Архивная публикация 2006 года: "Философия кражи"
В России сложилась культура воровства. «Наведение порядка», «построение вертикали власти» и «выравнивание» политического и информационного пространства парадоксальным образом сопровождаются бурным ростом вульгарного воровства, которое возникает буквально в «каждой точке», становится массовым, превращаясь в фактор, значимый уже и на макроэкономическом уровне.Наследники несунов
Памятные по советским временам несуны, способные вынести со стройки ведро жидкого цемента, уходят в тень по сравнению со все более изощренной и разветвленной «экономикой отката», без которого хозяйственная деятельность порой оказывается невозможной.
Перед глазами стоит сияющее лицо знакомой офис-менеджерицы, начальник поручил ей купить пальму в свой кабинет — после того, как она «полгода пробавлялась закупкой канцелярской мелочи». Объяснив, что эксклюзивному руководителю и пальму нужно эксклюзивную и состряпав при помощи «упавших в долю» продавцов несколько бьющих по глазам сертификатов, девушка положила в карман две месячные зарплаты.
Это массовое явление. За последние два года расцвела культура «липовых затрат», при которых критически значимое число людей, определяющих затраты компаний, без опаски завышает их в личных целях, грабя свою компанию. Разворовываются и остатки на складах, а ситуация на железных дорогах и в портах, когда на подходе к некоторым из них пропадает до 5—7% грузов, исторгает фразы вроде «Дзержинского на вас нет!» из уст даже самых либеральных бизнесменов.
«Правоохранительные» органы если не прямо крышуют воровские схемы, то, по крайней мере, слишком часто не проявляют заинтересованности в борьбе с хищениями не контролируемой их представителями собственности. Подверженность же судов материальному влиянию способна сделать непредсказуемым и затянуть на долгие годы рассмотрение даже очевидных дел. Как отмечают бизнесмены, реальные судебные издержки таковы, что украденные суммы до $10 тыс. не имеет смысла и пытаться возвращать, а до $50 тыс. маловероятен даже частичный возврат.
В сочетании с отвыканием бизнеса от использования бандитов это ведет к тому, что «народ перестал бояться воровать». Потери от всех видов воровства (без учета силового рэкета) выросли за последние два года в 2—3 раза, достигнув в некоторых видах деятельности одной пятой себестоимости.
Бурный рост потерь даже в эффективно управляемых и контролируемых компаниях показывает, что мы имеем дело не с проявлением «загадочной русской души» или национальных традиций, выраженных еще бессмертным «Воруют!» Карамзина, но с действием факторов, проявившихся в последние годы.
«Грабь награбленное!»
В рамках избирательной кампании 2003 года государство сформировало яркий образ бизнесмена как «вора» и «врага народа». Создавая столь убедительный «образ врага», правящая бюрократия в результате эффективно отвлекла население от собственной, уже тогда раздражающей неэффективности, натравило его на своего политического противника — коммерческую олигархию. Эта пропаганда легла на кровоточащую память о либеральном грабеже 90-х годов, и дискредитация олигархии, сделавшей себя символом бизнеса, привела к дискредитации предпринимательства как такового.
В угоду своим сиюминутным политическим интересам государство не только закрепило, но и легализовало в общественном сознании представления о бизнесе как о воровстве, а о собственности, превышающей «советский стандарт» (квартира, машина, дача), — как о результате заведомо преступного деяния. Предприниматель был превращен в грабителя и врага не только в глазах общества, но во многом и в глазах собственных сотрудников, которые зачастую искренне считают себя ограбленными им и пытаются по мере сил восстановить поруганную социальную справедливость.
«Делай как я!»
Чем слабее в обществе институции и спокойнее его отношение к писаным законам, тем сильнее в нем сила примера руководителя. В России, граждане которой зачастую не склонны прощать своих родных и соседей, но с готовностью «входят в положение» лидеров государства, его пример в значительной степени определяет общественную мораль и нормы поведения.
Российская бюрократия, по сути, есть олигархия — совокупность лиц, использующих контроль над государством для получения личной выгоды. В отличие от коммерческой олигархии эпохи Ельцина нынешняя контролирует государство не столько снаружи, сколько изнутри, и во многом является силовой, извлекая выгоду из контроля не над гражданскими, а над силовыми структурами. Ключевым инструментом личного обогащения служит уже не коррупция, а насилие и угроза его применения от имени государства. Воровство госсобственности уступило место откровенному грабежу собственности частной.
Грабя «чужих», многие руководители, насколько можно понять, по-брежневски радушно (хотя и в несравнимо больших масштабах) дают воровать и «своим» — приближенным из свит и связанным с ними «карманным» бизнесменам.
