Архивная публикация 2000 года: "Из Америки -- с Любовью"
Они сверкают как начищенные медные пуговицы подобно всем молодоженам, только-только вернувшимся из свадебного путешествия. Алан Бигман -- вице-президент Тюменской нефтяной компании, его жена, Люба Кобрински,-- бизнес-менеджер, сейчас она получает степень MBA в Стэнфорде. Чтобы им пожениться, ей с родителями в 1989 году потребовалось эмигрировать из России в США. А ему в то же самое время -- приехать работать в Москву.Люба Кобрински: Алан -- стопроцентный американец, он вырос в пригороде Нью-Йорка. А я родилась и до 14 лет жила в Москве, в Сокольниках. То есть Алан стал немножко русским. А я осталась немного русской. Мы понимаем сразу обе культуры и, следовательно, друг друга.
Людмила Лунина: Вы, кажется, поженились, совсем недавно?
Алан Бигман: 17 июня. Иногда бросишь взгляд на руку: ба, обручальное кольцо! Немножко удивительно.
Л.Л.: Алан, вы из тех иностранцев, для которых любовь к России -- своеобразный идефикс?
А.Б.: Не только это -- здесь сейчас интересно работать. Я не собираюсь оставаться в России на ПМЖ. У меня нет русских корней, язык я начал учить в 17 лет, когда поступил в университет. На третьем курсе можно было поехать за границу на стажировку -- так я попал в Москву. Шел 1987 год, перестройка была в разгаре, и мне здесь ужасно понравилось. Да и изучать язык в процессе живого общения гораздо продуктивнее.
После университета я по обмену год учился на экономическом факультете МГУ. Потом вернулся в Америку, но меня по работе постоянно приглашали в Россию. С 1992 по 1994 год я трудился в подразделении Всемирного банка в Нижнем Новгороде. Мы занимались приватизацией малых, средних и сельскохозяйственных предприятий. После этого два года учился в бизнес школе в Гарварде. Летом на практику поехал в Кировск, на бумажный комбинат. Он как раз приватизировался, и схема приватизации предусматривала, что на часть вырученных денег комбинат купит леспромхозы.
Я ездил по Кировской и Вологодской областям, обсуждал с директорами леспромхозов, как можно сотрудничать, как инвестировать в их предприятия деньги. Это такие места, куда никто из иностранцев никогда не забирался -- не только за годы советской власти, но, наверное, за последние сто лет. Мои московские друзья изумлялись, как я не боялся, как там вообще можно жить. Но я думаю, именно в провинции, в глубинке можно понять, что такое Россия.
В 1996 году я вернулся в Россию уже в качестве сотрудника другой компании. У нас был проект по разработке угольного бассейна в Северном Казахстане. После этого перешел в Тюменскую нефтяную компанию. Я, конечно, американец, но здесь не совсем гость. Я неплохо представляю себе специфику России.
Л.Л.: Всю специфику, даже негативную: взятки, казнокрадство?
А.Б.: Я не думаю, что в России есть что-то такое, чего не бывает в других странах. Вопрос только в степени. Конечно, страна переживает достаточно сложные времена, мы это прекрасно понимаем. Сколько времени русские занимаются бизнесом? Десять лет от силы. А на Западе несколько столетий. Нынешние российские проблемы -- это трудности роста, их можно и должно преодолеть. Я лично надеюсь на лучшее. Тем более, прогресс огромный.
Л.Л.: ТНК -- это международная корпорация?
А.Б.: Нет, полностью российская. Это одна из крупнейших российских нефтяных компаний. Но там работают и иностранцы. Менеджеров подбирают не по гражданству, а по профессионализму.
Л.Л.: А на вас не смотрят как на американского шпиона?
А.Б.: Бывает иногда, особенно в провинции. Я помню, работал с департаментом сельского хозяйства Нижегородской области по одному законопроекту. Работа была сложная, выполнили мы ее в срок, грамотно, все остались довольны. После подписания документа, как водится, это дело отметили. Мне было приятно вдвойне, потому что меня тоже позвали -- как члена команды. И вот, когда все крепко выпили, один начальник спросил: "Алан, с тобой очень приятно работать. Но я не могу понять, зачем американским спецорганам засылать к нам такого дельного специалиста?"
Но вообще, шпиономания прошла вместе с "холодной войной". Отправлять шпионов на финансовую работу действительно неэффективно.
Л.Л.: А как вам русская традиция решать важные дела в бане?
