Архивная публикация 2008 года: "Игорь Кругляков: «Почему я сижу в тюрьме?»"

«Профиль» уже дважды, в № 9 от 10.03.2008 и №16 от 28.04.2008,

обращался к содержанию «дела «Содэксима», по которому, в частности,

проходит бывший заместитель министра финансов Сторчак С.А.

Ябыл обвинен в покушении на хищение денежных средств из федерального бюджета — по так называемому «делу Сторчака». Пытаюсь, но никак не могу понять, почему я сижу в тюрьме при уже подтвердившейся абсурдности обвинения и при подтвержденном консилиумом врачей смертельном диагнозе.
Я неоднократно просил следователей выполнить их обязанности и разъяснить мне существо предъявленного обвинения. Следствие дало ответ, который даже отдаленно не напоминает мотивированный и обоснованный процессуальный документ. Полученный ответ имеет вид доброго пожелания — «понимай, как хочешь».
Ни я, ни мои адвокаты до сих пор не уведомлены о том, кто является собственником денег, на хищение которых я якобы покушался, и кто является потерпевшим. Для меня и для любого юриста этот вопрос представляется очевидным — собственником является компания, осуществившая предоплату за приобретаемый товар и не получившая его, причем по вине правительства.
Ознакомившись с фабулой обвинения, можно предположить, что потерпевшим является Министерство финансов России или же правительство нашего государства. Однако министр финансов России господин Кудрин А.Л. на всю страну заявил, что деньги никто не воровал, а фирма «Содэксим» имела полное право требовать их возвращения. Сделав такое заявление, господин Кудрин наверняка может документально подтвердить свои слова и уже предоставил необходимые документы в распоряжение следствия.
Я не сомневаюсь, что в распоряжении следователя имеются письма от высших должностных лиц правительства и Министерства финансов, таких как А.Д. Жуков, А. Вавилов, А.Л. Кудрин. Из их ответов руководителям «Содэксима» следует, что наличие долга государством признается. Мне ничего не известно о том, что имеется хотя бы один письменный ответ, в котором содержится отказ от возврата денежных средств, внесенных в качестве 100%-ной предоплаты за планируемые поставки алжирских товаров.
Возникает справедливый вопрос: «Если единственно возможный потерпевший заявляет, что у него ничего не украли, то почему я сижу в тюрьме?» Если есть другой собственник и потерпевший, то почему от меня это скрывают и не дают защищаться от его претензий?
Из обвинения следует, что правительство Российской Федерации выполнило свои обязательства перед компанией «Содэксим», но почему-то до сих пор не установлено, в чем состояли эти обязательства и каким образом они выполнены. Кстати, о том, что ЗАО «Содэксим» выполнило свои обязательства, свидетельствует множество документов.
В письме первого заместителя министра финансов А.Л. Кудрина от 30.12.1997 указано, что «ЗАО «Содэксим» еще в июне 1996 года полностью выполнило свои обязательства перед федеральным бюджетом».
В письме начальника одного из управлений ВЭБ Суховерхова констатировано: «Таким образом, обязательства ЗАО «Содэксим» перед федеральным бюджетом по внесению рублевого эквивалента по представленным во Внешэкономбанк заявлениям на открытие аккредитивов на общую сумму $80,8 млн выполнены полностью».
Почему я сижу в тюрьме, если следствие не хочет выяснять эти вопросы? Хотя должно было выяснить их еще в ходе доследственной проверки?
Из п. 3.2 Соглашения между Российской Федерацией и Алжиром следует, что в связи со списанием Россией алжирского долга наше государство должно урегулировать вопросы компенсации потерь перед российскими компаниями — участниками вышеуказанных правоотношений. В данном Соглашении не было указано, что представителей компаний, потерявших огромные деньги и посмевших заявить о своих правах, необходимо посадить в тюрьму, чтобы не смели требовать свое по закону.
Видимо, это ноу-хау Следственного комитета при прокуратуре России. Но ведь любое ноу-хау должно быть законным, чего явно не просматривается в моем случае. Так почему же я тогда сижу в тюрьме?
