Архивная публикация 2009 года: "Культ ВВП"
С тех пор как начался кризис, пошатнулась вера в пользу безграничного изобилия и в лозунг: "Больше, выше, быстрее". Появились сомнения в том, нужен ли постоянный рост экономических показателей. Однако способна ли экономика функционировать и обеспечивать высокое качество жизни, когда нет роста? Как себя чувствует немецкая экономика? Прошла ли она низшую точку кризиса? Вопросы эти волнуют всех, но вряд ли кто-нибудь в стране способен ответить на них так точно и так оперативно, как Норберт Рэт: он просто называет одну цифру.
Седовласому экономисту Рэту под 60, его офис расположен в угловом кабинете на седьмом этаже Федерального управления статистики в Висбадене. Он руководит группой III A, в компетенцию которой входит общий народнохозяйственный баланс. Это сводный финансовый отчет Федеративной Республики Германии, а Рэт - ее "главный бухгалтер".
К нему стекаются все важнейшие сведения об экономике Германии. Например, количество выданных разрешений на строительство или забронированных номеров в гостиницах, данные о том, сколько забито птицы и отремонтировано автомобилей, и даже о том, сколько налогов получено от производителей шипучих вин. "У нас для всего, что где-то кем-либо уплачено, находится место", - заверяет Рэт тоном опытного грузчика.
Информация поступает от налоговых инспекций, отраслевых союзов и даже из ежемесячных опросов, проводимых на 23 500 производственных предприятиях. Раньше в Висбаден привозили тонны бумажных отчетов, а сегодня основная масса сведений поступает в электронном виде. Каждый квартал Рэт заново сводит показатели и определяет суммарную ценность товаров и услуг, произведенных в Германии, - валовой внутренний продукт. Во втором квартале он составил 596,67 млрд евро, а кварталом раньше - 593,30 млрд евро.
Абсолютные цифры интересуют только экспертов. В заголовки газет регулярно попадают проценты, на которые меняется ВВП. По сведениям, которые получил Рэт, последний раз ВВП по сравнению с предыдущим кварталом вырос на 0,3%. По этой цифре судят о том, как складывается судьба ФРГ.
Вокруг этих показателей все и крутится, на них все помешаны, ни один политик, будь он от блока ХДС/ХСС, от социал-демократов и тем более от свободных демократов, не ставит их под сомнение. Рост дает рабочие места, порождает уверенность в завтрашнем дне, приносит благосостояние для всех - таковы догматы экономической политики, которые во время предвыборных кампаний выкрикивают на каждой рыночной площади в ФРГ. Да и на саммите "Двадцатки" в Питтсбурге на прошлой неделе главы государств и правительств возбужденно обсуждали именно динамику роста. Однако привлекательность этой "благой вести" несколько поблекла.
Сейчас появилось немало скептиков, всерьез сомневающихся в том, имеет ли на самом деле смысл постоянно повышать экономические показатели. В их числе вовсе не обезумевшие ретрограды, противящиеся любому изменению, а люди, не боящиеся задуматься о том, всегда ли рост означает прогресс. И наоборот - всегда ли стагнация подразумевает шаг назад.
"За 40 последних лет наше благосостояние выросло во много раз. Но какой ценой?" - вопрошает Курт Биденкопф, бывший премьер-министр Саксонии. Процент роста экономики, заявляет представитель блока ХДС/ХСС, "перестал быть однозначным индикатором роста благосостояния".
Даже федеральный президент не очень-то верит заверениям о процветании. "Мы убедили себя в том, что перманентный рост экономики - панацея от всех бед", - заметил Хорст Кёлер в марте, в разгар финансового кризиса. Он по образованию экономист, и потому эта мысль в его устах удивительна. Но в чем заключается панацея, Кёлер, однако, не сказал. Может быть, в стагнации? Или даже в снижении показателей?
Люди начинают сомневаться в вещах, казавшихся до сих пор очевидными, складывается широкий фронт критиков системы. Они спрашивают, действительно ли необходимо, чтобы граждане, у которых уже все есть, каждый год все больше потребляли и все больше выбрасывали на помойку. Изыскиваются новые способы оценки благосостояния, например по уровню медицинского обслуживания или доступности образования.
На позапрошлой неделе президент Франции Николя Саркози взбудоражил общественность подобной альтернативной концепцией.
Быстрее, дальше, больше - и куда все это нас приведет? На языке математики рост экономики на 3%, к которому стремятся все промышленно развитые страны, будет означать удвоение совокупного экономического показателя всего за 24 года. Если немецкая женщина в среднем покупает за год шесть пар туфель (мужчины обходятся двумя), то в 2033 году она сможет позволить себе 12 пар обуви. А в 2057 году - если следовать этой логике - две дюжины?