Л.К.: Алан обожает баню.
А.Б.: Это все вчерашний день, обычаи старшего поколения руководителей. Молодые "олигархи" если и обсуждают дела в неформальной обстановке, то за рюмкой коньяка. Но я не против бани: собираются мужики, идут на целый день в баню, там меряются, кто кого в парной пересидит и круче поддаст жару. Это не худшее, что в России есть.
Л.Л.: На каком же этапе вашей замечательной биографии, Алан, вы встретили Любу?
А.Б.: В марте прошлого года.
Л.Л.: Люба, вы приехали погостить к родным?
Л.К.: Нет. Я приехала по работе.
Л.Л.: Если не секрет, почему вы эмигрировали?
Л.К.: Это решение принимали мои родители -- мне было 14 лет. Мой папа -- математик, ученый, мама -- экономист, хотя, когда мы приехали в Америку, над мамой все подтрунивали: какой экономист при социализме? Мама еще в России сильно заболела, московские врачи давали год жизни, а в Америке ее вылечили, и она до сих пор нормально себя чувствует. Так что для нашей семьи эмиграция была жизненно необходима.
Л.Л.: 14 лет не тот возраст, когда эмиграцию можно не заметить. Вам, наверное, сложно пришлось?
Л.К.: Да, непросто. В Москве я училась на "отлично", мне все давалось легко. А там стала троечницей, потому что иногда просто не понимала, что учитель вызывает меня к доске или предлагает сесть. Сейчас, по прошествии десяти лет, я понимаю, что это было не так плохо. Чтобы добиться успеха в новой жизни, мне надо было стать американкой, а для этого пришлось мобилизоваться. Школу я окончила в числе лучших учеников. Меня единственную из нашего выпуска приняли в Гарвард.
В 17 лет я уехала из дома -- за четыре тысячи километров, это шесть часов на самолете. Для меня это было как еще одна эмиграция -- начало по-настоящему взрослой жизни.
В университете я специализировалась на экономике и социологии. Училась отлично, получала даже национальную стипендию. Потом два года проработала в международной консалтинговой компании "МакКинзи": мы помогали различным фирмам разрабатывать стратегию развития, приходилось решать проблемы в самых разных областях, от реформы среднего образования до покупки компанией "Юниверсал" музыкальной фирмы "Полиграмм".
Через два года я решила поступать в бизнес-школу. В "МакКинзи" мне оставалось работать несколько месяцев -- и я попросилась за границу. Неожиданно мне предложили поехать в Москву.
Один мой приятель сказал, что в России работает его друг, Алан Бигман. Если мне будет грустно одной, он может составить мне компанию. Когда я приехала в Москву, мы с Аланом "списались" по электронной почте -- и встретились.
А.Б.: Первая встреча получилась наполовину американской, наполовину русской. Вначале мы пообедали вместе в моем любимом американском ресторане, а потом бродили по Москве.
Л.К.: Была отличная погода. Я приехала в марте, в самый невыносимый период московской зимы, когда грязно, сыро, небо в тучах и на голову падает то ли замерзающий дождь, то ли мокрый снег. День нашей встречи был первым по-настоящему весенним -- высокое небо, солнце, прозрачный воздух.
В первую встречу мы не могли наговориться. Оказалось, наши судьбы и раньше пересекались, причем самым неожиданным образом. В 1989-м, когда я уезжала из Москвы, Алан сюда прилетел. Чуть ли не в один и тот же день мы могли видеть друг друга в Шереметьеве-2!
В Гарварде мы училась одновременно: я в университете, Алан -- в бизнес-школе. Окна моей комнаты в общежитии и его учебного корпуса выходили на одну реку. Два года, каждый день, мы видели один и тот же пейзаж.
Однажды мы вместе слушали лекцию Григория Явлинского: я пришла со своим знакомым, который одновременно друг Алана. Нас, кажется, даже представили. Но, наверное, было еще не время.
И еще одно совпадение: Алан родом из крохотного городка, расположенного недалеко от Нью-Йорка. Таких городков сотни, но именно туда меня послала фирма "МакКинзи" на курсы повышения квалификации. В отеле, где проходили наши занятия, когда-то справляла свадьбу сестра Алана.
Л.Л.: Вы знаете друг друга семнадцать месяцев. Я слышала, что американцы, прежде чем жениться, встречаются годами...
А.Б.: Бывает по-разному. Мы поняли почти сразу, что должны быть вместе. Даже если бы мы встречались еще год или два, это ничего бы не изменило.
