Архивная публикация 2007 года: "Инозэки"
Федеральное госучреждение ИК-22 для содержания осужденных иностранных граждан и лиц без гражданства — единственное в России — расположено в мордовском поселке Леплее. Из всех колоний Дубравлага, который считается одним из крупнейших среди подобных учреждений в Европе, «иностранка» самая маленькая: заключенных тут чуть более сотни.
«Моя с твоя не работай»
Я всегда удивлялся сходству моего соседа Константина Конькова с иностранцем. Вроде бы 12 лет в колонии строгого режима провел, а манеры чужие. Тактичности, предупредительности и точности Коньков во многом научился в колонии для осужденных иностранцев. Раньше он о ней молчал, а теперь, узнав, что я собираюсь туда в командировку, разговорился о впечатлениях от общения с иностранным осужденными. Их зэками даже не назовешь — они и в тюрьме выглядели как люди первого сорта. Побывав там, я понял, откуда даже по прошествии стольких лет в словах бывшего руководителя научной группы московского института, а теперь жителя провинциального городка столько горечи и обиды...
В колонию для осужденных иностранцев осужденного Конькова два года водили налаживать котельное оборудование и другие механизмы. Специалистов такого уровня, как он, не было в Дубравлаге ни среди своих осужденных, ни среди иностранцев. Первые валили лес, а вторым доверили работу полегче.
Осужденные иностранцы вручную с помощью гранитного шлифпорошка убирали наплывы с хрустальных подвесок, из которых на Саранском электроламповом заводе собирали огромные люстры для московских потолков. От ледяной воды вместо положенной по техпроцессу теплой руки портились. Иностранцы писали жалобы в Красный Крест.
И вот Конькова послали в инозону переоборудовать котельную, даже выделили в помощь китайцев из числа осужденных. За пуск горячей воды до первого мороза обещали досрочное освобождение. Коньков было понадеялся на свой опыт и на знаменитую работоспособность китайцев. Оказалось все не так: они до обеда потрудятся, а после обеда их собрать невозможно. А еще — запутался Коньков в одинаковых круглых лицах, глазах-щелках и ответах: «Моя с твоя не работай!»
Про китайские козни Коньков доложил начальнику колонии. О привлечении своих, русских, для работы в инозоне тот слушать не захотел. Пойдут разговоры о хорошей жизни иностранцев — начнутся нелестные сравнения. В памяти были живы события недавнего бунта, когда пришлось в колонию Конькова загонять бронетранспортеры и свинцом поливать бараки. Пойдя навстречу, назначили Конькову в помощь двух бригадиров, но тоже из китайцев — для лучшей коммуникации с соплеменниками. Кое-как работа пошла. Обедать Коньков ходил в свою колонию под конвоем из трех солдат и собаки. Однако потом надоело его водить туда-сюда, и разрешили ему питаться в колонии для иностранцев.
Воровали, что ли, у них меньше, но только осужденных иностранцев кормили в несколько раз лучше! Чистые, упитанные, круглолицые иностранцы за еду не дрались, в свободное время гоняли мяч, садились на шпагат, читали книжки, копались в клумбах. А в родной колонии соседи Конькова сидели, как пеньки, в кучках, «чифирили», тасовали карты... У иностранцев колония красивая, ухоженная, кругом асфальт, а у русских — убогость и грязь... Иностранцам разрешались и кресты, и четки, а «своих» за религиозную атрибутику наказывали. Все новые фильмы тоже несли в первую очередь иностранцам, а «своим» уже после, как второсортным.
Ночью соседи по нарам расспрашивали Конькова о жизни инозоны, возмущались: «Ну у тебя и будка! Отъелся с иностранцами!» Но Коньков от рассказов воздерживался, так как был предупрежден о неразглашении. А видел он, между прочим, как китайцы и корейцы выстраиваются в очередь перед дверью начальника колонии просить продлить срок и оставить в колонии. Конвой из Дубравлага возил их до границы и возвращался оттуда с рассказами о том, как китайцы тут же начинают бить бывших обитателей «малинника» в Мордовии. Видел Коньков, как вырезали шахматные фигуры, а бархат, из которого делают пятачки на попы фигур, воровали на подкладки для своих ватников. При Конькове один из осужденных, иранец, даже зарезал начальника своего отряда...
Чуть не попал в международный заговор и сам Коньков. Котельную Коньков передавал немцу Гансу, который сидел здесь уже 30 лет за службу танкистом в вермахте. В Кельне его брат занимал большую должность. Ганс жаловался: как после очередного освобождения довезут до Кельна, придерутся к чему-нибудь в поведении и снова возвращают сюда же. Поэтому перед журнальными фотографиями с военных парадов на Красной площади Ганс кричал: «Мне бы танк и туда!» Не освободись он в декабре 1976 года, то попал бы Коньков с ним в переплет. Немец то ли от злости, то ли как, но допустил взрыв котла. Шум долетел до западных радиостанций...
