16 апреля 2024
USD 93.59 +0.15 EUR 99.79 +0.07
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2007 года: "МАШИНА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЧУДЕС"

Архивная публикация 2007 года: "МАШИНА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЧУДЕС"

Всемирно известный канадский режиссер Робер Лепаж — один из главных гостей Чеховского фестиваля. В июле на площадке МХТ покажут три его спектакля: «Обратная сторона луны», «Проект Андерсен» и знаменитый эпос на трех языках — «Трилогия Драконов». Накануне визита в Москву Лепаж рассказал «Профилю» о своих взглядах на искусство и театр.Театр и церковь

— Как давно существует канадский театр?

— Официально не так уж давно: канадские драматурги появились лишь в 1950-х годах. До того театр, конечно, существовал, но это были либо классические французские постановки, либо кабаре. До 1950-х театр обслуживал церковь, чтобы давать уроки морали. У нас даже есть выражение: «канадский театр родился святым».

— А что случилось в 1950-х?

— Произошла так называемая спокойная революция. Безоружная, мягкая, деликатная, но все-таки революция. Тогда в Квебеке (сам Лепаж родом из этой франкоязычной провинции. — «Профиль») порвали с существовавшей мощной религиозной традицией. Канадская культура стала заявлять о себе с 60-х годов, когда произошел всплеск в поэзии и фольклорной музыке. Культура очень молода: нашему, канадскому, Чехову — Мишелю Трампле — всего 65 лет.

— В России широка прослойка людей, для которых театр — светская религия. В Канаде театр стал своеобразной альтернативой церкви?

— Справедливый вопрос. Людям необходимо собираться вместе, они тяготеют к этому. И поскольку сегодня люди меньше собираются в церквях, они перетекли в театры. Хотя до того театр считался грешным местом.

Не забывайте, во франкоязычной Канаде общество находилось под гнетом католической церкви в той же степени, что в Испании и Италии. Странные это были отношения: с одной стороны, церковь тормозила развитие светской культуры, в том числе театра, с другой — именно благодаря ей сохранился французский язык и самоидентификация франкоговорящих канадцев. Изначально ведь Канада была французской колонией. Англичане пришли позже и, можно сказать, выгнали французов. Но из суеверия не осмелились нападать на французские католические церкви и везде продолжали вести обучение на французском языке. Даже на пресс-конференциях чувствуется эта особенность: когда речь заходит о франкоязычной канадской культуре, англоязычные послы переходят на французский.

Автор и тело

— Вы с англоязычным театром на ножах?

— Нельзя так сказать, просто в англоязычной канадской культуре сильна традиция автора, драматурга, а во франкоязычной ярче визуальная часть, связь с телом. Не надо забывать, что Канада владеет обширными территориями, сопоставимыми с российскими просторами, только населения немного. Между городами — огромные расстояния. В связи с этим театральные коммуникации ограниченны и культурные сообщества изолированны. Вот и мы с англоязычным театром друг другу не мешаем, но при этом находимся в странном противостоянии. У нас разные ценности. У квебекцев в почете либеральные ценности, они выступают против войны в Ираке, за гомосексуальные браки, за аборты, а в англоязычной Канаде все более консервативно, население привержено семейным ценностям и вообще очень тяготеет к Северной Америке.

— Кто повлиял на ваше творчество?

— Конечно, Питер Брук и Питер Штайн влияли на меня, но, если честно, моя культура родом не из театра. Я был ориентирован, скорее, на рок-культуру, рок-музыку, танец. В 70-е годы рок-музыка была очень театральна, участники бендов переодевались в разные костюмы. Такие люди, как Питер Гэбриэл (солист Genesis), превращали рок-концерты в настоящие спектакли. В какой-то момент я страшно заинтересовался танцем, в частности Пиной Бауш. Однако меня волновала не хореография, а драматическая составляющая. Можно сказать, люди, которые повлияли на мое творчество, были людьми вполне театральными, но не из театра.