Л.К.: У нас было мало времени, поэтому отношения развивались быстро. В августе мы поехали отдыхать в Швейцарию, и там Алан сделал мне предложение.
А.Б.: Я в своих чувствах был уверен и решил: зачем откладывать? У меня была начальница, которая говорила: "Алан, как же ты женишься на американке? У тебя столько русского в душе, что ни одна американская девушка тебя не поймет". Это действительно так. Мне ужасно повезло, что мы с Любой можем думать и говорить по-русски, читать одни и те же книги, ходить в московские театры, смотреть классику советского кино -- и получать от всего этого удовольствие.
В Америке совершенно не принято делать предложение. То есть делать его неожиданно, сюрпризом. Обычно молодые люди трезво и прагматично обсуждают перспективы совместной жизни. Я решил официально просить у Любы руки.
Л.К.: Алан весь день ужасно нервничал, я не могла понять -- почему. Он сказал, что у него для меня сюрприз. Когда я хочу его получить: днем или вечером? Я думала, что речь о каком-нибудь сувенире, который он привез из Амстердама, куда летал как раз перед нашим отпуском. И ответила, что сейчас. Зачем долго ждать?
Алан попросил меня закрыть глаза. И только когда я почувствовала, что он надевает мне на руку кольцо, обо всем догадалась. Открыла глаза -- взволнованный Алан стоит передо мной на коленях и спрашивает, согласна ли я стать его женой.
Л.Л.: Если таким официальным было обручение, представляю, какой пышной получилась свадьба.
Л.К.: По американским меркам, гостей было не так уж много, около двухсот человек, но они прилетели со всех континентов. Из Израиля, из России. Главным образом наши друзья, с которыми мы вместе учились или работали.
Я даже не представляла, как это замечательно -- свадьба! Ты окружен самыми близкими людьми, все счастливы, все желают тебе самого наилучшего.
А.Б.: Мы собрали гостей в Гарвардском клубе на Манхэттене. Свадьба получилась даже более американской, чем я предполагал. Муж моей сестры попытался сказать по-русски: "Горько!" Но у него получилось с акцентом: "Горка". Русские не поняли. Потом я объяснил, что это слово надо кричать, желательно нараспев, несколько раз. К радости Любы, обошлось без поцелуев на людях.
Л.Л.: Люба, вы планируете продолжать карьеру или будете вить гнездо?
Л.К.: Можно успеть и то и другое. Я не вижу противоречия между карьерой и семьей. Моя мама никогда не сидела дома. Мне исполнилось два года -- меня отдали в ясли. С родителями я проводила вечера и выходные. Этого общения мне вполне хватало, и я не чувствовала себя ни несчастной, ни обделенной.
Л.Л.: Ваша мама, Алан, тоже работала?
А.Б.: Она делает карьеру сейчас, когда мы с сестрой выросли. А когда мы были маленькими, она была домохозяйкой. И я годам к семи начал об этом жалеть, даже сам ей предлагал пойти поработать. Детям ведь тоже надо отдыхать от родителей.
Л.Л.: А что сказали ваши родители, когда узнали, что вы женитесь?
Л.К.: Они были счастливы. Мои -- потому что и в самых смелых мечтах не могли представить, что смогут разговаривать с зятем по-русски. А родители Алана уже и не надеялись, что он женится на американке. Он ведь десять лет в России. Мама Алана, как и любая мама, хочет, чтобы он жил поближе к дому. С моим появлением возникла надежда, что он рано или поздно вернется на родину.
Л.Л.: Люба, а пироги вы печете?
Л.К.: Я готовить не умею. У нас в семье бабушка вкусно готовила, ни мама, ни я не могли составить ей конкуренцию. Алан намекает, что неплохо бы мне научиться. Жена одного его друга записалась на кулинарные курсы. "Почему бы тебе не составить ей компанию?" Но эта девушка параллельно записалась и в секцию бокса. Очевидно, если мужу не понравится ее стряпня, она ему покажет.
А.Б.: С голоду мы не умрем, потому что готовить умею я. Моя мама была не сильна в кулинарии, и мы с сестрой научились сами. Даже устраивали соревнования, чей пирог окажется лучше.
Л.Л.: Вы вообще-то ссоритесь?
А.Б.: Одна наша знакомая постоянно спрашивает: "Вы уже успели по-настоящему поссориться?" Нет, нам никак не удается. Наверное, стиль не тот.
