Архивная публикация 2001 года: "Басня о Крылове"
Ивана Андреевича Крылова мы знаем с детства. В детстве же его и оставляем. Чтобы дальше пойти путем его мытарств -- но не достигнуть его успехов.В ливрее
Место рождения великого баснописца неизвестно, о точной дате (1766-й или 1769-й) биографы спорят. Отец его "наукам не учился", хотя и любил читать, служил в драгунском полку, а мать, по преданию, и вовсе была неграмотна.
Одно из самых ранних воспоминаний Ивана Крылова -- как его везут в большом глиняном горшке (корчаге). Таким способом в лихую годину пугачевского бунта мать переправляла ребенка в Оренбург из Яицкой крепости, где служил помощником коменданта отец Крылова.
В "пугачевщину" же Иван и играл в детстве -- причем одновременно был и Пугачевым, и генералом, который Пугачева ловил. В детских играх он всегда был главарем и подчиняться никому не хотел. Но в девять лет лишившись отца и в наследство получив лишь сундучок с книгами, на что он мог рассчитывать в жизни? Только на покровительство, иных путей в ту пору не было. Отец, который после "пугачевщины" был председателем тверского магистрата, еще при жизни записал мальчика в гражданскую службу подканцеляристом магистрата. Скорее всего, писцом мальчик не работал, но существует предание, что чиновники гоняли его за водкой и презирали за то, что книжки читает и стишки сочиняет.
Но случилось лучшее из всего, что могло случиться: богатое и просвещенное тверское семейство Львовых (о них биографы Крылова знают очень мало) обратило внимание на умного ребенка. Ивана пригласили учиться вместе с хозяйскими сыновьями наукам и французскому языку. Правда, иногда просили подать чай. Он надевал ливрею и шел за подносом.
Ситуация эта потом станет для Крылова знаковой на долгие годы.
В конце 1782 года Крылов поехал в Петербург с матерью, которой удалось определить его на службу в петербургскую казенную палату. В Петербурге юноша увлекся театром, стал писать комические оперы и трагедии. В 1785 году сочинил "Клеопатру" и отнес ее на просмотр знаменитому актеру Дмитревскому, через которого свел знакомство с театральными кругами, в том числе с драматургами.
Следующим его благодетелем оказался главный тогда российский драматург Яков Борисович Княжнин -- Крылова принимали в доме Княжниных, поощряли его талант, но бедный и неродовитый юноша все-таки чувствовал некую незримую границу между собой и хозяевами. Проще говоря, они относились к нему чуть-чуть свысока. С едва ощутимой иронией.
Кончилось тем, что Крылов сочинил про Княжнина комедию "Проказники", где выставил того рогоносцем, а супругу его -- кокеткой.
Но сделал это так ловко, что генерал Соймонов, директор императорских театров, намека на личности в пьесе не углядел и пустил ее в печать. А потом велел написать музыку к комической опере Крылова, принял к постановке комедию, потом другую...
Так блистательно все начиналось! Но тут Княжнин узнал себя в пьесе и пожаловался генералу. Соймонов постановку комедии и тормознул: негоже губернскому секретарю шельмовать надворного советника. Крылов пытался спорить, но так надоел генералу, что тот велел его на глаза не пускать.
Тогда Крылов решил сделать себе имя в журналистике. Сошелся с ротмистром конной гвардии, вольтерьянцем, у которого была своя типография, и они стали делать сатирический журнал "Почта духов".
Критика русского общества облечена была здесь в фантастическую форму переписки гномов с волшебником Маликульмульком.
Столица хохотала. Даже намеки насчет Екатерины II допускали! Но тут из Парижа пришло сообщение о взятии Бастилии, и вольтерьянец благоразумно журнал прекратил.
Через два года Крылов открыл собственную типографию и стал издавать журнал "Зритель", где печатал статьи с наклонностью к сатире, небольшие повести и сказки. Вскоре, однако, полиция изъяла крыловскую повесть "Каиб" -- якобы она не понравилась императрице.
Князь Петр Вяземский, пытаясь понять сложный характер Ивана Андреевича, скажет потом так: "Он родился, вырос и возмужал в нужде и бедности, следовательно, в зависимости от других". Эта самая вечная зависимость и заставляла думать о каких-то иных вариантах жизнеустройства.
