24 апреля 2024
USD 93.29 +0.04 EUR 99.56 +0.2
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2008 года: "Леонид РОШАЛЬ: «Здравоохранение нужно лечить»"

Архивная публикация 2008 года: "Леонид РОШАЛЬ: «Здравоохранение нужно лечить»"

Руководитель Московского НИИ неотложной детской хирургии и травматологии РАМН, президент Международного благотворительного фонда помощи детям при катастрофах и войнах, глава комиссии по здравоохранению Общественной палаты России... У профессора Леонида Рошаля еще много регалий. Про себя он говорит просто: «Я — детский доктор». — На что жалуется наше детское здравоохранение? Какова его главная проблема?
— Та же, что и во взрослом, — не разрушить окончательно то, что было наработано прежде. При всех своих недостатках советская система здравоохранения была лучшей в мире. Я подозревал это и раньше, а теперь, объездив весь мир и познакомившись с медицинской системой в самых сытых странах, убедился окончательно. Оцените: во главу угла в нашем детском здравоохранении поставлен ребенок. Именно к нему приходит доктор, приходит домой, и, если надо, несколько раз. Этого нет больше нигде в мире, там больного ребенка привозят к доктору, и повторный прием ребенка, его долечивание врач будет делать за отдельную плату.
И вот еще чем отечественная педиатрия отличается от прочих. Врача для ребенка у нас готовят специально, шесть лет целенаправленно учат на педиатра. В мире же учат вообще на доктора и лишь два года доучивают на детского.
Все это явилось фундаментом, который ни в коем случае не должен быть разрушен. Именно на нем устояла педиатрия в переломные 90-е годы. Тогда общая смертность по России увеличилась вдвое, а детская удержалась на прежнем уровне.
— То есть все у нас хорошо?
— Отнюдь. Болезней более чем достаточно. Была и остается проблема профотбора «во врачи». Я за то, чтобы при поступлении в медицинский институт абитуриент проходил специальный отбор, который поможет понять, готов человек стать детским врачом или нет: одного желания здесь, увы, недостаточно. Он может быть отличником в школе, иметь прекрасную память, но хороший доктор из него не получится. Кстати, красный диплом об окончании института тоже не гарантия. Бывает наоборот: прошло более 50 лет, как я сам окончил институт, и могу сказать, что многие бывшие троечники стали академиками. А у отличников не сложилось...
Кадровая болезнь у нас со многими симптомами. При полных выпусках в медвузах в поликлиниках, особенно малых городов, не хватает 40—50% медиков. Необходимо вернуться к системе распределения выпускников. Ее отмена — ложная демократия. Рассуждающим о праве выпускника на выбор я хочу напомнить про права пациента. По-хорошему педиатр должен вести 700 детей в больших городах и около 500 на селе, с учетом больших расстояний. Реально он ведет более 1000 детей, часто работает на двух участках. Он перегружен и нервничает, что не хватает времени, чтобы спокойно выслушать каждого маленького пациента. В итоге осмотр делается, что называется, «на одной ноге».
Сегодня около половины выпускников не идут работать в практическое здравоохранение. Это недопустимо. Я говорю об этом на всех уровнях, с Путиным и Медведевым как член Общественной палаты тоже говорил. И вижу, они с этой очевидностью согласны. Но воз и ныне там...
— Логично: будущий врач получает образование за счет государства, и логично, что потом он должен отработать. Но также логично, что государство должно эту работу достойно оплачивать?
— Вопрос заработной платы — особо больная тема. Медиков страна считает людьми второго сорта, их средняя зарплата составляет около 50% от зарплаты госслужащих. Смотрите, у меня в руках тамбовская газета, которую я при первой же встрече покажу президенту Медведеву. Вот, пожалуйста, раздел «Принимаем на работу»: «Требуется педиатр. З/п — 3 тыс. 500 рублей». Объявление рядом: «Требуется посудомойка. З/п — от 5 тыс. рублей». Без комментариев!