Что должен ощущать «тысячедолларовый» менеджер, глядя по телевизору на пятитысячедолларовые костюмчики чиновников? О чем он должен думать, слыша чистосердечное признание не кого-нибудь, а президента страны в том, что смысл появления фирмы «БайкалФинансГруп» заключается, по сути дела, в «отмывании» захватываемого частного актива?
Сложно винить его в том, что он воспринимает пример своего государства как руководство к действию.
Страх и нищета
Успешные менеджеры и офисные работники, даже не сознавая этого, даже спрятавшись в уютные скорлупки личных мирков, живут в глубоко неблагополучной и раздираемой противоречиями стране, — и ее трагедия так или иначе направляет их действия.
Рост уровня жизни касается в основном наиболее обеспеченной части общества. По информации Центра Левады, за 2004 год лишь 18% населения ощутили рост своей покупательной способности, в то время как 39% отметили ее снижение. За 2005 год соотношение составило 15% и 28% — при том что реальные доходы всего населения за эти два года выросли, по официальным данным, на 20%.
В захлебывающемся от нефтедолларов государстве, по сведениям того же Центра Левады, 13% населения не хватает денег на еду (по официальной статистике, имеют доходы ниже прожиточного минимума 15,8%), 37% — хватает на еду, но не на одежду, еще 38% — хватает на еду и одежду, но не на товары длительного пользования (вроде простой мебели и бытовой техники). Это значит, что 13% россиян являются нищими, а уровень бедности приближается к 88% — при том что едва ли не больше всего государство заботит «стерилизация избыточной денежной массы», а в федеральном бюджете, по информации Минфина, заморожено 2 трлн. рублей (лишь часть которых признается в составе Стабфонда).
Потребительская революция идет в России в условиях беспрецедентного подавления среднего класса в виде доходящего до произвола прессинга правоохранительных органов и бюрократии, последовательного свертывания гражданских свобод, а также неустойчивости быта из-за разрушения образования и здравоохранения, роста цен, удорожания и снижения надежности ЖКХ. Ситуация усугубляется постоянным стрессом из-за выплат по потребительским кредитам и ужесточения конкуренции на рынке труда.
В результате увеличение потребления не компенсирует растущего дискомфорта, но оттеняет его, и даже благополучные люди остро чувствуют шаткость своего положения.
В феврале 2006 года эти ощущения стали полноценным макроэкономическим фактором: в ходе «соляного кризиса» соль подорожала в среднем в 1,7 раза. По данным фонда «Общественное мнение», 9% россиян сделали запасы соли, 5% — пытались, но не смогли этого сделать, 4% россиян запаслись и другими товарами, в том числе 3% — сахаром. В сочетании с подорожанием его импорта это привело к росту цен на сахар на 44,2% за два месяца, что внесло существенный вклад в ускорение инфляции (которая превысила уровень и 2005-го, и 2004 года, вернувшись на уровень 2003-го).
Одна из естественных реакций на неуверенность в завтрашнем дне — стремление нарушать правила, в том числе и при помощи воровства.
Рост скрытых издержек — могильщик нынешней экономики
Официальный фасад российской экономики, как шоколадной глазурью, покрытый толстым слоем нефтедолларов, подтачивается ростом скрытых и не поддающихся количественной оценке издержек. Главная из них — коррупционные расходы: увеличение взяток, вымогаемых у бизнеса силовой олигархией, качественно опережает рост его доходов, что не только вынуждает бизнес завышать цены, раскручивая инфляционную спираль, но и создает угрозу самому его существованию. Так, по данным исследований фонда ИНДЕМ, за 2001—2004 годы выплачиваемые российским бизнесом взятки выросли в валютном эквиваленте в 8,5 раза, что превышает рост мировых цен на нефть за то же время (менее 30%). Стремительный приток иностранного капитала в Россию в последние годы объясняется в том числе качественно меньшими административными издержками, что дает ему колоссальные неконкурентные преимущества по сравнению с российским бизнесом.
Для понимания перспектив России важно сознавать, что рост системной коррупции и воровства «сверху» в рамках построенной якобы властной, а на самом деле беспробудно коррупционной «вертикали» дополняется во многом индуцированным ими усилением стихийного воровства «снизу», ставящего бизнес в положение «между молотом и наковальней». Невозможность адекватной количественной оценки затрудняет конкретные прогнозы, но нежизнеспособность подобной системы не вызывает сомнений.
Новым властям, которым выпадет на долю браться за модернизацию страны после нынешнего разгула «порядка и стабилизации», придется переламывать не только «верхушечную» культуру повсеместной коррупции, но и низовую культуру массового воровства.
МИХАИЛ ДЕЛЯГИН, председатель президиума, научный руководитель Института проблем глобализации, д.э.н.