Игра без козырей
В конце 1793 Крылов перебрался в Москву. Там тогда все резались в карты. Крылову несколько раз удалось крупно выиграть, и он решил искать теперь удачу за игорным столом. Да и по природе азартен был. Но случилась большая драка в Сокольниках. Тот, кого обыграли, бил того, кто обыграл. Замять дело оказалось невозможно, и генерал-губернатор московский (сам игрок) начал следствие. Из Петербурга пришло указание: составить списки злостных картежников. Всех простили, но четверых -- и Ивана Крылова в их числе -- выслали с запрещением жить в столицах и губернских городах.
Следующие шесть лет -- самые темные в его жизни. Ни под одним сочинением Крылова не стоят даты с 1795 по 1801 годы. Иван Андреевич болтался по ярмаркам и трактирам, искал партнеров и обыгрывал. Один из современников вспоминает: "Нельзя сказать: он играл в карты. Он жил ими, он видел в них средство разбогатеть. Он отыскивал игроков и проводил с ними дни и ночи".
Князь Вяземский, однако, в азартность Крылова не верил: считал, что тот играл "вероятно, также по хозяйственным расчетам ума. Бывал ли он влюблен? Бывал ли когда-нибудь молод?"
Имидж -- все?
Влюблен -- бывал. Например, в племянницу небогатого помещика, красавицу-гречанку (между прочим, родственницу Ломоносова). Просил руки. Ему отказали -- беден, незнатен. Он уехал, девушка чахла в разлуке. И родные дрогнули, согласились на брак, написали Крылову. Но, как гласят свидетельства, "Крылов ответил, что у него нет средств приехать в Брянск, а потому просил осчастливить его -- привезти невесту в Петербург". Потомки Ломоносова, ясное дело, обиделись. Девушка эта потом так и не вышла замуж, а Иван Андреевич навсегда остался холостяком.
А женщины его, похоже, любили, даром что был он неряхой, свежестью белья и чистотой костюма не слишком озабоченным.
Одна, балерина, красотка и содержанка великого князя Константина Павловича, несколько раз заводила с Крыловым разговоры о браке. На что тот отвечал, что "для женитьбы непригоден", ибо "ужас как храпит по ночам".
Крылов для знавших его современников -- ленивый лежебока, лукавый обжора, обаятельный неряха, Обломов без Обломовки. Этот образ он стал культивировать именно в то картежное шестилетие. Сам помогал слагать о себе анекдоты. О его любви поглазеть на пожар знали все -- где что загоралось, Крылову велено было без промедления докладывать и он срывался с дивана и бежал на пожар. А то жил у приятеля в его подмосковной деревне и завел привычку ходить голым. И вот как-то раз приезжают к этому приятелю мать и сестра -- а Крылов, в чем мама родила, лохматый, выходит из лесу. С книжкой в руках.
Разрешить опальному драматургу и издателю жить в столицах просили нового императора, Павла I.Тот любил жаловать гонимых при маменьке. "Давайте его сюда", -- сказал император.
Картежный скандал был прощен. Что, впрочем, не помешало Крылову высмеять и Павла -- в пьесе "Подщипа, или Трумф".
Именно в этот период увидел Крылова Филипп Вигель, вошедший в историю своими злыми и остроумными "Записками", которые и по сей день являются для исследователей эпохи ценнейшим источником информации. Фотографический взгляд Вигеля фиксирует "умное, искусное, смелое раболепство с хозяевами". Видно, игра в карты многое открыла Крылову в человеческих страстях, читал Иван Андреевич теперь как по книжке. И уже писал басни. Вигель уверен: потому именно басни, что находил их "удобнейшим, легчайшим и прибыльнейшим" делом. И ссылается на слова самого Крылова: "Этот род понятен каждому, его читают и слуги, и дети... Ну, и скоро рвут".
Лафонтен отдыхает
В столицу в 1808 году он вернулся победителем. Басни расходились огромными тиражами, каждые три-четыре года их переиздавали. В первом сборнике их было двадцать, в последнем прижизненном -- двести. Из дня нынешнего не понять того успеха. Современник свидетельствует: "Впечатление, производимое его коротенькими творениями, было неимоверно: часто не находилось места в зале, гости толпились около поэта, становились на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни одного слова".