Владимир Путин некоторое время назад принял правильное решение, повысив заработную плату участковым врачам, педиатрам. Но, к сожалению, исполнители забыли про «узких» специалистов: отоларингологов, неврологов, травматологов и др. Именно их в районных больницах не хватает. Врачам школьных и дошкольных учреждений зарплату тоже не повысили. Абсурд! Число больных детей у нас постоянно растет. Но объяснение есть: в Германии 8% от ВВП идет на здравоохранение. Во Франции — около 10%. В Америке — 15%. В нашей стране — 3%!
На детстве у нас умеют экономить. На программу «Дети России» страна полагала выделить 35 млрд рублей. Реально выделили 10 млрд. А с детства начинается все. В том числе здоровье нации.
Демографическую проблему нельзя решить одним увеличением рождаемости. Ситуация со здоровьем нынешних девочек и мальчиков, то есть будущих матерей и отцов, катастрофическая. К окончанию школы здоровье детей ухудшается в несколько раз. Около 50% призывников «отбраковываются» по болезни. То есть, иными словами, половина будущих отцов больны. Процент нездоровых девочек тоже колоссален.
Да и младенческая смертность у нас почти вдвое выше, чем на Западе, и реально больше той, что мы показываем официально (11 смертей на тысячу новорожденных). Потому что в России младенца считают живорожденным с 28 недель, тогда как весь мир считает человека родившимся с 22 недель. Мы к переходу на такую статистику не готовы. Но надо хотя бы не бояться говорить об этом.
— Какие еще очевидные проблемы остаются нерешаемыми?
— У нас неудовлетворительная организация медицинской помощи при ДТП. Нонсенс российского законодательства в том, что работникам ГИБДД, первыми прибывающим на место аварии, оказывать пострадавшим даже элементарную медицинскую помощь запрещено. В других странах, как известно, эта обязанность возложена как раз на полицейских. 60% детей, получивших травмы в ДТП, погибают по пути в больницу.
— Расскажите о вашем Институте неотложной помощи, который в народе называют центром Рошаля.
— Центр неотложной помощи, которым я руковожу, построен на деньги правительства Москвы. Ежегодно через институт проходит более 40 тыс. детей, из них около 8 тыс. — стационарных. Лечение у нас бесплатное. Любой ребенок «с улицы», если есть необходимость, получит здесь неотложную помощь.
Подобного центра нет больше ни в России, ни в мире. Дело не только в прекрасном оборудовании, но и в идеологии. Она состоит в том, что в любое время суток наши специалисты в состоянии оказать неотложную помощь ребенку с тяжелейшими травмами. Например, в приемном отделении оборудована «шоковая» палата — ее дверь выходит прямо на улицу, с нашими больными нельзя терять ни секунды. Мгновенно проводятся все реанимационные процедуры, а в 8 метрах от «шоковой» палаты кабинет компьютерной томографии. Рентген будет сделан тоже в течение минуты. Не нужно никуда везти ребенка, все под рукой. Это жизненно необходимо — более 2,5 тыс. ребят ежегодно поступают к нам с черепно-мозговыми травмами (в структуре детской смертности она занимает одно из первых мест). И в случае трагедии счет идет буквально на минуты.
Электронная «начинка» института на уровне высочайших мировых стандартов. Результаты исследований мгновенно передаются по сети, и здесь мы тоже выигрываем бесценные секунды. Врачи работают наперегонки со временем. Самых тяжелых детей к нам доставляют авиацией, на крыше института — вертолетная площадка. Институт находится в центре города, недалеко от Кремля, режимного объекта. Тем не менее нам удалось добиться разрешения.
— Вертолетная площадка под боком у режимного объекта? Как удалось?
— Нашел единомышленников. Организовать работу центра, где ребенку оказывался бы полный круг медицинской помощи — диагностика, лечение, реабилитация, — было мечтой всей моей жизни. Я начинал, когда здесь была обычная городская травматологическая больница. За эти десятилетия в мире явно прорисовалась необходимость в медицине катастроф. Постепенно из наших сотрудников сложилась бригада, единственное в мире мобильное подразделение для спасения детей в чрезвычайных ситуациях. Выезжая для помощи детям в десятки государств, мы набирали знания о том, что требуется для этого направления в педиатрии. Чтобы создать наш НИИ, мы боролись 15 лет. Выиграли 27 судов, чтобы получить это место — на него претендовала крутая коммерческая структура. Потом полностью снесли старое здание, вырыли котлован, и началось строительство. В следующем году, Бог даст, закончим реконструкцию последнего корпуса, где будет реабилитационный центр для окончательного долечивания наших пациентов — так завершится полный цикл неотложной педиатрии: диагностика—лечение—реабилитация.
Для врачей у нас есть и фитнес-зал, и комнаты, где можно нормально отдохнуть. Все-таки самое ценное, что есть в нашем институте, — это не «железки», а люди. Им подвластно практически все.
— Такое необычное для больницы оформление — разноцветные этажи, мозаика из цветов на полу и стенах… Дизайнера интерьеров приглашали?
— Какого дизайнера? Это моя идея, я же знаю, что ребенку в больнице важно чувствовать себя если не как дома, то хотя бы как в детском саду.
— Почему вы никогда со стетоскопом не расстаетесь?
— Я без него чувствую себя как без рук.
— Сами оперируете часто?
— Самые сложные случаи, в основном черепно-мозговые травмы.
— Вам часто хочется «полечить» родителей?
— К сожалению, часто. Влияние общества и среды огромно, но все-таки главная ответственность за будущее малыша лежит на его отце и матери. Как детский доктор, могу с уверенностью сказать, что больше половины всех болезней взрослых закладывается в детском возрасте. Меня поражает наплевательское отношение многих родителей, во-первых, к питанию детей, а во-вторых, к их занятиям физкультурой. От мам и пап я часто слышу оправдание: мол, современные дети — они иные, у них другие интересы, другие проблемы, другие приоритеты. Это глупости! Все дети во все времена — одинаковые. Они беззащитны и нуждаются в мудрых взрослых. Не надо ничего усложнять и выдумывать новшества. Питание ребенка должно быть полноценным и здоровым, он должен много двигаться, гулять, играть. Не нужно делать из крошечных детей интеллектуалов и чемпионов, не нужно лишать их простых детских удовольствий.

Руководитель Московского НИИ неотложной детской хирургии и травматологии РАМН, президент Международного благотворительного фонда помощи детям при катастрофах и войнах, глава комиссии по здравоохранению Общественной палаты России... У профессора Леонида Рошаля еще много регалий. Про себя он говорит просто: «Я — детский доктор». — На что жалуется наше детское здравоохранение? Какова его главная проблема?
— Та же, что и во взрослом, — не разрушить окончательно то, что было наработано прежде. При всех своих недостатках советская система здравоохранения была лучшей в мире. Я подозревал это и раньше, а теперь, объездив весь мир и познакомившись с медицинской системой в самых сытых странах, убедился окончательно. Оцените: во главу угла в нашем детском здравоохранении поставлен ребенок. Именно к нему приходит доктор, приходит домой, и, если надо, несколько раз. Этого нет больше нигде в мире, там больного ребенка привозят к доктору, и повторный прием ребенка, его долечивание врач будет делать за отдельную плату.
И вот еще чем отечественная педиатрия отличается от прочих. Врача для ребенка у нас готовят специально, шесть лет целенаправленно учат на педиатра. В мире же учат вообще на доктора и лишь два года доучивают на детского.
Все это явилось фундаментом, который ни в коем случае не должен быть разрушен. Именно на нем устояла педиатрия в переломные 90-е годы. Тогда общая смертность по России увеличилась вдвое, а детская удержалась на прежнем уровне.
— То есть все у нас хорошо?
— Отнюдь. Болезней более чем достаточно. Была и остается проблема профотбора «во врачи». Я за то, чтобы при поступлении в медицинский институт абитуриент проходил специальный отбор, который поможет понять, готов человек стать детским врачом или нет: одного желания здесь, увы, недостаточно. Он может быть отличником в школе, иметь прекрасную память, но хороший доктор из него не получится. Кстати, красный диплом об окончании института тоже не гарантия. Бывает наоборот: прошло более 50 лет, как я сам окончил институт, и могу сказать, что многие бывшие троечники стали академиками. А у отличников не сложилось...
Кадровая болезнь у нас со многими симптомами. При полных выпусках в медвузах в поликлиниках, особенно малых городов, не хватает 40—50% медиков. Необходимо вернуться к системе распределения выпускников. Ее отмена — ложная демократия. Рассуждающим о праве выпускника на выбор я хочу напомнить про права пациента. По-хорошему педиатр должен вести 700 детей в больших городах и около 500 на селе, с учетом больших расстояний. Реально он ведет более 1000 детей, часто работает на двух участках. Он перегружен и нервничает, что не хватает времени, чтобы спокойно выслушать каждого маленького пациента. В итоге осмотр делается, что называется, «на одной ноге».
Сегодня около половины выпускников не идут работать в практическое здравоохранение. Это недопустимо. Я говорю об этом на всех уровнях, с Путиным и Медведевым как член Общественной палаты тоже говорил. И вижу, они с этой очевидностью согласны. Но воз и ныне там...
— Логично: будущий врач получает образование за счет государства, и логично, что потом он должен отработать. Но также логично, что государство должно эту работу достойно оплачивать?
— Вопрос заработной платы — особо больная тема. Медиков страна считает людьми второго сорта, их средняя зарплата составляет около 50% от зарплаты госслужащих. Смотрите, у меня в руках тамбовская газета, которую я при первой же встрече покажу президенту Медведеву. Вот, пожалуйста, раздел «Принимаем на работу»: «Требуется педиатр. З/п — 3 тыс. 500 рублей». Объявление рядом: «Требуется посудомойка. З/п — от 5 тыс. рублей». Без комментариев!
Владимир Путин некоторое время назад принял правильное решение, повысив заработную плату участковым врачам, педиатрам. Но, к сожалению, исполнители забыли про «узких» специалистов: отоларингологов, неврологов, травматологов и др. Именно их в районных больницах не хватает. Врачам школьных и дошкольных учреждений зарплату тоже не повысили. Абсурд! Число больных детей у нас постоянно растет. Но объяснение есть: в Германии 8% от ВВП идет на здравоохранение. Во Франции — около 10%. В Америке — 15%. В нашей стране — 3%!
На детстве у нас умеют экономить. На программу «Дети России» страна полагала выделить 35 млрд рублей. Реально выделили 10 млрд. А с детства начинается все. В том числе здоровье нации.
Демографическую проблему нельзя решить одним увеличением рождаемости. Ситуация со здоровьем нынешних девочек и мальчиков, то есть будущих матерей и отцов, катастрофическая. К окончанию школы здоровье детей ухудшается в несколько раз. Около 50% призывников «отбраковываются» по болезни. То есть, иными словами, половина будущих отцов больны. Процент нездоровых девочек тоже колоссален.
Да и младенческая смертность у нас почти вдвое выше, чем на Западе, и реально больше той, что мы показываем официально (11 смертей на тысячу новорожденных). Потому что в России младенца считают живорожденным с 28 недель, тогда как весь мир считает человека родившимся с 22 недель. Мы к переходу на такую статистику не готовы. Но надо хотя бы не бояться говорить об этом.
— Какие еще очевидные проблемы остаются нерешаемыми?
— У нас неудовлетворительная организация медицинской помощи при ДТП. Нонсенс российского законодательства в том, что работникам ГИБДД, первыми прибывающим на место аварии, оказывать пострадавшим даже элементарную медицинскую помощь запрещено. В других странах, как известно, эта обязанность возложена как раз на полицейских. 60% детей, получивших травмы в ДТП, погибают по пути в больницу.
— Расскажите о вашем Институте неотложной помощи, который в народе называют центром Рошаля.
— Центр неотложной помощи, которым я руковожу, построен на деньги правительства Москвы. Ежегодно через институт проходит более 40 тыс. детей, из них около 8 тыс. — стационарных. Лечение у нас бесплатное. Любой ребенок «с улицы», если есть необходимость, получит здесь неотложную помощь.
