25.02.2008 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2008 года: "Какая современность нам нужна?"

Фильм архимандрита Тихона стал мишенью для яростных нападок со стороны либеральной российской интеллигенции. Ученые и журналисты вынесли приговор: Фильм стоит посмотреть хотя бы ради понимания нашей сегодняшней интеллектуальной ситуации, если не ради Византии и ее уроков. Если либералы тщательно обходят в своей собственно содержание фильма, то патриоты, принявшие фильм на ура, только об этом содержании и говорят, таким образом сразу попадая в позицию , в позицию защиты и оправдания. Т.е. в позицию заведомо слабую. А так ли все было в это давнее время в далекой земле? Не удобнее, не комфортнее ли (а значит - и ) считать, что все реалии того времени и той земли давно вытеснены историческим прогрессом, стартовавшим в Новое время и эпоху Просвещения, модерном и пост-модерном? А значит, что бы ни происходило в действительности в Византии и с Византией, никакого значения и тем более урока из этого не следует. Либеральное обвинение фильма и его автора в пропаганде и агитации прямо основано на том, что автор, не стесняясь, использует язык современной политической коммуникации для обозначения и описания событий и явлений византийского прошлого. , , , и т.д. Вся эта лексика входит в активный словарь фильма.
Отдавая должное фактам византийской истории, в том числе и в этой статье, о чем речь пойдет ниже, невозможно не заметить главного - основное интеллектуальное сражение идет не столько по поводу самих фактов, сколько по поводу способа отношения к ним, их оценки, размышления над оценкой, по поводу, наконец, вообще придания этим фактам какого-либо значения, по поводу упоминания или неупоминания их в связи с современностью. Сражение идет, если угодно, за методологию истории, исторического познания, за мышление и рефлексию по поводу исторического материала и одновременно за мышление и рефлексию по поводу современности.
В сущности, главное утверждение отца Тихона Шевкунова - Византия была. И не просто была, а была цивилизацией, прямо продолжавшей Римскую империю, являвшейся ее следующим шагом. Является ли это утверждение хоть сколько-нибудь банальным, тривиальным? Отнюдь, ни в малейшей степени. Ведь принятая схема истории европейской цивилизации такова:

Древний мир - другие цивилизации.
Античность - европейская философия, культура.
Древний Рим - право, империя.
Варварство.
Средние (т.е. никакие), они же века.
Возрождение.
Новое время - наука.
Просвещение - распространение знания.
Революции - демократия.
Последний век - мировые войны, победа демократии.

Именно эта матрица, последовательность, а с учетом содержания ячеек - и схема любого рассуждения об окружающей действительности (за исключением предмета естественных наук), схема объяснения происхождения и устройства любого современного цивилизационного явления и есть то, что мы называем историей, то, что система образования вбивает в голову каждого, получившего аттестат или диплом. Гигантская совокупность более или менее правдоподобных исторических фактов, неизвестная ни одному историку, а тем более абсолютному большинству исторично мыслящих людей, влияет на нюансы нашего самоопределения, ни никак - на его логику и метод. Не удивительно, что результат, как правило, известен заранее. Если не самому самоопределяющемуся, то тому, кто за ним наблюдает. Из рефлексии.
На описанной схеме построены не только западные историческая идеология и образование, но и советские. Постсоветских, собственно российских, у нас нет. Десятки учебников, призванных отражать исторического подхода, вообще не имеют никакой методологической направленности. Т.е. вообще не позволяют производить каких-либо исторических рассуждений и делать какие-либо выводы. Что хорошо с точки зрения либеральной критики, поскольку она стремится в принципе отрезать наше самоопределение, поиск идентичности и постановку целей от какой-либо истории и какого-либо прошлого вообще. Свобода от всякого прошлого - от общеисторического до индивидуального - на базе всего нового, не имеющего аналогов в минувшем, - такова суть современности с этой точки зрения. Временные границы такой современности стремительно сужаются и определяются всем уже устаревшим - от одной модели мобильного телефона до следующей. Впрочем, вернемся к схеме истории и Византии.
В общепринятой схеме нет места ни для какой российской цивилизации. Есть место для варварской, окраинной, пока не завоеванной страны, идущей по тем же этапам в режиме отставания. Исключение Византии исключает и Россию. Если же мы позволяем Византии исторически, преемственно быть - это ломает всю схему. Европейская цивилизация оказывается наделенной внутренним конфликтом, не имеющим отношения к торжеству демократии и правам человека. Варвары оказываются по другую сторону барьера, т.е. на территориях, утраченных Римской империей на севере и северо-западе, т.е. в нынешнем ядре Европы, а позже - и на территориях Византии. Границы современности радикально расширяются как минимум до появления христианства. Современность становится не мигом настоящего, убегающего от прошлого, а полем сосуществования времен. Право отойти от навязанной схемы, отрицаемое современной либеральной политкорректностью, есть в конечном счете право на собственно историческое мышление. Цель которого вполне достаточно определена британским философом и методологом истории Робертом Дж. Коллингвудом (1889-1943): <:> человеческого самопознания. Принято считать, что человеку важно познать самого себя, причем под познанием самого себя понимается не только познание человеком его личных особенностей, его отличий от других людей, но и познание им своей человеческой природы. Познание самого себя означает, во-первых, познание сущности человека вообще, во-вторых, познание типа человека, к которому вы принадлежите, и, в-третьих, познание того, чем являетесь именно вы и никто другой. Познание себя означает познание того, что вы в состоянии сделать, а так как никто не может знать этого, не пытаясь действовать, то единственный ключ к ответу на вопрос, что может сделать человек, лежит в его прошлых действиях. Ценность истории поэтому и заключается в том, что благодаря ей мы узнаем, что человек сделал, и тем самым - что он собой представляет> (Р.Дж. Коллингвуд. Идея истории. Автобиография. Пер. Ю.А. Асеева. М., , 1980).