И вот я уже самолично иду по инозоне, которую так красочно расписывал мой сосед, вдыхаю аромат цветов, растущих на клумбах. Все, как мне говорили. Может, даже еще лучше. Каменные вазоны с хризантемами, фланирующие иностранцы, перед которыми я, как каждый коренной житель России, тушуюсь.
«Вавилонское столпотворение!»
Со времен Конькова в Федеральном государственном учреждении ИК-22 ФСИН России для содержания осужденных иностранных граждан поменялось многое. Колония получила свой номер, в ней построен костел, единственный на регион, в ней стало больше деревьев и клумб. Случаев нападения на администрацию и побегов более нет. Давно не шлифуют инозэки хрустальные подвески до кровавых мозолей на руках, а солдат на вышках сменили девушки-контрактницы. Лучшие шахматы в мире, которые тут вырезают, продают через посредников на Арбате как сувениры. Сама зона перестала быть секретом, а содержащиеся в ней иностранцы имеют возможность смотреть более 1000 каналов по спутниковому телевидению, звонить в любое время по таксофону в свое посольство и родственникам. Живут осужденные иноподданные, как и раньше, отчего-то намного лучше, чем наши провинившиеся соотечественники. Но еще одно обстоятельство осталось таким же неизменным, как вечная колючая проволока на заборе. Сроду о нем не догадаетесь! Для квалифицированного обслуживания внутреннего хозяйства колонии приходится брать осужденных из обычных колоний по соседству. Почин с Коньковым 30-летней давности вырос из единичного случая в явление, хотя за годы существования инозоны в ней перебывали люди самого разного уровня образования... Некоторые вышли в министры и капиталисты.
— Это беда! — сказал по поводу отсутствия квалифицированной рабочей силы начальник колонии Юрий Савоськин, полковник внутренней службы.
Иностранная зона была открыта в 1956 году, а разместили ее в мордовском поселке Леплее из-за близости к Москве, куда в посольства надо было вывозить осужденных. Удобно — всего ночь пути.
За 60 лет в инозоне отбывали срок наказания представители почти всех стран земного шара. Кроме больших наций отметились осужденные курды, пуштуны, уйгуры, ассирийцы, гаянцы, заирцы, барбадосцы, гватемальцы, перуанцы, сенегальцы. Папуасы тоже побывали тут и оставили легендарную фразу: «Зеленую зиму еще можно пережить, а вот белую...» Поэтому каких только фамилий не встречалось: Герр, Райдалу, Ахромович, Тургиди, Отто Ирбе, Муда, Телль, Зозуля, Росхош, Суткус, Гордий, Черток, Качулис, Генсурх, Курнаиди, Ниолеску, И Чу-Чен, И Ха-Чун, Грюнвальд... Носители этих экзотических фамилий отбывали свои сроки за различные преступления. Вьетнамцы Ле Ван Кием и Фам Куанг Минь с восемью своими согражданами изнасиловали двух русских женщин... Международный вор-карманник ассириец Шимун с перерывами провел в мордовской инозоне в общей сложности 40 лет. Гражданин Израиля Бениашвили мотал срок за контрабанду жемчуга на сумму более миллиона бывших советских рублей. Швед Хелль Янссон проглотил презерватив с героином, чтобы провезти его из Бангкока через аэропорт «Шереметьево»... Резинка не выдержала межконтинентального перелета, порвалась, а контрабандист попал в мордовскую инозону и написал жалобу: в шведских тюрьмах у каждого осужденного своя отдельная комната, а здесь секция на 50 человек и двухъярусные кровати... Кубинец Педро, переведенный по конвенции отбывать срок в тюрьмы Латинской Америки, писал своему другу Мануэлю Кодовии, который остался в мордовской инозоне: «Ужасно, куда я попал! Наша ИТК-22 — голубая мечта по сравнению с этой!»
Призер мировых первенств, темнокожий боксер с острова Барбадос в ожидании оформления визы наматывал километры на велосипеде по железнодорожному рельсу. Раньше обитатели инозоны из числа арабов и африканцев часто жаловались на подозрительно быстрое освобождение европейцев, хотя статьи у тех и тех одинаковые. Темнокожие зэки говорили администрации о продажности советских чиновников, работавших с посольствами. Особенно злорадствовали они над руководством колонии в 1987 году. Тогда ждали Матиуса Руста, опозорившего СССР посадкой своего самолетика на Красной площади. Даже был звонок, что в ближайшее воскресенье доставят, даже койку немцу приготовили. А он не прилетел...
