29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2000 года: "Благотворительные раритеты"

Архивная публикация 2000 года: "Благотворительные раритеты"

Наталья Пинская -- арт-директор архитектурного дизайн-бюро "Коллекция Раритетов". Ее муж -- Дмитрий Калмансон -- президент Фонда гуманитарных программ Союза правых сил. Она украшает дома богатых, он -- помогает неимущим. "Такого не бывает!" -- скажете вы. Но в жизни часто случается то, чего по всем законам логики быть никак не может.Людмила Лунина: Наташа, у вас интересная квартира, просто царские интерьеры.
Наталья Пинская: Квартира дизайнера -- это немножко витрина. Мои клиенты приходят ко мне в гости, и они должны оценить возможности нашего дизайн-бюро. Нам с мужем очень нравится наше жилище. Мы потратили на ремонт два с лишним года и переехали сюда совсем недавно.
Л.Л.: Ваш супруг занимается благотворительностью и гуманитарными программами. А живете вы во дворце. Вы не видите здесь противоречия?
Н.П.: На мой взгляд, в России существует искаженное представление о благотворительности -- будто это удел несостоявшихся в материальном и моральном плане людей. Во всем мире это прерогатива самой богатой и успешной части общества.
Л.Л.: По образованию вы дизайнер или архитектор?
Н.П.: По первому -- балерина. Я окончила Вагановское училище и, как многие балетные, которые получают либо режиссерское, либо искусствоведческое образование, училась на вечернем отделении ЛГИТМИКа -- Ленинградского Государственного института театра, музыки и кинематографии. По второму образованию я искусствовед.
Я родилась в Петербурге. У нас была большая семья, где тон задавали дедушка с бабушкой, он -- профессор географии Ленинградского университета, она -- что называется, хранительница очага, настоящая профессорская жена.
В восемь лет я заявила, что хочу стать балериной, чем повергла родных в ужас (они полагали, что я пойду по дедушкиным стопам). Все надеялись, что меня не примут -- а я прошла. Наверное, я танцевала бы до сих пор, если бы в двадцать с небольшим лет не упала на репетиции и не повредила позвоночник. Год ушел на лечение. Я не то чтобы танцевать -- ходить не могла.
Л.Л.: И как вы познакомились с будущим мужем?
Н.П.: За мной ухаживал Павел, друг Димы, известный импресарио: у нас был длительный роман в письмах. Я считаю, что в жизни все предопределено свыше и если роман длится и длится, значит, браку просто не суждено быть. В один из моих приездов в Москву Павел не мог со мной встретиться, ему надо было срочно уехать -- и он попросил Диму занести мне цветы.
Дима пришел в мой номер в "Национале" с огромным букетом и... в шортах (дело было летом), с теннисной ракеткой через плечо. Мое первое впечатление было весьма скептическим: ничего себе друг. Мы поболтали -- и я не то чтобы в нем разочаровалась, но поняла, что мы очень разные: я -- вся в искусстве, а он -- технарь, совершенно от этой сферы далекий. Мы расстались, казалось, навсегда.
Но он начал звонить, а потом и сам приехал в Питер. Один раз, второй. Мы очень много в то лето разговаривали -- и его взгляд на жизнь меня потряс. Он старше меня, а впечатление было такое, что это он романтик и идеалист, а я умудренный жизнью прагматик. Он жил политикой, верил в перестройку и в то, что его личное усилие может изменить мир.
По профессии Дима строитель, учился в Риге. В 1979-м переехал в Москву, женился, у него родилась дочь. Он работал инженером, но главным делом его жизни была диссидентская работа. Он собирал подписи под письмами протеста, помогал тем, кого преследовали власти. Такие люди, как он, оказались востребованы в годы перестройки -- Дмитрий стал директором советско-американского Бюро по правам человека.
Л.Л.: И что входило в круг его обязанностей?
Н.П.: Он проводил огромную работу -- отсюда у него широкие международные связи. При Верховном Совете была создана комиссия, которая занималась вопросами въезда-выезда из страны,-- муж помог многим "отказникам" получить долгожданную визу. (И, кстати, немало из них потом вернулись. Парадокс судьбы: сладостен только запретный плод.) Он ездил в Литву, когда та заявила о своем выходе из СССР. У нас дома есть фотография, где Дмитрий с Витаутасом Ландсбергисом и Маргарет Тэтчер. Короче, дел хватало.
Л.Л.: И вы в его круг вписались?
Н.П.: Мне это было интересно, как ребенку интересен мир взрослых. Потом у нас начался роман. Я в то время пребывала в совершенно отчаянном состоянии: танцевать не могла, что делать дальше -- не знала. Дима был первым, кто не стал меня жалеть. "Если ты талантлива,-- говорил он мне,-- ты реализуешь себя в чем-нибудь другом, необязательно в балете". Я начала ему помогать. Мы много ездили. Помню, с одной американской гуманитарной миссией приехали в казахскую деревню. Местные власти окружили нас такой охраной, что мы чувствовали себя арестованными.
Через год Дима сделал мне предложение. Я вообще-то не люблю красивые слова, но он сказал то, что мечтает услышать любая женщина: "Я тебя люблю и сделаю все, чтобы ты была счастлива".
Л.Л.: А как вы пережили путч?