Воздадим должное и самой Византии. Слово участнику крестового похода 1203-1204 годов, приведшего к захвату Константинополя, рыцарю и хронисту Роберу де Клари: Бароны отвечали, что они полагают отправиться в Вавилон или Александрию, где могли бы причинить им наибольшее зло; и они имеют намерение нанять флот, который перевез бы их туда:
За флотом обратились в Венецию: .
Условия дожа были приняты крестоносцами. Однако вскоре возникла проблема:
Крестоносцы затеяли сбор денег между собой, но это не помогло. Денег не хватило. Однако дож настойчиво искал решение проблемы. И нашел: . Тогда встал маркиз и сказал: (Робер де Клари. Завоевание Константинополя. Пер. М.А. Заборова. М., , 1986).
Политкорректность, к счастью, еще не изобрели. Робер де Клари выражается вполне ясно. Так выглядело торжество западноевропейской над византийским . Четкая схема взаимодействия бизнеса и силовых структур в ходе священной войны за идеалы в особых комментариях не нуждается. И тот, кто сможет сказать, что это не наша современность, пусть первым бросит в нас камень.

Александр Ужанков, профессор, доктор филологических наук:
Фильм представляет собой прекрасный образец исторической публицистики с использованием кинематографического иносказания. Противники фильма если не поняли, то почувствовали, что создатели его не просто вышли на историческую параллель Византия-Россия, а выявили закон типологии исторического развития общественных формаций. Это не просто их пугает, а в корне подрывает их либеральные представления о пресловутых .
По существу же вопросов, поставленных фильмом, им возразить нечего. Никто из оппонентов не только не сумел, но даже и не попытался опровергнуть ни один из сделанных в фильме выводов: что варварский Запад ревностно относился к процветающей высококультурной Византии; что не последнюю роль в ее падении сыграли олигархи и экономические советники из Западной Европы; что наемная армия оказалась неспособной защитить даже столицу империи; что самый сокрушительный удар по Константинополю нанесли крестоносцы в 1204 году, а направлявшие их католические епископы призывали не жалеть , ибо их убийство - .
Значение фильма видится еще и в том, что он отошел от сформировавшихся в Новое время в Европе и утвердившихся затем в России европоцентристских взглядов на развитие мировой истории. Его создатели напоминают, что длительное время был другой центр мировой культуры, более древний, духовно более богатый, и значительно ближе Руси-России. С принятием христианства в 988 году Русь ощутила свое предназначение в мировой христианской истории - хранить Православие до скончания мира. Это и есть та самая , поскольку в Средние века, особенно после падения Константинополя в 1453 году, и стали синонимами.
Хочется напомнить противникам фильма и слова Пушкина: . Их в полной мере можно отнести и к Византии>.

Протоиерей Валентин Асмус, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе, магистр богословия:
.

Протоиерей Максим Козлов, настоятель храма св. мученицы Татианы, кандидат богословия, доцент МДАиС:
Мела Гибсона, Павла Лунгина и теперь архимандрита Тихона. Это говорит о том, что не такое уж светское, не такое уж постхристианское наше общество. Наконец, произведение дает нам пример того, как нужно вести общественную дискуссию. Мы видим и человека, которому недурно было бы поручить - со стороны государства и государственного телевидения - значительный участок работы в области формирования традиционного патриотического нравственного сознания у наших соотечественников>.

Айзек Азимов, американский писатель и ученый:
.