Архивная публикация 2001 года: "Балконский кризис"
С любимыми -- не расставайтесь. Потому что это совершенно бессмысленно. Они все равно достанут вас отовсюду -- из кресла стоматолога (причем ваша разинутая пасть с торчащими из зуба инструментами не помешает им потребовать от вас немедленного участия в их жизни), из бассейна, из атомного бункера, с того света.Больше всего мне в этих случаях нравится их недоуменный вопрос: "Ты где?" -- как будто стоило им зазеваться, и вы коварно слиняли из зоны уверенного приема.
Дело было в прошлом году. Как только светский голос стюардессы произнес: "Наш самолет совершил посадку в городе-герое Москве" и я включил мобильный телефон, он взорвался пронзительной трелью.
-- Ты где? -- услышал я взволнованный голос Ляли.
-- Только что приземлился. А что случилось?
-- Я тебя умоляю, приезжай! Брось все и приезжай! Я еле-еле осталась жива!
Хорошо еще, что в два ночи дорога от Шереметьева пустая. Я мчался по сияющему ночному городу, нарушая все скоростные ограничения, и гадал, что там могло с ней случиться.
Около знакомого подъезда я увидел несколько милицейских машин и пару омоновцев.
-- Вы к кому? -- подступились они ко мне.
-- К жене. Бывшей,-- глупо признался я. Около лифта я обнаружил еще одного омоновца. Другой караулил Лялину дверь.
-- Документы! -- потребовал он.
-- Иван! Господи, какое счастье! Наконец-то! -- услышал я Лялин голос. Она выбежала в коридор. Почему-то в залитой кровью футболке. Потом я заметил, что ее голые руки и ноги -- в глубоких порезах и кровавых разводах. Тут я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног.
-- Мужики пошли какие-то чувствительные,-- услышал я над собой знакомый презрительный голос. Но не Лялин. Потом я понял, что не лежу, а сижу. И что голос принадлежит нашей с Лялей общей подруге Кате. И открыл глаза. Катька сидела напротив меня в кресле. Она была в таком же диком виде, как Ляля,-- вся изрезанная, перемазанная кровью, но очень деятельная. Взор ее выражал энергичное негодование. Пол и мебель в комнате были заляпаны кровью.
-- Девочки, что с вами случилось? -- спросил я.
-- Что бы с нами ни случилось, самое глупое было звонить тебе,-- отрезала Катерина.
Ляля замахала на нее руками:
-- Ты ее не слушай. Отлично, что приехал. Выпей.-- И она дрожащей рукой плеснула мне в стакан остатки коньяка из литровой бутылки. Тут я заметил, что девушка явно нетрезва.-- Нет, ты ничего не думай,-- затрещала Ляля, перехватив мой взгляд.-- Это так, для снятия стресса.
В общем, девушки решили отметить Восьмое марта. Фокус был в том, чтобы сделать это без мужчин. Пусть звонят, поздравляют, рассыпаются в любезностях. А наши красавицы купили себе бутылку шампанского, конфет и фруктов, расставили все это на ковре, подаренные цветы распихали по вазам и поставили на пол, включили приятную музыку и зацепились языками. Тем было множество -- во-первых, знакомые мужчины, которые звонили и поздравляли Лялю. Во-вторых, мужчины, которые не позвонили. Потом Ляля и Катя "съехали" на рабочие проблемы -- все-таки не зря праздник посвящен единению трудящихся женщин. Потом поговорили об отбеливании зубов и очищении желудка. Так плавно подплыли к свежей мысли сбегать еще за бутылочкой. Тем более что было двенадцать часов ночи и надо было погулять с собакой -- дворняжкой Тяпкой, которая тоже принадлежала к лучшей половине человечества и по этому случаю получила незапланированную куриную ножку.
Мороз, несмотря на март, стоял сильный -- не меньше пятнадцати градусов. Так что в ночной магазин бежали, как призовые лошади,-- согреваясь от собственного дыхания. Зато по возвращении захотелось вовсе не холодного шампанского, а горячего молока. Ляля с Катей нырнули под одеяло, пошушукались еще минут десять и заснули.
Проснулась Ляля от звонкого, заливистого лая Тяпы. И только потом поняла: кто-то настойчиво звонит в дверь. Она босиком выбежала в прихожую и выглянула в глазок. В глазке была тьма египетская -- таинственный гость закрыл его рукой. Мурашки змейкой поползли по Лялиному позвоночнику. Плитка в прихожей показалась ледяной. И тут Ляля почувствовала, что по ногам тянет холодом. Она еще раз глянула на дверь -- дверь показалась ей чуть-чуть приоткрытой. Онемевшими от ужаса пальцами она несколько раз туда и обратно повернула ключ в замке. И на цыпочках вернулась в комнату. О том, чтобы заснуть, и речи не было -- Лялю трясло.
