 20% мы получали назад из бюджета. Из Киева давали все команды, говорили, что делать. Но не понимали, что здесь происходит, и не слушали нас. Заставили разговаривать на украинском языке. Все документы, все фильмы, все телевидение — на украинском языке. А мы не знаем его — это ущемление наших прав. Я не говорю по-украински. Понимаю, но не говорю. И документооборот вести невозможно.

— Получается, ваши проблемы с бизнесом начались из-за Киева?

— Ну, если регион тонет, то и бизнес тоже. Я не мог работать — мне переводчик нужен был специальный. Причем мы просили сделать русский вторым государственным языком, нас не слышали. Киев говорил: «Нет, вы должны делать вот так». Плюс коррупция была высокая. Что-то нужно построить — выделяются огромные средства. И нужно 30% кому-то отдать — откат. Если ты становился предпринимателем выше среднего уровня, тебя заставляли платить не только официальные налоги, но и неофициальные.

— А сколько у вас на заводах людей работало?

— Человек 200. Мы продавали 600 тонн готовой трубы в месяц. По меркам Рината — это пыль, но в целом это высокий уровень для бизнеса. Меня за границей знают. Мы экспорт туда отправляли.

— Давно были на заводе? Что там сейчас происходит?

— Да ничего не происходит. И времени ездить туда нет. Работы очень много сейчас. Живу я здесь. Комната даже есть с кроватями (смеется).

— Почему вы решили бизнесом заняться?

— Я хочу, чтобы любимые мною люди были обеспечены так, как они этого хотят. Хочу идти в магазин и не смотреть на цены. У нас государственный служащий не может себе позволить пойти и купить все, что захочет. У нас очень низкий доход на государственных должностях. Зарплата у меня сейчас 150 долларов, чтоб вы понимали. В месяц! Занимаясь бизнесом, я столько зарабатывал в час.

— Почему же вы тогда пошли на государственную службу?

— Хороший вопрос. Сейчас скажу. Когда строится новое государство, нужен фундамент. И если в этом фундаменте кремень, то вся остальная башня будет мощной. Но если будет хоть один гнилой камень, то все сломается. Поэтому здесь находится команда лучших специалистов. С которыми я готов пойти в разведку. Я действительно могу положиться на этих людей в трудную минуту. Сейчас нужно вложить все в наше государство и построить его заново, по-нашему. И тогда будет другое государство для наших детей. На других принципах, не на тех, которые были раньше. Как в фильме «Матрица. Перезагрузка» Вы смотрели?

— Как должен выглядеть этот хороший крепкий фундамент, который вы хотите построить, и как должно выглядеть само государство?

— Фундамент уже есть. Здесь остались самые крепкие, самые надежные и сильные духом. Эти люди и есть фундамент. Их сплотила идея. Самое главное — это идея. И мы сильны идеей. У нас рабочий день с 8 до 17, но никого не нужно просить остаться. Люди понимают, что они работают за идею, а не за деньги. У всех одна цель — построить государство. Дать шанс этому государству. У нас ведь ничего сейчас нет. У нас разрушенные города.

— Много бизнесменов остались и работают здесь за идею?

— Поддерживают очень многие и с этой стороны, и с той. Но представителей бизнеса осталось процентов пять. Остался малый и средний бизнес. Весь крупный — у кого были деньги — съехали. Но некоторые помогают оттуда гуманитарной помощью.

— Как вы думаете, когда все наладится, большая часть бизнеса вернется?

— Все вернутся. Заводы-то тут стоят. Черное золото тоже тут лежит — я про уголь. И здесь люди умеют работать. Причем их не нужно заставлять. Они и сейчас бесплатно работают вообще. Шесть месяцев уже.

— Какой вы видите экономику в этом новом государстве?

— Как было, так и будет. Ничего не изменится. У нас самые мощные в Европе заводы. Металлургия, тяжелая металлургия, коксующие угли, химия.

— Но будет ли предприятиям легче работать?

— Да. Налоги меньше. Коррупции нет. Не нужно никому платить, а все остается сразу же здесь. Уже работает, так и будет.

— Каким, по-вашему мнению, должен быть налог для компаний?

— Должно быть меньше, чем на Украине. И меньше, чем в России. Чуть-чуть. И тогда мы заживем.