Архивная публикация 2006 года: "Московский автовоз"
В солнечный полдень я вышла после интервью на улицу Ильинка и не обнаружила там оставленного час назад автомобиля. «Ч-ч-черт, как все это не вовремя!» — подумала я. Ну или что-то близкое к этому. Мысли ураганом неслись в голове. Врагу не пожелаешь таких трепетных волнений. Но что-то подсказывало: моя машина цела — вряд ли стали бы угонять с троллейбусной остановки, где она была припаркована (каюсь, виновата, но вокруг на три квартала все равно никаких парковок нет).
На углу Ильинки и Красной площади дежурил наряд ГАИ. Изобразив жалостливо-просящее выражение на лице, я бочком подошла к дяденьке с рацией:
— У меня тут машинка пропала… Я так страдаю…
Дядька оказался сочувственным. Он что-то прокричал в свою рацию, и оттуда в ответ булькнуло:
— Ваша машина цела! Она едет на штрафстоянку!
Не знаю, с чем можно было сравнить мое счастье в тот момент! В порыве благодарности я была готова расцеловать ошарашенного гаишника.
— И что мне теперь делать?
— Душенька, твой путь лежит на улицу Образцова, в ГАИ ЦАО, — по-цыгански напутствовал меня спаситель. — А оттуда — куда пошлют!
На улице Образцова, у ГАИ, уже тусовалась очередь из таких же «счастливчиков», лишившихся машин в центре столицы. Здесь, оплатив квитанцию за углом в Сбербанке (100 рублей), народ терпеливо ждал возможности получить протокол с предписанием забирать машину с одной из столичных штрафстоянок (их в Москве четыре или пять).
В «штрафной» очереди томились дорого костюмированные мужчины с элегантными портфелями, а в некоторых случаях — и с элегантными охранниками. Они ожидали у будочки разрешения пройти внутрь самого здания. Социологический опрос соседей по очереди показал: у бедных нас из центра уволокли два автомобиля Brabus, один Lexus, 500-й Mersedes, Toyota Land Cruiser, BMW и Citroen. Самой скромной узницей в этом синонимическом ряду оказалась моя машина — Suzuki.
В будочке перед входом обитал молодой человек с автоматом и будто отсиженным лицом. Граждане, отходя от шока, делились впечатлениями.
— Я ему, гаду, говорю: отдай машину, тыщу дам! А он: «Не положено!», — рассказывал Николай, бизнесмен с телохранителем и тремя одновременно звонившими мобильниками. У него уже два часа простаивал строительный бизнес, и он по телефону закупал большую партию импортной черепицы.
— Да что там «тыщу!», — не выдержал интеллигентного вида джентльмен в костюме ну тысячи за три американских рублей. — Я сто долларов у мэрии давал! И тоже — ни в какую! При мне машину от Долгорукого забирали, сердце кровью обливалось…
— Не, у мэрии они не договариваются, — со знанием дела заметил смуглый иностранец, только что трещавший по телефону на странном итальянском наречии. — Там же Лужков в бинокль за ними смотрит…
Скорешившись со строителем Николаем, мы от нечего делать стали приставать к молоденькому гаишнику, который регулировал из будки нашу очередь.
— А кто у нас, скажите, нынче самый главный начальник? — вежливо поинтересовалась я.
Лицо молодого гаишника изобразило муки умственного труда. Он смотрел на нас, как сова из дупла.
— Не знаю я! — наконец выдавил он, почему-то крепче прижав к груди автомат.
Мы поняли: имя главного «гайца» — государственная тайна. Потеряв интерес к вооруженному пацану, Колян начал звонить куда-то насчет черепицы-шифера, а я — мужу, чтобы вывез меня с Образцова на штрафстоянку. Они же все на окраинах города, и добраться своим ходом в конце-то рабочего дня туда нереально.
Очередь двигалась медленно. Простояв часа полтора, мы вычислили: на каждого человека в глубинах гаишного царства тратят по 15 минут. Интересно, что там с беднягами делают? Может, их пытают? Узнать об этом у выходящих счастливцев, зажимающих в потных кулачках протоколы задержания любимых машин, было невозможно. Все они, мыча что-то нечленораздельное, мчались мимо нас договариваться с частниками. Ближе к вечеру у ГАИ образовалась целая очередь извозчиков, желающих воссоединить автовладельцев с их машинами. Такса за проезд: на Рябиновую улицу — 700, на Гайвороновскую — 1000. Рублей. Очень справный и беспроигрышный бизнес. В желании вернуть временно утраченную собственность народ не мелочится.