Н.П.: Нам говорили, что Дмитрий был в списке людей, которых ГКЧП рекомендовал изолировать или даже уничтожить в первую очередь. Может, это и байка, но он действительно занимал достаточно высокий пост. Адрес Новослободская, 23, где располагались Бюро по правам человека и Хельсинская группа, был хорошо известен и западным дипломатам, и КГБ.
А я в это время была в Ленинграде, с мамой. Дозвониться ему в офис не смогла и решила ехать в Москву. В "Красной стреле" я была единственным пассажиром на весь вагон. Он встретил меня на вокзале. Сказал, что все в порядке, что мы победили, и это подарок ко дню моего рождения -- я родилась 22 августа.
Л.Л.: Демократы первой волны с трудом вписались в ельцинское время. А ваш муж?
Н.П.: Дима тоже разочаровался, так как после победы среди его коллег началась судорожная борьба за власть. Он оставил политику и занялся бизнесом -- поставками оборудования и технологии для хлебопекарной промышленности в российские регионы -- и вполне на новом поприще преуспел.
Я на полгода уехала учиться в Высшую школу дизайна в Торонто. Я давно мечтала стать дизайнером. В моем представлении, дизайн -- это гармония архитектуры, интерьера и человека в нем. У благотворительности та же цель -- привести человека и окружающий мир к гармонии. Может быть, поэтому мне так интересно заниматься и тем, и другим.
Мне потребовалось несколько лет, чтобы набраться храбрости и открыть в Москве собственную дизайн-студию. У меня нет архитектурных амбиций. Мне очень нравится русское слово "декоратор". Я называю себя декоратором, оформителем. Я создаю такие интерьеры, в которых присутствует не только стиль, но и атмосфера.
В бюро я пригласила профессиональных архитекторов, строителей, краснодеревщиков. Мы делаем интерьер от и до. Я не только арт-директор, но и менеджер, причем с диктаторскими наклонностями, потому как по гороскопу Лев.
Л.Л.: А кто ваши клиенты?
Н.П.: К сожалению, я не имею права их называть -- это условие обычно входит в контракт. Я, например, оформляла швейцарский дом лорда Соэма, члена Палаты лордов, одного из идейных вдохновителей и активистов благотворительного фонда королевы Елизаветы.
Л.Л.: Что же заставило вашего мужа бросить бизнес и вернуться в политику?
Н.П.: Он не бросил бизнес. Его офис по-прежнему работает в Москве. За эти годы вокруг него собралась команда, дело поставлено на поток и не требует его ежеминутного участия. Но заниматься только бизнесом нам обоим неинтересно.
Все эти годы мы не прерывали контактов с западными коллегами по гуманитарному, благотворительному и правозащитному движению. Среди них "Комитет тридцати пяти" из Англии, Эндрю Силэн из Голландии (сегодня он один из соучредителей Фонда СПС), Теренс Флин, владеющий в Сан-Франциско издательским бизнесом. У его дочки синдром Дауна. Может, поэтому он принимает российские проблемы близко к сердцу. Вот уже на протяжении многих лет он каждый год в марте привозит в Москву сотни килограммов лекарств, деньги и помогает нашим больницам.
Если благотворительный фонд работает под эгидой какой-либо партии, его возможности возрастают многократно. Мы присматривались к новым политикам. В политике нет людей без недостатков, но в СПС, по крайней мере, работают профессионалы, с новым, не советским менталитетом.
Мы пришли в общественную приемную СПС и предложили помощь. Там было легкое замешательство. Они не знали, как реагировать: "Вы что, денег хотите?" -- "Нет, мы можем помочь. Скажите -- кому".
Нам дали список людей, которые написали письма с просьбами о помощи на имя Чубайса, Хакамады, Немцова. Обычно такие послания -- от отчаяния. Люди слабо верят, что их услышат. А мы помогли: развезли продукты, одежду, кому-то купили инвалидную коляску. Эффект был такой, что теперь уже нам позвонили из СПС и предложили сотрудничать. Тем более мужа хорошо помнили по его прежней работе.
В этом году был создан Фонд гуманитарных программ СПС, Дмитрий стал его президентом. Я, как всегда, первый помощник мужа. Все наши программы имеют социальный уклон: мы не милостыню раздаем, а учим людей жить в сегодняшних условиях, не надеясь ни на чью помощь.
Л.Л.: У фонда есть какие-то приоритеты? Помогать же всем нельзя.
Н.П.: Во-первых, социальная адаптация инвалидов с травмами опорно-двигательной системы. Второе направление -- помощь несовершеннолетним ребятам, первый раз попавшим в места лишения свободы. Колонии для несовершеннолетних устроены наподобие рабфака: там готовят профессиональных преступников. Молодого человека освобождают из заключения -- у него нет профессии, жилья, образования, то есть иного пути, как только опять за решетку. Мы же хотим дать ребятам шанс "перевоспитаться" -- опыт социальной адаптации бывших преступников есть, этими проблемами давно занимаются за границей.
Третье направление -- помощь малому и среднему бизнесу. Люди, особенно в провинции, может, и хотят заняться бизнесом, но не знают -- как. А мы им даем в руки механизм -- учим, как свою идею реализовать. Пусть они потом сами решат, браться за это или нет.
Но я уверена, если у человека есть возможность состояться как личности, он не будет дожидаться пособий от государства.