У меня нет никаких сомнений в том, что в распоряжении следствия имеются телеграммы Банка Алжира об одностороннем отказе от домицилирования намечаемых контрактов и об аннулировании тех контрактов, которые были ранее домицилированы. Эти документы являются однозначным подтверждением одностороннего отказа Алжира от дальнейшего погашения долга путем осуществления товарных поставок в счет российских фирм, в том числе и «Содэксима». Возникает вопрос: каким образом Российское правительство выполнило свои обязательства перед «Содэксимом», если даже не смогло добиться домицилирования контрактов Банком Алжира?
Содержание вышеуказанных документов, видимо, дает следствию основание утверждать, что в отказе Банка Алжира от домицилирования поставок виноват именно я (или другие члены выдуманной ОПГ) и как виновный должен сидеть за это в тюрьме.
У следствия есть, а точнее, не может не быть документов, которыми Министерство финансов РФ, ссылаясь на срыв товарных поставок алжирской стороной, уведомляет компанию «Содэксим» о наступлении форс-мажорных обстоятельств. В своих письмах высокопоставленные чиновники фактически уведомляют, что правительство все-таки пытается выполнить свои обязательства перед российскими фирмами и ведет переговоры по поводу пролонгации российско-алжирских договоренностей, указывая на необходимость дождаться окончания этих переговоров.
Окончания переговоров дождались. Их итогом явилось полное списание Россией алжирского государственного долга, влекущее отказ Российского государства от выполнения своих обязательств перед Российскими фирмами (в том числе и «Содэксимом»).
Еще раз подчеркну, долг был списан полностью, то есть и та его часть, погашение которой предполагалось поставками алжирских товаров в адрес фирмы «Содэксим». Таким образом, правительство фактически дважды распорядилось одними и теми же деньгами: в первый раз получив их от компании «Содэксим» и зачислив их в бюджет государства, а другой раз — списав эти деньги
10 марта 2006 года. В обычной деловой практике так не бывает, если только это не является одним из 400 наиболее честных способов отъема денег.
Я не вижу законной логики в том, что деньгами (дважды) распорядилось правительство, а в тюрьме сижу я. Это неопровержимый факт, но он почему-то стоит в числе оснований для моего обвинения и содержания под стражей.
У компании, председателем совета директоров которой я являлся, никогда не было правоотношений с Министерством финансов. Правоотношения были только с компанией «Содэксим». Будучи председателем совета директоров «Санта Рат», я никогда не занимался текущим управлением компанией, тем более я не имел никакого отношения к деятельности компании «Содэксим».
Сегодня, в связи с предъявленным обвинением, я и команда моих адвокатов вынуждены детально разбираться в обстоятельствах дела, собирая по крупицам доказательства невиновности, чтобы защищаться от этого обвинения. Абсурдность обвинения вынуждает и меня к абсурдным действиям: к фактической защите интересов компании «Содэксим» и ее должностных лиц. Почему я сижу в тюрьме? Наверное, для того, чтобы могли ограничить мои возможности по реализации прав на защиту.
В обвинении названо множество финансово-экономических терминов. В их числе «квота», «аккредитив», «домицилирование», «рублевое покрытие», «покупка долга». То, что представители следствия не знают истинного смысла этих экономических понятий или делают вид, что не знают, свидетельствует назначение финансово-экономической экспертизы.
Если отбросить всю словесную шелуху, то внесенные компанией на счета Внешэкономбанка деньги являются не чем иным, как 100%-ной предоплатой за предполагаемую поставку товаров в счет погашения алжирского государственного долга перед Российской Федерацией. Этот вывод явно вытекает из письма заместителя министра финансов России. Если сделка не состоялась по вине лица, получившего 100%-ную предоплату, то предоплата должна быть возвращена полностью и даже с предусмотренными законом пенями и штрафами.
Так почему при столь явной очевидности обстоятельств состоявшейся, а точнее, не состоявшейся сделки я сижу в тюрьме?
Одним из основных тезисов обвинения является банкротство в 2004 году компании «Санта Рат». Кстати, «вина» компании «Санта Рат» состоит лишь в том, что она перечислила деньги за «Содэксим», что полностью подтверждается платежными поручениями, имеющимися в распоряжении следствия.
