Архивная публикация 1999 года: "Люблю тебя, Пиотровского творенье"
Михаил Пиотровский, директор Государственного Эрмитажа, знаменит не меньше музея, которым руководит. Но если Эрмитаж открыт для всех желающих, то дом Пиотровских -- один из самых закрытых в Питере. Для "Профиля" сделали исключение. Супруга г-на Пиотровского, Ирина Леонидовна, дала нам первое в своей жизни подробное интервью.Ольга Зборовская: Как вы познакомились?
Ирина Пиотровская: В Багдаде, в командировке. Я работала в Институте востоковедения. Нас включили в состав делегации, летевшей в Ирак: трех человек из Москвы и одного из Ленинграда. Говорили, какой-то Пиотровский едет.
Я обратила на Мишу внимание, когда мы сели в самолет. Мы взлетели, и вдруг я почувствовала такое... ну, знаете, отрыв от земли, от всех проблем. И вот я поворачиваюсь, смотрю с восторгом на своих коллег и вижу... Михаил Борисович спит.
Михаил Пиотровский: Я в отличие от всех знал, что, как только мы приземлимся в Багдаде, нас первым же самолетом вышлют обратно. Иракцы не хотели нас принимать и направили письмо с этим известием, которое мои мидовские друзья задержали на пути к Академии наук. Иначе эта поездка, которая уже несколько раз откладывалась, не состоялась бы. А так... Верили в меня, знали, что мы как-нибудь на месте разберемся.
И.П.: Он решил в самолете поесть, выспаться и приготовиться к бою.
М.П.: Конечно. Когда мы прилетели, нас никто не встречал. Звоним принимающей стороне, там удивление: "Вы разве не получили отказ?" Мы: "Что вы? Откуда? Вы же знаете наших бюрократов..."
О.З.: Ирина Леонидовна, в 1978 году вы увидели в самолете, летевшем в Ирак, спящего человека. А в 1980-м вышли за этого человека замуж. В промежутке между самолетом и загсом роман как-то развивался?
И.П.: Роман вообще не развивался. Михаил Борисович приезжал в Москву и занимался своими делами. Иногда на пять-десять минут мы с ним встречались в том же Институте востоковедения.
О.З.: А предложение руки и сердца?
М.П.: Предложение я делал на Дворцовой площади. Ирина приехала в Петербург, мы гуляли, и я сделал предложение. Одной фразой.
О.З.: Будьте моей женой?
М.П.: Ну, что-то в таком духе. На колено, правда, я не вставал.
О.З.: Ирина Леонидовна, чем же вас обаял Михаил Борисович?
И.П.: Он необычный. Закрытый, вещь в себе. И докопаться, что там внутри, практически невозможно. Это интересно. С ним непросто. Но и несложно: если тебе, не дай Бог, тяжело и плохо, есть с кем посоветоваться. Он не только муж, он -- друг.
О.З.: Михаил Борисович, вы восточный мужчина?
М.П.: С одной стороны, я армянин, с другой -- обрусевший поляк, и в разных ситуациях ощущаю себя по-разному. В Армении, особенно если вокруг все проявляют излишний армянский национализм, я чувствую себя гордым русским и возмущаюсь. В Петербурге, наоборот, иногда бываю гордым поляком.
И это нормально, в этом суть русской нации. Она без границ, она состоит из людей разных национальностей: балтийских немцев, армян, грузин, украинцев, татар. Целиком все это разноголосие не сливается. Когда-то можно быть таким, когда-то -- другим. Можно быть спокойным и сдержанным, можно -- эмоциональным. Если еще уметь своими настроениями управлять, вообще замечательно.
О.З.: Ваш семейный уклад соответствует больше восточному или западному стандарту?
М.П.: Что такое Восток? Это когда в доме полный хозяин женщина. Если восточная женщина не выходит на улицу, это не значит, что она лишена прав. На улице грязно и противно, и туда ей не надо, не по рангу. Она полностью распоряжается в доме.
У нас скорее европейское устройство: мы пополам распоряжаемся. Да я и не задумывался. Спокойная, нормальная совместная жизнь. Каждый может пойти купить хлеб, если надо. Главное -- ребенка воспитать.