"Сегодня мы больше едим, у нас в шкафах больше одежды, мы чаще пользуемся автомобилем и живем в более комфортабельных квартирах, - констатирует британский экономист Ричард Лэйярд. - Но счастливее мы не стали". Возникает вопрос: что дает весь этот рост? И так ли уж важен валовой продукт?
Чтобы найти ответы, достаточно уточнить, чем грозило бы нам отсутствие роста в течение длительного периода: отмиранием функций, важных для выживания государства. Получается, Германия обречена на экономический рост.
Немецкая экономика должна расти, чтобы компенсировать уменьшение количества рабочих мест из-за растущей производительности труда. Без этой компенсации нам грозила бы еще большая безработица. Рост экономики необходим для того, чтобы каждый год росли доходы тех, кто занят в производстве, иначе обострились бы битвы за перераспределение ценностей. Необходим рост и для того, чтобы финансировать социальные программы государства - помощь больным, безработным, обнищавшим в старости. А еще экономика должна расти, чтобы государство смогло погашать проценты по долгам, иначе оно утратит тот простор для маневра, которым пользуется каждый год.
Совсем не могут обойтись без роста банки: они дают кредиты компаниям, настроенным делать капиталовложения, только если могут рассчитывать на возврат денег с процентами, чтобы снова отдать их в рост. Эта система перманентного производства денег срабатывает только в постоянно экспандирующей экономике. В Германии уже несколько поколений воспитаны в категориях: "быстрее, дальше, выше".
Со времен Конрада Аденауэра рост ВВП служил каждому немецкому правительству доказательством того, что оно не сидит сложа руки. Экономические успехи принесли послевоенному обществу не только благосостояние, они заложили основу его самосознания. Рост означал улучшение качества жизни, и чем быстрее нация продвигалась по пути прогресса, тем дальше она удалялась от коричневого прошлого.
Так из года в год раскручивался маховик благосостояния, пока в 1967 году страна впервые не погрузилась в рецессию. Шок от нее оказался столь глубоким, что боннский парламент в срочном порядке законодательно закрепил идею: "рост должен быть неуклонным и умеренным". Это стало целью экономической политики. Как будто можно в приказном порядке регулировать рост объемов производства товаров и услуг.
В 1972 году Римский клуб опубликовал известный отчет, заставивший многих задуматься о "границах роста". Выбор времени для этой публикации был безупречен: она появилась в самый разгар кризиса с ценами на нефть и застоя конъюнктуры.
И сегодня тревога по поводу уменьшающихся запасов сырья и будущего мировой экономики воскрешает смутное чувство дискомфорта, связанное с идеей роста. Мировой кризис на многих действует как звонок будильника. Вера промышленных стран в материальное изобилие поколебалась с тех пор, как финансовые рынки дошли почти до коллапса и заставили мир скатиться в пропасть глобальной рецессии.
По мнению многих, ответственность за это бедственное положение в конечном счете лежит на разнузданном капитализме, который руководствуется философией безоглядного роста: чтобы больше были прибыли, нужно больше рисковать и делать более крупные долги. Мир столкнулся с "повсеместной отменой всяких ограничений роста", о чем пишет Петер Слотердайк, философ из Карлсруэ. Он увидел в этом фатальное следствие того, что воедино сплетаются алчность и мания величия.
Критики теории роста ныне проповедуют самоограничение; изобилие ведет лишь к пресыщению, утверждают они. Потребление не позволяет задуматься о по-настоящему важных вещах в жизни. И так считают сегодня не только молодые левые вольнодумцы. "Рост не имеет ничего общего с благосостоянием", - заявляет Клаус Вигандт. Кто прежде знал этого 70-летнего ученого, сегодня не верит своим ушам.{PAGE}
До конца 1998 года Вигандт был главой сети Metro (Kaufhof, Saturn; Media Markt). На его времена пришлась международная экспансия концерна. Сначала он добился процветания сети Rewe, увеличив ее оборот в десять раз. Вигандт задавал тон своей отрасли: кто хотел выжить, должен был расти.
По мере того как в торговле прогрессировала глобализация закупок, стали десятками разоряться региональные молочные фермы и пивоваренные заводики. С тех пор баранина импортируется из Новой Зеландии, срезанные цветы доставляются самолетами из Африки, а древесину отправляют морским путем из Германии в Китай, где из нее делают мебель, которую везут обратно в Европу. Что сегодня об этом думает Вигандт? "Это безумие в кубе! - сокрушается он. - Последующие поколения будут удивляться: что же это были за люди?"
