Архивная публикация 2007 года: "Далекие близкие"
Российская «элита» не так далека от народа, как это кажется самому народу. И подчас самой «элите».Этот вывод позволило сделать обширное исследование, проведенное Центром Юрия Левады в 2005—2006 годах среди правящего класса России и приближенных к нему. В ближайшие дни оно выйдет в свет в виде книги «Проблема «элиты» в сегодняшней России». В исследовании постулируется как минимум одна удивительная вещь и одна, в общем, ожидаемая.
Удивительная: в значительной части своих ответов «элита» оказалась невероятно близка к тем, что дает средний респондент массовых опросов на протяжении последних полутора десятков лет. Иными словами, совсем не так «далеки они от народа», как часто об этом думает сам народ.
— Особенно это касается таких тем, как пути развития России, отношения с Западом и соотнесения их с собственными «традициями» — централизации власти, дирижизма в экономике, — говорит руководитель отдела социально-политических исследований Левада-центра Борис Дубин.
Вещь вторая, отчасти ожидаемая. Большинство представителей правящего слоя убеждены: осторожные, постепенные реформы России, в общем, нужны. Но не при нас. Когда-нибудь. Лет через 50—100. Распространенное убеждение таково: вон Европе не одно столетие потребовалось, чтобы сформировать институты, привычки, подходы, а мы за пятилетку должны это все создать и обустроить?
— Они уверяют и нас, и себя, что наша власть — прежде всего первое лицо и несколько человек из его ближайшего окружения — и есть воплощение демократии, рыночной экономики и модернизации, — говорит Дубин. — Поэтому путь, по которому мы двигаемся, в общем правильный, но торопиться не надо.
Впрочем, у нынешнего российского правящего класса есть несколько черт, которые не слишком способствуют изменениям: большинство его представителей осознают, что они не столько элита, сколько — назначенцы. Мало того что изрядное число людей категорически отказалось участвовать в опросе, так многие еще и разговор с интервьюером начинали со слов: «Нет-нет, я не элита, я обычный чиновник, исполнитель…» и т.д.
Из осознания элитой своей «недоэлитарности» вкупе с «близостью» к народу проистекает несколько особенностей, накладывающихся не только на «их», но и на нашу жизнь.
Во-первых, это страх в любой момент быть исключенным из прослойки избранных и, соответственно, стремление забраться как можно глубже в этот слой, чтобы было тяжелее оттуда выуживать. Однако из этого есть и другое следствие. Страх парализует волю. Подчиняет себе мечты, планы, стремления. В результате человек уже не чувствует себя свободным в своих действиях и намерениях, потому что «очень держится» за власть (или просто за место).
Возможно, отчасти из этого проступила еще одна черта элиты, открывшаяся социологам по ходу исследования. Часто ее представители занимаются самоуспокоением: дескать, они-то всё понимают и хотели бы, да другие не поддержат. «В принципе, отчасти это напоминает советские времена, когда в партию вступали со словами «пусть там будет на одного хорошего человека больше», — говорит Борис Дубин. — Сейчас также присутствует подобное самоуговаривание, что, дескать, я бы хотел, но вот «они» не позволят. Это как в советском анекдоте: «Да мне-то нравится, — сказал Леонид Ильич, читая Солженицына. — Но ведь они-то там не пропустят...» Эти «они» всегда присутствуют в значительной части слоя принимающих решение.
— Мы тоже делали большое исследование по элитам, и у нас также получилось, что по трем-четырем ключевым подходам оценки простых людей и «элиты» совпадают, — говорит руководитель ВЦИОМа Валерий Федоров. — Действительно, нельзя сказать, что у «народа» и у «них» принципиально различное понимание проблем страны и способов их решения.
Это единодушие в идеологическом, идейном и поведенческом плане (пусть даже оно отчасти показное, самоуговаривающее) создает угрозу консервации нынешней ситуации на годы. Или, наоборот, вселяет надежду на то, что никаких радикальных перемен курса и повестки дня не произойдет. Дубин, к примеру, не видит оснований надеяться в ближайшие годы на сколько-нибудь серьезные изменения «ни в составе правящего слоя, ни в его ориентирах, ни в действиях».
А вот экономист Михаил Делягин полагает: то, что элита и народ оказались в бытовых воззрениях близки, не так уж плохо. «Конечно, они читают одни и те же высказывания, смотрят одно и то же ТВ, к тому же, отвечая на вопросы анкет, представители «элиты» вряд ли были совсем откровенны, выражая подчас не столько свое мнение, сколько принятое, — говорит экономист. — Но все же это «единство» не так плохо. Вот если бы элита оказалась глупее народа, тогда было бы печально…»
И все же многие признаются: «генеральное» единомыслие свидетельствует не столько о широком общественном консенсусе, сколько об отсутствии новых мыслей. «В прошлом десятилетии апробировались идеи, вытолкнутые в общественную жизнь в конце 80-х — начале 90-х. Оказалось, большинство не подходит, но поскольку ничего нового не появилось, произошел определенный откат на позднесоветские подходы, — признался «Профилю» один из представителей той самой «элиты». — С одной стороны, это вроде хорошо — мы не оперируем иллюзиями, которые не выдерживают соприкосновения с жизнью. Но с другой… Надо ведь не просто описывать реальность, но и преобразовывать ее. А мы, похоже, рождать идеи то ли разучились, то ли еще не научились. Вот и вытаскиваем на свет либо теории XVI века, либо суррогаты…»
Российская «элита» не так далека от народа, как это кажется самому народу. И подчас самой «элите».Этот вывод позволило сделать обширное исследование, проведенное Центром Юрия Левады в 2005—2006 годах среди правящего класса России и приближенных к нему. В ближайшие дни оно выйдет в свет в виде книги «Проблема «элиты» в сегодняшней России». В исследовании постулируется как минимум одна удивительная вещь и одна, в общем, ожидаемая.
