- Главная страница
- Архив
- Архивная публикация 2005 года: "Андрей Белоусов: «Мы сможем выйти на 4% роста ВВП к 2015 году»"
Архивная публикация 2005 года: "Андрей Белоусов: «Мы сможем выйти на 4% роста ВВП к 2015 году»"
Три кризиса за ближайшие 15 лет предсказал России экономический советник премьер-министра Михаила Фрадкова. Доклад «Долгосрочные тренды российской экономики: сценарии экономического развития России до 2020 года» наделал на прошлой неделе много шума. О том, что все-таки грозит стране и что об этом думают в правительстве, рассказал «Профилю» автор доклада Андрей БЕЛОУСОВ. — Чем ваш доклад отличается от всего, что было опубликовано в последнее время?
— Мы попали, может быть, в важнейший на сегодня проблемный узел. Начали отвечать на вопрос, который висел в воздухе. Потребность в долгосрочном видении очень высока. Особенно для бизнеса, который из-за высоких рисков дальше трех-четырех лет ничего не видит. При этом окупаемость инвестиций в крупномасштабные проекты — семь-восемь лет. Для власти — это осознание масштаба проблем и возможность поиска путей решения, выходящих за рамки чисто тактического маневрирования.
— Вам по должности советника премьера положено предрекать кризисы?
— Предсказания катастрофы там нет, доклад о другом. О возможных сценариях развития страны в ближайшие пятнадцать лет, о тех возможностях, ресурсах, ограничениях и вариантах действий, которые возникают в этот период. Пресловутые «три кризиса» в этом контексте на самом деле результат обычной профессиональной оценки рисков. Это не означает, что в 2007 году нас обязательно ждет кризис — мы можем пройти его и не заметить вовсе. Я говорю о том, что в этот период есть риски, узлы напряженности, которые совсем необязательно превратятся в реальность.
— Сложно не заметить, что на 2007—2008 годы вы прогнозируете социальный кризис с народными волнениями.
— Должен сказать, что в экономике — если рассматривать только собственно экономическую сферу — почти все нормально. Запас прочности сегодня такой, что позволит нам нормально пройти этот период. Конечно, социально-политические риски существуют. В первую очередь они связаны с размыванием консолидированной поддержки власти. Плюс возможное обострение ситуации в сопредельных странах СНГ, которые тоже в этот период проходят электоральный цикл. Причем выборы, а соответственно, и рост неопределенности, который их сопровождает, будет происходить в странах, которые являются для нас ключевыми с точки зрения партнерства и решения экономических проблем в перспективе. Речь о Казахстане, Белоруссии, Украине. Третий риск — это Кавказ. Тут без комментариев. По большому счету, эти три проблемы и концентрируют наибольшее количество рисков. На мой взгляд, гораздо более сложной будет вторая кризисная точка...
— ...2011—2012 годы?
— Да, тут сходятся несколько трендов. На первом месте — исчерпание резервов развития ряда секторов экономики при том режиме функционирования, который сложился на сегодня. Это сельское хозяйство с нарастающими социальными проблемами, дефицит мощностей в электроэнергетике и оборонно-промышленный комплекс. Здесь к этому моменту могут исчерпаться существующие на сегодня научно-технические заделы и в результате возникнут проблемы с экспортом на традиционные рынки в Индию и Китай. Одновременно из-за экспансии импорта и замедления экспорта (в том числе в силу недостатка транспортных мощностей, ориентированных на растущие рынки АТР) будет уменьшаться сальдо торгового баланса. Отсюда — в начале следующего десятилетия нынешняя ситуация изменится с точностью до наоборот. Без дополнительного притока капитала в полной мере может встать вопрос о девальвации рубля.
Второе направление — демография. По прогнозам, с 2008 года начнется сокращение трудоспособного населения, и к началу следующего десятилетия ощутимым станет рост демографической нагрузки на трудовые ресурсы. Соответственно, существенно обострится дефицит пенсионной системы, которая дефицитна и сегодня. Третья проблема — ЖКХ (износ фондов и т.д.).
Ощутимой будет и проблема здоровья населения. Это ВИЧ-инфекция, наркомания и еще ряд заболеваний, имеющих потенциально высокую динамику.
— Хватит на решение соцпроблем 115 миллиардов президентских рублей?