Наталья Пинская -- арт-директор архитектурного дизайн-бюро "Коллекция Раритетов". Ее муж -- Дмитрий Калмансон -- президент Фонда гуманитарных программ Союза правых сил. Она украшает дома богатых, он -- помогает неимущим. "Такого не бывает!" -- скажете вы. Но в жизни часто случается то, чего по всем законам логики быть никак не может.Людмила Лунина: Наташа, у вас интересная квартира, просто царские интерьеры.

Наталья Пинская: Квартира дизайнера -- это немножко витрина. Мои клиенты приходят ко мне в гости, и они должны оценить возможности нашего дизайн-бюро. Нам с мужем очень нравится наше жилище. Мы потратили на ремонт два с лишним года и переехали сюда совсем недавно.

Л.Л.: Ваш супруг занимается благотворительностью и гуманитарными программами. А живете вы во дворце. Вы не видите здесь противоречия?

Н.П.: На мой взгляд, в России существует искаженное представление о благотворительности -- будто это удел несостоявшихся в материальном и моральном плане людей. Во всем мире это прерогатива самой богатой и успешной части общества.

Л.Л.: По образованию вы дизайнер или архитектор?

Н.П.: По первому -- балерина. Я окончила Вагановское училище и, как многие балетные, которые получают либо режиссерское, либо искусствоведческое образование, училась на вечернем отделении ЛГИТМИКа -- Ленинградского Государственного института театра, музыки и кинематографии. По второму образованию я искусствовед.

Я родилась в Петербурге. У нас была большая семья, где тон задавали дедушка с бабушкой, он -- профессор географии Ленинградского университета, она -- что называется, хранительница очага, настоящая профессорская жена.

В восемь лет я заявила, что хочу стать балериной, чем повергла родных в ужас (они полагали, что я пойду по дедушкиным стопам). Все надеялись, что меня не примут -- а я прошла. Наверное, я танцевала бы до сих пор, если бы в двадцать с небольшим лет не упала на репетиции и не повредила позвоночник. Год ушел на лечение. Я не то чтобы танцевать -- ходить не могла.