— А какая из ваших профессий принесла вам больше открытий: кино, опера, театр?

— Конечно, театр — мой главный источник вдохновения и эстетических привязанностей. Кино — безусловно, опера — да, но не они моя первая любовь. В киноиндустрии гораздо меньше свободы, чем в театре. Когда я заполняю анкету на визу, в графе «профессия» никогда не знаю, что писать: по-английски режиссер — director, a director, в общем, ничего не значит...

Бог и пустота

— Как переводится название вашей компании Ex Machina?


— Есть выражение «Бог из машины», deux ex machina. В театре раньше Бог спускался с неба и спасал ситуацию. Мы Бога убрали и оставили ex machina.

— Убрав Бога, кого вы ставите на его место? Или для вас принципиальна пустота?

— Мы убрали слово «Бог» не потому, что мы атеисты. Мы хотели оставить слово «машина». Но для нас это не любая машина, а только театральная. Машина, откуда появляется чудо. Наш театр — это машина, производящая чудеса. Мы берем табуретку, стул, компьютер, и благодаря этим предметам происходит чудо. Изначально мы не знаем, к чему придем в конце. Мы верим, что наше творчество подскажет направление движения. Я верю в неосознанное. Мне кажется, до того, как ты принялся за спектакль, он уже на самом деле где-то существует. Мы как археологи — они, когда роются в земле, не знают, что найдут. Так и мы. Надо только найти плодородную почву.

— Сегодня вам интереснее рыться в классическом багаже или в современных историях?

— Мне интересна новая культура. С классической драмой лучше справятся другие.

— Ваш театр репертуарный или проектный?

— Скоро станем репертуарным. У нас будет постоянная афиша и постоянная труппа. Как «Комеди Франсез», только с другим репертуаром. Большую его часть мы показываем в Москве.

Музеи с собственностью

— Каково отношение государства к театрам? Сколько в Канаде репертуарных театров?

— В Квебеке нет вообще. Много сдаваемых в аренду театральных помещений разной формы собственности. В англоязычной Канаде есть репертуарные театры, они ставят Шекспира традиционно, классически, часто в режиме летнего театра. Строго говоря, их нельзя отнести к канадскому театру. Это хорошо сделанный музей.

— Многие ваши спектакли стали своеобразной основой для кино. Вы хотите таким способом зафиксировать свои спектакли?

— Наверное... Да, мне нравится такая версия. Однако не по всем спектаклям получаются хорошие фильмы. Одни пьесы легко переносятся на экран, другие хуже. Когда будет репертуарный театр, кино уже не придется заниматься. Но у меня действительно был соблазн запечатлеть на пленке то, что я ставил.

— Ваша знаменитая «Трилогия Драконов» идет на английском, французском и китайском языках. Как в спектакле возник китайский язык? Вопрос актуален для России: в Москве в последнее время модно нанимать бонн-китаянок, чтобы дети учили язык будущего...

— Китайский язык очень интересен. Я не говорю на нем, но могу немного читать. Долгое время между Китаем и Канадой отношений не было никаких. Однако я долго работал в Японии, а в манере написания японские и китайские иероглифы похожи. Могу читать и кириллицу. Не понимая русского, могу читать газеты и вывески.

Всемирно известный канадский режиссер Робер Лепаж — один из главных гостей Чеховского фестиваля. В июле на площадке МХТ покажут три его спектакля: «Обратная сторона луны», «Проект Андерсен» и знаменитый эпос на трех языках — «Трилогия Драконов». Накануне визита в Москву Лепаж рассказал «Профилю» о своих взглядах на искусство и театр.Театр и церковь

— Как давно существует канадский театр?

— Официально не так уж давно: канадские драматурги появились лишь в 1950-х годах. До того театр, конечно, существовал, но это были либо классические французские постановки, либо кабаре. До 1950-х театр обслуживал церковь, чтобы давать уроки морали. У нас даже есть выражение: «канадский театр родился святым».

