24.09.2007 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "«Душа суровой прозы просит»"

На XX Московской международной книжной выставке-ярмарке писатель Дина Рубина представила свой новый сборник рассказов и новелл «Цыганка». За автографами выстроилась длинная очередь, которую «Профиль» честно отстоял ради интервью.— Вас не тяготит вся эта толчея, шумиха и ажиотаж?

— Мое присутствие на книжной ярмарке необходимо издательству. А я родилась под знаком Девы, так что я — солдат, человек очень обязательный. Если сказано «надо», значит, надо. Хотя на самом деле по натуре я человек, дистанцирующийся от бурлящего внешнего мира, и связываюсь с ним исключительно вынужденно. Мои домашние, например, в обычные дни могут от меня не услышать ни одного слова за целый день.

— Не обижаются?

— Привыкли.

— Чужие книги на ярмарках покупаете?

— Нет. В Иерусалиме, где я живу, есть отличные книжные магазины, где примерно тот же выбор книг. Пусть это стоит чуть больше, зато можно выбрать в спокойной обстановке, полистать, прочесть абзац-другой. Опять же есть замечательные интернет-магазины...

— А в одном из интервью вы говорили, что с Интернетом не дружите.

— Я не вхожу ни в какие сообщества, не веду блогов, но Интернетом служебным, естественно, пользуюсь: электронной почтой, интернет-магазинами. Вещи онлайн не покупаю: я люблю их смотреть, щупать руками, а книжку — почему бы и нет?

— Творчество, наверное, не оставляет много времени на чтение?

— Как писатель, я читать обязана, но поскольку работаю по 12—14 часов в сутки, то в процессе написания книги читаю только то, что непосредственно относится к работе. Сейчас вот работаю над новым романом, таким странным... Он будет называться «Почерк Леонардо». В психологии, в физиологии есть такой феномен — почерк левши, который можно прочесть, только поднеся листок к зеркалу. Именно так писал Леонардо да Винчи, хотя многие считали и считают, что так он зашифровывал свои изобретения.

— Судя по тому, сколько часов в день вы пишете, приступа вдохновения не ждете.

— Вдохновение — это награда, которая приходит в работе. Каждый день я встаю в 4.30 утра, гуляю с собакой, пью кофе и сажусь за компьютер; в течение дня отрываюсь только для дневной прогулки с собакой и перекуса. Это мой нормальный рабочий день.

— В 90-е годы вы уезжали в Израиль, понимая, что это навсегда и необратимо?

— Разумеется. Я была взрослым, сложившимся человеком и в своих поступках вполне отчет себе отдавала. Более того, я полагала, что мне уже никогда не придется вернуться в Россию, даже на короткое время, — тогда уезжали навсегда.

— А зачем вообще нужно было уезжать реализованному писателю?

— Моя литературная судьба действительно сложилась удивительно счастливо. В СССР я публиковалась с 15 лет. Моим «крестным отцом» оказался драматург и юморист Виктор Славкин, который тогда заведовал отделом юмора в журнале «Юность». К нему попала тетрадочка с моим рассказом, которую он мог бы и выбросить, но ходил по комнатам редакции и говорил: «Смотрите, вот тут девочка из Ташкента прислала смешной рассказ». И мой рассказец напечатали в «Юности». К моменту отъезда я была автором 4 книг и членом Союза писателей. А уехала я, чтобы мои дети росли в национальном большинстве — для здорового самоощущения. И ни секунды не пожалела об этом. Никогда. В Израиле — мой дом. Однако пишу и думаю я на русском языке, это мой родной язык, от которого не убежишь до самой смерти. На иврите, конечно, говорю, но написать могу максимум докладную записку, не более того. Писатель не должен засорять свое «мыслительное пространство».

— А докладные писали на посту главы отдела общественных и культурных связей Еврейского агентства в России?

— Да, в 2000 году мне предложили этот пост. Три года я проработала и вернулась домой.

— Работа функционера понравилась?