Через два часа невесть откуда появилась явно рублевская (не путать с врубелевской) барышня. Плоская, как декорация, с белесыми волосами, выглаженными утюгом, и в кислотно-зеленых замшевых сапожках. Не спросив интеллигентную публику, кто «крайний», она попыталась нагло занять место прямо передо мной. Расчет оказался неверным. Мужики в таких делах ведут себя снисходительнее. Но я перегородила дорогу «рублевке» и грозно ощетинилась, превратившись в маленький БТР.
— У меня билеты горят. Я в депрессии! — била на жалость кислотная барышня.
— А у меня душа горит, и машина в депрессии, когда меня больше часа не видит! — отрезала я.
— Мой муж щас приедет! Он вам всем! — пообещала красотка, обиженно заняв место в конце очереди.
— Пусть только машину правильно запаркует, а то вдвоем пешком пойдете, — кивнула я на очередной эвакуатор, воинственно выезжавший из ворот.
Трудно представить себе те богомерзкие выражения, какими каждый из нас (в мыслях, конечно) провожал эвакуаторы, сновавшие туда-сюда перед нашими носами...
Наконец, настала моя очередь переступить порог логова обидчиков. Я бегом влетела на второй этаж казенного дома и… оказалась перед закрытой дверью, за которой, судя по голосам, прорабатывали итальянца-иностранца. Чтоб хоть как-то успокоить себя, я посвятила время изучению инструкций по безопасности, украсивших стены, выкрашенные масляной краской. Но — отвлеклась. Перед моим восхищенным взором в этот момент проплыли коллекционные мужские особи в гаишной форме! Под два метра ростом, молодые, подтянутые, прям, как в театре мод Славы Зайцева.
— Где таких гренадеров понаискали? В армию их! В армию! Там служить некому, а они здесь груши околачивают! — с этими словами из соседнего кабинета вылетел разъяренный Николай. Его машина находилась на Рябиновой, а моя — на Гайвороновской. Пришлось расставаться.
В кабинете, где выписывали протоколы, за компьютерами усердно трудились два фактурных молодца. Меня попросили указать полностью место работы, домашний телефон, дали подписаться в какой-то бумажке и… все.
— А как же душеспасительная беседа? — не выдержала я.
— В следующий раз. Когда попадетесь, — пообещали мне.
На этом первый этап моего большого пути к собственному автомобилю был завершен.
У ворот ГАИ меня ждал муж. Трудно описать всю гамму чувств, которая отразилась на его лице, когда он увидел меня, идущую пешком, без четвероногого друга. Сочувствие в итоге взяло верх.
— Выпьешь? — спросил он, протягивая фляжку с коньяком.
Отказываться я не стала.
Через полтора часа пути, преодолев пробочный центр, мы подъезжали к штрафстоянке, расположенной где-то в конце Волгоградки. Смеркалось. Я с тоской думала о потерянном дне и о том, что дорога домой лежит через те же пробки.
Ворота штрафстоянки были гостеприимно распахнуты. В них маячила фигура охранника. За ней — силуэт моего авто.
— Что это вы такая грустная? Радоваться надо! — приветствовал он меня голосом свахи на сельской свадьбе.
— И как радуются в таких случаях? — проявила я профессиональное любопытство.
— По-разному бывает. Вот, например, вчера дедок за своей «семеркой» приехал. Так он от волнения номер своей машины забыл! Стоит в воротах и твердит: «У меня красная «Жигули!» И больше — ни-ни! Насилу валерьянкой отпоили. А вот сегодня утром девушка приехала за этим… за «купером»! Такая шапка-невидимка, а не машина. Сядешь — ни тебя не видно, ни машины! Так она ее прям обцеловала всю! Больной народ!..
Я прошла в кассу. Если машина простояла лишнее время, то с хозяев брали по 40 рублей в день. А через два дня — уже по 80.
Тупо глядя на расценки, вывешенные над окошком, я пыталась подсчитать экономический эффект для государства от действа, называемого эвакуацией. Это ж надо — взять машину из центра, отвезти ее эвакуатором на край города, выгрузить, вернуть эвакуатор в центр, снова взять машину, снова отвезти… Всего навара — 100 рублей с носа.
А в каких деньгах вычислять материальные потери тех, кто полдня (это минимум) потратил на то, чтобы вернуть себе средство передвижения? Может, стоит оптимизировать процесс? Придумать другое наказание, например. Не такое мучительно-томительное, но более действенное. Ведь ни один водитель, получив обратно свое авто, не клянется на святой земле штрафстоянки никогда не ставить машину в неположенном месте.
Как думаете — почему?
В солнечный полдень я вышла после интервью на улицу Ильинка и не обнаружила там оставленного час назад автомобиля. «Ч-ч-черт, как все это не вовремя!» — подумала я. Ну или что-то близкое к этому. Мысли ураганом неслись в голове. Врагу не пожелаешь таких трепетных волнений. Но что-то подсказывало: моя машина цела — вряд ли стали бы угонять с троллейбусной остановки, где она была припаркована (каюсь, виновата, но вокруг на три квартала все равно никаких парковок нет).
На углу Ильинки и Красной площади дежурил наряд ГАИ. Изобразив жалостливо-просящее выражение на лице, я бочком подошла к дяденьке с рацией:
— У меня тут машинка пропала… Я так страдаю…
Дядька оказался сочувственным. Он что-то прокричал в свою рацию, и оттуда в ответ булькнуло:
— Ваша машина цела! Она едет на штрафстоянку!
Не знаю, с чем можно было сравнить мое счастье в тот момент! В порыве благодарности я была готова расцеловать ошарашенного гаишника.
— И что мне теперь делать?
— Душенька, твой путь лежит на улицу Образцова, в ГАИ ЦАО, — по-цыгански напутствовал меня спаситель. — А оттуда — куда пошлют!
На улице Образцова, у ГАИ, уже тусовалась очередь из таких же «счастливчиков», лишившихся машин в центре столицы. Здесь, оплатив квитанцию за углом в Сбербанке (100 рублей), народ терпеливо ждал возможности получить протокол с предписанием забирать машину с одной из столичных штрафстоянок (их в Москве четыре или пять).
В «штрафной» очереди томились дорого костюмированные мужчины с элегантными портфелями, а в некоторых случаях — и с элегантными охранниками. Они ожидали у будочки разрешения пройти внутрь самого здания. Социологический опрос соседей по очереди показал: у бедных нас из центра уволокли два автомобиля Brabus, один Lexus, 500-й Mersedes, Toyota Land Cruiser, BMW и Citroen. Самой скромной узницей в этом синонимическом ряду оказалась моя машина — Suzuki.
В будочке перед входом обитал молодой человек с автоматом и будто отсиженным лицом. Граждане, отходя от шока, делились впечатлениями.
— Я ему, гаду, говорю: отдай машину, тыщу дам! А он: «Не положено!», — рассказывал Николай, бизнесмен с телохранителем и тремя одновременно звонившими мобильниками. У него уже два часа простаивал строительный бизнес, и он по телефону закупал большую партию импортной черепицы.
— Да что там «тыщу!», — не выдержал интеллигентного вида джентльмен в костюме ну тысячи за три американских рублей. — Я сто долларов у мэрии давал! И тоже — ни в какую! При мне машину от Долгорукого забирали, сердце кровью обливалось…
— Не, у мэрии они не договариваются, — со знанием дела заметил смуглый иностранец, только что трещавший по телефону на странном итальянском наречии. — Там же Лужков в бинокль за ними смотрит…
Скорешившись со строителем Николаем, мы от нечего делать стали приставать к молоденькому гаишнику, который регулировал из будки нашу очередь.
— А кто у нас, скажите, нынче самый главный начальник? — вежливо поинтересовалась я.
Лицо молодого гаишника изобразило муки умственного труда. Он смотрел на нас, как сова из дупла.
— Не знаю я! — наконец выдавил он, почему-то крепче прижав к груди автомат.
Мы поняли: имя главного «гайца» — государственная тайна. Потеряв интерес к вооруженному пацану, Колян начал звонить куда-то насчет черепицы-шифера, а я — мужу, чтобы вывез меня с Образцова на штрафстоянку. Они же все на окраинах города, и добраться своим ходом в конце-то рабочего дня туда нереально.
Очередь двигалась медленно. Простояв часа полтора, мы вычислили: на каждого человека в глубинах гаишного царства тратят по 15 минут. Интересно, что там с беднягами делают? Может, их пытают? Узнать об этом у выходящих счастливцев, зажимающих в потных кулачках протоколы задержания любимых машин, было невозможно. Все они, мыча что-то нечленораздельное, мчались мимо нас договариваться с частниками. Ближе к вечеру у ГАИ образовалась целая очередь извозчиков, желающих воссоединить автовладельцев с их машинами. Такса за проезд: на Рябиновую улицу — 700, на Гайвороновскую — 1000. Рублей. Очень справный и беспроигрышный бизнес. В желании вернуть временно утраченную собственность народ не мелочится.
Через два часа невесть откуда появилась явно рублевская (не путать с врубелевской) барышня. Плоская, как декорация, с белесыми волосами, выглаженными утюгом, и в кислотно-зеленых замшевых сапожках. Не спросив интеллигентную публику, кто «крайний», она попыталась нагло занять место прямо передо мной. Расчет оказался неверным. Мужики в таких делах ведут себя снисходительнее. Но я перегородила дорогу «рублевке» и грозно ощетинилась, превратившись в маленький БТР.
— У меня билеты горят. Я в депрессии! — била на жалость кислотная барышня.
— А у меня душа горит, и машина в депрессии, когда меня больше часа не видит! — отрезала я.
— Мой муж щас приедет! Он вам всем! — пообещала красотка, обиженно заняв место в конце очереди.
— Пусть только машину правильно запаркует, а то вдвоем пешком пойдете, — кивнула я на очередной эвакуатор, воинственно выезжавший из ворот.
Трудно представить себе те богомерзкие выражения, какими каждый из нас (в мыслях, конечно) провожал эвакуаторы, сновавшие туда-сюда перед нашими носами...
Наконец, настала моя очередь переступить порог логова обидчиков. Я бегом влетела на второй этаж казенного дома и… оказалась перед закрытой дверью, за которой, судя по голосам, прорабатывали итальянца-иностранца. Чтоб хоть как-то успокоить себя, я посвятила время изучению инструкций по безопасности, украсивших стены, выкрашенные масляной краской. Но — отвлеклась. Перед моим восхищенным взором в этот момент проплыли коллекционные мужские особи в гаишной форме! Под два метра ростом, молодые, подтянутые, прям, как в театре мод Славы Зайцева.
— Где таких гренадеров понаискали? В армию их! В армию! Там служить некому, а они здесь груши околачивают! — с этими словами из соседнего кабинета вылетел разъяренный Николай. Его машина находилась на Рябиновой, а моя — на Гайвороновской. Пришлось расставаться.
В кабинете, где выписывали протоколы, за компьютерами усердно трудились два фактурных молодца. Меня попросили указать полностью место работы, домашний телефон, дали подписаться в какой-то бумажке и… все.
— А как же душеспасительная беседа? — не выдержала я.
— В следующий раз. Когда попадетесь, — пообещали мне.
На этом первый этап моего большого пути к собственному автомобилю был завершен.
У ворот ГАИ меня ждал муж. Трудно описать всю гамму чувств, которая отразилась на его лице, когда он увидел меня, идущую пешком, без четвероногого друга. Сочувствие в итоге взяло верх.
— Выпьешь? — спросил он, протягивая фляжку с коньяком.
Отказываться я не стала.
Через полтора часа пути, преодолев пробочный центр, мы подъезжали к штрафстоянке, расположенной где-то в конце Волгоградки. Смеркалось. Я с тоской думала о потерянном дне и о том, что дорога домой лежит через те же пробки.
Ворота штрафстоянки были гостеприимно распахнуты. В них маячила фигура охранника. За ней — силуэт моего авто.
— Что это вы такая грустная? Радоваться надо! — приветствовал он меня голосом свахи на сельской свадьбе.
— И как радуются в таких случаях? — проявила я профессиональное любопытство.
— По-разному бывает. Вот, например, вчера дедок за своей «семеркой» приехал. Так он от волнения номер своей машины забыл! Стоит в воротах и твердит: «У меня красная «Жигули!» И больше — ни-ни! Насилу валерьянкой отпоили. А вот сегодня утром девушка приехала за этим… за «купером»! Такая шапка-невидимка, а не машина. Сядешь — ни тебя не видно, ни машины! Так она ее прям обцеловала всю! Больной народ!..
Я прошла в кассу. Если машина простояла лишнее время, то с хозяев брали по 40 рублей в день. А через два дня — уже по 80.
Тупо глядя на расценки, вывешенные над окошком, я пыталась подсчитать экономический эффект для государства от действа, называемого эвакуацией. Это ж надо — взять машину из центра, отвезти ее эвакуатором на край города, выгрузить, вернуть эвакуатор в центр, снова взять машину, снова отвезти… Всего навара — 100 рублей с носа.
А в каких деньгах вычислять материальные потери тех, кто полдня (это минимум) потратил на то, чтобы вернуть себе средство передвижения? Может, стоит оптимизировать процесс? Придумать другое наказание, например. Не такое мучительно-томительное, но более действенное. Ведь ни один водитель, получив обратно свое авто, не клянется на святой земле штрафстоянки никогда не ставить машину в неположенном месте.
Как думаете — почему?
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