Нашлась ему чудная должность -- стал чем-то вроде главного библиотекаря. Причем при отличном пансионе. Рос в чинах. Стал кавалером многих орденов. Наконец, говоря словами Белинского, "получил истинную, небывалую до тех пор награду за свои литературные заслуги: был празднован пятидесятилетний юбилей литературной его деятельности. Петербургскими литераторами, с высочайшего соизволения, был дан Крылову обед, в котором участвовали многие сановники и знаменитые лица. При этом случае Крылову был пожалован орден Станислава 2-й степени. По случаю юбилея была выбита медаль с изображением Крылова".
Хоть семьи у Крылова не было, но его принимали Оленины, известная семья любителей искусства, благотворителей и меценатов, о которых даже Вигель пишет с ласковой почтительностью. А.Н. Оленин был начальником Крылова в Публичной библиотеке. Они же представили Ивана Андреевича ко двору. Особенно остроумный толстяк нравился вдовствующей императрице Марии Федоровне. Хотя Крылов даже для нее не пожелал напрягаться. Был случай, когда предстал в дырявом сапоге, так что палец торчал. В другой раз хотел приложиться к ручке, да чихнул. Мария Федоровна принимала это за простодушие.
Кухаркина дочка
О том, что к концу жизни было благоприобретено Крыловым, видно из его завещания на имя чиновника военно-учебных заведений Каллистрата Савельева: "петербургской части 2 квартала под номером 487 каменный дом, со всеми при нем строениями и землею, а равно капитал, состоящий в банковых билетах и по каким-либо другим актам и без актов в долгах, все, что окажется сверх того: находящиеся в квартире моей все вещи, как-то: серебро, всякого рода посуда и все без исключения вещи, а также написанные мною в продолжение жизни басни и прочие сочинения, с правом издавать в продолжение двадцати пяти лет со дня моей смерти".
Тут надо объяснить, что это за Каллистрат Савельев и с чего это все свое имущество Иван Андреевич отписал ему. Дело в том, что за чиновника Савельева Крылов выдал свою крестницу. Молва гласила (а очень многое в биографии Крылова -- сфера "молвы" и недостоверных преданий), что на самом деле девица была его дочерью от кухарки Фенюшки.
Когда у молодых родилась своя дочка, Крылов к ней вдруг необыкновенно привязался и переселил все семейство к себе в дом. Правда, в завещании было оговорено: "при жизни моей, в случаях какого-либо неуважения его (Каллистрата -- "П.") ко мне, предоставляю себе право сие мое духовное завещание или изменить, или переменить, или совершенно уничтожить". Королем Лиром Иван Андреевич быть не желал.
Русский цвет
Все тот же Вигель, объясняя пристрастие Олениных к Крылову, подметил: тот "все умел окрашивать в русский цвет". Только что была одержана победа в войне, названной Отечественной, "русский цвет" оказался как нельзя кстати. Античные, от Эзопа и Федра идущие сюжеты он сумел переосмыслить в национальном духе, опираясь на традицию русских народных сказок, пословиц и поговорок. Только первые басни Крылова были переводами, а потом он создавал уже совершенно оригинальные сюжеты, где аллегорические животные -- "медведи", "лисы", "щуки", "гуси", "волки", "овцы" -- не выглядели абстрактными символами, как у Лафонтена, а были словно подсмотрены в русских дворах, лесах, реках. Можно сказать, главным героем крыловских басен была не скучная "мораль", а народный здравый смысл -- равно понятный и царю, и простолюдину.
Крылов, чтобы попасть в русло времени, не притворялся, его натура вела. Белинский потом напишет, что "способность быть народным своего рода талант".
Басни Крылова давали возможность уважать и любить себя "и слугам, и детям." И царям. И полководцам. Во все хрестоматии вошла история о том, как послал Иван Андреевич Кутузову в действующую армию басню "Волк на псарне". И как, читая ее, Михаил Илларионович сдернул шапку на словах "ты сер, а я, приятель, сед". И как офицеры, окружавшие Кутузова, закричали при этом "ура".