На старости лет бывшего топ-менеджера стали мучить угрызения совести. Это он открыто признает. Сидя в саду своей виллы в Зеехайм-Югенхайме в южной части земли Гессен, он пьет маленькими глотками минеральную воду из местного источника св. Елизаветы. Итальянской воде "Пеллегрино" на его столе нечего делать, заявляет он. Кто попробует в ресторане поставить ему на стол импортированную воду, может сразу забрать бутылку с собой.
Вигандт стал активным борцом за чистоту окружающей среды, он выступает с докладами в университетах о том, что ресурсы ограниченны, он выпустил вызвавшую большой интерес серию книг о том, почему следует умерять свои потребности. Он сам дотировал цену, чтобы каждый экземпляр стоил меньше 10 евро. Он больше не подписывает контрактов на консультирование фирм, за которые ему платили миллионы, зато он может позволить себе произносить такие фразы, как: "Качество жизни - это совсем не то, что каждый день потреблять все больше и больше". Раньше после такого высказывания он лишился бы работы.
Лишь в последние годы на посту главы сети Metro он вдруг стал ощущать "чувство дискомфорта" от того, к чему приводит стратегия роста, которой он служит. Он видел своими глазами, как его сеть магазинов Cash & Carry вытеснила в Анкаре старый базар, как западные модели потребления стали уничтожать культурные традиции других народов. В прежние годы он об этом не размышлял, утверждает он теперь, и даже отчет Римского клуба в свое время он просто принял к сведению.
После публикации того отчета прошло более двух десятков лет. И хотя мир пока не рухнул, но он стал совсем другим. С тех пор как к рыночной экономике примкнули китайцы и индийцы, россияне и балтийские народы, количество рабочих рук на Земле удвоилось и стало достигать трех миллиардов. Возникли гигантские рынки сбыта и центры дешевого производства - с далеко идущими последствиями для расхода энергии и воды.
Потребление нефти с 1990 года возросло во всем мире на добрую четверть, а газа - более чем наполовину. Добыча же полезных ископаемых становится все более сложной и затратной.
Еще большей проблемой становится дефицит воды. Ее потребление в мире с 1950 года удвоилось, и значительные части населения Земли страдают от острой ее нехватки. Одновременно все больше воды расходуется на производство продуктов питания: чтобы выпечь килограмм хлеба, ее нужно более 1000 литров, а для получения одного килограмма говядины потребуется почти 16 000 литров. Пределы роста становятся ощутимыми, когда видишь гигантские установки по опреснению воды на пути между Абу-Даби и Дубаем, снабжающие водой новые столицы посреди пустыни. Они воспринимаются на слух в сотнях вьетнамских текстильных фабрик, в которых круглые сутки гудят швейные машины. Они воспринимаются на запах на севере Китая, где в крупнейших на земле угольных регионах внутри угленосных пластов тлеет пламя.
Земля больше не способна справляться с нагрузками, выпадающими на ее долю. Уже сегодня человечеству чисто арифметически необходимо было бы 1,3 планеты для сохранения ее образа жизни. Если бы столь же расточительно, как американцы, жили все, нужны были бы целых пять планет. К 2050 году население Земли увеличится еще на два миллиарда человек, которым тоже понадобятся пропитание, одежда, крыша над головой. Разве может на все хватить ресурсов?
Поскольку Земля - система ограниченная, то очевидно, что экономика не может расти бесконечно. И в этом - главное противоречие между экологией и философией роста. Но существует и другая проблема, в известной мере математическая.
Национальным экономикам становится - по мере их созревания - все сложнее поддерживать их темпы роста. По сути, это очень простой вывод, для которого не требуется знания высшей математики.
Развивающаяся китайская экономика в текущем году намерена достичь 8-процентного роста. Это означает прирост производства товаров и услуг на сумму в $260 на душу населения, поскольку исходный уровень очень низок. А для экономики развитой Германии в нынешний кризисный год было бы большой радостью, если бы удалось получить один процент прироста. Для этого каждому гражданину страны пришлось бы создать товаров и услуг сразу на $447 больше, чем год назад, - и это притом, что население Германии в 16 раз меньше, чем в Китае. То есть немцам придется серьезно напрягаться, чтобы удержать свою экономику в ритме, необходимом для роста. Значит ли это, что в будущем экономика неизбежно перестанет расти или даже станет сокращаться?