В это время опять раздался звонок. Ляля на цыпочках подкралась к глазку. Темнота. Тут она вспомнила, что входная дверь, возможно, была приоткрыта. Зубы у нее застучали. Она еще раз налегла на дверь и еще раз покрутила ключ в замке. Пару минут бездумно постояла и вернулась в спальню.
-- Катерина, просыпайся. К нам кто-то звонит.
-- Лялька, вечно ты паникуешь на пустом месте. Ложись спать.
-- Катя, пойди посмотри сама.
В дверь опять позвонили.
Катерина решительно спустила ноги с кровати и отправилась в прихожую.
Через минуту она влетела в спальню белая как бумага.
-- К нам в дверь кто-то ломится!
Подруги схватили радиотелефон и начали дрожащими пальцами набирать милицию. В дверь застучали. Переглянувшись и прочитав в глазах друг друга ужас, они рванули на лоджию, к которой примыкал соседский балкон. На одной лестничной клетке с Лялей жил отставной милицейский генерал, который еще не оставил красивую традицию спать с пистолетом и женой одновременно. Ляля распахнула раму -- ее лоджия была застеклена, генеральский балкон тоже -- и глянула вниз. Вид тротуара с высоты седьмого этажа не добавил ей смелости. Цепляться было не за что -- только хилая, державшаяся на соплях сетка, которая отделяла Лялин балкон от генеральского. У дяди Миши была кошка, которая, несмотря на протесты двортерьера, Тяпки, любила гулять сама по себе. Во избежание скандалов пришлось натянуть сетку.
Ляля подергала за сетку -- только безумец мог рассчитывать найти в ней хоть какую-то опору. И перекинула голую ногу через край лоджии.
-- Там стекло,-- сказала моя бывшая жена Кате, показывая на соседский балкон.
-- Бей! -- уверенно сказала Катька.
И Ляля со всего размаха шарахнула по стеклу телефоном. Потом, полувися над тротуаром на высоте седьмого этажа, она начала голыми руками, обливаясь кровью, выламывать разбитые стекла и кидать их вниз. И уже через минуту, держась за сетку, она лезла, обрезая ноги, в стеклянную дыру на соседний балкон. Следом за ней полезла Катя. Сетка под ее тяжестью треснула, и подумать страшно, что было бы, если б Лялька не вцепилась в подругу изо всех сил. Наконец обе они, обливаясь кровью, которая текла из порезанных рук и ног, стояли на балконе. И стучали в балконную дверь.
В общем, я не завидую милицейскому генералу в тот момент, когда он открыл балкон. То есть в былые времена он, конечно, выходил с пистолетом один на один на бандюков. Но две окровавленные полуголые и абсолютно обезумевшие женщины в два часа ночи! Честный старик появился на балконе в пижаме и с килограммовой гантелей в руках (как оказалось, миф о пистолете под подушкой был распространяем женой, тетей Клавой, для устрашения потенциальных злоумышленников). И у него тут же прихватило сердце. Кровавая Ляля сразу побежала за валидолом на кухню -- семьи дружили и хорошо знали, где что лежит. Вторая же подруга втащила бездыханного старика в спальню. То есть если б дед не выдержал, девушки пошли бы за неумышленное убийство и никакой адвокат их бы не отмазал. Однако, к счастью, дядя Миша очнулся и стал звонить товарищам по работе. Уже через минуту дом был оцеплен ОМОНом.
Самое же удивительное, что ОМОН никого не нашел. Лестничная площадка была пуста. И подъезд тоже. Создавалось впечатление, что злодей спустился вниз по мусоропроводу. Единственный, кто разнообразил этот залитый девичьей кровью пейзаж, был я. Главное, что квартира была заперта. И проникнуть в нее можно было, только проделав тот же самый смертельный трюк на высоте седьмого этажа в пятнадцатиградусный мороз.
В общем, мы успокоили дядю Мишу. Я заколотил ему ковром разбитую раму на балконе, клятвенно пообещав пригнать с утра пораньше стекольщика. Ляля и Катя вымылись и обклеились пластырем, как герои севастопольского сражения. ОМОН уехал. А мы, почти успокоившись, пили чай.
И тут в дверь позвонили. Ляля побелела и затряслась.
Я выглянул в глазок. Темнота. Пришлось открыть дверь. На пороге стоял наш однокурсник Сева, Лялин поклонник со студенческих времен. Глупо улыбаясь, он держал в руках растрепанный букет роз.
-- Ты здесь? -- удивился он.
-- Так это ты тут звонил? -- с ненавистью спросила его Ляля. Сева кивнул.-- Зачем?
-- Я хотел поздравить тебя с Восьмым марта,-- сказал Сева и протянул Ляле букет роз.