— Так их надо освоить. Денег у нас много. К концу этого года Стабилизационный фонд достигнет $50 млрд., золото-валютные резервы — под $165 млрд. Нужно понимать, куда эти деньги вложить.
— Такое понимание появилось?
— А вот оно сейчас и вырабатывается. Мы как раз и попытались оценить, куда в долгосрочной перспективе надо вкладывать ресурсы для того, чтобы решить наиболее существенные социально-экономические задачи. В том числе для избежания тех рисков, о которых мы говорили. Это, собственно, и есть основная тема доклада: на чем сосредоточиться, где будет главный удар, где вспомогательные.
— Инфраструктура — это и есть главный удар?
— Не в таких терминах. Инфраструктура — конечно. Но где она? Мы пытались проанализировать проекты, сгенерированные в правительстве и Министерстве транспорта, и погрузить их в общий контекст развития экономики. Проекты, которые видит министр транспорта Игорь Левитин, по развитию опорной транспортной сети, по созданию международных транспортных коридоров, — высокозатратные. Хорошо, мы сейчас все потратим, а кто будет ездить по этим дорогам, что и сколько возить? Как минимум мы должны иметь видение на 15 лет вперед. Вот его мы и начинаем сейчас создавать.
— Видения еще нет, а программы уже приняты, и финансирование на 2006 год запланировано. Означает ли это, что через год проекты будут пересматриваться?
— Если речь будет идти о пересмотре, то, думаю, скорее, в большую сторону. Сейчас выделен фактически лишь необходимый минимум средств. Но пока ни у одного министра нет достаточных аргументов (да и не может быть) для того, чтобы обосновать запросы. На 2006 год финансирование получили, но они хотят на 2007 и 2008 годы, и Инвестфонд подтянуть, еще можно в Стабфонд залезть. Может, не надо этого делать или, наоборот, нужно в три раза больше? Этот вопрос не только у Левитина возникает, у Гордеева их еще больше. То же самое у Христенко, который выбивает огромные вложения на транспортировку нефти в Китай. А вдруг нам лучше сжиженный газ производить и в Америку экспортировать или сетевой газ поставлять в Европу? Ответить на все эти вопросы можно будет, когда появится долгосрочное видение.
— Какие проекты укладываются в ваше видение?
— Мы определили четыре крупных ресурса: углеводороды, транзитный потенциал между Европой и Южной Азией, научно-исследовательский потенциал и сельское хозяйство.
— Как предлагаете их развивать и какова будет роль государства?
— Организационная форма более или менее понятна — проект. Ничего лучше проектного подхода еще не придумали. Но государство само по себе эти проекты реализовывать не может, не будет и не должно. Заниматься этим, работать по ним должен бизнес. Но поскольку реализовать их только в национальном масштабе в принципе невозможно (как, например, в страновом масштабе можно реализовывать транспортные коридоры между центрами роста мировой экономики, без определенных договоренностей и взаимодействия с ними?), необходима кооперация с крупнейшими мировыми игроками. А это означает, что должна быть переговорная позиция, система контроля и гарантий и просто коммуникация с ведущими мировыми центрами экономической силы по реализации этого долгосрочного потенциала. Вот что должно делать государство. Если все будет сделано предельно эффективно, мы сможем выйти на 4% роста ВВП к 2015 году. При том условии, что больше ничего делать не будем.
— А как же задача удвоения ВВП?
— Если мы хотим выйти на 6—7%, нам нужно задействовать дополнительные источники. Они есть, но пока размыты. Это отрасли второго эшелона, которые работают на массовые рынки. Среди них есть звенья, которые на сегодня конкурентоспособны, но при открытии рынков теряют свои преимущества. Отсюда, к примеру, возникла идея снижения НДС до 13%. Но этого недостаточно. Нужен сложный комплекс действий, и не только технических.
Тут возникает вопрос эффективности властной вертикали. Поскольку роль федерального центра здесь ниже, чем при реализации крупномасштабных проектов, заниматься ими должны субъекты Федерации, которые и находятся ближе к земле, и гораздо лучше видят и чувствуют все проблемы. В общем, рост будет во многом делаться в регионах.
Если мы весь наш потенциал сможем «выжать» (здесь есть еще один важный аспект — взаимодействие со странами СНГ, в частности формирование «рублевой зоны»), то к 2020 году выйдем на нынешний уровень стран «семерки». Это порядка $30 тыс. на душу населения (я имею в виду ВВП), средний класс, который сам будет модернизировать социальную инфраструктуру. Понятно, что страны-лидеры уйдут за это время дальше, но не фатально.