Особенно досадна эта черная ирония была в связи с тем, что условия содержания осужденных иностранцев были и по-прежнему остаются лучше, чем в соседних колониях. Там инозону называют дачей. Связывают это в том числе с отсутствием в «иностранке» уголовных традиций, «смотрящих» и «воров в законе». Правда, когда сегодняшний начальник колонии Юрий Савоськин был переведен сюда в конце 1990-х годов, уголовный запах уже просачивался и в «иностранку». Появились группировки. Одна из них, вьетнамская, колотила по ночам исторических и географических врагов. Пришлось лишать вытребованных ранее инозэками привилегий. Закрыли локальные участки, запретили готовить пищу в бараках (а то корейцы ловили змей и жарили в тени караульной вышки) и стали приучать к утренней физической зарядке. Этого в инозоне, в отличие от соседних колоний, тоже, оказывается, не было! В последние годы в инозону стали присылать граждан ближнего зарубежья — узбеков, грузин, армян, белорусов. С ними в тихую и размеренную жизнь «иностранцев» попали жестокость и непримиримость уголовных традиций, началось смущение послушных инозэков лекциями о великой воровской идее, которая пережила коммунистическую.
С такими проявлениями Юрий Савоськин уже сталкивался на прежних местах службы в колониях строгого режима. Поэтому развития ситуации не допустил, а чтобы избежать впредь, вышел на Москву с просьбой не присылать больше иностранцев из ближнего зарубежья, то есть бывших советских республик. Хватает забот с теми, кто из дальнего. Порой они предъявляют завышенные требования к персоналу колонии, капризничают и пишут лживые жалобы в свои посольства о тяжелой работе и хлебе с водой. Недавно приезжали представители посольства Индии и, приняв сторону администрации, положительно повлияли на своих земляков. Жалобщики даже всплакнули. Работа с посольствами у колонии плодотворная не только в деле воспитания. Было время, продуктами помогали! А сейчас — компьютерами, стройматериалами. На 70% колония покрашена голландской краской. Педантичные европейцы, правда, приезжали осмотреть, где их краской использована. Им показали. Голландское посольство в отношениях с колонией для осужденных иностранцев самое расторопное и точное в исполнении всех просьб и обещаний. То же можно сказать про посольства Китая, Индии, Вьетнама, Афганистана. Из них колонию посещают только генеральные консулы или первые секретари. А из посольства США — только вторые секретари. «Ну, это ж американцы!» — вздыхают в колонии. Приезжают консулы и секретари из Москвы на своих машинах.
В отличие от советских времен писем начальнику колонии бывшие зэки не пишут. И очень хорошо, что не пишут. Кое-где могут неправильно понять. Один из прежних начальников инозоны имел неосторожность зайти сам в иностранное посольство и тут же получил, мягко выражаясь, предупреждение. Долго в своей должности он не прослужил. Начальник единственной на всю страну инозоны Юрий Савоськин тоже часто получает приглашения на обеды в иностранные посольства, но воспользоваться ими не может. На каждое посещение посольства нужно специальное разрешение в Главном управлении ФСИН России.
Но переживает полковник внутренней службы, конечно, не из-за ограничений на великосветскую жизнь. Что она ему? На знаменитостей он и так насмотрелся. Среди его подопечных был когда-то и будущий продюсер Юрий Айзеншпис. Хозяина «иностранки» волнуют более прозаические вопросы. На прежних местах службы среди осужденных было столько мастеров на все руки!
— А здесь таких нет! Даже сварные швы не умеют накладывать! Я, как пришел сюда, сразу в Управлении выпросил разрешение брать русских в инозону!
Он молчит и добавляет выстраданное:
— Поэтому здесь должны быть русские осужденные, чтобы кто-то работал...