С любимыми -- не расставайтесь. Потому что это совершенно бессмысленно. Они все равно достанут вас отовсюду -- из кресла стоматолога (причем ваша разинутая пасть с торчащими из зуба инструментами не помешает им потребовать от вас немедленного участия в их жизни), из бассейна, из атомного бункера, с того света.Больше всего мне в этих случаях нравится их недоуменный вопрос: "Ты где?" -- как будто стоило им зазеваться, и вы коварно слиняли из зоны уверенного приема.
Дело было в прошлом году. Как только светский голос стюардессы произнес: "Наш самолет совершил посадку в городе-герое Москве" и я включил мобильный телефон, он взорвался пронзительной трелью.
-- Ты где? -- услышал я взволнованный голос Ляли.
-- Только что приземлился. А что случилось?
-- Я тебя умоляю, приезжай! Брось все и приезжай! Я еле-еле осталась жива!
Хорошо еще, что в два ночи дорога от Шереметьева пустая. Я мчался по сияющему ночному городу, нарушая все скоростные ограничения, и гадал, что там могло с ней случиться.
Около знакомого подъезда я увидел несколько милицейских машин и пару омоновцев.
-- Вы к кому? -- подступились они ко мне.
-- К жене. Бывшей,-- глупо признался я. Около лифта я обнаружил еще одного омоновца. Другой караулил Лялину дверь.
-- Документы! -- потребовал он.
-- Иван! Господи, какое счастье! Наконец-то! -- услышал я Лялин голос. Она выбежала в коридор. Почему-то в залитой кровью футболке. Потом я заметил, что ее голые руки и ноги -- в глубоких порезах и кровавых разводах. Тут я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног.
-- Мужики пошли какие-то чувствительные,-- услышал я над собой знакомый презрительный голос. Но не Лялин. Потом я понял, что не лежу, а сижу. И что голос принадлежит нашей с Лялей общей подруге Кате. И открыл глаза. Катька сидела напротив меня в кресле. Она была в таком же диком виде, как Ляля,-- вся изрезанная, перемазанная кровью, но очень деятельная. Взор ее выражал энергичное негодование. Пол и мебель в комнате были заляпаны кровью.
-- Девочки, что с вами случилось? -- спросил я.
-- Что бы с нами ни случилось, самое глупое было звонить тебе,-- отрезала Катерина.
Ляля замахала на нее руками:
-- Ты ее не слушай. Отлично, что приехал. Выпей.-- И она дрожащей рукой плеснула мне в стакан остатки коньяка из литровой бутылки. Тут я заметил, что девушка явно нетрезва.-- Нет, ты ничего не думай,-- затрещала Ляля, перехватив мой взгляд.-- Это так, для снятия стресса.
В общем, девушки решили отметить Восьмое марта. Фокус был в том, чтобы сделать это без мужчин. Пусть звонят, поздравляют, рассыпаются в любезностях. А наши красавицы купили себе бутылку шампанского, конфет и фруктов, расставили все это на ковре, подаренные цветы распихали по вазам и поставили на пол, включили приятную музыку и зацепились языками. Тем было множество -- во-первых, знакомые мужчины, которые звонили и поздравляли Лялю. Во-вторых, мужчины, которые не позвонили. Потом Ляля и Катя "съехали" на рабочие проблемы -- все-таки не зря праздник посвящен единению трудящихся женщин. Потом поговорили об отбеливании зубов и очищении желудка. Так плавно подплыли к свежей мысли сбегать еще за бутылочкой. Тем более что было двенадцать часов ночи и надо было погулять с собакой -- дворняжкой Тяпкой, которая тоже принадлежала к лучшей половине человечества и по этому случаю получила незапланированную куриную ножку.
Мороз, несмотря на март, стоял сильный -- не меньше пятнадцати градусов. Так что в ночной магазин бежали, как призовые лошади,-- согреваясь от собственного дыхания. Зато по возвращении захотелось вовсе не холодного шампанского, а горячего молока. Ляля с Катей нырнули под одеяло, пошушукались еще минут десять и заснули.
Проснулась Ляля от звонкого, заливистого лая Тяпы. И только потом поняла: кто-то настойчиво звонит в дверь. Она босиком выбежала в прихожую и выглянула в глазок. В глазке была тьма египетская -- таинственный гость закрыл его рукой. Мурашки змейкой поползли по Лялиному позвоночнику. Плитка в прихожей показалась ледяной. И тут Ляля почувствовала, что по ногам тянет холодом. Она еще раз глянула на дверь -- дверь показалась ей чуть-чуть приоткрытой. Онемевшими от ужаса пальцами она несколько раз туда и обратно повернула ключ в замке. И на цыпочках вернулась в комнату. О том, чтобы заснуть, и речи не было -- Лялю трясло.