Подобного центра нет больше ни в России, ни в мире. Дело не только в прекрасном оборудовании, но и в идеологии. Она состоит в том, что в любое время суток наши специалисты в состоянии оказать неотложную помощь ребенку с тяжелейшими травмами. Например, в приемном отделении оборудована «шоковая» палата — ее дверь выходит прямо на улицу, с нашими больными нельзя терять ни секунды. Мгновенно проводятся все реанимационные процедуры, а в 8 метрах от «шоковой» палаты кабинет компьютерной томографии. Рентген будет сделан тоже в течение минуты. Не нужно никуда везти ребенка, все под рукой. Это жизненно необходимо — более 2,5 тыс. ребят ежегодно поступают к нам с черепно-мозговыми травмами (в структуре детской смертности она занимает одно из первых мест). И в случае трагедии счет идет буквально на минуты.
Электронная «начинка» института на уровне высочайших мировых стандартов. Результаты исследований мгновенно передаются по сети, и здесь мы тоже выигрываем бесценные секунды. Врачи работают наперегонки со временем. Самых тяжелых детей к нам доставляют авиацией, на крыше института — вертолетная площадка. Институт находится в центре города, недалеко от Кремля, режимного объекта. Тем не менее нам удалось добиться разрешения.
— Вертолетная площадка под боком у режимного объекта? Как удалось?
— Нашел единомышленников. Организовать работу центра, где ребенку оказывался бы полный круг медицинской помощи — диагностика, лечение, реабилитация, — было мечтой всей моей жизни. Я начинал, когда здесь была обычная городская травматологическая больница. За эти десятилетия в мире явно прорисовалась необходимость в медицине катастроф. Постепенно из наших сотрудников сложилась бригада, единственное в мире мобильное подразделение для спасения детей в чрезвычайных ситуациях. Выезжая для помощи детям в десятки государств, мы набирали знания о том, что требуется для этого направления в педиатрии. Чтобы создать наш НИИ, мы боролись 15 лет. Выиграли 27 судов, чтобы получить это место — на него претендовала крутая коммерческая структура. Потом полностью снесли старое здание, вырыли котлован, и началось строительство. В следующем году, Бог даст, закончим реконструкцию последнего корпуса, где будет реабилитационный центр для окончательного долечивания наших пациентов — так завершится полный цикл неотложной педиатрии: диагностика—лечение—реабилитация.
Для врачей у нас есть и фитнес-зал, и комнаты, где можно нормально отдохнуть. Все-таки самое ценное, что есть в нашем институте, — это не «железки», а люди. Им подвластно практически все.
— Такое необычное для больницы оформление — разноцветные этажи, мозаика из цветов на полу и стенах… Дизайнера интерьеров приглашали?
— Какого дизайнера? Это моя идея, я же знаю, что ребенку в больнице важно чувствовать себя если не как дома, то хотя бы как в детском саду.
— Почему вы никогда со стетоскопом не расстаетесь?
— Я без него чувствую себя как без рук.
— Сами оперируете часто?
— Самые сложные случаи, в основном черепно-мозговые травмы.
— Вам часто хочется «полечить» родителей?
— К сожалению, часто. Влияние общества и среды огромно, но все-таки главная ответственность за будущее малыша лежит на его отце и матери. Как детский доктор, могу с уверенностью сказать, что больше половины всех болезней взрослых закладывается в детском возрасте. Меня поражает наплевательское отношение многих родителей, во-первых, к питанию детей, а во-вторых, к их занятиям физкультурой. От мам и пап я часто слышу оправдание: мол, современные дети — они иные, у них другие интересы, другие проблемы, другие приоритеты. Это глупости! Все дети во все времена — одинаковые. Они беззащитны и нуждаются в мудрых взрослых. Не надо ничего усложнять и выдумывать новшества. Питание ребенка должно быть полноценным и здоровым, он должен много двигаться, гулять, играть. Не нужно делать из крошечных детей интеллектуалов и чемпионов, не нужно лишать их простых детских удовольствий.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».