— Вы говорите о кризисе госуправления, сомневаетесь в эффективности органов власти, но в вашем докладе нет ни слова о коррупции. Вы не считаете это проблемой?
— Дело не в этом. Проблема коррупции, безусловно, существует, но она, скорее, отражает проблемы более общего порядка — кризис системы госуправления. Угроза которого стоит не только перед Россией, но и перед очень многими странами. Эта проблема крупнее, чем коррупция. Системы госуправления, выстроенные иерархически, оказываются неэффективными, потому что рядом с ними возникают мощные структуры, которые во многом находятся вне поля эффективного правоприменения (особенно на национальном уровне). Это крупные сетевые международные корпорации, крупнейшие неправительственные организации, крупные регионы, обладающие самостоятельным потенциалом. Одновременно возрастает угроза безопасности, связанная в том числе и с терроризмом. Отсюда возникает коллизия: с одной стороны, государственное управление размывается, с другой — потребность в нем усиливается. Рецепт, как это решить, пока не найден. Причем не только у нас.
— В вашем докладе прописано четыре сценария развития событий. Какой из них наиболее вероятен?
— Очень трудно сказать. Мы уйдем от катастрофической траектории — я в этом уверен. Если не будет, конечно, сильно негативного сочетания факторов типа «оранжевой революции», например. Поэтому сценарий «энергетического аутизма» (попытаться максимально долго жить «как сейчас» — и получить в итоге все те кризисы, о которых столько говорят) я бы поставил с минимальной вероятностью. На вариант «изоляционизма» (максимально закрыться от внешней экономики, особенно от импорта, и попытаться построить рыночную экономику «в отдельно взятой стране») существует реальный общественный запрос, есть определенные группы, заинтересованные в этом сценарии. Но технически он очень сложен и мало реализуем.
Остается два других — «бросок в глобализацию» (максимально активная интеграция с мировой экономикой, снятие барьеров, формирование здесь системы институтов по международному образцу и т.д.) и конструктивный вариант. Я считаю, что их вероятность примерно одинакова. Все будет определяться ответственностью правящих элит и их способностью видеть за пределы ближайших трех-пяти лет. По крайней мере реализовать сравнительные преимущества у нас ума точно хватит.
Три кризиса за ближайшие 15 лет предсказал России экономический советник премьер-министра Михаила Фрадкова. Доклад «Долгосрочные тренды российской экономики: сценарии экономического развития России до 2020 года» наделал на прошлой неделе много шума. О том, что все-таки грозит стране и что об этом думают в правительстве, рассказал «Профилю» автор доклада Андрей БЕЛОУСОВ. — Чем ваш доклад отличается от всего, что было опубликовано в последнее время?
— Мы попали, может быть, в важнейший на сегодня проблемный узел. Начали отвечать на вопрос, который висел в воздухе. Потребность в долгосрочном видении очень высока. Особенно для бизнеса, который из-за высоких рисков дальше трех-четырех лет ничего не видит. При этом окупаемость инвестиций в крупномасштабные проекты — семь-восемь лет. Для власти — это осознание масштаба проблем и возможность поиска путей решения, выходящих за рамки чисто тактического маневрирования.
— Вам по должности советника премьера положено предрекать кризисы?
— Предсказания катастрофы там нет, доклад о другом. О возможных сценариях развития страны в ближайшие пятнадцать лет, о тех возможностях, ресурсах, ограничениях и вариантах действий, которые возникают в этот период. Пресловутые «три кризиса» в этом контексте на самом деле результат обычной профессиональной оценки рисков. Это не означает, что в 2007 году нас обязательно ждет кризис — мы можем пройти его и не заметить вовсе. Я говорю о том, что в этот период есть риски, узлы напряженности, которые совсем необязательно превратятся в реальность.
— Сложно не заметить, что на 2007—2008 годы вы прогнозируете социальный кризис с народными волнениями.