«И Африка мне не нужна»
Это раньше вводить осужденных из обычных колоний в инозону было категорически запрещено. И тот старинный случай с Коньковым являлся нарушением режима. Зато теперь как! В колонии для иностранцев отбывают наказание сварщик из Мордовии, электрик из Темникова (город в Мордовии, рядом с Леплеем), механик из Ичалок (поселок в Мордовии). Все эти граждане России тщательно проверены на предмет распространения уголовных традиций. Но и этих «чистых» специалистов с большим трудом выпросили у начальников соседних колоний! Трудовыми свершениями иностранцы за колючкой не славятся, как и 30 лет тому назад. Обитатели иностранной колонии приехали в Россию учиться богатеть, а не работать. Видное место в инозоне занимает католический храм, которым осужденные иностранцы гордятся. Но построен костел в основном за счет привозной вольнонаемной рабочей силы, а нигерийцы католического вероисповедания, бывшие тогда в инозоне, лишь помогали. Даже производства шахматной доски к шахматам, которыми они славятся, не освоили. Плохая получается. Иностранцы больше известны своей сильной футбольной командой, которая обыгрывает команды осужденных из других колоний и даже сборную сотрудников колонии, своим хором, кружками по изучению английского и русского языков. В колонии лучшая на сотни километров вокруг библиотека. Обитатели инозоны единственные во всем Дубравлаге учатся на заочных отделениях московских вузов. Короче говоря, отношение к иностранцам, как во времена Конькова. Даже численность колонии после всплеска 1990-х, когда при лимите в 200 человек в ней было в два раза больше, сейчас снова на уровне «застойных» 1970-х. 130 человек представляют 36 стран. Как и тогда, «европы» мало, большинство — выходцы из Вьетнама, Афганистана, Китая, Нигерии.
— Им жаловаться на администрацию грех! — еще раз говорит «хозяин» «иностранки» и позволяет посмотреть «промзону», швейное производство, жилые помещения, библиотеку, столовую, костел.
— Только штрафной изолятор посещать нежелательно!
Так выяснилось, что штрафной изолятор единственной в России колонии для иноподданных не пустует. Конечно, в штрафном изоляторе мог бы найтись герой поярче, чем фланирующий между цветочных клумб испанец. Но и этот экземпляр хорош! Он небрежно бросает в урну почти целую сигарету (настоящее богатство для соседней колонии), словно на бульваре, а в не тюрьме, и улыбается. Садимся возле крашенной в один тон стены. Говорим. Даже неправильно выговоренные слова доносят душевную боль. «Не верьте улыбке, у меня внутри...» — и он показывает сжатый кулак. Это знак в сторону не администрации, а своей неосмотрительной жадности, которая разлучила его с молодой красивой женой. Из-за переживаний он не может себя заставить прочесть десять страниц технического текста...
Осужденные иностранцы из развивающихся стран начинают разговор с похвал в адрес начальника колонии. У всех у них аккуратно подстриженные волосы и ногти, белозубые улыбки, строгие глаза и одинаковый эпитет: «Юрий Васильевич — золотой человек!» Иранец Сейед Валилу признает, что работать с ними сложно. Язык, традиции, климат. Валилу до освобождения осталось четыре с половиной года. Профессию экономиста получал в Тегеранском госуниверситете после участия в ирано-иракской войне. В России Валилу занимался бизнесом. Раньше ему снилась родина, а три года назад ее место в снах тоже заняла тюрьма. Самое трудное тут, по его словам, прожить минуту, а года бегут почему-то быстро.
Находясь в колонии, он поступил на заочное отделение юридического факультета Московского университета. За проведенные в неволе девять с половиной лет вырезку шахмат Валилу не освоил, он организует работу других, а свободные часы тратит на чтение книг по современной экономике и перевод с русского на иранский Тургенева и Чехова... А с шахматами, по словам Валилу, связываются те, кто кроме уловок контрабандистов больше ничего не умел в прошлой жизни.
Не связан с шахматами и голландец Саша Корнелиус Коста, бывший коммерческий директор представительства «Аэрофлота» в Роттердаме. В колонии он трудился на швейном производстве, в прачечной, а задержался на должности старшего дневального первого отряда и неофициального переводчика.
Невозможно представить за резкой шахмат библиотекаря, подданного США, бывшего жителя Чикаго. В России он был знаком с Василием Аксеновым, а в США общался с нобелевским лауреатом Солом Белоу. Библиотека в «иностранке» уникальная. Среди 5 тыс. томов на разных языках он себя чувствует как рыба в воде. Почитать книги здесь берут даже некоторые сотрудники Управления. С библиотекой связан анекдот. Однажды, в 1984 году, инозону проверял начальник отдела главка ГУИН СССР полковник внутренней службы Ермилицкий и ругался на отсутствие в библиотеке книг генерального секретаря ЦК КПСС К.У.Черненко...
Но общаться много с библиотекарем сотрудники колонии не разрешают. Уж больно нехорошее у него преступление... С таким на должности библиотекаря держать неудобно, а заменить некем из-за проблемы со специалистами. Не брать же из обычной колонии русского заведовать книжными полками в колонии для иностранцев! Вот художник освобождается, и тоже взять негде! Даже повара найти порой сложно. Одним-единственным стоящим мастером оказался за последние годы турок Джейсур Ашат. Он и строитель, работал в Москве по граниту и мрамору, и он же отличный повар. А все остальные... Мои гиды по колонии вздыхают.
— Трудно вам!
— Начальник посылает на каждый новый этап. Специалистов отлавливать. Из русских.