И.П.: Всегда надо помнить, что ребенок видит, как мы поступаем. Борьке, например, очень нравится, что мама такая крутая на работе, такая деловая. Ему не хотелось бы, чтобы я была домохозяйкой.
М.П.: Неизвестно.
И.П.: Точно-точно, он мне сам говорил.
О.З.: А кто глава семьи?
И.П.: Михаил Борисович. Так и должно быть. Если женщина -- глава семьи, это несчастная семья. Значит, жена не уважает своего мужа, не считается с его мнением и не любит его.
О.З.: Муж на вас сильно влияет?
И.П.: Влияет, но я не могу сказать, что Михаил Борисович меня слепил. Мы влияем друг на друга взаимно.
Я москвичка, и менталитет у меня московский. Он очень отличается от петербургского. Когда я попала в Петербург, долго не могла вписаться в здешний контекст.
Например, пошла в университет искать экономистов-международников. Лекции, которые там читали, привели меня в ужас. Попробовала объяснить, что так преподавать невозможно. Я к тому времени защитила кандидатскую диссертацию, среди моих преподавателей был Евгений Максимович Примаков, я знала, что говорю. Но кончилось тем, что от меня просто начали шарахаться. Какая экономика, какой бизнес?! У Петербурга совсем другие формы постижения действительности.
Вот когда я приезжаю в Москву, в мамину квартиру, там я в полном комфорте.
О.З.: Чем же все-таки москвички отличаются?
И.П.: Они более мобильны, они жестче. Чтобы в Москве добиться чего-то, надо быть просто железной.
Я считаю, что женщина должна работать, быть максимально независимой от мужа. Если мужчина занят делом, которое ему интересно, почему я не имею на это права?
О.З.: Ваша независимость не вызывала непонимания в семье?
И.П.: Я разумно независима.
О.З.: Как вы попали на работу в Смольный, в администрацию Петербурга?
И.П.: Меня пригласили туда в начале 90-х. Это была эпоха тотального дефицита, талонов. Бывало, приходишь на работу, там говорят, что в городе хлеба и муки осталось на пять дней. Но работать было интересно. Я окунулась в ту самую экономику, в те проблемы, которые раньше изучала.
Сейчас я работаю замначальника управления внешне-экономических связей комитета по внешним связям администрации Санкт-Петербурга, занимаюсь подготовкой и реализацией международных финансовых проектов.
О.З.: Кто вам помогает по дому?
И.П.: Женщина, которой я глубоко за это благодарна. Я не стала бы называть ее домработницей -- это старомодное определение подразумевает грязный фартук и тряпку. Моя же помощница иногда выглядит лучше меня.
О.З.: Ваша работа связана с командировками?
И.П.: Да, и командировки частые. Как говорит моя помощница, наш сын Борька заброшен. То есть он целыми днями здесь, в Эрмитаже. Он вырос в музее.
Борис с шести лет за компьютером. Теперь ему шестнадцать. Работает с эрмитажными компьютерными программами, помогает отцу.
О.З.: Этот труд оплачивается?
И.П.: Михаил Борисович не платит ему ни копейки и думает, что правильно делает. А я считаю, что за работу надо платить. Борис должен понимать: любой труд что-то стоит.
О.З.: А кем бы вы хотели видеть своих детей?
М.П.: В раннем детстве меня спросили, кем я хочу быть. "Хорошим арабистом",-- ответил я. И так все смеялись, мол "тоже мне, вообще". Вот я стал хорошим арабистом. Будь у меня другие условия жизни, все равно я выбрал бы профессию востоковеда.
Я хотел бы, чтобы мои дети сами сделали свой выбор и никогда о нем не жалели. Как не жалел я. По моему, у Маши это получается. У Бори -- посмотрим.
О.З.: Ваш сын не уедет учиться за границу?
М.П.: С одной стороны, все равно. Образование везде не блестящее. Все зависит от человека. Борис учиться будет здесь. Он вырос в этом городе. Петербуржец и должен учиться в Петербурге, должен пройти все уровни взросления, вплоть до высшего образования, только тогда он петербуржец. Что бы ни говорила Ирина Леонидовна, это особая порода людей. Я бы хотел, чтобы в нем этот дух был. А вот жить можно где угодно.
О.З.: А чем занимается ваша старшая дочь?