Л.Л.: И как вы познакомились с будущим мужем?

Н.П.: За мной ухаживал Павел, друг Димы, известный импресарио: у нас был длительный роман в письмах. Я считаю, что в жизни все предопределено свыше и если роман длится и длится, значит, браку просто не суждено быть. В один из моих приездов в Москву Павел не мог со мной встретиться, ему надо было срочно уехать -- и он попросил Диму занести мне цветы.

Дима пришел в мой номер в "Национале" с огромным букетом и... в шортах (дело было летом), с теннисной ракеткой через плечо. Мое первое впечатление было весьма скептическим: ничего себе друг. Мы поболтали -- и я не то чтобы в нем разочаровалась, но поняла, что мы очень разные: я -- вся в искусстве, а он -- технарь, совершенно от этой сферы далекий. Мы расстались, казалось, навсегда.

Но он начал звонить, а потом и сам приехал в Питер. Один раз, второй. Мы очень много в то лето разговаривали -- и его взгляд на жизнь меня потряс. Он старше меня, а впечатление было такое, что это он романтик и идеалист, а я умудренный жизнью прагматик. Он жил политикой, верил в перестройку и в то, что его личное усилие может изменить мир.

По профессии Дима строитель, учился в Риге. В 1979-м переехал в Москву, женился, у него родилась дочь. Он работал инженером, но главным делом его жизни была диссидентская работа. Он собирал подписи под письмами протеста, помогал тем, кого преследовали власти. Такие люди, как он, оказались востребованы в годы перестройки -- Дмитрий стал директором советско-американского Бюро по правам человека.

Л.Л.: И что входило в круг его обязанностей?

Н.П.: Он проводил огромную работу -- отсюда у него широкие международные связи. При Верховном Совете была создана комиссия, которая занималась вопросами въезда-выезда из страны,-- муж помог многим "отказникам" получить долгожданную визу. (И, кстати, немало из них потом вернулись. Парадокс судьбы: сладостен только запретный плод.) Он ездил в Литву, когда та заявила о своем выходе из СССР. У нас дома есть фотография, где Дмитрий с Витаутасом Ландсбергисом и Маргарет Тэтчер. Короче, дел хватало.

Л.Л.: И вы в его круг вписались?

Н.П.: Мне это было интересно, как ребенку интересен мир взрослых. Потом у нас начался роман. Я в то время пребывала в совершенно отчаянном состоянии: танцевать не могла, что делать дальше -- не знала. Дима был первым, кто не стал меня жалеть. "Если ты талантлива,-- говорил он мне,-- ты реализуешь себя в чем-нибудь другом, необязательно в балете". Я начала ему помогать. Мы много ездили. Помню, с одной американской гуманитарной миссией приехали в казахскую деревню. Местные власти окружили нас такой охраной, что мы чувствовали себя арестованными.

Через год Дима сделал мне предложение. Я вообще-то не люблю красивые слова, но он сказал то, что мечтает услышать любая женщина: "Я тебя люблю и сделаю все, чтобы ты была счастлива".

Л.Л.: А как вы пережили путч?

Н.П.: Нам говорили, что Дмитрий был в списке людей, которых ГКЧП рекомендовал изолировать или даже уничтожить в первую очередь. Может, это и байка, но он действительно занимал достаточно высокий пост. Адрес Новослободская, 23, где располагались Бюро по правам человека и Хельсинская группа, был хорошо известен и западным дипломатам, и КГБ.

А я в это время была в Ленинграде, с мамой. Дозвониться ему в офис не смогла и решила ехать в Москву. В "Красной стреле" я была единственным пассажиром на весь вагон. Он встретил меня на вокзале. Сказал, что все в порядке, что мы победили, и это подарок ко дню моего рождения -- я родилась 22 августа.

Л.Л.: Демократы первой волны с трудом вписались в ельцинское время. А ваш муж?

Н.П.: Дима тоже разочаровался, так как после победы среди его коллег началась судорожная борьба за власть. Он оставил политику и занялся бизнесом -- поставками оборудования и технологии для хлебопекарной промышленности в российские регионы -- и вполне на новом поприще преуспел.