Федеральное госучреждение ИК-22 для содержания осужденных иностранных граждан и лиц без гражданства — единственное в России — расположено в мордовском поселке Леплее. Из всех колоний Дубравлага, который считается одним из крупнейших среди подобных учреждений в Европе, «иностранка» самая маленькая: заключенных тут чуть более сотни.
«Моя с твоя не работай»
Я всегда удивлялся сходству моего соседа Константина Конькова с иностранцем. Вроде бы 12 лет в колонии строгого режима провел, а манеры чужие. Тактичности, предупредительности и точности Коньков во многом научился в колонии для осужденных иностранцев. Раньше он о ней молчал, а теперь, узнав, что я собираюсь туда в командировку, разговорился о впечатлениях от общения с иностранным осужденными. Их зэками даже не назовешь — они и в тюрьме выглядели как люди первого сорта. Побывав там, я понял, откуда даже по прошествии стольких лет в словах бывшего руководителя научной группы московского института, а теперь жителя провинциального городка столько горечи и обиды...
В колонию для осужденных иностранцев осужденного Конькова два года водили налаживать котельное оборудование и другие механизмы. Специалистов такого уровня, как он, не было в Дубравлаге ни среди своих осужденных, ни среди иностранцев. Первые валили лес, а вторым доверили работу полегче.
Осужденные иностранцы вручную с помощью гранитного шлифпорошка убирали наплывы с хрустальных подвесок, из которых на Саранском электроламповом заводе собирали огромные люстры для московских потолков. От ледяной воды вместо положенной по техпроцессу теплой руки портились. Иностранцы писали жалобы в Красный Крест.
И вот Конькова послали в инозону переоборудовать котельную, даже выделили в помощь китайцев из числа осужденных. За пуск горячей воды до первого мороза обещали досрочное освобождение. Коньков было понадеялся на свой опыт и на знаменитую работоспособность китайцев. Оказалось все не так: они до обеда потрудятся, а после обеда их собрать невозможно. А еще — запутался Коньков в одинаковых круглых лицах, глазах-щелках и ответах: «Моя с твоя не работай!»
Про китайские козни Коньков доложил начальнику колонии. О привлечении своих, русских, для работы в инозоне тот слушать не захотел. Пойдут разговоры о хорошей жизни иностранцев — начнутся нелестные сравнения. В памяти были живы события недавнего бунта, когда пришлось в колонию Конькова загонять бронетранспортеры и свинцом поливать бараки. Пойдя навстречу, назначили Конькову в помощь двух бригадиров, но тоже из китайцев — для лучшей коммуникации с соплеменниками. Кое-как работа пошла. Обедать Коньков ходил в свою колонию под конвоем из трех солдат и собаки. Однако потом надоело его водить туда-сюда, и разрешили ему питаться в колонии для иностранцев.
Воровали, что ли, у них меньше, но только осужденных иностранцев кормили в несколько раз лучше! Чистые, упитанные, круглолицые иностранцы за еду не дрались, в свободное время гоняли мяч, садились на шпагат, читали книжки, копались в клумбах. А в родной колонии соседи Конькова сидели, как пеньки, в кучках, «чифирили», тасовали карты... У иностранцев колония красивая, ухоженная, кругом асфальт, а у русских — убогость и грязь... Иностранцам разрешались и кресты, и четки, а «своих» за религиозную атрибутику наказывали. Все новые фильмы тоже несли в первую очередь иностранцам, а «своим» уже после, как второсортным.
Ночью соседи по нарам расспрашивали Конькова о жизни инозоны, возмущались: «Ну у тебя и будка! Отъелся с иностранцами!» Но Коньков от рассказов воздерживался, так как был предупрежден о неразглашении. А видел он, между прочим, как китайцы и корейцы выстраиваются в очередь перед дверью начальника колонии просить продлить срок и оставить в колонии. Конвой из Дубравлага возил их до границы и возвращался оттуда с рассказами о том, как китайцы тут же начинают бить бывших обитателей «малинника» в Мордовии. Видел Коньков, как вырезали шахматные фигуры, а бархат, из которого делают пятачки на попы фигур, воровали на подкладки для своих ватников. При Конькове один из осужденных, иранец, даже зарезал начальника своего отряда...
Чуть не попал в международный заговор и сам Коньков. Котельную Коньков передавал немцу Гансу, который сидел здесь уже 30 лет за службу танкистом в вермахте. В Кельне его брат занимал большую должность. Ганс жаловался: как после очередного освобождения довезут до Кельна, придерутся к чему-нибудь в поведении и снова возвращают сюда же. Поэтому перед журнальными фотографиями с военных парадов на Красной площади Ганс кричал: «Мне бы танк и туда!» Не освободись он в декабре 1976 года, то попал бы Коньков с ним в переплет. Немец то ли от злости, то ли как, но допустил взрыв котла. Шум долетел до западных радиостанций...