В это время опять раздался звонок. Ляля на цыпочках подкралась к глазку. Темнота. Тут она вспомнила, что входная дверь, возможно, была приоткрыта. Зубы у нее застучали. Она еще раз налегла на дверь и еще раз покрутила ключ в замке. Пару минут бездумно постояла и вернулась в спальню.
-- Катерина, просыпайся. К нам кто-то звонит.
-- Лялька, вечно ты паникуешь на пустом месте. Ложись спать.
-- Катя, пойди посмотри сама.
В дверь опять позвонили.
Катерина решительно спустила ноги с кровати и отправилась в прихожую.
Через минуту она влетела в спальню белая как бумага.
-- К нам в дверь кто-то ломится!
Подруги схватили радиотелефон и начали дрожащими пальцами набирать милицию. В дверь застучали. Переглянувшись и прочитав в глазах друг друга ужас, они рванули на лоджию, к которой примыкал соседский балкон. На одной лестничной клетке с Лялей жил отставной милицейский генерал, который еще не оставил красивую традицию спать с пистолетом и женой одновременно. Ляля распахнула раму -- ее лоджия была застеклена, генеральский балкон тоже -- и глянула вниз. Вид тротуара с высоты седьмого этажа не добавил ей смелости. Цепляться было не за что -- только хилая, державшаяся на соплях сетка, которая отделяла Лялин балкон от генеральского. У дяди Миши была кошка, которая, несмотря на протесты двортерьера, Тяпки, любила гулять сама по себе. Во избежание скандалов пришлось натянуть сетку.
Ляля подергала за сетку -- только безумец мог рассчитывать найти в ней хоть какую-то опору. И перекинула голую ногу через край лоджии.
-- Там стекло,-- сказала моя бывшая жена Кате, показывая на соседский балкон.
-- Бей! -- уверенно сказала Катька.
И Ляля со всего размаха шарахнула по стеклу телефоном. Потом, полувися над тротуаром на высоте седьмого этажа, она начала голыми руками, обливаясь кровью, выламывать разбитые стекла и кидать их вниз. И уже через минуту, держась за сетку, она лезла, обрезая ноги, в стеклянную дыру на соседний балкон. Следом за ней полезла Катя. Сетка под ее тяжестью треснула, и подумать страшно, что было бы, если б Лялька не вцепилась в подругу изо всех сил. Наконец обе они, обливаясь кровью, которая текла из порезанных рук и ног, стояли на балконе. И стучали в балконную дверь.
В общем, я не завидую милицейскому генералу в тот момент, когда он открыл балкон. То есть в былые времена он, конечно, выходил с пистолетом один на один на бандюков. Но две окровавленные полуголые и абсолютно обезумевшие женщины в два часа ночи! Честный старик появился на балконе в пижаме и с килограммовой гантелей в руках (как оказалось, миф о пистолете под подушкой был распространяем женой, тетей Клавой, для устрашения потенциальных злоумышленников). И у него тут же прихватило сердце. Кровавая Ляля сразу побежала за валидолом на кухню -- семьи дружили и хорошо знали, где что лежит. Вторая же подруга втащила бездыханного старика в спальню. То есть если б дед не выдержал, девушки пошли бы за неумышленное убийство и никакой адвокат их бы не отмазал. Однако, к счастью, дядя Миша очнулся и стал звонить товарищам по работе. Уже через минуту дом был оцеплен ОМОНом.
Самое же удивительное, что ОМОН никого не нашел. Лестничная площадка была пуста. И подъезд тоже. Создавалось впечатление, что злодей спустился вниз по мусоропроводу. Единственный, кто разнообразил этот залитый девичьей кровью пейзаж, был я. Главное, что квартира была заперта. И проникнуть в нее можно было, только проделав тот же самый смертельный трюк на высоте седьмого этажа в пятнадцатиградусный мороз.
В общем, мы успокоили дядю Мишу. Я заколотил ему ковром разбитую раму на балконе, клятвенно пообещав пригнать с утра пораньше стекольщика. Ляля и Катя вымылись и обклеились пластырем, как герои севастопольского сражения. ОМОН уехал. А мы, почти успокоившись, пили чай.
И тут в дверь позвонили. Ляля побелела и затряслась.
Я выглянул в глазок. Темнота. Пришлось открыть дверь. На пороге стоял наш однокурсник Сева, Лялин поклонник со студенческих времен. Глупо улыбаясь, он держал в руках растрепанный букет роз.
-- Ты здесь? -- удивился он.
-- Так это ты тут звонил? -- с ненавистью спросила его Ляля. Сева кивнул.-- Зачем?
-- Я хотел поздравить тебя с Восьмым марта,-- сказал Сева и протянул Ляле букет роз.
ИВАН ШТРАУХ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