И.П.: Мария окончила восточный факультет Петербургского университета. Знает прекрасно четыре языка: арабский, английский, иврит, немецкий. Работает в "БНП-Дрезднер-банке". Ее забрали из петербургского филиала в Москву руководить департаментом валютных операций.
Она замужем, но детей пока нет. Карьера! Ее поколение вообще не очень хочет детей. Меня, например, рождение Бори окрылило невероятно. И Михаила Борисовича. Когда сын был маленький, муж мог стоять минут сорок около его кроватки и наблюдать, как Боря спит. Не могу объяснить, но в этом было что-то... святое.
О.З.: Вы церковный человек?
И.П.: Хотя я крещена в православие, но -- нет. К сожалению, может быть. Наверное, это помогает людям.
Когда я была в Риме, в Ватикане, там в соборе на одной из исповедальных кабинок увидела надпись: "Русский язык" -- и над ней зеленую лампочку. Можно было зайти. Но я не знала, что мне нужно говорить, в чем исповедаться.
О.З.: Вам ни за что в этой жизни не стыдно?
И.П.: Это кажется странным, да? Не стыдно.
О.З.: Вы рады, что дочь уехала в Москву?
И.П.: Я была бы рада сама туда вернуться. Но это невозможно. Михаил Борисович никогда не бросит Петербург, Эрмитаж.
О.З.: Что для вас самая большая ценность?
И.П.: Семья, дом. Я, когда пересекаю порог своей квартиры, моментально чувствую себя по-другому. Почти физическое ощущение надежного тыла...
О.З.: Ваш дом "закрыт" именно поэтому?
И.П.: У Михаила Борисовича и у меня переизбыток общения, ненормальное количество контактов. Дома хочется просто сесть на диван и посмотреть телевизор. Это для меня большое удовольствие. Вот так банально.
М.П.: У меня часто просят домашний телефон. Зачем? Я возвращаюсь домой в районе одиннадцати ночи, утром рано ухожу. И не нужно мне домой звонить, все равно делового разговора не получится.
Общаться с друзьями я тоже предпочитаю вне дома. Где-то вместе побывать, за город поехать -- вот это интересно. Но последние пять лет времени для таких выездов практически нет. Много работы, не до застолий, в общем.
Наш дом -- это пространство нашей семьи, место уединения. Честно говоря, я человек не очень общительный. То, что я в течение дня общаюсь с таким числом людей, важно, интересно, но и утомительно. В принципе, я могу днями ни с кем не разговаривать.
О.З.: Чем больше всего Ирина Леонидовна вас удивила?
М.П.: Редким сочетанием красоты, ума и доброты. И до сих пор этим поражает.
О.З.: Ирина Леонидовна, какие женские слабости вам не чужды?
И.П.: Я люблю магазины. Если мне нужно снять стресс, делаю шопинг. Иногда, чтобы поднять настроение, достаточно купить какую-нибудь мелочь из косметики.
О.З.: Духи у вас, кажется, Диор...
И.П.: Да, "Диорелла". У меня дома целая коллекция духов. Недавно сын привез из Франции "Дали" и обижается, что я ими не пользуюсь. А я просто поставила коробку на полку, смотрю на нее, и мне так приятно: мой Борька купил мне духи.
О.З.: Михаил Борисович, а от вас чем обычно пахнет?
М.П.: Ничем, я духи не употребляю.
О.З.: А свое кашне вы снимаете когда-нибудь?
М.П.: "Свежий" вопрос. Оно мне нравится! И внутреннее ощущение тоже меня устраивает. Я представляю, что было бы, если бы мой отец в бытность директором Эрмитажа пришел в шарфе на работу. Ему бы сразу в обкоме сказали: "Борис Борисыч, вы что, с ума сошли?" А сейчас мне никто ничего не говорит. Я в этом шарфе хожу и к президенту, и к премьеру, и в правительство. Это такой символ свободы. Того, что теперь многое из нормальных вещей можно делать. Директору даже можно ходить в шарфе. И тем самым доказывать, что Эрмитаж ничуть не хуже Лувра, где директор тоже в шарфе, причем всегда в красном.
О.З.: Ну, я думаю, Эрмитаж не хуже Лувра не только поэтому.
М.П.: Я имею в виду не только музей. Своим поведением мы должны показывать, что живем такой же жизнью, что и они.
О.З.: Мы должны это показывать или мы так живем?