И вот я уже самолично иду по инозоне, которую так красочно расписывал мой сосед, вдыхаю аромат цветов, растущих на клумбах. Все, как мне говорили. Может, даже еще лучше. Каменные вазоны с хризантемами, фланирующие иностранцы, перед которыми я, как каждый коренной житель России, тушуюсь.
«Вавилонское столпотворение!»
Со времен Конькова в Федеральном государственном учреждении ИК-22 ФСИН России для содержания осужденных иностранных граждан поменялось многое. Колония получила свой номер, в ней построен костел, единственный на регион, в ней стало больше деревьев и клумб. Случаев нападения на администрацию и побегов более нет. Давно не шлифуют инозэки хрустальные подвески до кровавых мозолей на руках, а солдат на вышках сменили девушки-контрактницы. Лучшие шахматы в мире, которые тут вырезают, продают через посредников на Арбате как сувениры. Сама зона перестала быть секретом, а содержащиеся в ней иностранцы имеют возможность смотреть более 1000 каналов по спутниковому телевидению, звонить в любое время по таксофону в свое посольство и родственникам. Живут осужденные иноподданные, как и раньше, отчего-то намного лучше, чем наши провинившиеся соотечественники. Но еще одно обстоятельство осталось таким же неизменным, как вечная колючая проволока на заборе. Сроду о нем не догадаетесь! Для квалифицированного обслуживания внутреннего хозяйства колонии приходится брать осужденных из обычных колоний по соседству. Почин с Коньковым 30-летней давности вырос из единичного случая в явление, хотя за годы существования инозоны в ней перебывали люди самого разного уровня образования... Некоторые вышли в министры и капиталисты.
— Это беда! — сказал по поводу отсутствия квалифицированной рабочей силы начальник колонии Юрий Савоськин, полковник внутренней службы.
Иностранная зона была открыта в 1956 году, а разместили ее в мордовском поселке Леплее из-за близости к Москве, куда в посольства надо было вывозить осужденных. Удобно — всего ночь пути.
За 60 лет в инозоне отбывали срок наказания представители почти всех стран земного шара. Кроме больших наций отметились осужденные курды, пуштуны, уйгуры, ассирийцы, гаянцы, заирцы, барбадосцы, гватемальцы, перуанцы, сенегальцы. Папуасы тоже побывали тут и оставили легендарную фразу: «Зеленую зиму еще можно пережить, а вот белую...» Поэтому каких только фамилий не встречалось: Герр, Райдалу, Ахромович, Тургиди, Отто Ирбе, Муда, Телль, Зозуля, Росхош, Суткус, Гордий, Черток, Качулис, Генсурх, Курнаиди, Ниолеску, И Чу-Чен, И Ха-Чун, Грюнвальд... Носители этих экзотических фамилий отбывали свои сроки за различные преступления. Вьетнамцы Ле Ван Кием и Фам Куанг Минь с восемью своими согражданами изнасиловали двух русских женщин... Международный вор-карманник ассириец Шимун с перерывами провел в мордовской инозоне в общей сложности 40 лет. Гражданин Израиля Бениашвили мотал срок за контрабанду жемчуга на сумму более миллиона бывших советских рублей. Швед Хелль Янссон проглотил презерватив с героином, чтобы провезти его из Бангкока через аэропорт «Шереметьево»... Резинка не выдержала межконтинентального перелета, порвалась, а контрабандист попал в мордовскую инозону и написал жалобу: в шведских тюрьмах у каждого осужденного своя отдельная комната, а здесь секция на 50 человек и двухъярусные кровати... Кубинец Педро, переведенный по конвенции отбывать срок в тюрьмы Латинской Америки, писал своему другу Мануэлю Кодовии, который остался в мордовской инозоне: «Ужасно, куда я попал! Наша ИТК-22 — голубая мечта по сравнению с этой!»
Призер мировых первенств, темнокожий боксер с острова Барбадос в ожидании оформления визы наматывал километры на велосипеде по железнодорожному рельсу. Раньше обитатели инозоны из числа арабов и африканцев часто жаловались на подозрительно быстрое освобождение европейцев, хотя статьи у тех и тех одинаковые. Темнокожие зэки говорили администрации о продажности советских чиновников, работавших с посольствами. Особенно злорадствовали они над руководством колонии в 1987 году. Тогда ждали Матиуса Руста, опозорившего СССР посадкой своего самолетика на Красной площади. Даже был звонок, что в ближайшее воскресенье доставят, даже койку немцу приготовили. А он не прилетел...