Еще и в том была причина всенародной любви к крыловским творениям, что всякий раз гадали: в кого метит? Вот, например, знаменитый" Квартет": Вигель утверждает, что Крылов имел в виду литературное объединение "Беседа". А однокашник Пушкина по лицею Модест Корф считал, что стрела крыловской сатиры была нацелена на Государственный совет.
Басни выполняли тогда ту же роль, что самиздат в эпоху Брежнева. Когда военные части, которыми командовал адмирал Чичагов, не сумели вовремя подойти к Березине и дали тем уйти Наполеону, на волне всеобщего негодования появилась басня насчет того, что "беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник". Ни у кого сомнений не было: намек на Чичагова, на то, что сухопутным войском руководил моряк.
Ведущий научный сотрудник Института русской литературы ("Пушкинский дом") Российской академии наук Сергей Фомичев: "Крылов был умнее всех".
Он считался хорошим математиком, играл на скрипке. Однажды, увидев в балагане, как паяц жонглирует шариками, долго ходил смотрел и научился делать то же самое. Древнегреческий выучил, когда ему было под 60.
Крылов нашел общий язык и с властями, и с обществом, и с народом. Отыскал свою, как говорят, нишу. И не было в России человека более свободного. Он никем не прикидывался, никого не боялся, ничего и ни у кого не просил.
В день восстания декабристов Крылов отправился было на Сенатскую площадь. Очень изумился, увидев Кюхельбекера с саблей, а Карамзина -- в этакий мороз! -- без шапки. Николай I, кстати, во время очередной игры в карты у императрицы спросил, что это Иван Андреевич делал 14 декабря на Сенатской площади. "А я думал -- пожар", -- объяснил Крылов.
Умер Иван Андреевич Крылов от пневмонии (успев, по обыкновению, распустить слух, что каши переел) в ноябре 1844 года. Гроб его через весь Невский несли студенты. Через десять лет ему в Летнем саду поставили памятник. Первый в России памятник литератору. На народные, между прочим, деньги. Делал его знаменитый Клодт.
Ивана Андреевича Крылова мы знаем с детства. В детстве же его и оставляем. Чтобы дальше пойти путем его мытарств -- но не достигнуть его успехов.В ливрее
Место рождения великого баснописца неизвестно, о точной дате (1766-й или 1769-й) биографы спорят. Отец его "наукам не учился", хотя и любил читать, служил в драгунском полку, а мать, по преданию, и вовсе была неграмотна.
Одно из самых ранних воспоминаний Ивана Крылова -- как его везут в большом глиняном горшке (корчаге). Таким способом в лихую годину пугачевского бунта мать переправляла ребенка в Оренбург из Яицкой крепости, где служил помощником коменданта отец Крылова.
В "пугачевщину" же Иван и играл в детстве -- причем одновременно был и Пугачевым, и генералом, который Пугачева ловил. В детских играх он всегда был главарем и подчиняться никому не хотел. Но в девять лет лишившись отца и в наследство получив лишь сундучок с книгами, на что он мог рассчитывать в жизни? Только на покровительство, иных путей в ту пору не было. Отец, который после "пугачевщины" был председателем тверского магистрата, еще при жизни записал мальчика в гражданскую службу подканцеляристом магистрата. Скорее всего, писцом мальчик не работал, но существует предание, что чиновники гоняли его за водкой и презирали за то, что книжки читает и стишки сочиняет.
Но случилось лучшее из всего, что могло случиться: богатое и просвещенное тверское семейство Львовых (о них биографы Крылова знают очень мало) обратило внимание на умного ребенка. Ивана пригласили учиться вместе с хозяйскими сыновьями наукам и французскому языку. Правда, иногда просили подать чай. Он надевал ливрею и шел за подносом.
Ситуация эта потом станет для Крылова знаковой на долгие годы.
В конце 1782 года Крылов поехал в Петербург с матерью, которой удалось определить его на службу в петербургскую казенную палату. В Петербурге юноша увлекся театром, стал писать комические оперы и трагедии. В 1785 году сочинил "Клеопатру" и отнес ее на просмотр знаменитому актеру Дмитревскому, через которого свел знакомство с театральными кругами, в том числе с драматургами.