М.П.: Я действительно живу такой же жизнью, как и директора крупных музеев мира.
Если раньше, в советское время, мы себя ощущали чуть-чуть ущербными, даже Борис Борисович, который никогда этого не показывал и всегда был такой элегантный и всех восхищал. Сейчас директор Эрмитажа прилетает и улетает, никого не спрашивая, свободно общается с кем хочет и... может ходить в шарфе. Дай Бог, чтоб это было всегда.
О.З.: Вы верите в гороскопы?
И.П.: В последнее время стала верить. Я Козерог. Все, что написано про этот знак, относится и ко мне. У меня всю жизнь какие-то преодоления. Вечером сидишь в машине, слушаешь астрологический прогноз: у всех все хорошо, только у Козерога проблемы. В расчет я принимаю, но не зацикливаюсь.
О.З.: Машину сами водите?
И.П.: Нет. Здесь нельзя водить. Вот моя дочка за рулем. Едет, ругается, рукой грозит, все претензии кричит в окно. Я так не могу.
О.З.: Ваш дом в плане обстановки -- что это?
М.П.: Нормальный дом. Вот Ирину Леонидовну все раздражают книги.
И.П.: Не раздражают. Они поглощают нас.
М.П.: Книги -- это часть жизни, это русская традиция. На Западе все в библиотеку ходят. У меня старая привычка, что книга должна быть всегда под рукой. Теперь в доме книг так много, что я себе разрешаю купить книжку раз в год. Ну раз в месяц.
И.П.: Вот это точнее.
О.З.: А конфликты каким образом разрешаете?
И.П.: Сами разрешаются. Ну не бывает у нас конфликтов.
О.З.: Получается, случайное знакомство и идеальная семья?
И.П.: Что значит -- идеальная? Нормальная.
М.П.: Я говорю только сыну: ты смотри, твой дед женился в 36 лет и твой отец женился в 36 лет. Вот, пожалуйста, жениться раньше не смей. Я думаю, этим многое объясняется. Конечно, чувство не может быть рациональным, но понятно, что в тридцать шесть лет жениться случайно невозможно. Получилось очень удачно. Я доволен.
Михаил Пиотровский, директор Государственного Эрмитажа, знаменит не меньше музея, которым руководит. Но если Эрмитаж открыт для всех желающих, то дом Пиотровских -- один из самых закрытых в Питере. Для "Профиля" сделали исключение. Супруга г-на Пиотровского, Ирина Леонидовна, дала нам первое в своей жизни подробное интервью.Ольга Зборовская: Как вы познакомились?
Ирина Пиотровская: В Багдаде, в командировке. Я работала в Институте востоковедения. Нас включили в состав делегации, летевшей в Ирак: трех человек из Москвы и одного из Ленинграда. Говорили, какой-то Пиотровский едет.
Я обратила на Мишу внимание, когда мы сели в самолет. Мы взлетели, и вдруг я почувствовала такое... ну, знаете, отрыв от земли, от всех проблем. И вот я поворачиваюсь, смотрю с восторгом на своих коллег и вижу... Михаил Борисович спит.
Михаил Пиотровский: Я в отличие от всех знал, что, как только мы приземлимся в Багдаде, нас первым же самолетом вышлют обратно. Иракцы не хотели нас принимать и направили письмо с этим известием, которое мои мидовские друзья задержали на пути к Академии наук. Иначе эта поездка, которая уже несколько раз откладывалась, не состоялась бы. А так... Верили в меня, знали, что мы как-нибудь на месте разберемся.
И.П.: Он решил в самолете поесть, выспаться и приготовиться к бою.
М.П.: Конечно. Когда мы прилетели, нас никто не встречал. Звоним принимающей стороне, там удивление: "Вы разве не получили отказ?" Мы: "Что вы? Откуда? Вы же знаете наших бюрократов..."
О.З.: Ирина Леонидовна, в 1978 году вы увидели в самолете, летевшем в Ирак, спящего человека. А в 1980-м вышли за этого человека замуж. В промежутке между самолетом и загсом роман как-то развивался?
И.П.: Роман вообще не развивался. Михаил Борисович приезжал в Москву и занимался своими делами. Иногда на пять-десять минут мы с ним встречались в том же Институте востоковедения.
О.З.: А предложение руки и сердца?
М.П.: Предложение я делал на Дворцовой площади. Ирина приехала в Петербург, мы гуляли, и я сделал предложение. Одной фразой.
О.З.: Будьте моей женой?
М.П.: Ну, что-то в таком духе. На колено, правда, я не вставал.
О.З.: Ирина Леонидовна, чем же вас обаял Михаил Борисович?
И.П.: Он необычный. Закрытый, вещь в себе. И докопаться, что там внутри, практически невозможно. Это интересно. С ним непросто. Но и несложно: если тебе, не дай Бог, тяжело и плохо, есть с кем посоветоваться. Он не только муж, он -- друг.
О.З.: Михаил Борисович, вы восточный мужчина?
М.П.: С одной стороны, я армянин, с другой -- обрусевший поляк, и в разных ситуациях ощущаю себя по-разному. В Армении, особенно если вокруг все проявляют излишний армянский национализм, я чувствую себя гордым русским и возмущаюсь. В Петербурге, наоборот, иногда бываю гордым поляком.
И это нормально, в этом суть русской нации. Она без границ, она состоит из людей разных национальностей: балтийских немцев, армян, грузин, украинцев, татар. Целиком все это разноголосие не сливается. Когда-то можно быть таким, когда-то -- другим. Можно быть спокойным и сдержанным, можно -- эмоциональным. Если еще уметь своими настроениями управлять, вообще замечательно.
О.З.: Ваш семейный уклад соответствует больше восточному или западному стандарту?
М.П.: Что такое Восток? Это когда в доме полный хозяин женщина. Если восточная женщина не выходит на улицу, это не значит, что она лишена прав. На улице грязно и противно, и туда ей не надо, не по рангу. Она полностью распоряжается в доме.
У нас скорее европейское устройство: мы пополам распоряжаемся. Да я и не задумывался. Спокойная, нормальная совместная жизнь. Каждый может пойти купить хлеб, если надо. Главное -- ребенка воспитать.
И.П.: Всегда надо помнить, что ребенок видит, как мы поступаем. Борьке, например, очень нравится, что мама такая крутая на работе, такая деловая. Ему не хотелось бы, чтобы я была домохозяйкой.
М.П.: Неизвестно.
И.П.: Точно-точно, он мне сам говорил.
О.З.: А кто глава семьи?
И.П.: Михаил Борисович. Так и должно быть. Если женщина -- глава семьи, это несчастная семья. Значит, жена не уважает своего мужа, не считается с его мнением и не любит его.
О.З.: Муж на вас сильно влияет?
И.П.: Влияет, но я не могу сказать, что Михаил Борисович меня слепил. Мы влияем друг на друга взаимно.
Я москвичка, и менталитет у меня московский. Он очень отличается от петербургского. Когда я попала в Петербург, долго не могла вписаться в здешний контекст.
Например, пошла в университет искать экономистов-международников. Лекции, которые там читали, привели меня в ужас. Попробовала объяснить, что так преподавать невозможно. Я к тому времени защитила кандидатскую диссертацию, среди моих преподавателей был Евгений Максимович Примаков, я знала, что говорю. Но кончилось тем, что от меня просто начали шарахаться. Какая экономика, какой бизнес?! У Петербурга совсем другие формы постижения действительности.
Вот когда я приезжаю в Москву, в мамину квартиру, там я в полном комфорте.
О.З.: Чем же все-таки москвички отличаются?
И.П.: Они более мобильны, они жестче. Чтобы в Москве добиться чего-то, надо быть просто железной.
Я считаю, что женщина должна работать, быть максимально независимой от мужа. Если мужчина занят делом, которое ему интересно, почему я не имею на это права?
О.З.: Ваша независимость не вызывала непонимания в семье?
И.П.: Я разумно независима.
О.З.: Как вы попали на работу в Смольный, в администрацию Петербурга?
И.П.: Меня пригласили туда в начале 90-х. Это была эпоха тотального дефицита, талонов. Бывало, приходишь на работу, там говорят, что в городе хлеба и муки осталось на пять дней. Но работать было интересно. Я окунулась в ту самую экономику, в те проблемы, которые раньше изучала.
Сейчас я работаю замначальника управления внешне-экономических связей комитета по внешним связям администрации Санкт-Петербурга, занимаюсь подготовкой и реализацией международных финансовых проектов.
О.З.: Кто вам помогает по дому?
И.П.: Женщина, которой я глубоко за это благодарна. Я не стала бы называть ее домработницей -- это старомодное определение подразумевает грязный фартук и тряпку. Моя же помощница иногда выглядит лучше меня.
О.З.: Ваша работа связана с командировками?
И.П.: Да, и командировки частые. Как говорит моя помощница, наш сын Борька заброшен. То есть он целыми днями здесь, в Эрмитаже. Он вырос в музее.
Борис с шести лет за компьютером. Теперь ему шестнадцать. Работает с эрмитажными компьютерными программами, помогает отцу.
О.З.: Этот труд оплачивается?
И.П.: Михаил Борисович не платит ему ни копейки и думает, что правильно делает. А я считаю, что за работу надо платить. Борис должен понимать: любой труд что-то стоит.
О.З.: А кем бы вы хотели видеть своих детей?
М.П.: В раннем детстве меня спросили, кем я хочу быть. "Хорошим арабистом",-- ответил я. И так все смеялись, мол "тоже мне, вообще". Вот я стал хорошим арабистом. Будь у меня другие условия жизни, все равно я выбрал бы профессию востоковеда.
Я хотел бы, чтобы мои дети сами сделали свой выбор и никогда о нем не жалели. Как не жалел я. По моему, у Маши это получается. У Бори -- посмотрим.
О.З.: Ваш сын не уедет учиться за границу?
М.П.: С одной стороны, все равно. Образование везде не блестящее. Все зависит от человека. Борис учиться будет здесь. Он вырос в этом городе. Петербуржец и должен учиться в Петербурге, должен пройти все уровни взросления, вплоть до высшего образования, только тогда он петербуржец. Что бы ни говорила Ирина Леонидовна, это особая порода людей. Я бы хотел, чтобы в нем этот дух был. А вот жить можно где угодно.
О.З.: А чем занимается ваша старшая дочь?
И.П.: Мария окончила восточный факультет Петербургского университета. Знает прекрасно четыре языка: арабский, английский, иврит, немецкий. Работает в "БНП-Дрезднер-банке". Ее забрали из петербургского филиала в Москву руководить департаментом валютных операций.
Она замужем, но детей пока нет. Карьера! Ее поколение вообще не очень хочет детей. Меня, например, рождение Бори окрылило невероятно. И Михаила Борисовича. Когда сын был маленький, муж мог стоять минут сорок около его кроватки и наблюдать, как Боря спит. Не могу объяснить, но в этом было что-то... святое.
О.З.: Вы церковный человек?
И.П.: Хотя я крещена в православие, но -- нет. К сожалению, может быть. Наверное, это помогает людям.
Когда я была в Риме, в Ватикане, там в соборе на одной из исповедальных кабинок увидела надпись: "Русский язык" -- и над ней зеленую лампочку. Можно было зайти. Но я не знала, что мне нужно говорить, в чем исповедаться.
О.З.: Вам ни за что в этой жизни не стыдно?
И.П.: Это кажется странным, да? Не стыдно.
О.З.: Вы рады, что дочь уехала в Москву?
И.П.: Я была бы рада сама туда вернуться. Но это невозможно. Михаил Борисович никогда не бросит Петербург, Эрмитаж.
О.З.: Что для вас самая большая ценность?
И.П.: Семья, дом. Я, когда пересекаю порог своей квартиры, моментально чувствую себя по-другому. Почти физическое ощущение надежного тыла...
О.З.: Ваш дом "закрыт" именно поэтому?
И.П.: У Михаила Борисовича и у меня переизбыток общения, ненормальное количество контактов. Дома хочется просто сесть на диван и посмотреть телевизор. Это для меня большое удовольствие. Вот так банально.
М.П.: У меня часто просят домашний телефон. Зачем? Я возвращаюсь домой в районе одиннадцати ночи, утром рано ухожу. И не нужно мне домой звонить, все равно делового разговора не получится.
Общаться с друзьями я тоже предпочитаю вне дома. Где-то вместе побывать, за город поехать -- вот это интересно. Но последние пять лет времени для таких выездов практически нет. Много работы, не до застолий, в общем.
Наш дом -- это пространство нашей семьи, место уединения. Честно говоря, я человек не очень общительный. То, что я в течение дня общаюсь с таким числом людей, важно, интересно, но и утомительно. В принципе, я могу днями ни с кем не разговаривать.
О.З.: Чем больше всего Ирина Леонидовна вас удивила?
М.П.: Редким сочетанием красоты, ума и доброты. И до сих пор этим поражает.
О.З.: Ирина Леонидовна, какие женские слабости вам не чужды?
И.П.: Я люблю магазины. Если мне нужно снять стресс, делаю шопинг. Иногда, чтобы поднять настроение, достаточно купить какую-нибудь мелочь из косметики.
О.З.: Духи у вас, кажется, Диор...
И.П.: Да, "Диорелла". У меня дома целая коллекция духов. Недавно сын привез из Франции "Дали" и обижается, что я ими не пользуюсь. А я просто поставила коробку на полку, смотрю на нее, и мне так приятно: мой Борька купил мне духи.
О.З.: Михаил Борисович, а от вас чем обычно пахнет?
М.П.: Ничем, я духи не употребляю.
О.З.: А свое кашне вы снимаете когда-нибудь?
М.П.: "Свежий" вопрос. Оно мне нравится! И внутреннее ощущение тоже меня устраивает. Я представляю, что было бы, если бы мой отец в бытность директором Эрмитажа пришел в шарфе на работу. Ему бы сразу в обкоме сказали: "Борис Борисыч, вы что, с ума сошли?" А сейчас мне никто ничего не говорит. Я в этом шарфе хожу и к президенту, и к премьеру, и в правительство. Это такой символ свободы. Того, что теперь многое из нормальных вещей можно делать. Директору даже можно ходить в шарфе. И тем самым доказывать, что Эрмитаж ничуть не хуже Лувра, где директор тоже в шарфе, причем всегда в красном.
О.З.: Ну, я думаю, Эрмитаж не хуже Лувра не только поэтому.
М.П.: Я имею в виду не только музей. Своим поведением мы должны показывать, что живем такой же жизнью, что и они.
О.З.: Мы должны это показывать или мы так живем?
М.П.: Я действительно живу такой же жизнью, как и директора крупных музеев мира.
Если раньше, в советское время, мы себя ощущали чуть-чуть ущербными, даже Борис Борисович, который никогда этого не показывал и всегда был такой элегантный и всех восхищал. Сейчас директор Эрмитажа прилетает и улетает, никого не спрашивая, свободно общается с кем хочет и... может ходить в шарфе. Дай Бог, чтоб это было всегда.
О.З.: Вы верите в гороскопы?
И.П.: В последнее время стала верить. Я Козерог. Все, что написано про этот знак, относится и ко мне. У меня всю жизнь какие-то преодоления. Вечером сидишь в машине, слушаешь астрологический прогноз: у всех все хорошо, только у Козерога проблемы. В расчет я принимаю, но не зацикливаюсь.
О.З.: Машину сами водите?
И.П.: Нет. Здесь нельзя водить. Вот моя дочка за рулем. Едет, ругается, рукой грозит, все претензии кричит в окно. Я так не могу.
О.З.: Ваш дом в плане обстановки -- что это?
М.П.: Нормальный дом. Вот Ирину Леонидовну все раздражают книги.
И.П.: Не раздражают. Они поглощают нас.
М.П.: Книги -- это часть жизни, это русская традиция. На Западе все в библиотеку ходят. У меня старая привычка, что книга должна быть всегда под рукой. Теперь в доме книг так много, что я себе разрешаю купить книжку раз в год. Ну раз в месяц.
И.П.: Вот это точнее.
О.З.: А конфликты каким образом разрешаете?
И.П.: Сами разрешаются. Ну не бывает у нас конфликтов.
О.З.: Получается, случайное знакомство и идеальная семья?
И.П.: Что значит -- идеальная? Нормальная.
М.П.: Я говорю только сыну: ты смотри, твой дед женился в 36 лет и твой отец женился в 36 лет. Вот, пожалуйста, жениться раньше не смей. Я думаю, этим многое объясняется. Конечно, чувство не может быть рациональным, но понятно, что в тридцать шесть лет жениться случайно невозможно. Получилось очень удачно. Я доволен.
ОЛЬГА ЗБОРОВСКАЯ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