Они сверкают как начищенные медные пуговицы подобно всем молодоженам, только-только вернувшимся из свадебного путешествия. Алан Бигман -- вице-президент Тюменской нефтяной компании, его жена, Люба Кобрински,-- бизнес-менеджер, сейчас она получает степень MBA в Стэнфорде. Чтобы им пожениться, ей с родителями в 1989 году потребовалось эмигрировать из России в США. А ему в то же самое время -- приехать работать в Москву.Люба Кобрински: Алан -- стопроцентный американец, он вырос в пригороде Нью-Йорка. А я родилась и до 14 лет жила в Москве, в Сокольниках. То есть Алан стал немножко русским. А я осталась немного русской. Мы понимаем сразу обе культуры и, следовательно, друг друга.
Людмила Лунина: Вы, кажется, поженились, совсем недавно?
Алан Бигман: 17 июня. Иногда бросишь взгляд на руку: ба, обручальное кольцо! Немножко удивительно.
Л.Л.: Алан, вы из тех иностранцев, для которых любовь к России -- своеобразный идефикс?
А.Б.: Не только это -- здесь сейчас интересно работать. Я не собираюсь оставаться в России на ПМЖ. У меня нет русских корней, язык я начал учить в 17 лет, когда поступил в университет. На третьем курсе можно было поехать за границу на стажировку -- так я попал в Москву. Шел 1987 год, перестройка была в разгаре, и мне здесь ужасно понравилось. Да и изучать язык в процессе живого общения гораздо продуктивнее.
После университета я по обмену год учился на экономическом факультете МГУ. Потом вернулся в Америку, но меня по работе постоянно приглашали в Россию. С 1992 по 1994 год я трудился в подразделении Всемирного банка в Нижнем Новгороде. Мы занимались приватизацией малых, средних и сельскохозяйственных предприятий. После этого два года учился в бизнес школе в Гарварде. Летом на практику поехал в Кировск, на бумажный комбинат. Он как раз приватизировался, и схема приватизации предусматривала, что на часть вырученных денег комбинат купит леспромхозы.
Я ездил по Кировской и Вологодской областям, обсуждал с директорами леспромхозов, как можно сотрудничать, как инвестировать в их предприятия деньги. Это такие места, куда никто из иностранцев никогда не забирался -- не только за годы советской власти, но, наверное, за последние сто лет. Мои московские друзья изумлялись, как я не боялся, как там вообще можно жить. Но я думаю, именно в провинции, в глубинке можно понять, что такое Россия.
В 1996 году я вернулся в Россию уже в качестве сотрудника другой компании. У нас был проект по разработке угольного бассейна в Северном Казахстане. После этого перешел в Тюменскую нефтяную компанию. Я, конечно, американец, но здесь не совсем гость. Я неплохо представляю себе специфику России.
Л.Л.: Всю специфику, даже негативную: взятки, казнокрадство?
А.Б.: Я не думаю, что в России есть что-то такое, чего не бывает в других странах. Вопрос только в степени. Конечно, страна переживает достаточно сложные времена, мы это прекрасно понимаем. Сколько времени русские занимаются бизнесом? Десять лет от силы. А на Западе несколько столетий. Нынешние российские проблемы -- это трудности роста, их можно и должно преодолеть. Я лично надеюсь на лучшее. Тем более, прогресс огромный.
Л.Л.: ТНК -- это международная корпорация?
А.Б.: Нет, полностью российская. Это одна из крупнейших российских нефтяных компаний. Но там работают и иностранцы. Менеджеров подбирают не по гражданству, а по профессионализму.
Л.Л.: А на вас не смотрят как на американского шпиона?
А.Б.: Бывает иногда, особенно в провинции. Я помню, работал с департаментом сельского хозяйства Нижегородской области по одному законопроекту. Работа была сложная, выполнили мы ее в срок, грамотно, все остались довольны. После подписания документа, как водится, это дело отметили. Мне было приятно вдвойне, потому что меня тоже позвали -- как члена команды. И вот, когда все крепко выпили, один начальник спросил: "Алан, с тобой очень приятно работать. Но я не могу понять, зачем американским спецорганам засылать к нам такого дельного специалиста?"
Но вообще, шпиономания прошла вместе с "холодной войной". Отправлять шпионов на финансовую работу действительно неэффективно.
Л.Л.: А как вам русская традиция решать важные дела в бане?
Л.К.: Алан обожает баню.