Следующим его благодетелем оказался главный тогда российский драматург Яков Борисович Княжнин -- Крылова принимали в доме Княжниных, поощряли его талант, но бедный и неродовитый юноша все-таки чувствовал некую незримую границу между собой и хозяевами. Проще говоря, они относились к нему чуть-чуть свысока. С едва ощутимой иронией.
Кончилось тем, что Крылов сочинил про Княжнина комедию "Проказники", где выставил того рогоносцем, а супругу его -- кокеткой.
Но сделал это так ловко, что генерал Соймонов, директор императорских театров, намека на личности в пьесе не углядел и пустил ее в печать. А потом велел написать музыку к комической опере Крылова, принял к постановке комедию, потом другую...
Так блистательно все начиналось! Но тут Княжнин узнал себя в пьесе и пожаловался генералу. Соймонов постановку комедии и тормознул: негоже губернскому секретарю шельмовать надворного советника. Крылов пытался спорить, но так надоел генералу, что тот велел его на глаза не пускать.
Тогда Крылов решил сделать себе имя в журналистике. Сошелся с ротмистром конной гвардии, вольтерьянцем, у которого была своя типография, и они стали делать сатирический журнал "Почта духов".
Критика русского общества облечена была здесь в фантастическую форму переписки гномов с волшебником Маликульмульком.
Столица хохотала. Даже намеки насчет Екатерины II допускали! Но тут из Парижа пришло сообщение о взятии Бастилии, и вольтерьянец благоразумно журнал прекратил.
Через два года Крылов открыл собственную типографию и стал издавать журнал "Зритель", где печатал статьи с наклонностью к сатире, небольшие повести и сказки. Вскоре, однако, полиция изъяла крыловскую повесть "Каиб" -- якобы она не понравилась императрице.
Князь Петр Вяземский, пытаясь понять сложный характер Ивана Андреевича, скажет потом так: "Он родился, вырос и возмужал в нужде и бедности, следовательно, в зависимости от других". Эта самая вечная зависимость и заставляла думать о каких-то иных вариантах жизнеустройства.
Игра без козырей
В конце 1793 Крылов перебрался в Москву. Там тогда все резались в карты. Крылову несколько раз удалось крупно выиграть, и он решил искать теперь удачу за игорным столом. Да и по природе азартен был. Но случилась большая драка в Сокольниках. Тот, кого обыграли, бил того, кто обыграл. Замять дело оказалось невозможно, и генерал-губернатор московский (сам игрок) начал следствие. Из Петербурга пришло указание: составить списки злостных картежников. Всех простили, но четверых -- и Ивана Крылова в их числе -- выслали с запрещением жить в столицах и губернских городах.
Следующие шесть лет -- самые темные в его жизни. Ни под одним сочинением Крылова не стоят даты с 1795 по 1801 годы. Иван Андреевич болтался по ярмаркам и трактирам, искал партнеров и обыгрывал. Один из современников вспоминает: "Нельзя сказать: он играл в карты. Он жил ими, он видел в них средство разбогатеть. Он отыскивал игроков и проводил с ними дни и ночи".
Князь Вяземский, однако, в азартность Крылова не верил: считал, что тот играл "вероятно, также по хозяйственным расчетам ума. Бывал ли он влюблен? Бывал ли когда-нибудь молод?"
Имидж -- все?
Влюблен -- бывал. Например, в племянницу небогатого помещика, красавицу-гречанку (между прочим, родственницу Ломоносова). Просил руки. Ему отказали -- беден, незнатен. Он уехал, девушка чахла в разлуке. И родные дрогнули, согласились на брак, написали Крылову. Но, как гласят свидетельства, "Крылов ответил, что у него нет средств приехать в Брянск, а потому просил осчастливить его -- привезти невесту в Петербург". Потомки Ломоносова, ясное дело, обиделись. Девушка эта потом так и не вышла замуж, а Иван Андреевич навсегда остался холостяком.
А женщины его, похоже, любили, даром что был он неряхой, свежестью белья и чистотой костюма не слишком озабоченным.