Вуппертальский экономист Пауль Вельфенс считает это представление ошибочным. "В Европе, да и во всем мире, экономический рост может и далее продолжаться в течение веков - по крайней мере, до тех пор, пока мир движется, меняется и развивается", - убежден ученый. И пока конкуренция рождает все новые удивительные изобретения: контейнер или компьютер, спутник или Интернет.
Всякий раз, когда складывается убеждение, что творческий потенциал окончательно исчерпан, появляются революционно новые товары и услуги, которые пробуждают доселе неведомые потребности и желания. И потому граница, когда все насытятся, не будет достигнута никогда. В этом секрет того, что предприниматели, желающие выжить, постоянно вкладывают средства в новые идеи: прогресс заставляет экономику расти практически безгранично.
В этом процессе новое и более совершенное вытесняет старое и отжившее, и потому изготовители, как правило, могут продавать свои инновационные продукты дороже. А это тоже способ повысить объем ВВП. Каждая новая модель "мерседеса" Е-класса оказывалась рентабельнее своей предшественницы, поскольку новая серия всегда отличается более высоким качеством: то появлялись воздушные подушки, то система ABS, а теперь еще и средство, сигнализирующее об усталости водителя.
Рост обеспечивается не только тем, что рабочие производят большее количество продуктов. Решающую роль играет ценность товаров. А главный вывод из этого: совершенно не обязательно, чтобы растущая экономика потребляла больше ресурсов. Иными словами: задача не в том, чтобы товаров и услуг стало меньше, а нужно, чтобы рост шел за счет совершенствования; стремиться нужно не к от-казу от товаров, а к тому, чтобы товары были более высокого качества.
Какие последствия это может вызвать, показывает пример IBM. Компания в кор-не изменила свой бизнес: материального стало меньше, созданием все более производительных вычислительных машин заниматься перестали. Сегодня концерн все усилия направил на нематериальный ресурс - на знание. IBM переместил центр тяжести своей работы на консультирование и на услуги в сфере IT - и, несмотря на кризис, получает растущие прибыли.
Стратегия "чем меньше, тем лучше" срабатывает и в национальном масштабе: ВВП Германии с 1990 года вырос почти на треть, и одновременно потребление энергии в стране сократилось на 7%. Машины расходуют меньше бензина, корабли - меньше дизельного топлива, предприятия - меньше электроэнергии. Правда, такая благостная картина складывается в Германии благодаря тому, что наиболее грязные производства она в основном перенесла в страны Восточной Европы и Дальнего Востока.
Нужно признать, что предприниматели и потребители изменили свое поведение не исключительно по собственной воле - им помогало государство. С помощью разумных стимулов оно до определенной степени способно на законодательном уровне направлять рост экономики в нужное русло.
Например, производителям автомобилей было поручено в ближайшее время сократить объем выбросов СО2 ниже предела 120 граммов на километр, чем в итоге была стимулирована разработка моделей с низким уровнем выбросов. Другой способ: превратить такую бесценную вещь, как чистый воздух, за который до сих пор платить было не нужно, в дорогой товар - инвестиции, которые можно приобретать путем торговли квотами на выбросы. А это тоже заставляет предпринимателей вкладывать средства в охрану окружающей среды.
Принцип понятен: необходимо разорвать связь между расходом ресурсов и ростом экономики. "Базой для здорового роста является улучшение рецептов, - утверждает американский экономист Пол Ромер, - а не постоянное увеличение количества одних и тех же ингредиентов". По сути, об этом и будут говорить в декабре правительства на саммите по климату в Копенгагене. Но от этой цели мир еще очень далек.
Пока торговля квотами на эмиссию происходит лишь в Европе, а полной своей эффективности система может достичь, только если в нее будут вовлечены все государства Земли. До сих пор мировая экономика зависит почти исключительно от углеводородного сырья. Из десяти крупнейших концернов мира семь занимаются нефтяным бизнесом. Но прежде всего важно то, что до сих пор большинство людей могло себе позволить не очень задумываться о том, каким образом экономика их страны добивается роста. Главное, чтобы итог был положительным.
Норберт Рэт, экономист из Висбадена, во всяком случае, удивлен тем, как магически действуют на людей те цифры, которые он рассчитывает ежеквартально. Когда чиновник недавно к всеобщему удивлению объявил, что получились 0,3% в плюсе, политики, управленцы и ученые тут же признали этот показатель очевидным доказательством того, что Германия явно встала на путь выздоровления.
"Мы от этого совершенно не в восторге", - вздыхает он. Он бы чувствовал себя лучше, если бы его расчеты не служили основой для самых разных интерпретаций: "Рост, конечно, показатель основной, - говорит Рэт, - но объясняет он не все".
С тех пор как начался кризис, пошатнулась вера в пользу безграничного изобилия и в лозунг: "Больше, выше, быстрее". Появились сомнения в том, нужен ли постоянный рост экономических показателей. Однако способна ли экономика функционировать и обеспечивать высокое качество жизни, когда нет роста? Как себя чувствует немецкая экономика? Прошла ли она низшую точку кризиса? Вопросы эти волнуют всех, но вряд ли кто-нибудь в стране способен ответить на них так точно и так оперативно, как Норберт Рэт: он просто называет одну цифру.
Седовласому экономисту Рэту под 60, его офис расположен в угловом кабинете на седьмом этаже Федерального управления статистики в Висбадене. Он руководит группой III A, в компетенцию которой входит общий народнохозяйственный баланс. Это сводный финансовый отчет Федеративной Республики Германии, а Рэт - ее "главный бухгалтер".
К нему стекаются все важнейшие сведения об экономике Германии. Например, количество выданных разрешений на строительство или забронированных номеров в гостиницах, данные о том, сколько забито птицы и отремонтировано автомобилей, и даже о том, сколько налогов получено от производителей шипучих вин. "У нас для всего, что где-то кем-либо уплачено, находится место", - заверяет Рэт тоном опытного грузчика.
Информация поступает от налоговых инспекций, отраслевых союзов и даже из ежемесячных опросов, проводимых на 23 500 производственных предприятиях. Раньше в Висбаден привозили тонны бумажных отчетов, а сегодня основная масса сведений поступает в электронном виде. Каждый квартал Рэт заново сводит показатели и определяет суммарную ценность товаров и услуг, произведенных в Германии, - валовой внутренний продукт. Во втором квартале он составил 596,67 млрд евро, а кварталом раньше - 593,30 млрд евро.
Абсолютные цифры интересуют только экспертов. В заголовки газет регулярно попадают проценты, на которые меняется ВВП. По сведениям, которые получил Рэт, последний раз ВВП по сравнению с предыдущим кварталом вырос на 0,3%. По этой цифре судят о том, как складывается судьба ФРГ.
Вокруг этих показателей все и крутится, на них все помешаны, ни один политик, будь он от блока ХДС/ХСС, от социал-демократов и тем более от свободных демократов, не ставит их под сомнение. Рост дает рабочие места, порождает уверенность в завтрашнем дне, приносит благосостояние для всех - таковы догматы экономической политики, которые во время предвыборных кампаний выкрикивают на каждой рыночной площади в ФРГ. Да и на саммите "Двадцатки" в Питтсбурге на прошлой неделе главы государств и правительств возбужденно обсуждали именно динамику роста. Однако привлекательность этой "благой вести" несколько поблекла.
Сейчас появилось немало скептиков, всерьез сомневающихся в том, имеет ли на самом деле смысл постоянно повышать экономические показатели. В их числе вовсе не обезумевшие ретрограды, противящиеся любому изменению, а люди, не боящиеся задуматься о том, всегда ли рост означает прогресс. И наоборот - всегда ли стагнация подразумевает шаг назад.
"За 40 последних лет наше благосостояние выросло во много раз. Но какой ценой?" - вопрошает Курт Биденкопф, бывший премьер-министр Саксонии. Процент роста экономики, заявляет представитель блока ХДС/ХСС, "перестал быть однозначным индикатором роста благосостояния".
Даже федеральный президент не очень-то верит заверениям о процветании. "Мы убедили себя в том, что перманентный рост экономики - панацея от всех бед", - заметил Хорст Кёлер в марте, в разгар финансового кризиса. Он по образованию экономист, и потому эта мысль в его устах удивительна. Но в чем заключается панацея, Кёлер, однако, не сказал. Может быть, в стагнации? Или даже в снижении показателей?
Люди начинают сомневаться в вещах, казавшихся до сих пор очевидными, складывается широкий фронт критиков системы. Они спрашивают, действительно ли необходимо, чтобы граждане, у которых уже все есть, каждый год все больше потребляли и все больше выбрасывали на помойку. Изыскиваются новые способы оценки благосостояния, например по уровню медицинского обслуживания или доступности образования.
На позапрошлой неделе президент Франции Николя Саркози взбудоражил общественность подобной альтернативной концепцией.
Быстрее, дальше, больше - и куда все это нас приведет? На языке математики рост экономики на 3%, к которому стремятся все промышленно развитые страны, будет означать удвоение совокупного экономического показателя всего за 24 года. Если немецкая женщина в среднем покупает за год шесть пар туфель (мужчины обходятся двумя), то в 2033 году она сможет позволить себе 12 пар обуви. А в 2057 году - если следовать этой логике - две дюжины?