— Должен сказать, что в экономике — если рассматривать только собственно экономическую сферу — почти все нормально. Запас прочности сегодня такой, что позволит нам нормально пройти этот период. Конечно, социально-политические риски существуют. В первую очередь они связаны с размыванием консолидированной поддержки власти. Плюс возможное обострение ситуации в сопредельных странах СНГ, которые тоже в этот период проходят электоральный цикл. Причем выборы, а соответственно, и рост неопределенности, который их сопровождает, будет происходить в странах, которые являются для нас ключевыми с точки зрения партнерства и решения экономических проблем в перспективе. Речь о Казахстане, Белоруссии, Украине. Третий риск — это Кавказ. Тут без комментариев. По большому счету, эти три проблемы и концентрируют наибольшее количество рисков. На мой взгляд, гораздо более сложной будет вторая кризисная точка...
— ...2011—2012 годы?
— Да, тут сходятся несколько трендов. На первом месте — исчерпание резервов развития ряда секторов экономики при том режиме функционирования, который сложился на сегодня. Это сельское хозяйство с нарастающими социальными проблемами, дефицит мощностей в электроэнергетике и оборонно-промышленный комплекс. Здесь к этому моменту могут исчерпаться существующие на сегодня научно-технические заделы и в результате возникнут проблемы с экспортом на традиционные рынки в Индию и Китай. Одновременно из-за экспансии импорта и замедления экспорта (в том числе в силу недостатка транспортных мощностей, ориентированных на растущие рынки АТР) будет уменьшаться сальдо торгового баланса. Отсюда — в начале следующего десятилетия нынешняя ситуация изменится с точностью до наоборот. Без дополнительного притока капитала в полной мере может встать вопрос о девальвации рубля.
Второе направление — демография. По прогнозам, с 2008 года начнется сокращение трудоспособного населения, и к началу следующего десятилетия ощутимым станет рост демографической нагрузки на трудовые ресурсы. Соответственно, существенно обострится дефицит пенсионной системы, которая дефицитна и сегодня. Третья проблема — ЖКХ (износ фондов и т.д.).
Ощутимой будет и проблема здоровья населения. Это ВИЧ-инфекция, наркомания и еще ряд заболеваний, имеющих потенциально высокую динамику.
— Хватит на решение соцпроблем 115 миллиардов президентских рублей?
— Так их надо освоить. Денег у нас много. К концу этого года Стабилизационный фонд достигнет $50 млрд., золото-валютные резервы — под $165 млрд. Нужно понимать, куда эти деньги вложить.
— Такое понимание появилось?
— А вот оно сейчас и вырабатывается. Мы как раз и попытались оценить, куда в долгосрочной перспективе надо вкладывать ресурсы для того, чтобы решить наиболее существенные социально-экономические задачи. В том числе для избежания тех рисков, о которых мы говорили. Это, собственно, и есть основная тема доклада: на чем сосредоточиться, где будет главный удар, где вспомогательные.
— Инфраструктура — это и есть главный удар?
— Не в таких терминах. Инфраструктура — конечно. Но где она? Мы пытались проанализировать проекты, сгенерированные в правительстве и Министерстве транспорта, и погрузить их в общий контекст развития экономики. Проекты, которые видит министр транспорта Игорь Левитин, по развитию опорной транспортной сети, по созданию международных транспортных коридоров, — высокозатратные. Хорошо, мы сейчас все потратим, а кто будет ездить по этим дорогам, что и сколько возить? Как минимум мы должны иметь видение на 15 лет вперед. Вот его мы и начинаем сейчас создавать.
— Видения еще нет, а программы уже приняты, и финансирование на 2006 год запланировано. Означает ли это, что через год проекты будут пересматриваться?
— Если речь будет идти о пересмотре, то, думаю, скорее, в большую сторону. Сейчас выделен фактически лишь необходимый минимум средств. Но пока ни у одного министра нет достаточных аргументов (да и не может быть) для того, чтобы обосновать запросы. На 2006 год финансирование получили, но они хотят на 2007 и 2008 годы, и Инвестфонд подтянуть, еще можно в Стабфонд залезть. Может, не надо этого делать или, наоборот, нужно в три раза больше? Этот вопрос не только у Левитина возникает, у Гордеева их еще больше. То же самое у Христенко, который выбивает огромные вложения на транспортировку нефти в Китай. А вдруг нам лучше сжиженный газ производить и в Америку экспортировать или сетевой газ поставлять в Европу? Ответить на все эти вопросы можно будет, когда появится долгосрочное видение.
— Какие проекты укладываются в ваше видение?
— Мы определили четыре крупных ресурса: углеводороды, транзитный потенциал между Европой и Южной Азией, научно-исследовательский потенциал и сельское хозяйство.