Я на полгода уехала учиться в Высшую школу дизайна в Торонто. Я давно мечтала стать дизайнером. В моем представлении, дизайн -- это гармония архитектуры, интерьера и человека в нем. У благотворительности та же цель -- привести человека и окружающий мир к гармонии. Может быть, поэтому мне так интересно заниматься и тем, и другим.

Мне потребовалось несколько лет, чтобы набраться храбрости и открыть в Москве собственную дизайн-студию. У меня нет архитектурных амбиций. Мне очень нравится русское слово "декоратор". Я называю себя декоратором, оформителем. Я создаю такие интерьеры, в которых присутствует не только стиль, но и атмосфера.

В бюро я пригласила профессиональных архитекторов, строителей, краснодеревщиков. Мы делаем интерьер от и до. Я не только арт-директор, но и менеджер, причем с диктаторскими наклонностями, потому как по гороскопу Лев.

Л.Л.: А кто ваши клиенты?

Н.П.: К сожалению, я не имею права их называть -- это условие обычно входит в контракт. Я, например, оформляла швейцарский дом лорда Соэма, члена Палаты лордов, одного из идейных вдохновителей и активистов благотворительного фонда королевы Елизаветы.

Л.Л.: Что же заставило вашего мужа бросить бизнес и вернуться в политику?

Н.П.: Он не бросил бизнес. Его офис по-прежнему работает в Москве. За эти годы вокруг него собралась команда, дело поставлено на поток и не требует его ежеминутного участия. Но заниматься только бизнесом нам обоим неинтересно.

Все эти годы мы не прерывали контактов с западными коллегами по гуманитарному, благотворительному и правозащитному движению. Среди них "Комитет тридцати пяти" из Англии, Эндрю Силэн из Голландии (сегодня он один из соучредителей Фонда СПС), Теренс Флин, владеющий в Сан-Франциско издательским бизнесом. У его дочки синдром Дауна. Может, поэтому он принимает российские проблемы близко к сердцу. Вот уже на протяжении многих лет он каждый год в марте привозит в Москву сотни килограммов лекарств, деньги и помогает нашим больницам.

Если благотворительный фонд работает под эгидой какой-либо партии, его возможности возрастают многократно. Мы присматривались к новым политикам. В политике нет людей без недостатков, но в СПС, по крайней мере, работают профессионалы, с новым, не советским менталитетом.

Мы пришли в общественную приемную СПС и предложили помощь. Там было легкое замешательство. Они не знали, как реагировать: "Вы что, денег хотите?" -- "Нет, мы можем помочь. Скажите -- кому".

Нам дали список людей, которые написали письма с просьбами о помощи на имя Чубайса, Хакамады, Немцова. Обычно такие послания -- от отчаяния. Люди слабо верят, что их услышат. А мы помогли: развезли продукты, одежду, кому-то купили инвалидную коляску. Эффект был такой, что теперь уже нам позвонили из СПС и предложили сотрудничать. Тем более мужа хорошо помнили по его прежней работе.

В этом году был создан Фонд гуманитарных программ СПС, Дмитрий стал его президентом. Я, как всегда, первый помощник мужа. Все наши программы имеют социальный уклон: мы не милостыню раздаем, а учим людей жить в сегодняшних условиях, не надеясь ни на чью помощь.

Л.Л.: У фонда есть какие-то приоритеты? Помогать же всем нельзя.

Н.П.: Во-первых, социальная адаптация инвалидов с травмами опорно-двигательной системы. Второе направление -- помощь несовершеннолетним ребятам, первый раз попавшим в места лишения свободы. Колонии для несовершеннолетних устроены наподобие рабфака: там готовят профессиональных преступников. Молодого человека освобождают из заключения -- у него нет профессии, жилья, образования, то есть иного пути, как только опять за решетку. Мы же хотим дать ребятам шанс "перевоспитаться" -- опыт социальной адаптации бывших преступников есть, этими проблемами давно занимаются за границей.

Третье направление -- помощь малому и среднему бизнесу. Люди, особенно в провинции, может, и хотят заняться бизнесом, но не знают -- как. А мы им даем в руки механизм -- учим, как свою идею реализовать. Пусть они потом сами решат, браться за это или нет.

Но я уверена, если у человека есть возможность состояться как личности, он не будет дожидаться пособий от государства.

ЛЮДМИЛА ЛУНИНА

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама