22 декабря 2024
USD 102.34 -1.08 EUR 106.54 -1.41
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 2008 года: "Михаил КАМЕНСКИЙ: "

Архивная публикация 2008 года: "Михаил КАМЕНСКИЙ: <В мире стало очень много денег>"

В Москве прошла предаукционная выставка вторых специализированных лондонских торгов современного русского искусства, которые состоятся 12 марта. Ожидается, что аукцион принесет $5-7 млн. Глава Михаил Каменский уверен: мода на современное русское искусство - набирающий силу мировой тренд.

- Прошлый год, похоже, стал одним из самых успешных для ?


- В мире стало очень много денег. Количество богатых существенно возросло. Они сами отмечают это, сокрушенно вздыхая. Концентрация огромных сумм в руках немногих привела к развитию рынков роскоши. В частности, стал интенсивно расти художественный рынок. Я не считаю его сегментом luxury, так как приобретение произведений искусства далеко не всегда есть следствие пресыщенности, очень часто это естественная человеческая потребность. Но если анализировать потребительскую аудиторию и темпы ценообразования, эти рынки смыкаются. Но как бы то ни было, в 2007 году получил самую большую прибыль за всю историю своего существования, а обороты компании достигли беспрецедентных $6,2 млрд.


Это не может не радовать на фоне повсеместных разговоров о неизбежности экономического кризиса. Тезис о непрямой корреляции мирового фондового рынка с рынком художественным находит дополнительное подтверждение. Сегодня художественный рынок ощущает себя здоровым и полным сил.


Обороты рынка существенно растут еще и потому, что художественные произведения становятся все более и более популярными объектами для финансовых и социальных инвестиций. Из сверхдорогих объектов роскоши предметы искусства являются одними из немногих, чуть ли не единственными инвестиционно привлекательными. Да и как социальная инвестиция искусство приносит большие репутационные дивиденды, чем любой сверхдорогой автомобиль, самолет или диадема.


- Проведенный в феврале прошлого года аукцион современного русского искусства, наверное, был рискованным шагом. Ожидал ли аукционный дом подобных результатов?


- Современное русское искусство как сегмент традиционных русских аукционных коллекций пользуется все большей популярностью. Стали расти и цены, особенно в течение прошлого года. Потенциал российского рынка велик, он на подъеме, но, как топка без угля, не может без новых работ и новых имен. Ресурс старого искусства исчерпан, запасы второй половины ХХ века ограниченны, а молодое и не очень молодое современное искусство только начинает в страшных муках и корчах рождать своих звезд. Сегодняшние галеристы увлеченно и успешно формируют из них художественные бренды.


- Почему брендом стало именно новое искусство, а не работы старых мастеров?


- Возникла новая отечественная буржуазия, новая интеллектуальная и политическая элита. Кроме культурного и исторического наследия, с которым эта элита себя ассоциирует, должна возникнуть и новая совокупность свежих культурно значимых ценностей, с которыми новая буржуазия, новая власть, новая элита хочет себя ассоциировать сегодня и будет ассоциироваться завтра в глазах грядущих поколений. Поэтому, с моей точки зрения, именно потребность в новых идеологических манифестах, желание российской буржуазии создавать неклассические коллекции, основанные на нехрестоматийных именах, коллекции, которые говорят на сегодняшнем языке и обращены не в прошлое, а в будущее, привели к возникновению и росту рынка актуального искусства. Художники поколения 1990-х и рубежа веков успешно разрабатывают новые символы и жесты. Дефицит адекватных символов, то есть художественных находок, правдиво передающих состояние среды, в которой мы живем, привел к резкому росту цен на современное искусство.


- Отчасти в этом есть заслуга российских галеристов.


- Галерейное движение возникло у нас во второй половине 1980-х, но развивалось медленно. Инфраструктура художественного рынка развита в Москве, существует в Питере и кое-где в регионах. Интерес к современному искусству в огромной стране растет куда быстрее, чем способность галерей его качественно удовлетворить. Поэтому наш аукционный эксперимент в феврале 2007 года был просчитанным. Мы понимали, что аудитория велика. Ее нужно формировать дальше, расширять кругозор, объяснять, показывать: Выполнять не только бизнес-миссию, но и культурную.


- Первый аукцион русского авангарда и современного советского искусства провел в Москве в июле 1988 года. Кто выступил с инициативой его проведения? Тогда не было тренда .


- Тогда был другой тренд, политический - наведение мостов между двумя противоборствующими системами. Он требовал новых способов коммуникации. И одним из таких способов стало новое искусство, которого до этого никто не знал, искусство, которое говорило языком, понятным в равной степени советскому и западному обществу. Благодаря этому аукциону Горбачев и перестройка получили в мире колоссальную рекламу. Инициирован аукцион был Министерством культуры СССР. А это дело подхватил и развил.


Должен был состояться второй аукцион. Но он захлебнулся, потому что сначала министерство побоялось продолжения, а потом начались радикальные изменения политической системы и уже было не до того.


В 1988 году риски были огромные. Хотя они были уравновешены чрезвычайной популярностью перестройки. Людей, которые бы хотели стать владельцами продуктов этой художественной рефлексии, было много. Среди покупателей были богатейшие люди Земли, серьезные люди шоу-бизнеса, такие как Элтон Джон, крупнейшие банкиры, крупнейшие галеристы. Сегодня все по-другому, но не менее сложно. Тем не менее мы думаем о продолжении эксперимента.


- А какова ситуация в мире? Каково отношение к современному русскому искусству за рубежом?


- Российские галеристы в течение последних лет активно участвуют в международных ярмарках, осознанно идя на немалые затраты. Но если сопоставить количество работ современных российских авторов, участвующих в зарубежных выставках, и очень дорогих американских, английских или французских современных художников, то наше представительство окажется весьма немногочисленным. Мы еще не заняли твердых позиций на международном рынке современного искусства.


- Больной вопрос для российского арт-рынка - экспертиза. В чьих руках она должна быть? Может, ее нужно отдать на откуп государству?


- Никто еще не смог выработать метод, который бы стопроцентно гарантировал правильность выводов экспертов. Технологи применяют разные технологии, искусствоведы как носители субъективного мнения оперируют очень субъективными данными и представлениями о том, что подлинно, а что нет. Но во всех странах существует совокупность правил, более или менее прописанных на законодательном уровне, что возлагает на экспертов серьезную ответственность за сделанные выводы. В нашей стране эта ответственность минимальна.


Я не уверен в том, что монополия государства на экспертную деятельность приведет к какому-то существенному оздоровлению экспертной сферы, потому что коррупция является болезнью, свойственной государственному аппарату в первую очередь. С другой стороны, в профессиональной среде существуют определенные попытки самоорганизоваться, противостоять волне подделок и некачественной сертификации. Чтобы все это свести воедино и выработать язык, на котором можно разговаривать, посреднические услуги государства необходимы.


- А вы для экспертизы кого привлекаете?


- Мы проповедуем принцип личного доверия. Нам не важно, является ли эксперт сотрудником государственного учреждения. Он может работать в Центре Грабаря, в Третьяковке или Русском музее или даже сидеть дома. Нам важна его репутация, главное, чтобы на его подпись была соответствующая реакция у рынка. И если мы знаем, что Дмитрий Владимирович Сарабьянов был лично знаком с художником Павлом Варфоломеевичем Кузнецовым, хорошо знал его вещи, то полагаем, что у рынка есть доверие к его мнению.


При этом если в Лондоне или Нью-Йорке нам приносят вещи со стопроцентно добросовестным происхождением, если мы можем проверить историю бытования вещи, то экспертиза нам на нее не требуется. Но уж если специалисты компании засомневались, то мы постараемся привезти вещь в Москву и показать заслуживающим доверия людям. В последнее время очень много появилось дилеров и галеристов, которые ревнуют к высоким результатам . Они начинают распространять зловредные слухи. Из-за этого количество разговоров и сплетен о подделках все время увеличивается. Но иногда эти сплетни связаны с прямым коммерческим расчетом. Например, какой-нибудь дилер, действуя в интересах своего клиента-коллекционера и обладая определенной репутацией, начинает совершенно сознательно распускать слухи, порочащие те или иные произведения искусства, включенные в аукционную коллекцию. При этом среди клиентов не так много экспертов или людей с достаточной искусствоведческой компетенцией. Клиенты на это покупаются. И тогда дилер приобретает якобы сомнительную вещь дешево или значительно дешевле, чем она на самом деле стоит. Я недавно был свидетелем такого рода операции. К сожалению, не могу называть конкретных авторов: ни произведений, ни тех, кто распространяет эти слухи. Проблема экспертизы острейшая и главнейшая, но она еще и очень сильно преувеличена.


- На аукционах все чаще стали фигурировать русские покупатели, в частности коллекцию Вишневской-Ростроповича приобрел российский предприниматель Алишер Усманов, правда, еще до начала торгов. В России появляются новые Третьяковы?


- Российские коллекционеры покупают разное искусство. Многие стремятся покупать самые качественные, редкие лоты. Они сталкиваются лбами друг с другом и с нерусскими собирателями. Те искры, которые летят от этих столкновений, разжигают пламя высоких цен и благотворные для нового искусства процессы. Но, сравнивая нынешнее с прошлым, замечу, что Третьяков да и вся плеяда выдающихся русских купцов-собирателей были не только коллекционерами, но и меценатами. Покупая Матисса или Левитана, эти купцы мечтали не о том, что их внуки и правнуки смогут продать купленное по ценам, превышающим тогдашние в сотни или тысячи раз. Наши соотечественники, которые сейчас активно участвуют в аукционной борьбе, возможно, лишь частично окажутся Третьяковыми, потому что кто-то из них, возможно, пожертвует что-то государству или любимому городу.


А вот тенденция, которую я постараюсь предсказать: в ближайшие пять лет художественный рынок и художественная жизнь будут ознаменованы открытием большого количества частных музеев. Но чтобы кому-то можно было присвоить высокий титул Третьякова, нужно потратить большие деньги и большие творческие силы на поддержку современного искусства в разных регионах страны.

В Москве прошла предаукционная выставка вторых специализированных лондонских торгов современного русского искусства, которые состоятся 12 марта. Ожидается, что аукцион принесет $5-7 млн. Глава Михаил Каменский уверен: мода на современное русское искусство - набирающий силу мировой тренд.

- Прошлый год, похоже, стал одним из самых успешных для ?


- В мире стало очень много денег. Количество богатых существенно возросло. Они сами отмечают это, сокрушенно вздыхая. Концентрация огромных сумм в руках немногих привела к развитию рынков роскоши. В частности, стал интенсивно расти художественный рынок. Я не считаю его сегментом luxury, так как приобретение произведений искусства далеко не всегда есть следствие пресыщенности, очень часто это естественная человеческая потребность. Но если анализировать потребительскую аудиторию и темпы ценообразования, эти рынки смыкаются. Но как бы то ни было, в 2007 году получил самую большую прибыль за всю историю своего существования, а обороты компании достигли беспрецедентных $6,2 млрд.


Это не может не радовать на фоне повсеместных разговоров о неизбежности экономического кризиса. Тезис о непрямой корреляции мирового фондового рынка с рынком художественным находит дополнительное подтверждение. Сегодня художественный рынок ощущает себя здоровым и полным сил.


Обороты рынка существенно растут еще и потому, что художественные произведения становятся все более и более популярными объектами для финансовых и социальных инвестиций. Из сверхдорогих объектов роскоши предметы искусства являются одними из немногих, чуть ли не единственными инвестиционно привлекательными. Да и как социальная инвестиция искусство приносит большие репутационные дивиденды, чем любой сверхдорогой автомобиль, самолет или диадема.


- Проведенный в феврале прошлого года аукцион современного русского искусства, наверное, был рискованным шагом. Ожидал ли аукционный дом подобных результатов?


- Современное русское искусство как сегмент традиционных русских аукционных коллекций пользуется все большей популярностью. Стали расти и цены, особенно в течение прошлого года. Потенциал российского рынка велик, он на подъеме, но, как топка без угля, не может без новых работ и новых имен. Ресурс старого искусства исчерпан, запасы второй половины ХХ века ограниченны, а молодое и не очень молодое современное искусство только начинает в страшных муках и корчах рождать своих звезд. Сегодняшние галеристы увлеченно и успешно формируют из них художественные бренды.


- Почему брендом стало именно новое искусство, а не работы старых мастеров?


- Возникла новая отечественная буржуазия, новая интеллектуальная и политическая элита. Кроме культурного и исторического наследия, с которым эта элита себя ассоциирует, должна возникнуть и новая совокупность свежих культурно значимых ценностей, с которыми новая буржуазия, новая власть, новая элита хочет себя ассоциировать сегодня и будет ассоциироваться завтра в глазах грядущих поколений. Поэтому, с моей точки зрения, именно потребность в новых идеологических манифестах, желание российской буржуазии создавать неклассические коллекции, основанные на нехрестоматийных именах, коллекции, которые говорят на сегодняшнем языке и обращены не в прошлое, а в будущее, привели к возникновению и росту рынка актуального искусства. Художники поколения 1990-х и рубежа веков успешно разрабатывают новые символы и жесты. Дефицит адекватных символов, то есть художественных находок, правдиво передающих состояние среды, в которой мы живем, привел к резкому росту цен на современное искусство.


- Отчасти в этом есть заслуга российских галеристов.


- Галерейное движение возникло у нас во второй половине 1980-х, но развивалось медленно. Инфраструктура художественного рынка развита в Москве, существует в Питере и кое-где в регионах. Интерес к современному искусству в огромной стране растет куда быстрее, чем способность галерей его качественно удовлетворить. Поэтому наш аукционный эксперимент в феврале 2007 года был просчитанным. Мы понимали, что аудитория велика. Ее нужно формировать дальше, расширять кругозор, объяснять, показывать: Выполнять не только бизнес-миссию, но и культурную.


- Первый аукцион русского авангарда и современного советского искусства провел в Москве в июле 1988 года. Кто выступил с инициативой его проведения? Тогда не было тренда .


- Тогда был другой тренд, политический - наведение мостов между двумя противоборствующими системами. Он требовал новых способов коммуникации. И одним из таких способов стало новое искусство, которого до этого никто не знал, искусство, которое говорило языком, понятным в равной степени советскому и западному обществу. Благодаря этому аукциону Горбачев и перестройка получили в мире колоссальную рекламу. Инициирован аукцион был Министерством культуры СССР. А это дело подхватил и развил.


Должен был состояться второй аукцион. Но он захлебнулся, потому что сначала министерство побоялось продолжения, а потом начались радикальные изменения политической системы и уже было не до того.


В 1988 году риски были огромные. Хотя они были уравновешены чрезвычайной популярностью перестройки. Людей, которые бы хотели стать владельцами продуктов этой художественной рефлексии, было много. Среди покупателей были богатейшие люди Земли, серьезные люди шоу-бизнеса, такие как Элтон Джон, крупнейшие банкиры, крупнейшие галеристы. Сегодня все по-другому, но не менее сложно. Тем не менее мы думаем о продолжении эксперимента.


- А какова ситуация в мире? Каково отношение к современному русскому искусству за рубежом?


- Российские галеристы в течение последних лет активно участвуют в международных ярмарках, осознанно идя на немалые затраты. Но если сопоставить количество работ современных российских авторов, участвующих в зарубежных выставках, и очень дорогих американских, английских или французских современных художников, то наше представительство окажется весьма немногочисленным. Мы еще не заняли твердых позиций на международном рынке современного искусства.


- Больной вопрос для российского арт-рынка - экспертиза. В чьих руках она должна быть? Может, ее нужно отдать на откуп государству?


- Никто еще не смог выработать метод, который бы стопроцентно гарантировал правильность выводов экспертов. Технологи применяют разные технологии, искусствоведы как носители субъективного мнения оперируют очень субъективными данными и представлениями о том, что подлинно, а что нет. Но во всех странах существует совокупность правил, более или менее прописанных на законодательном уровне, что возлагает на экспертов серьезную ответственность за сделанные выводы. В нашей стране эта ответственность минимальна.


Я не уверен в том, что монополия государства на экспертную деятельность приведет к какому-то существенному оздоровлению экспертной сферы, потому что коррупция является болезнью, свойственной государственному аппарату в первую очередь. С другой стороны, в профессиональной среде существуют определенные попытки самоорганизоваться, противостоять волне подделок и некачественной сертификации. Чтобы все это свести воедино и выработать язык, на котором можно разговаривать, посреднические услуги государства необходимы.


- А вы для экспертизы кого привлекаете?


- Мы проповедуем принцип личного доверия. Нам не важно, является ли эксперт сотрудником государственного учреждения. Он может работать в Центре Грабаря, в Третьяковке или Русском музее или даже сидеть дома. Нам важна его репутация, главное, чтобы на его подпись была соответствующая реакция у рынка. И если мы знаем, что Дмитрий Владимирович Сарабьянов был лично знаком с художником Павлом Варфоломеевичем Кузнецовым, хорошо знал его вещи, то полагаем, что у рынка есть доверие к его мнению.


При этом если в Лондоне или Нью-Йорке нам приносят вещи со стопроцентно добросовестным происхождением, если мы можем проверить историю бытования вещи, то экспертиза нам на нее не требуется. Но уж если специалисты компании засомневались, то мы постараемся привезти вещь в Москву и показать заслуживающим доверия людям. В последнее время очень много появилось дилеров и галеристов, которые ревнуют к высоким результатам . Они начинают распространять зловредные слухи. Из-за этого количество разговоров и сплетен о подделках все время увеличивается. Но иногда эти сплетни связаны с прямым коммерческим расчетом. Например, какой-нибудь дилер, действуя в интересах своего клиента-коллекционера и обладая определенной репутацией, начинает совершенно сознательно распускать слухи, порочащие те или иные произведения искусства, включенные в аукционную коллекцию. При этом среди клиентов не так много экспертов или людей с достаточной искусствоведческой компетенцией. Клиенты на это покупаются. И тогда дилер приобретает якобы сомнительную вещь дешево или значительно дешевле, чем она на самом деле стоит. Я недавно был свидетелем такого рода операции. К сожалению, не могу называть конкретных авторов: ни произведений, ни тех, кто распространяет эти слухи. Проблема экспертизы острейшая и главнейшая, но она еще и очень сильно преувеличена.


- На аукционах все чаще стали фигурировать русские покупатели, в частности коллекцию Вишневской-Ростроповича приобрел российский предприниматель Алишер Усманов, правда, еще до начала торгов. В России появляются новые Третьяковы?


- Российские коллекционеры покупают разное искусство. Многие стремятся покупать самые качественные, редкие лоты. Они сталкиваются лбами друг с другом и с нерусскими собирателями. Те искры, которые летят от этих столкновений, разжигают пламя высоких цен и благотворные для нового искусства процессы. Но, сравнивая нынешнее с прошлым, замечу, что Третьяков да и вся плеяда выдающихся русских купцов-собирателей были не только коллекционерами, но и меценатами. Покупая Матисса или Левитана, эти купцы мечтали не о том, что их внуки и правнуки смогут продать купленное по ценам, превышающим тогдашние в сотни или тысячи раз. Наши соотечественники, которые сейчас активно участвуют в аукционной борьбе, возможно, лишь частично окажутся Третьяковыми, потому что кто-то из них, возможно, пожертвует что-то государству или любимому городу.


А вот тенденция, которую я постараюсь предсказать: в ближайшие пять лет художественный рынок и художественная жизнь будут ознаменованы открытием большого количества частных музеев. Но чтобы кому-то можно было присвоить высокий титул Третьякова, нужно потратить большие деньги и большие творческие силы на поддержку современного искусства в разных регионах страны.

Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".