Особенно досадна эта черная ирония была в связи с тем, что условия содержания осужденных иностранцев были и по-прежнему остаются лучше, чем в соседних колониях. Там инозону называют дачей. Связывают это в том числе с отсутствием в «иностранке» уголовных традиций, «смотрящих» и «воров в законе». Правда, когда сегодняшний начальник колонии Юрий Савоськин был переведен сюда в конце 1990-х годов, уголовный запах уже просачивался и в «иностранку». Появились группировки. Одна из них, вьетнамская, колотила по ночам исторических и географических врагов. Пришлось лишать вытребованных ранее инозэками привилегий. Закрыли локальные участки, запретили готовить пищу в бараках (а то корейцы ловили змей и жарили в тени караульной вышки) и стали приучать к утренней физической зарядке. Этого в инозоне, в отличие от соседних колоний, тоже, оказывается, не было! В последние годы в инозону стали присылать граждан ближнего зарубежья — узбеков, грузин, армян, белорусов. С ними в тихую и размеренную жизнь «иностранцев» попали жестокость и непримиримость уголовных традиций, началось смущение послушных инозэков лекциями о великой воровской идее, которая пережила коммунистическую.
С такими проявлениями Юрий Савоськин уже сталкивался на прежних местах службы в колониях строгого режима. Поэтому развития ситуации не допустил, а чтобы избежать впредь, вышел на Москву с просьбой не присылать больше иностранцев из ближнего зарубежья, то есть бывших советских республик. Хватает забот с теми, кто из дальнего. Порой они предъявляют завышенные требования к персоналу колонии, капризничают и пишут лживые жалобы в свои посольства о тяжелой работе и хлебе с водой. Недавно приезжали представители посольства Индии и, приняв сторону администрации, положительно повлияли на своих земляков. Жалобщики даже всплакнули. Работа с посольствами у колонии плодотворная не только в деле воспитания. Было время, продуктами помогали! А сейчас — компьютерами, стройматериалами. На 70% колония покрашена голландской краской. Педантичные европейцы, правда, приезжали осмотреть, где их краской использована. Им показали. Голландское посольство в отношениях с колонией для осужденных иностранцев самое расторопное и точное в исполнении всех просьб и обещаний. То же можно сказать про посольства Китая, Индии, Вьетнама, Афганистана. Из них колонию посещают только генеральные консулы или первые секретари. А из посольства США — только вторые секретари. «Ну, это ж американцы!» — вздыхают в колонии. Приезжают консулы и секретари из Москвы на своих машинах.
В отличие от советских времен писем начальнику колонии бывшие зэки не пишут. И очень хорошо, что не пишут. Кое-где могут неправильно понять. Один из прежних начальников инозоны имел неосторожность зайти сам в иностранное посольство и тут же получил, мягко выражаясь, предупреждение. Долго в своей должности он не прослужил. Начальник единственной на всю страну инозоны Юрий Савоськин тоже часто получает приглашения на обеды в иностранные посольства, но воспользоваться ими не может. На каждое посещение посольства нужно специальное разрешение в Главном управлении ФСИН России.
Но переживает полковник внутренней службы, конечно, не из-за ограничений на великосветскую жизнь. Что она ему? На знаменитостей он и так насмотрелся. Среди его подопечных был когда-то и будущий продюсер Юрий Айзеншпис. Хозяина «иностранки» волнуют более прозаические вопросы. На прежних местах службы среди осужденных было столько мастеров на все руки!
— А здесь таких нет! Даже сварные швы не умеют накладывать! Я, как пришел сюда, сразу в Управлении выпросил разрешение брать русских в инозону!
Он молчит и добавляет выстраданное:
— Поэтому здесь должны быть русские осужденные, чтобы кто-то работал...
«И Африка мне не нужна»
Это раньше вводить осужденных из обычных колоний в инозону было категорически запрещено. И тот старинный случай с Коньковым являлся нарушением режима. Зато теперь как! В колонии для иностранцев отбывают наказание сварщик из Мордовии, электрик из Темникова (город в Мордовии, рядом с Леплеем), механик из Ичалок (поселок в Мордовии). Все эти граждане России тщательно проверены на предмет распространения уголовных традиций. Но и этих «чистых» специалистов с большим трудом выпросили у начальников соседних колоний! Трудовыми свершениями иностранцы за колючкой не славятся, как и 30 лет тому назад. Обитатели иностранной колонии приехали в Россию учиться богатеть, а не работать. Видное место в инозоне занимает католический храм, которым осужденные иностранцы гордятся. Но построен костел в основном за счет привозной вольнонаемной рабочей силы, а нигерийцы католического вероисповедания, бывшие тогда в инозоне, лишь помогали. Даже производства шахматной доски к шахматам, которыми они славятся, не освоили. Плохая получается. Иностранцы больше известны своей сильной футбольной командой, которая обыгрывает команды осужденных из других колоний и даже сборную сотрудников колонии, своим хором, кружками по изучению английского и русского языков. В колонии лучшая на сотни километров вокруг библиотека. Обитатели инозоны единственные во всем Дубравлаге учатся на заочных отделениях московских вузов. Короче говоря, отношение к иностранцам, как во времена Конькова. Даже численность колонии после всплеска 1990-х, когда при лимите в 200 человек в ней было в два раза больше, сейчас снова на уровне «застойных» 1970-х. 130 человек представляют 36 стран. Как и тогда, «европы» мало, большинство — выходцы из Вьетнама, Афганистана, Китая, Нигерии.