«Санта Рат», даже если бы не обанкротилась, не имела права требовать возврата этих средств и никогда не предпринимала таких попыток. Следствию достоверно известно, что банкротство «Санта Рат» состоялось через два года после ее продажи акционерами. Я не знаю, что происходило или могло произойти в эти два года. Как выяснили мои адвокаты, вышеуказанный долг отсутствовал в конкурсной массе при осуществлении процедуры банкротства компании «Санта Рат». Это позволяет уверенно предположить, что долг был каким-то образом реализован третьим лицам либо компания «Содэксим» расплатилась по нему.
Так почему же я сижу в тюрьме, если приведенные мною факты столь очевидны и не могут быть неизвестны следствию?
При недостаточности доказательств либо при определенном недоверии к субъективным доказательствам (показаниям), как я понимаю, проводятся экспертизы. Я ознакомился с большинством экспертиз. Из заключений экспертов явно следует, что моей вины нет никакой. О том, что ее (вины) и не могло быть, известно было следователям заранее. Лично я в этом не сомневаюсь.
Так почему я сижу в тюрьме? И долго ли следователи будут искать хоть какую-то вину, чтобы оправдать содержание под стражей смертельно больного человека.
Следствие сформулировало конструкцию обвинения таким образом, что компания «Содэксим» якобы прибрела право требования части долга. При иной конструкции обвинение становится еще более абсурдным. Чтобы вынести законное и справедливое решение о прекращении уголовного дела, необходимо изучить договор между Российской Федерацией и Алжиром от 10 марта 2006 года о полном списании всей суммы долга. Фирма «Содэксим» ни в каком качестве не участвовала в этом соглашении. Если бы «Содэксим» «купила кусочек алжирского долга», то тогда она и только она имела право вести переговоры с Алжиром, а не правительство РФ.
Почему я сижу в тюрьме? Остается предположить, что причиной тому является нежелание следствия внимательно прочитать межправительственное соглашение между Россией и Алжиром.
И наконец, самый главный вопрос. Если нет законных процессуальных оснований для продолжения расследования этого уголовного дела и моего содержания под стражей, неизбежно должны быть какие-то другие мотивы — либо политические, либо экономические.
В каком-либо «вредоносном» политическом лоббизме я не замечен, да и не мог быть замечен. Следовательно, остается мотив экономический, или, как это модно сейчас называть, рейдерский. Одно из осведомленных средств массовой информации сообщило, что в связи с моим арестом «Концерн среднего и малотоннажного кораблестроения» фактически развален, а принадлежащие мне акции предприятий судостроительной отрасли, входящих в концерн, уже не являются моей собственностью.
Так почему же я сижу в тюрьме, если реальная цель — отобрать бизнес (а не видимая — посадить в тюрьму «преступника») — фактически достигнута?
Я хотел бы услышать ответы на эти вопросы и имею право знать: почему я до сих пор сижу в тюрьме, приговоренный следователями к фактическому пожизненному заключению? В этом состоит самый мифологический из всех мифов следствия. Следствие, видимо, полагает, что человек, прикованный к больничной койке и не могущий передвигаться иначе как на реанимобиле, может скрыться на «личном самолете», предъявив сам себе билет с открытой датой на реанимобиль рейсом Москва—Берлин.
Консилиум врачей констатировал, что моя жизнь возможна только в условиях постоянного мониторирования состояния здоровья и лечения — стационарного либо амбулаторного. Я оплатил проведение очень дорогостоящей операции, но лишних денег у меня нет (бизнес-то мой уже фактически развален). Кто будет оплачивать мое весьма дорогостоящее пребывание в специализированных лечебных учреждениях? Я ведь фактически лишен, стараниями следствия, возможности заработать деньги на лечение.
Простота, с которой правоохранительные органы относятся к человеческой жизни и к государственным деньгам, по моему мнению, хуже воровства. Так почему же я сижу в тюрьме, если те, кто меня обвиняет, совершают преступления еще более тяжкие, чем даже те, что приписывают мне?