— Ну кому ж она понравится. Однако я изначально рассматривала это предложение как некую командировку. Мне хотелось опять пожить в Москве, услышать плотную вязь русского языка, «послушать улицу», увидеть друзей... и заработать немножко на жизнь. Все это я и осуществила.

— Вы много путешествуете. Есть места, где у вас сердце екает: «Вот тут я уже была, все знаю, жила в прежней жизни»?

— У человека екает в самых разных местах и в разное время. Если писатель только и будет прислушиваться к тому, что и где у него екает, — боюсь, он ничего не напишет или напишет очень много того, о чем потом будет сожалеть. Писатель — жесткая фигура с жесткими же, далеко идущими намерениями. Особенно прозаики — поэты, что называется, другая национальность. Прозаик — это киллер, то есть человек, который выверяет цель очень точно и очень долго ее высматривает. Интимные движения души — лишь первый импульс, после чего начинается настоящая охота. А те движения души, о которых вы говорите, у меня связаны с Испанией. Я там действительно «жила». Мои предки из Испании, один из них — Бенедикт Спиноза. Фамилия Деспиноса была у моей бабушки — папиной мамы, поэтому я четко знала в Испании, что я там ищу.{PAGE}

— И что?

— Свои корни. Места, где бы у меня, как вы говорите, «екнуло». В XV веке из Испании изгнали всех евреев, в том числе и моих предков, после чего они оказались в Португалии, затем перемещались — в Голландию, в Польшу, на Украину... и во время войны попали в эвакуацию в Ташкент, где я и родилась. Такое вечное движение в поисках дома. Один мой приятель, тоже эмигрант, разговаривая с сыном, однажды заметил: «Ты гордишься тем, что израильтянин? Но ты здесь потому, что здесь родился, а я здесь потому, что сам этого захотел». Перемещения моих предков были случайны.

— Никогда не тоскуете по Ташкенту?

— Ташкент — благословенная земля, замечательное место, которому я отдала дань: ему посвящен мой роман «На солнечной стороне улицы», разошедшийся большим тиражом и вошедший в шорт-листы нескольких премий. Это мой удачный ребенок. Но ни Ташкент, ни Москва, куда я впоследствии переехала, не стали моим окончательным домом. Только Иерусалим. В световом и цветовом отношении Израиль очень напоминает Ташкент, город моего детства. Израиль я нисколько не идеализирую, это очень сложная страна, как и все страны, — со многими недостатками, но и с огромными достоинствами, и мне там хорошо. С моего балкона открывается грандиозный вид на Иерусалим, просто оторваться невозможно.

— Сразу было все хорошо?

— С бытовой точки зрения — нет, у меня был очень тяжелый путь, я прошла все, но это долгий разговор, да и обо всем написано в моих книгах.

— Вам нравятся экранизации ваших произведений, в частности фильм «На Верхней Масловке»?

— Блестящая актерская работа Алисы Бруновны Фрейндлих и Евгения Миронова. Игра Фрейндлих в сцене смерти Анны Борисовны — просто выдающаяся страница современного кинематографа. Другое дело, что у автора всегда свои взаимоотношения с видеорядом. Перед глазами у меня — прототип Старухи. Персонаж Фрейндлих — это скульптор Нина Ильинична Нисс-Гольдман, личность колоссальная. Моя героиня «в жизни», скорее, похожа была на Фаину Раневскую.

— Все ваши книги оформляет ваш муж?

— Да, довольно часто в оформлении обложек используются картины моего мужа, известного художника Бориса Карафелова.

— А правда, что творчество — сублимация любви?

— О да! Особенно с годами... Это и есть своего рода любовь, причем такая сильная, что при полной отдаче «проклятью белого листа» на любовь к мужчине и сил-то уже не остается. Это интрига, борьба, ненависть, поражение, победа — все, как в любви, и даже полнее, цельнее, потому что партнер — это тоже вы, только в другой ипостаси. Единственный соперник, к которому меня ревнует мой муж, — это мое творчество.