А.Б.: Это все вчерашний день, обычаи старшего поколения руководителей. Молодые "олигархи" если и обсуждают дела в неформальной обстановке, то за рюмкой коньяка. Но я не против бани: собираются мужики, идут на целый день в баню, там меряются, кто кого в парной пересидит и круче поддаст жару. Это не худшее, что в России есть.
Л.Л.: На каком же этапе вашей замечательной биографии, Алан, вы встретили Любу?
А.Б.: В марте прошлого года.
Л.Л.: Люба, вы приехали погостить к родным?
Л.К.: Нет. Я приехала по работе.
Л.Л.: Если не секрет, почему вы эмигрировали?
Л.К.: Это решение принимали мои родители -- мне было 14 лет. Мой папа -- математик, ученый, мама -- экономист, хотя, когда мы приехали в Америку, над мамой все подтрунивали: какой экономист при социализме? Мама еще в России сильно заболела, московские врачи давали год жизни, а в Америке ее вылечили, и она до сих пор нормально себя чувствует. Так что для нашей семьи эмиграция была жизненно необходима.
Л.Л.: 14 лет не тот возраст, когда эмиграцию можно не заметить. Вам, наверное, сложно пришлось?
Л.К.: Да, непросто. В Москве я училась на "отлично", мне все давалось легко. А там стала троечницей, потому что иногда просто не понимала, что учитель вызывает меня к доске или предлагает сесть. Сейчас, по прошествии десяти лет, я понимаю, что это было не так плохо. Чтобы добиться успеха в новой жизни, мне надо было стать американкой, а для этого пришлось мобилизоваться. Школу я окончила в числе лучших учеников. Меня единственную из нашего выпуска приняли в Гарвард.
В 17 лет я уехала из дома -- за четыре тысячи километров, это шесть часов на самолете. Для меня это было как еще одна эмиграция -- начало по-настоящему взрослой жизни.
В университете я специализировалась на экономике и социологии. Училась отлично, получала даже национальную стипендию. Потом два года проработала в международной консалтинговой компании "МакКинзи": мы помогали различным фирмам разрабатывать стратегию развития, приходилось решать проблемы в самых разных областях, от реформы среднего образования до покупки компанией "Юниверсал" музыкальной фирмы "Полиграмм".
Через два года я решила поступать в бизнес-школу. В "МакКинзи" мне оставалось работать несколько месяцев -- и я попросилась за границу. Неожиданно мне предложили поехать в Москву.
Один мой приятель сказал, что в России работает его друг, Алан Бигман. Если мне будет грустно одной, он может составить мне компанию. Когда я приехала в Москву, мы с Аланом "списались" по электронной почте -- и встретились.
А.Б.: Первая встреча получилась наполовину американской, наполовину русской. Вначале мы пообедали вместе в моем любимом американском ресторане, а потом бродили по Москве.
Л.К.: Была отличная погода. Я приехала в марте, в самый невыносимый период московской зимы, когда грязно, сыро, небо в тучах и на голову падает то ли замерзающий дождь, то ли мокрый снег. День нашей встречи был первым по-настоящему весенним -- высокое небо, солнце, прозрачный воздух.
В первую встречу мы не могли наговориться. Оказалось, наши судьбы и раньше пересекались, причем самым неожиданным образом. В 1989-м, когда я уезжала из Москвы, Алан сюда прилетел. Чуть ли не в один и тот же день мы могли видеть друг друга в Шереметьеве-2!
В Гарварде мы училась одновременно: я в университете, Алан -- в бизнес-школе. Окна моей комнаты в общежитии и его учебного корпуса выходили на одну реку. Два года, каждый день, мы видели один и тот же пейзаж.
Однажды мы вместе слушали лекцию Григория Явлинского: я пришла со своим знакомым, который одновременно друг Алана. Нас, кажется, даже представили. Но, наверное, было еще не время.
И еще одно совпадение: Алан родом из крохотного городка, расположенного недалеко от Нью-Йорка. Таких городков сотни, но именно туда меня послала фирма "МакКинзи" на курсы повышения квалификации. В отеле, где проходили наши занятия, когда-то справляла свадьбу сестра Алана.
Л.Л.: Вы знаете друг друга семнадцать месяцев. Я слышала, что американцы, прежде чем жениться, встречаются годами...
А.Б.: Бывает по-разному. Мы поняли почти сразу, что должны быть вместе. Даже если бы мы встречались еще год или два, это ничего бы не изменило.