В России сложилась культура воровства. «Наведение порядка», «построение вертикали власти» и «выравнивание» политического и информационного пространства парадоксальным образом сопровождаются бурным ростом вульгарного воровства, которое возникает буквально в «каждой точке», становится массовым, превращаясь в фактор, значимый уже и на макроэкономическом уровне.Наследники несунов
Памятные по советским временам несуны, способные вынести со стройки ведро жидкого цемента, уходят в тень по сравнению со все более изощренной и разветвленной «экономикой отката», без которого хозяйственная деятельность порой оказывается невозможной.
Перед глазами стоит сияющее лицо знакомой офис-менеджерицы, начальник поручил ей купить пальму в свой кабинет — после того, как она «полгода пробавлялась закупкой канцелярской мелочи». Объяснив, что эксклюзивному руководителю и пальму нужно эксклюзивную и состряпав при помощи «упавших в долю» продавцов несколько бьющих по глазам сертификатов, девушка положила в карман две месячные зарплаты.
Это массовое явление. За последние два года расцвела культура «липовых затрат», при которых критически значимое число людей, определяющих затраты компаний, без опаски завышает их в личных целях, грабя свою компанию. Разворовываются и остатки на складах, а ситуация на железных дорогах и в портах, когда на подходе к некоторым из них пропадает до 5—7% грузов, исторгает фразы вроде «Дзержинского на вас нет!» из уст даже самых либеральных бизнесменов.
«Правоохранительные» органы если не прямо крышуют воровские схемы, то, по крайней мере, слишком часто не проявляют заинтересованности в борьбе с хищениями не контролируемой их представителями собственности. Подверженность же судов материальному влиянию способна сделать непредсказуемым и затянуть на долгие годы рассмотрение даже очевидных дел. Как отмечают бизнесмены, реальные судебные издержки таковы, что украденные суммы до $10 тыс. не имеет смысла и пытаться возвращать, а до $50 тыс. маловероятен даже частичный возврат.
В сочетании с отвыканием бизнеса от использования бандитов это ведет к тому, что «народ перестал бояться воровать». Потери от всех видов воровства (без учета силового рэкета) выросли за последние два года в 2—3 раза, достигнув в некоторых видах деятельности одной пятой себестоимости.
Бурный рост потерь даже в эффективно управляемых и контролируемых компаниях показывает, что мы имеем дело не с проявлением «загадочной русской души» или национальных традиций, выраженных еще бессмертным «Воруют!» Карамзина, но с действием факторов, проявившихся в последние годы.
«Грабь награбленное!»
В рамках избирательной кампании 2003 года государство сформировало яркий образ бизнесмена как «вора» и «врага народа». Создавая столь убедительный «образ врага», правящая бюрократия в результате эффективно отвлекла население от собственной, уже тогда раздражающей неэффективности, натравило его на своего политического противника — коммерческую олигархию. Эта пропаганда легла на кровоточащую память о либеральном грабеже 90-х годов, и дискредитация олигархии, сделавшей себя символом бизнеса, привела к дискредитации предпринимательства как такового.
В угоду своим сиюминутным политическим интересам государство не только закрепило, но и легализовало в общественном сознании представления о бизнесе как о воровстве, а о собственности, превышающей «советский стандарт» (квартира, машина, дача), — как о результате заведомо преступного деяния. Предприниматель был превращен в грабителя и врага не только в глазах общества, но во многом и в глазах собственных сотрудников, которые зачастую искренне считают себя ограбленными им и пытаются по мере сил восстановить поруганную социальную справедливость.
«Делай как я!»
Чем слабее в обществе институции и спокойнее его отношение к писаным законам, тем сильнее в нем сила примера руководителя. В России, граждане которой зачастую не склонны прощать своих родных и соседей, но с готовностью «входят в положение» лидеров государства, его пример в значительной степени определяет общественную мораль и нормы поведения.
Российская бюрократия, по сути, есть олигархия — совокупность лиц, использующих контроль над государством для получения личной выгоды. В отличие от коммерческой олигархии эпохи Ельцина нынешняя контролирует государство не столько снаружи, сколько изнутри, и во многом является силовой, извлекая выгоду из контроля не над гражданскими, а над силовыми структурами. Ключевым инструментом личного обогащения служит уже не коррупция, а насилие и угроза его применения от имени государства. Воровство госсобственности уступило место откровенному грабежу собственности частной.
Грабя «чужих», многие руководители, насколько можно понять, по-брежневски радушно (хотя и в несравнимо больших масштабах) дают воровать и «своим» — приближенным из свит и связанным с ними «карманным» бизнесменам.