Удивительная: в значительной части своих ответов «элита» оказалась невероятно близка к тем, что дает средний респондент массовых опросов на протяжении последних полутора десятков лет. Иными словами, совсем не так «далеки они от народа», как часто об этом думает сам народ.
— Особенно это касается таких тем, как пути развития России, отношения с Западом и соотнесения их с собственными «традициями» — централизации власти, дирижизма в экономике, — говорит руководитель отдела социально-политических исследований Левада-центра Борис Дубин.
Вещь вторая, отчасти ожидаемая. Большинство представителей правящего слоя убеждены: осторожные, постепенные реформы России, в общем, нужны. Но не при нас. Когда-нибудь. Лет через 50—100. Распространенное убеждение таково: вон Европе не одно столетие потребовалось, чтобы сформировать институты, привычки, подходы, а мы за пятилетку должны это все создать и обустроить?
— Они уверяют и нас, и себя, что наша власть — прежде всего первое лицо и несколько человек из его ближайшего окружения — и есть воплощение демократии, рыночной экономики и модернизации, — говорит Дубин. — Поэтому путь, по которому мы двигаемся, в общем правильный, но торопиться не надо.
Впрочем, у нынешнего российского правящего класса есть несколько черт, которые не слишком способствуют изменениям: большинство его представителей осознают, что они не столько элита, сколько — назначенцы. Мало того что изрядное число людей категорически отказалось участвовать в опросе, так многие еще и разговор с интервьюером начинали со слов: «Нет-нет, я не элита, я обычный чиновник, исполнитель…» и т.д.
Из осознания элитой своей «недоэлитарности» вкупе с «близостью» к народу проистекает несколько особенностей, накладывающихся не только на «их», но и на нашу жизнь.
Во-первых, это страх в любой момент быть исключенным из прослойки избранных и, соответственно, стремление забраться как можно глубже в этот слой, чтобы было тяжелее оттуда выуживать. Однако из этого есть и другое следствие. Страх парализует волю. Подчиняет себе мечты, планы, стремления. В результате человек уже не чувствует себя свободным в своих действиях и намерениях, потому что «очень держится» за власть (или просто за место).
Возможно, отчасти из этого проступила еще одна черта элиты, открывшаяся социологам по ходу исследования. Часто ее представители занимаются самоуспокоением: дескать, они-то всё понимают и хотели бы, да другие не поддержат. «В принципе, отчасти это напоминает советские времена, когда в партию вступали со словами «пусть там будет на одного хорошего человека больше», — говорит Борис Дубин. — Сейчас также присутствует подобное самоуговаривание, что, дескать, я бы хотел, но вот «они» не позволят. Это как в советском анекдоте: «Да мне-то нравится, — сказал Леонид Ильич, читая Солженицына. — Но ведь они-то там не пропустят...» Эти «они» всегда присутствуют в значительной части слоя принимающих решение.
— Мы тоже делали большое исследование по элитам, и у нас также получилось, что по трем-четырем ключевым подходам оценки простых людей и «элиты» совпадают, — говорит руководитель ВЦИОМа Валерий Федоров. — Действительно, нельзя сказать, что у «народа» и у «них» принципиально различное понимание проблем страны и способов их решения.
Это единодушие в идеологическом, идейном и поведенческом плане (пусть даже оно отчасти показное, самоуговаривающее) создает угрозу консервации нынешней ситуации на годы. Или, наоборот, вселяет надежду на то, что никаких радикальных перемен курса и повестки дня не произойдет. Дубин, к примеру, не видит оснований надеяться в ближайшие годы на сколько-нибудь серьезные изменения «ни в составе правящего слоя, ни в его ориентирах, ни в действиях».
А вот экономист Михаил Делягин полагает: то, что элита и народ оказались в бытовых воззрениях близки, не так уж плохо. «Конечно, они читают одни и те же высказывания, смотрят одно и то же ТВ, к тому же, отвечая на вопросы анкет, представители «элиты» вряд ли были совсем откровенны, выражая подчас не столько свое мнение, сколько принятое, — говорит экономист. — Но все же это «единство» не так плохо. Вот если бы элита оказалась глупее народа, тогда было бы печально…»
И все же многие признаются: «генеральное» единомыслие свидетельствует не столько о широком общественном консенсусе, сколько об отсутствии новых мыслей. «В прошлом десятилетии апробировались идеи, вытолкнутые в общественную жизнь в конце 80-х — начале 90-х. Оказалось, большинство не подходит, но поскольку ничего нового не появилось, произошел определенный откат на позднесоветские подходы, — признался «Профилю» один из представителей той самой «элиты». — С одной стороны, это вроде хорошо — мы не оперируем иллюзиями, которые не выдерживают соприкосновения с жизнью. Но с другой… Надо ведь не просто описывать реальность, но и преобразовывать ее. А мы, похоже, рождать идеи то ли разучились, то ли еще не научились. Вот и вытаскиваем на свет либо теории XVI века, либо суррогаты…»
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