— Как предлагаете их развивать и какова будет роль государства?
— Организационная форма более или менее понятна — проект. Ничего лучше проектного подхода еще не придумали. Но государство само по себе эти проекты реализовывать не может, не будет и не должно. Заниматься этим, работать по ним должен бизнес. Но поскольку реализовать их только в национальном масштабе в принципе невозможно (как, например, в страновом масштабе можно реализовывать транспортные коридоры между центрами роста мировой экономики, без определенных договоренностей и взаимодействия с ними?), необходима кооперация с крупнейшими мировыми игроками. А это означает, что должна быть переговорная позиция, система контроля и гарантий и просто коммуникация с ведущими мировыми центрами экономической силы по реализации этого долгосрочного потенциала. Вот что должно делать государство. Если все будет сделано предельно эффективно, мы сможем выйти на 4% роста ВВП к 2015 году. При том условии, что больше ничего делать не будем.
— А как же задача удвоения ВВП?
— Если мы хотим выйти на 6—7%, нам нужно задействовать дополнительные источники. Они есть, но пока размыты. Это отрасли второго эшелона, которые работают на массовые рынки. Среди них есть звенья, которые на сегодня конкурентоспособны, но при открытии рынков теряют свои преимущества. Отсюда, к примеру, возникла идея снижения НДС до 13%. Но этого недостаточно. Нужен сложный комплекс действий, и не только технических.
Тут возникает вопрос эффективности властной вертикали. Поскольку роль федерального центра здесь ниже, чем при реализации крупномасштабных проектов, заниматься ими должны субъекты Федерации, которые и находятся ближе к земле, и гораздо лучше видят и чувствуют все проблемы. В общем, рост будет во многом делаться в регионах.
Если мы весь наш потенциал сможем «выжать» (здесь есть еще один важный аспект — взаимодействие со странами СНГ, в частности формирование «рублевой зоны»), то к 2020 году выйдем на нынешний уровень стран «семерки». Это порядка $30 тыс. на душу населения (я имею в виду ВВП), средний класс, который сам будет модернизировать социальную инфраструктуру. Понятно, что страны-лидеры уйдут за это время дальше, но не фатально.
— Вы говорите о кризисе госуправления, сомневаетесь в эффективности органов власти, но в вашем докладе нет ни слова о коррупции. Вы не считаете это проблемой?
— Дело не в этом. Проблема коррупции, безусловно, существует, но она, скорее, отражает проблемы более общего порядка — кризис системы госуправления. Угроза которого стоит не только перед Россией, но и перед очень многими странами. Эта проблема крупнее, чем коррупция. Системы госуправления, выстроенные иерархически, оказываются неэффективными, потому что рядом с ними возникают мощные структуры, которые во многом находятся вне поля эффективного правоприменения (особенно на национальном уровне). Это крупные сетевые международные корпорации, крупнейшие неправительственные организации, крупные регионы, обладающие самостоятельным потенциалом. Одновременно возрастает угроза безопасности, связанная в том числе и с терроризмом. Отсюда возникает коллизия: с одной стороны, государственное управление размывается, с другой — потребность в нем усиливается. Рецепт, как это решить, пока не найден. Причем не только у нас.
— В вашем докладе прописано четыре сценария развития событий. Какой из них наиболее вероятен?
— Очень трудно сказать. Мы уйдем от катастрофической траектории — я в этом уверен. Если не будет, конечно, сильно негативного сочетания факторов типа «оранжевой революции», например. Поэтому сценарий «энергетического аутизма» (попытаться максимально долго жить «как сейчас» — и получить в итоге все те кризисы, о которых столько говорят) я бы поставил с минимальной вероятностью. На вариант «изоляционизма» (максимально закрыться от внешней экономики, особенно от импорта, и попытаться построить рыночную экономику «в отдельно взятой стране») существует реальный общественный запрос, есть определенные группы, заинтересованные в этом сценарии. Но технически он очень сложен и мало реализуем.
Остается два других — «бросок в глобализацию» (максимально активная интеграция с мировой экономикой, снятие барьеров, формирование здесь системы институтов по международному образцу и т.д.) и конструктивный вариант. Я считаю, что их вероятность примерно одинакова. Все будет определяться ответственностью правящих элит и их способностью видеть за пределы ближайших трех-пяти лет. По крайней мере реализовать сравнительные преимущества у нас ума точно хватит.
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".