— Им жаловаться на администрацию грех! — еще раз говорит «хозяин» «иностранки» и позволяет посмотреть «промзону», швейное производство, жилые помещения, библиотеку, столовую, костел.
— Только штрафной изолятор посещать нежелательно!
Так выяснилось, что штрафной изолятор единственной в России колонии для иноподданных не пустует. Конечно, в штрафном изоляторе мог бы найтись герой поярче, чем фланирующий между цветочных клумб испанец. Но и этот экземпляр хорош! Он небрежно бросает в урну почти целую сигарету (настоящее богатство для соседней колонии), словно на бульваре, а в не тюрьме, и улыбается. Садимся возле крашенной в один тон стены. Говорим. Даже неправильно выговоренные слова доносят душевную боль. «Не верьте улыбке, у меня внутри...» — и он показывает сжатый кулак. Это знак в сторону не администрации, а своей неосмотрительной жадности, которая разлучила его с молодой красивой женой. Из-за переживаний он не может себя заставить прочесть десять страниц технического текста...
Осужденные иностранцы из развивающихся стран начинают разговор с похвал в адрес начальника колонии. У всех у них аккуратно подстриженные волосы и ногти, белозубые улыбки, строгие глаза и одинаковый эпитет: «Юрий Васильевич — золотой человек!» Иранец Сейед Валилу признает, что работать с ними сложно. Язык, традиции, климат. Валилу до освобождения осталось четыре с половиной года. Профессию экономиста получал в Тегеранском госуниверситете после участия в ирано-иракской войне. В России Валилу занимался бизнесом. Раньше ему снилась родина, а три года назад ее место в снах тоже заняла тюрьма. Самое трудное тут, по его словам, прожить минуту, а года бегут почему-то быстро.
Находясь в колонии, он поступил на заочное отделение юридического факультета Московского университета. За проведенные в неволе девять с половиной лет вырезку шахмат Валилу не освоил, он организует работу других, а свободные часы тратит на чтение книг по современной экономике и перевод с русского на иранский Тургенева и Чехова... А с шахматами, по словам Валилу, связываются те, кто кроме уловок контрабандистов больше ничего не умел в прошлой жизни.
Не связан с шахматами и голландец Саша Корнелиус Коста, бывший коммерческий директор представительства «Аэрофлота» в Роттердаме. В колонии он трудился на швейном производстве, в прачечной, а задержался на должности старшего дневального первого отряда и неофициального переводчика.
Невозможно представить за резкой шахмат библиотекаря, подданного США, бывшего жителя Чикаго. В России он был знаком с Василием Аксеновым, а в США общался с нобелевским лауреатом Солом Белоу. Библиотека в «иностранке» уникальная. Среди 5 тыс. томов на разных языках он себя чувствует как рыба в воде. Почитать книги здесь берут даже некоторые сотрудники Управления. С библиотекой связан анекдот. Однажды, в 1984 году, инозону проверял начальник отдела главка ГУИН СССР полковник внутренней службы Ермилицкий и ругался на отсутствие в библиотеке книг генерального секретаря ЦК КПСС К.У.Черненко...
Но общаться много с библиотекарем сотрудники колонии не разрешают. Уж больно нехорошее у него преступление... С таким на должности библиотекаря держать неудобно, а заменить некем из-за проблемы со специалистами. Не брать же из обычной колонии русского заведовать книжными полками в колонии для иностранцев! Вот художник освобождается, и тоже взять негде! Даже повара найти порой сложно. Одним-единственным стоящим мастером оказался за последние годы турок Джейсур Ашат. Он и строитель, работал в Москве по граниту и мрамору, и он же отличный повар. А все остальные... Мои гиды по колонии вздыхают.
— Трудно вам!
— Начальник посылает на каждый новый этап. Специалистов отлавливать. Из русских.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