"Сегодня мы больше едим, у нас в шкафах больше одежды, мы чаще пользуемся автомобилем и живем в более комфортабельных квартирах, - констатирует британский экономист Ричард Лэйярд. - Но счастливее мы не стали". Возникает вопрос: что дает весь этот рост? И так ли уж важен валовой продукт?
Чтобы найти ответы, достаточно уточнить, чем грозило бы нам отсутствие роста в течение длительного периода: отмиранием функций, важных для выживания государства. Получается, Германия обречена на экономический рост.
Немецкая экономика должна расти, чтобы компенсировать уменьшение количества рабочих мест из-за растущей производительности труда. Без этой компенсации нам грозила бы еще большая безработица. Рост экономики необходим для того, чтобы каждый год росли доходы тех, кто занят в производстве, иначе обострились бы битвы за перераспределение ценностей. Необходим рост и для того, чтобы финансировать социальные программы государства - помощь больным, безработным, обнищавшим в старости. А еще экономика должна расти, чтобы государство смогло погашать проценты по долгам, иначе оно утратит тот простор для маневра, которым пользуется каждый год.
Совсем не могут обойтись без роста банки: они дают кредиты компаниям, настроенным делать капиталовложения, только если могут рассчитывать на возврат денег с процентами, чтобы снова отдать их в рост. Эта система перманентного производства денег срабатывает только в постоянно экспандирующей экономике. В Германии уже несколько поколений воспитаны в категориях: "быстрее, дальше, выше".
Со времен Конрада Аденауэра рост ВВП служил каждому немецкому правительству доказательством того, что оно не сидит сложа руки. Экономические успехи принесли послевоенному обществу не только благосостояние, они заложили основу его самосознания. Рост означал улучшение качества жизни, и чем быстрее нация продвигалась по пути прогресса, тем дальше она удалялась от коричневого прошлого.
Так из года в год раскручивался маховик благосостояния, пока в 1967 году страна впервые не погрузилась в рецессию. Шок от нее оказался столь глубоким, что боннский парламент в срочном порядке законодательно закрепил идею: "рост должен быть неуклонным и умеренным". Это стало целью экономической политики. Как будто можно в приказном порядке регулировать рост объемов производства товаров и услуг.
В 1972 году Римский клуб опубликовал известный отчет, заставивший многих задуматься о "границах роста". Выбор времени для этой публикации был безупречен: она появилась в самый разгар кризиса с ценами на нефть и застоя конъюнктуры.
И сегодня тревога по поводу уменьшающихся запасов сырья и будущего мировой экономики воскрешает смутное чувство дискомфорта, связанное с идеей роста. Мировой кризис на многих действует как звонок будильника. Вера промышленных стран в материальное изобилие поколебалась с тех пор, как финансовые рынки дошли почти до коллапса и заставили мир скатиться в пропасть глобальной рецессии.
По мнению многих, ответственность за это бедственное положение в конечном счете лежит на разнузданном капитализме, который руководствуется философией безоглядного роста: чтобы больше были прибыли, нужно больше рисковать и делать более крупные долги. Мир столкнулся с "повсеместной отменой всяких ограничений роста", о чем пишет Петер Слотердайк, философ из Карлсруэ. Он увидел в этом фатальное следствие того, что воедино сплетаются алчность и мания величия.
Критики теории роста ныне проповедуют самоограничение; изобилие ведет лишь к пресыщению, утверждают они. Потребление не позволяет задуматься о по-настоящему важных вещах в жизни. И так считают сегодня не только молодые левые вольнодумцы. "Рост не имеет ничего общего с благосостоянием", - заявляет Клаус Вигандт. Кто прежде знал этого 70-летнего ученого, сегодня не верит своим ушам.{PAGE}
До конца 1998 года Вигандт был главой сети Metro (Kaufhof, Saturn; Media Markt). На его времена пришлась международная экспансия концерна. Сначала он добился процветания сети Rewe, увеличив ее оборот в десять раз. Вигандт задавал тон своей отрасли: кто хотел выжить, должен был расти.
По мере того как в торговле прогрессировала глобализация закупок, стали десятками разоряться региональные молочные фермы и пивоваренные заводики. С тех пор баранина импортируется из Новой Зеландии, срезанные цветы доставляются самолетами из Африки, а древесину отправляют морским путем из Германии в Китай, где из нее делают мебель, которую везут обратно в Европу. Что сегодня об этом думает Вигандт? "Это безумие в кубе! - сокрушается он. - Последующие поколения будут удивляться: что же это были за люди?"