— А что случилось в 1950-х?

— Произошла так называемая спокойная революция. Безоружная, мягкая, деликатная, но все-таки революция. Тогда в Квебеке (сам Лепаж родом из этой франкоязычной провинции. — «Профиль») порвали с существовавшей мощной религиозной традицией. Канадская культура стала заявлять о себе с 60-х годов, когда произошел всплеск в поэзии и фольклорной музыке. Культура очень молода: нашему, канадскому, Чехову — Мишелю Трампле — всего 65 лет.

— В России широка прослойка людей, для которых театр — светская религия. В Канаде театр стал своеобразной альтернативой церкви?

— Справедливый вопрос. Людям необходимо собираться вместе, они тяготеют к этому. И поскольку сегодня люди меньше собираются в церквях, они перетекли в театры. Хотя до того театр считался грешным местом.

Не забывайте, во франкоязычной Канаде общество находилось под гнетом католической церкви в той же степени, что в Испании и Италии. Странные это были отношения: с одной стороны, церковь тормозила развитие светской культуры, в том числе театра, с другой — именно благодаря ей сохранился французский язык и самоидентификация франкоговорящих канадцев. Изначально ведь Канада была французской колонией. Англичане пришли позже и, можно сказать, выгнали французов. Но из суеверия не осмелились нападать на французские католические церкви и везде продолжали вести обучение на французском языке. Даже на пресс-конференциях чувствуется эта особенность: когда речь заходит о франкоязычной канадской культуре, англоязычные послы переходят на французский.

Автор и тело

— Вы с англоязычным театром на ножах?

— Нельзя так сказать, просто в англоязычной канадской культуре сильна традиция автора, драматурга, а во франкоязычной ярче визуальная часть, связь с телом. Не надо забывать, что Канада владеет обширными территориями, сопоставимыми с российскими просторами, только населения немного. Между городами — огромные расстояния. В связи с этим театральные коммуникации ограниченны и культурные сообщества изолированны. Вот и мы с англоязычным театром друг другу не мешаем, но при этом находимся в странном противостоянии. У нас разные ценности. У квебекцев в почете либеральные ценности, они выступают против войны в Ираке, за гомосексуальные браки, за аборты, а в англоязычной Канаде все более консервативно, население привержено семейным ценностям и вообще очень тяготеет к Северной Америке.

— Кто повлиял на ваше творчество?

— Конечно, Питер Брук и Питер Штайн влияли на меня, но, если честно, моя культура родом не из театра. Я был ориентирован, скорее, на рок-культуру, рок-музыку, танец. В 70-е годы рок-музыка была очень театральна, участники бендов переодевались в разные костюмы. Такие люди, как Питер Гэбриэл (солист Genesis), превращали рок-концерты в настоящие спектакли. В какой-то момент я страшно заинтересовался танцем, в частности Пиной Бауш. Однако меня волновала не хореография, а драматическая составляющая. Можно сказать, люди, которые повлияли на мое творчество, были людьми вполне театральными, но не из театра.

— А какая из ваших профессий принесла вам больше открытий: кино, опера, театр?

— Конечно, театр — мой главный источник вдохновения и эстетических привязанностей. Кино — безусловно, опера — да, но не они моя первая любовь. В киноиндустрии гораздо меньше свободы, чем в театре. Когда я заполняю анкету на визу, в графе «профессия» никогда не знаю, что писать: по-английски режиссер — director, a director, в общем, ничего не значит...

Бог и пустота

— Как переводится название вашей компании Ex Machina?


— Есть выражение «Бог из машины», deux ex machina. В театре раньше Бог спускался с неба и спасал ситуацию. Мы Бога убрали и оставили ex machina.

— Убрав Бога, кого вы ставите на его место? Или для вас принципиальна пустота?

— Мы убрали слово «Бог» не потому, что мы атеисты. Мы хотели оставить слово «машина». Но для нас это не любая машина, а только театральная. Машина, откуда появляется чудо. Наш театр — это машина, производящая чудеса. Мы берем табуретку, стул, компьютер, и благодаря этим предметам происходит чудо. Изначально мы не знаем, к чему придем в конце. Мы верим, что наше творчество подскажет направление движения. Я верю в неосознанное. Мне кажется, до того, как ты принялся за спектакль, он уже на самом деле где-то существует. Мы как археологи — они, когда роются в земле, не знают, что найдут. Так и мы. Надо только найти плодородную почву.

— Сегодня вам интереснее рыться в классическом багаже или в современных историях?

— Мне интересна новая культура. С классической драмой лучше справятся другие.

— Ваш театр репертуарный или проектный?

— Скоро станем репертуарным. У нас будет постоянная афиша и постоянная труппа. Как «Комеди Франсез», только с другим репертуаром. Большую его часть мы показываем в Москве.

Музеи с собственностью

— Каково отношение государства к театрам? Сколько в Канаде репертуарных театров?

— В Квебеке нет вообще. Много сдаваемых в аренду театральных помещений разной формы собственности. В англоязычной Канаде есть репертуарные театры, они ставят Шекспира традиционно, классически, часто в режиме летнего театра. Строго говоря, их нельзя отнести к канадскому театру. Это хорошо сделанный музей.

— Многие ваши спектакли стали своеобразной основой для кино. Вы хотите таким способом зафиксировать свои спектакли?

— Наверное... Да, мне нравится такая версия. Однако не по всем спектаклям получаются хорошие фильмы. Одни пьесы легко переносятся на экран, другие хуже. Когда будет репертуарный театр, кино уже не придется заниматься. Но у меня действительно был соблазн запечатлеть на пленке то, что я ставил.

— Ваша знаменитая «Трилогия Драконов» идет на английском, французском и китайском языках. Как в спектакле возник китайский язык? Вопрос актуален для России: в Москве в последнее время модно нанимать бонн-китаянок, чтобы дети учили язык будущего...

— Китайский язык очень интересен. Я не говорю на нем, но могу немного читать. Долгое время между Китаем и Канадой отношений не было никаких. Однако я долго работал в Японии, а в манере написания японские и китайские иероглифы похожи. Могу читать и кириллицу. Не понимая русского, могу читать газеты и вывески.

ФИЛЬМОГРАФИЯ:
1995 Исповедальня/ The Confessional
1997 Детектор лжи/Polygraph
1998 Но/No
2000 Возможные миры/ Possible Worlds
2003 Обратная сторона Луны/ The Far Side of the Moon — фильм о братьях, чьи отношения развиваются на фоне соперничества США и СССР (режиссера консультировал космонавт Алексей Леонов)

Еще в начале 2000-х в Канаде был выпущен сборник статей «Робер Лепаж и театральная парадигма XX века» — мало кто из российских режиссеров его возраста удостоился такой чести (Лепажу 50, но выглядит он моложе). Квебекский театр Лепажа Ex Machina, расположившийся в восстановленном пожарном депо, как это водится у интеллектуалов, — образец авторского интеллектуального театра, где вместе с единомышленниками Лепаж ищет новый сценический язык, объединяя оперу, драму, кукольный театр, музыку и танец. Поиски были оценены: в апреле в греческих Салониках Лепажу вручили театральный «Оскар» — 60 тыс. евро и премию «Европа — театру», учрежденную Еврокомиссией за вклад в развитие мирового театрального искусства.
Перетекание искусств, как красок на полотнах импрессионистов, — одна из главных черт его театра. Несколько лет назад в рамках Московского кинофестиваля шла ретроспектива фильмов Лепажа, уверенного, что кино сделало для театра то же, что фотография для изобразительного искусства: открыла дорогу импрессионизму, сюрреализму и абстрактной живописи, подарила свободу самовыражения. Родство франкоязычного канадца с одним из первых импрессионистов, Бастьеном-Лепажем (1848—1884), напрашивается само собой.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».