Что должен ощущать «тысячедолларовый» менеджер, глядя по телевизору на пятитысячедолларовые костюмчики чиновников? О чем он должен думать, слыша чистосердечное признание не кого-нибудь, а президента страны в том, что смысл появления фирмы «БайкалФинансГруп» заключается, по сути дела, в «отмывании» захватываемого частного актива?
Сложно винить его в том, что он воспринимает пример своего государства как руководство к действию.
Страх и нищета
Успешные менеджеры и офисные работники, даже не сознавая этого, даже спрятавшись в уютные скорлупки личных мирков, живут в глубоко неблагополучной и раздираемой противоречиями стране, — и ее трагедия так или иначе направляет их действия.
Рост уровня жизни касается в основном наиболее обеспеченной части общества. По информации Центра Левады, за 2004 год лишь 18% населения ощутили рост своей покупательной способности, в то время как 39% отметили ее снижение. За 2005 год соотношение составило 15% и 28% — при том что реальные доходы всего населения за эти два года выросли, по официальным данным, на 20%.
В захлебывающемся от нефтедолларов государстве, по сведениям того же Центра Левады, 13% населения не хватает денег на еду (по официальной статистике, имеют доходы ниже прожиточного минимума 15,8%), 37% — хватает на еду, но не на одежду, еще 38% — хватает на еду и одежду, но не на товары длительного пользования (вроде простой мебели и бытовой техники). Это значит, что 13% россиян являются нищими, а уровень бедности приближается к 88% — при том что едва ли не больше всего государство заботит «стерилизация избыточной денежной массы», а в федеральном бюджете, по информации Минфина, заморожено 2 трлн. рублей (лишь часть которых признается в составе Стабфонда).
Потребительская революция идет в России в условиях беспрецедентного подавления среднего класса в виде доходящего до произвола прессинга правоохранительных органов и бюрократии, последовательного свертывания гражданских свобод, а также неустойчивости быта из-за разрушения образования и здравоохранения, роста цен, удорожания и снижения надежности ЖКХ. Ситуация усугубляется постоянным стрессом из-за выплат по потребительским кредитам и ужесточения конкуренции на рынке труда.
В результате увеличение потребления не компенсирует растущего дискомфорта, но оттеняет его, и даже благополучные люди остро чувствуют шаткость своего положения.
В феврале 2006 года эти ощущения стали полноценным макроэкономическим фактором: в ходе «соляного кризиса» соль подорожала в среднем в 1,7 раза. По данным фонда «Общественное мнение», 9% россиян сделали запасы соли, 5% — пытались, но не смогли этого сделать, 4% россиян запаслись и другими товарами, в том числе 3% — сахаром. В сочетании с подорожанием его импорта это привело к росту цен на сахар на 44,2% за два месяца, что внесло существенный вклад в ускорение инфляции (которая превысила уровень и 2005-го, и 2004 года, вернувшись на уровень 2003-го).
Одна из естественных реакций на неуверенность в завтрашнем дне — стремление нарушать правила, в том числе и при помощи воровства.
Рост скрытых издержек — могильщик нынешней экономики
Официальный фасад российской экономики, как шоколадной глазурью, покрытый толстым слоем нефтедолларов, подтачивается ростом скрытых и не поддающихся количественной оценке издержек. Главная из них — коррупционные расходы: увеличение взяток, вымогаемых у бизнеса силовой олигархией, качественно опережает рост его доходов, что не только вынуждает бизнес завышать цены, раскручивая инфляционную спираль, но и создает угрозу самому его существованию. Так, по данным исследований фонда ИНДЕМ, за 2001—2004 годы выплачиваемые российским бизнесом взятки выросли в валютном эквиваленте в 8,5 раза, что превышает рост мировых цен на нефть за то же время (менее 30%). Стремительный приток иностранного капитала в Россию в последние годы объясняется в том числе качественно меньшими административными издержками, что дает ему колоссальные неконкурентные преимущества по сравнению с российским бизнесом.
Для понимания перспектив России важно сознавать, что рост системной коррупции и воровства «сверху» в рамках построенной якобы властной, а на самом деле беспробудно коррупционной «вертикали» дополняется во многом индуцированным ими усилением стихийного воровства «снизу», ставящего бизнес в положение «между молотом и наковальней». Невозможность адекватной количественной оценки затрудняет конкретные прогнозы, но нежизнеспособность подобной системы не вызывает сомнений.
Новым властям, которым выпадет на долю браться за модернизацию страны после нынешнего разгула «порядка и стабилизации», придется переламывать не только «верхушечную» культуру повсеместной коррупции, но и низовую культуру массового воровства.
МИХАИЛ ДЕЛЯГИН, председатель президиума, научный руководитель Института проблем глобализации, д.э.н.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