На старости лет бывшего топ-менеджера стали мучить угрызения совести. Это он открыто признает. Сидя в саду своей виллы в Зеехайм-Югенхайме в южной части земли Гессен, он пьет маленькими глотками минеральную воду из местного источника св. Елизаветы. Итальянской воде "Пеллегрино" на его столе нечего делать, заявляет он. Кто попробует в ресторане поставить ему на стол импортированную воду, может сразу забрать бутылку с собой.
Вигандт стал активным борцом за чистоту окружающей среды, он выступает с докладами в университетах о том, что ресурсы ограниченны, он выпустил вызвавшую большой интерес серию книг о том, почему следует умерять свои потребности. Он сам дотировал цену, чтобы каждый экземпляр стоил меньше 10 евро. Он больше не подписывает контрактов на консультирование фирм, за которые ему платили миллионы, зато он может позволить себе произносить такие фразы, как: "Качество жизни - это совсем не то, что каждый день потреблять все больше и больше". Раньше после такого высказывания он лишился бы работы.
Лишь в последние годы на посту главы сети Metro он вдруг стал ощущать "чувство дискомфорта" от того, к чему приводит стратегия роста, которой он служит. Он видел своими глазами, как его сеть магазинов Cash & Carry вытеснила в Анкаре старый базар, как западные модели потребления стали уничтожать культурные традиции других народов. В прежние годы он об этом не размышлял, утверждает он теперь, и даже отчет Римского клуба в свое время он просто принял к сведению.
После публикации того отчета прошло более двух десятков лет. И хотя мир пока не рухнул, но он стал совсем другим. С тех пор как к рыночной экономике примкнули китайцы и индийцы, россияне и балтийские народы, количество рабочих рук на Земле удвоилось и стало достигать трех миллиардов. Возникли гигантские рынки сбыта и центры дешевого производства - с далеко идущими последствиями для расхода энергии и воды.
Потребление нефти с 1990 года возросло во всем мире на добрую четверть, а газа - более чем наполовину. Добыча же полезных ископаемых становится все более сложной и затратной.
Еще большей проблемой становится дефицит воды. Ее потребление в мире с 1950 года удвоилось, и значительные части населения Земли страдают от острой ее нехватки. Одновременно все больше воды расходуется на производство продуктов питания: чтобы выпечь килограмм хлеба, ее нужно более 1000 литров, а для получения одного килограмма говядины потребуется почти 16 000 литров. Пределы роста становятся ощутимыми, когда видишь гигантские установки по опреснению воды на пути между Абу-Даби и Дубаем, снабжающие водой новые столицы посреди пустыни. Они воспринимаются на слух в сотнях вьетнамских текстильных фабрик, в которых круглые сутки гудят швейные машины. Они воспринимаются на запах на севере Китая, где в крупнейших на земле угольных регионах внутри угленосных пластов тлеет пламя.
Земля больше не способна справляться с нагрузками, выпадающими на ее долю. Уже сегодня человечеству чисто арифметически необходимо было бы 1,3 планеты для сохранения ее образа жизни. Если бы столь же расточительно, как американцы, жили все, нужны были бы целых пять планет. К 2050 году население Земли увеличится еще на два миллиарда человек, которым тоже понадобятся пропитание, одежда, крыша над головой. Разве может на все хватить ресурсов?
Поскольку Земля - система ограниченная, то очевидно, что экономика не может расти бесконечно. И в этом - главное противоречие между экологией и философией роста. Но существует и другая проблема, в известной мере математическая.
Национальным экономикам становится - по мере их созревания - все сложнее поддерживать их темпы роста. По сути, это очень простой вывод, для которого не требуется знания высшей математики.
Развивающаяся китайская экономика в текущем году намерена достичь 8-процентного роста. Это означает прирост производства товаров и услуг на сумму в $260 на душу населения, поскольку исходный уровень очень низок. А для экономики развитой Германии в нынешний кризисный год было бы большой радостью, если бы удалось получить один процент прироста. Для этого каждому гражданину страны пришлось бы создать товаров и услуг сразу на $447 больше, чем год назад, - и это притом, что население Германии в 16 раз меньше, чем в Китае. То есть немцам придется серьезно напрягаться, чтобы удержать свою экономику в ритме, необходимом для роста. Значит ли это, что в будущем экономика неизбежно перестанет расти или даже станет сокращаться?