Одна, балерина, красотка и содержанка великого князя Константина Павловича, несколько раз заводила с Крыловым разговоры о браке. На что тот отвечал, что "для женитьбы непригоден", ибо "ужас как храпит по ночам".
Крылов для знавших его современников -- ленивый лежебока, лукавый обжора, обаятельный неряха, Обломов без Обломовки. Этот образ он стал культивировать именно в то картежное шестилетие. Сам помогал слагать о себе анекдоты. О его любви поглазеть на пожар знали все -- где что загоралось, Крылову велено было без промедления докладывать и он срывался с дивана и бежал на пожар. А то жил у приятеля в его подмосковной деревне и завел привычку ходить голым. И вот как-то раз приезжают к этому приятелю мать и сестра -- а Крылов, в чем мама родила, лохматый, выходит из лесу. С книжкой в руках.
Разрешить опальному драматургу и издателю жить в столицах просили нового императора, Павла I.Тот любил жаловать гонимых при маменьке. "Давайте его сюда", -- сказал император.
Картежный скандал был прощен. Что, впрочем, не помешало Крылову высмеять и Павла -- в пьесе "Подщипа, или Трумф".
Именно в этот период увидел Крылова Филипп Вигель, вошедший в историю своими злыми и остроумными "Записками", которые и по сей день являются для исследователей эпохи ценнейшим источником информации. Фотографический взгляд Вигеля фиксирует "умное, искусное, смелое раболепство с хозяевами". Видно, игра в карты многое открыла Крылову в человеческих страстях, читал Иван Андреевич теперь как по книжке. И уже писал басни. Вигель уверен: потому именно басни, что находил их "удобнейшим, легчайшим и прибыльнейшим" делом. И ссылается на слова самого Крылова: "Этот род понятен каждому, его читают и слуги, и дети... Ну, и скоро рвут".
Лафонтен отдыхает
В столицу в 1808 году он вернулся победителем. Басни расходились огромными тиражами, каждые три-четыре года их переиздавали. В первом сборнике их было двадцать, в последнем прижизненном -- двести. Из дня нынешнего не понять того успеха. Современник свидетельствует: "Впечатление, производимое его коротенькими творениями, было неимоверно: часто не находилось места в зале, гости толпились около поэта, становились на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни одного слова".
Нашлась ему чудная должность -- стал чем-то вроде главного библиотекаря. Причем при отличном пансионе. Рос в чинах. Стал кавалером многих орденов. Наконец, говоря словами Белинского, "получил истинную, небывалую до тех пор награду за свои литературные заслуги: был празднован пятидесятилетний юбилей литературной его деятельности. Петербургскими литераторами, с высочайшего соизволения, был дан Крылову обед, в котором участвовали многие сановники и знаменитые лица. При этом случае Крылову был пожалован орден Станислава 2-й степени. По случаю юбилея была выбита медаль с изображением Крылова".
Хоть семьи у Крылова не было, но его принимали Оленины, известная семья любителей искусства, благотворителей и меценатов, о которых даже Вигель пишет с ласковой почтительностью. А.Н. Оленин был начальником Крылова в Публичной библиотеке. Они же представили Ивана Андреевича ко двору. Особенно остроумный толстяк нравился вдовствующей императрице Марии Федоровне. Хотя Крылов даже для нее не пожелал напрягаться. Был случай, когда предстал в дырявом сапоге, так что палец торчал. В другой раз хотел приложиться к ручке, да чихнул. Мария Федоровна принимала это за простодушие.
Кухаркина дочка
О том, что к концу жизни было благоприобретено Крыловым, видно из его завещания на имя чиновника военно-учебных заведений Каллистрата Савельева: "петербургской части 2 квартала под номером 487 каменный дом, со всеми при нем строениями и землею, а равно капитал, состоящий в банковых билетах и по каким-либо другим актам и без актов в долгах, все, что окажется сверх того: находящиеся в квартире моей все вещи, как-то: серебро, всякого рода посуда и все без исключения вещи, а также написанные мною в продолжение жизни басни и прочие сочинения, с правом издавать в продолжение двадцати пяти лет со дня моей смерти".