Л.К.: У нас было мало времени, поэтому отношения развивались быстро. В августе мы поехали отдыхать в Швейцарию, и там Алан сделал мне предложение.
А.Б.: Я в своих чувствах был уверен и решил: зачем откладывать? У меня была начальница, которая говорила: "Алан, как же ты женишься на американке? У тебя столько русского в душе, что ни одна американская девушка тебя не поймет". Это действительно так. Мне ужасно повезло, что мы с Любой можем думать и говорить по-русски, читать одни и те же книги, ходить в московские театры, смотреть классику советского кино -- и получать от всего этого удовольствие.
В Америке совершенно не принято делать предложение. То есть делать его неожиданно, сюрпризом. Обычно молодые люди трезво и прагматично обсуждают перспективы совместной жизни. Я решил официально просить у Любы руки.
Л.К.: Алан весь день ужасно нервничал, я не могла понять -- почему. Он сказал, что у него для меня сюрприз. Когда я хочу его получить: днем или вечером? Я думала, что речь о каком-нибудь сувенире, который он привез из Амстердама, куда летал как раз перед нашим отпуском. И ответила, что сейчас. Зачем долго ждать?
Алан попросил меня закрыть глаза. И только когда я почувствовала, что он надевает мне на руку кольцо, обо всем догадалась. Открыла глаза -- взволнованный Алан стоит передо мной на коленях и спрашивает, согласна ли я стать его женой.
Л.Л.: Если таким официальным было обручение, представляю, какой пышной получилась свадьба.
Л.К.: По американским меркам, гостей было не так уж много, около двухсот человек, но они прилетели со всех континентов. Из Израиля, из России. Главным образом наши друзья, с которыми мы вместе учились или работали.
Я даже не представляла, как это замечательно -- свадьба! Ты окружен самыми близкими людьми, все счастливы, все желают тебе самого наилучшего.
А.Б.: Мы собрали гостей в Гарвардском клубе на Манхэттене. Свадьба получилась даже более американской, чем я предполагал. Муж моей сестры попытался сказать по-русски: "Горько!" Но у него получилось с акцентом: "Горка". Русские не поняли. Потом я объяснил, что это слово надо кричать, желательно нараспев, несколько раз. К радости Любы, обошлось без поцелуев на людях.
Л.Л.: Люба, вы планируете продолжать карьеру или будете вить гнездо?
Л.К.: Можно успеть и то и другое. Я не вижу противоречия между карьерой и семьей. Моя мама никогда не сидела дома. Мне исполнилось два года -- меня отдали в ясли. С родителями я проводила вечера и выходные. Этого общения мне вполне хватало, и я не чувствовала себя ни несчастной, ни обделенной.
Л.Л.: Ваша мама, Алан, тоже работала?
А.Б.: Она делает карьеру сейчас, когда мы с сестрой выросли. А когда мы были маленькими, она была домохозяйкой. И я годам к семи начал об этом жалеть, даже сам ей предлагал пойти поработать. Детям ведь тоже надо отдыхать от родителей.
Л.Л.: А что сказали ваши родители, когда узнали, что вы женитесь?
Л.К.: Они были счастливы. Мои -- потому что и в самых смелых мечтах не могли представить, что смогут разговаривать с зятем по-русски. А родители Алана уже и не надеялись, что он женится на американке. Он ведь десять лет в России. Мама Алана, как и любая мама, хочет, чтобы он жил поближе к дому. С моим появлением возникла надежда, что он рано или поздно вернется на родину.
Л.Л.: Люба, а пироги вы печете?
Л.К.: Я готовить не умею. У нас в семье бабушка вкусно готовила, ни мама, ни я не могли составить ей конкуренцию. Алан намекает, что неплохо бы мне научиться. Жена одного его друга записалась на кулинарные курсы. "Почему бы тебе не составить ей компанию?" Но эта девушка параллельно записалась и в секцию бокса. Очевидно, если мужу не понравится ее стряпня, она ему покажет.
А.Б.: С голоду мы не умрем, потому что готовить умею я. Моя мама была не сильна в кулинарии, и мы с сестрой научились сами. Даже устраивали соревнования, чей пирог окажется лучше.
Л.Л.: Вы вообще-то ссоритесь?
А.Б.: Одна наша знакомая постоянно спрашивает: "Вы уже успели по-настоящему поссориться?" Нет, нам никак не удается. Наверное, стиль не тот.
ЛЮДМИЛА ЛУНИНА
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