Вуппертальский экономист Пауль Вельфенс считает это представление ошибочным. "В Европе, да и во всем мире, экономический рост может и далее продолжаться в течение веков - по крайней мере, до тех пор, пока мир движется, меняется и развивается", - убежден ученый. И пока конкуренция рождает все новые удивительные изобретения: контейнер или компьютер, спутник или Интернет.
Всякий раз, когда складывается убеждение, что творческий потенциал окончательно исчерпан, появляются революционно новые товары и услуги, которые пробуждают доселе неведомые потребности и желания. И потому граница, когда все насытятся, не будет достигнута никогда. В этом секрет того, что предприниматели, желающие выжить, постоянно вкладывают средства в новые идеи: прогресс заставляет экономику расти практически безгранично.
В этом процессе новое и более совершенное вытесняет старое и отжившее, и потому изготовители, как правило, могут продавать свои инновационные продукты дороже. А это тоже способ повысить объем ВВП. Каждая новая модель "мерседеса" Е-класса оказывалась рентабельнее своей предшественницы, поскольку новая серия всегда отличается более высоким качеством: то появлялись воздушные подушки, то система ABS, а теперь еще и средство, сигнализирующее об усталости водителя.
Рост обеспечивается не только тем, что рабочие производят большее количество продуктов. Решающую роль играет ценность товаров. А главный вывод из этого: совершенно не обязательно, чтобы растущая экономика потребляла больше ресурсов. Иными словами: задача не в том, чтобы товаров и услуг стало меньше, а нужно, чтобы рост шел за счет совершенствования; стремиться нужно не к от-казу от товаров, а к тому, чтобы товары были более высокого качества.
Какие последствия это может вызвать, показывает пример IBM. Компания в кор-не изменила свой бизнес: материального стало меньше, созданием все более производительных вычислительных машин заниматься перестали. Сегодня концерн все усилия направил на нематериальный ресурс - на знание. IBM переместил центр тяжести своей работы на консультирование и на услуги в сфере IT - и, несмотря на кризис, получает растущие прибыли.
Стратегия "чем меньше, тем лучше" срабатывает и в национальном масштабе: ВВП Германии с 1990 года вырос почти на треть, и одновременно потребление энергии в стране сократилось на 7%. Машины расходуют меньше бензина, корабли - меньше дизельного топлива, предприятия - меньше электроэнергии. Правда, такая благостная картина складывается в Германии благодаря тому, что наиболее грязные производства она в основном перенесла в страны Восточной Европы и Дальнего Востока.
Нужно признать, что предприниматели и потребители изменили свое поведение не исключительно по собственной воле - им помогало государство. С помощью разумных стимулов оно до определенной степени способно на законодательном уровне направлять рост экономики в нужное русло.
Например, производителям автомобилей было поручено в ближайшее время сократить объем выбросов СО2 ниже предела 120 граммов на километр, чем в итоге была стимулирована разработка моделей с низким уровнем выбросов. Другой способ: превратить такую бесценную вещь, как чистый воздух, за который до сих пор платить было не нужно, в дорогой товар - инвестиции, которые можно приобретать путем торговли квотами на выбросы. А это тоже заставляет предпринимателей вкладывать средства в охрану окружающей среды.
Принцип понятен: необходимо разорвать связь между расходом ресурсов и ростом экономики. "Базой для здорового роста является улучшение рецептов, - утверждает американский экономист Пол Ромер, - а не постоянное увеличение количества одних и тех же ингредиентов". По сути, об этом и будут говорить в декабре правительства на саммите по климату в Копенгагене. Но от этой цели мир еще очень далек.
Пока торговля квотами на эмиссию происходит лишь в Европе, а полной своей эффективности система может достичь, только если в нее будут вовлечены все государства Земли. До сих пор мировая экономика зависит почти исключительно от углеводородного сырья. Из десяти крупнейших концернов мира семь занимаются нефтяным бизнесом. Но прежде всего важно то, что до сих пор большинство людей могло себе позволить не очень задумываться о том, каким образом экономика их страны добивается роста. Главное, чтобы итог был положительным.
Норберт Рэт, экономист из Висбадена, во всяком случае, удивлен тем, как магически действуют на людей те цифры, которые он рассчитывает ежеквартально. Когда чиновник недавно к всеобщему удивлению объявил, что получились 0,3% в плюсе, политики, управленцы и ученые тут же признали этот показатель очевидным доказательством того, что Германия явно встала на путь выздоровления.
"Мы от этого совершенно не в восторге", - вздыхает он. Он бы чувствовал себя лучше, если бы его расчеты не служили основой для самых разных интерпретаций: "Рост, конечно, показатель основной, - говорит Рэт, - но объясняет он не все".
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