Тут надо объяснить, что это за Каллистрат Савельев и с чего это все свое имущество Иван Андреевич отписал ему. Дело в том, что за чиновника Савельева Крылов выдал свою крестницу. Молва гласила (а очень многое в биографии Крылова -- сфера "молвы" и недостоверных преданий), что на самом деле девица была его дочерью от кухарки Фенюшки.
Когда у молодых родилась своя дочка, Крылов к ней вдруг необыкновенно привязался и переселил все семейство к себе в дом. Правда, в завещании было оговорено: "при жизни моей, в случаях какого-либо неуважения его (Каллистрата -- "П.") ко мне, предоставляю себе право сие мое духовное завещание или изменить, или переменить, или совершенно уничтожить". Королем Лиром Иван Андреевич быть не желал.
Русский цвет
Все тот же Вигель, объясняя пристрастие Олениных к Крылову, подметил: тот "все умел окрашивать в русский цвет". Только что была одержана победа в войне, названной Отечественной, "русский цвет" оказался как нельзя кстати. Античные, от Эзопа и Федра идущие сюжеты он сумел переосмыслить в национальном духе, опираясь на традицию русских народных сказок, пословиц и поговорок. Только первые басни Крылова были переводами, а потом он создавал уже совершенно оригинальные сюжеты, где аллегорические животные -- "медведи", "лисы", "щуки", "гуси", "волки", "овцы" -- не выглядели абстрактными символами, как у Лафонтена, а были словно подсмотрены в русских дворах, лесах, реках. Можно сказать, главным героем крыловских басен была не скучная "мораль", а народный здравый смысл -- равно понятный и царю, и простолюдину.
Крылов, чтобы попасть в русло времени, не притворялся, его натура вела. Белинский потом напишет, что "способность быть народным своего рода талант".
Басни Крылова давали возможность уважать и любить себя "и слугам, и детям." И царям. И полководцам. Во все хрестоматии вошла история о том, как послал Иван Андреевич Кутузову в действующую армию басню "Волк на псарне". И как, читая ее, Михаил Илларионович сдернул шапку на словах "ты сер, а я, приятель, сед". И как офицеры, окружавшие Кутузова, закричали при этом "ура".
Еще и в том была причина всенародной любви к крыловским творениям, что всякий раз гадали: в кого метит? Вот, например, знаменитый" Квартет": Вигель утверждает, что Крылов имел в виду литературное объединение "Беседа". А однокашник Пушкина по лицею Модест Корф считал, что стрела крыловской сатиры была нацелена на Государственный совет.
Басни выполняли тогда ту же роль, что самиздат в эпоху Брежнева. Когда военные части, которыми командовал адмирал Чичагов, не сумели вовремя подойти к Березине и дали тем уйти Наполеону, на волне всеобщего негодования появилась басня насчет того, что "беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник". Ни у кого сомнений не было: намек на Чичагова, на то, что сухопутным войском руководил моряк.
Ведущий научный сотрудник Института русской литературы ("Пушкинский дом") Российской академии наук Сергей Фомичев: "Крылов был умнее всех".
Он считался хорошим математиком, играл на скрипке. Однажды, увидев в балагане, как паяц жонглирует шариками, долго ходил смотрел и научился делать то же самое. Древнегреческий выучил, когда ему было под 60.
Крылов нашел общий язык и с властями, и с обществом, и с народом. Отыскал свою, как говорят, нишу. И не было в России человека более свободного. Он никем не прикидывался, никого не боялся, ничего и ни у кого не просил.
В день восстания декабристов Крылов отправился было на Сенатскую площадь. Очень изумился, увидев Кюхельбекера с саблей, а Карамзина -- в этакий мороз! -- без шапки. Николай I, кстати, во время очередной игры в карты у императрицы спросил, что это Иван Андреевич делал 14 декабря на Сенатской площади. "А я думал -- пожар", -- объяснил Крылов.
Умер Иван Андреевич Крылов от пневмонии (успев, по обыкновению, распустить слух, что каши переел) в ноябре 1844 года. Гроб его через весь Невский несли студенты. Через десять лет ему в Летнем саду поставили памятник. Первый в России памятник литератору. На народные, между прочим, деньги. Делал его знаменитый Клодт.
ТАТЬЯНА БЛАЖНОВА
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
