Архивная публикация 2011 года: "Назад в будущее"

Если подумать, то в России после Нового года ничего нового не наступает.

Если подумать, то в России после Нового года ничего нового не наступает.

Во времена Советского Союза у нас исчезли все календарные праздники, остался один-единст-венный настоящий праздник - Новый год. Это был праздник, который хотелось отметить. Он оставался единственным общепризнанным праздником, который был и индивидуально как-то ощутим. И когда вдруг кончался 1973-й и наступал 1974 год, возникало чувство, что к нам прикасалось нечто вечное, несоизмеримое. Пе-ред нами открывался краешек вечности. И мы с большим удовольствием выпивали шампанское, если оно было. Это и сейчас остается. Новый год сразу всем открывает загадочную бездну. В Новый год мы чувствуем то, что не чувствуем в обычные дни - в ночь с понедельника на вторник или со вторника на среду.

Хотя на деле ничего не меняется. Летосчисление не вносит ничего нового в нашу жизнь. Вот измене-ние вашего собственного возраста - вносит: когда выочень молодой, то каждый новый год прибавляет вам совершенства, открывая пе-ред вами новые возможности, которые закрыты для ребенка или полузакрыты для юноши и девушки. А Новый год - ни на что не влияет.

Вот разве что, помню, в первый год после войны годовщина Победы была для нас чем-то очень ярко ощутимым. И я не знаю, что для нас было важнее - 9 мая или 1 января. Сей-час память о войне, коне-чно, стирается, а Новый год остается.

Но и он теряет свой авторитет.

Ведь, по сути, Новый год в России случался редко. Мы привыкли к бесконечному повторению старого. В эту брешь проваливался старый год, и эту пустоту заполнял начинающийся новый год.

Вот, скажем, сейчас со-бытия 10 декабря для многих моих знакомых намного более крупное явление, чем Новый год. Вряд ли они будут спустя год пить шампанское, но сейчас их точно переполняет чувство большой радости по поводу того, что у нас есть народ. И этот народ почувствовал, что он становится чем-то реальным. Насколько я могу судить по моим знакомым, 10 декабря осталось для них довольно яркой датой. Многие люди почувствовали, что наша радость не зависит от того, что какие-то люди, занимающие какие-то посты, начали на эту тему шуметь. Все это непосредственно родилось в десятках тысяч сердец. И это событие.

Но ведь мы помним, что нечто подобное мы уже пе-режили в 1991 году. И то, что начиналось тогда, в конечном счете ничем толком не закончилось. И вот повторение. Сейчас начинается цепь событий, которая то ли продолжится, то ли прервется. Беда в том, что у нас в стране нет никаких институтов, которые могли бы это подхватить.

Вот в Польше было движение "Солидарность" - оно появилось за девять лет до того, как все официальное общество признало, что поворот произошел. Во всей Восточной Европе произошел этот поворот. А у нас до сих пор осталось известное меньшинство, которое считает, что коммунистическая утопия важ-нее, чем все эти мелкие сдвиги. Потому что у нас коммунистическая утопия царствовала 70 лет. Мы свыклись. Возникла какая-то нравственная привычка. Осталось чувство реальности коммунистической цели, которая исповедуется десятками тысяч людей, придерживающихся этой идеологии.

В других же странах коммунисты правили недолго. И там все это рухнуло. А у нас это вошло в быт и мироощущение. И это создает некоторую сложность.

Я недавно делал лекцию о сдвигах в нашей стране. И я отметил, что идеалом у нас было бы равновесие двух целей - экономической свободы и социальной защищенности. Социальная защищенность немного похожа на то, что провозглашала коммунистическая партия: чтобы всем было хорошо.

Если взять Англию, то там эти цели систематиче-ски чередуются. Когда ак-цент ставится на эконо-мическое, то увеличивается социальное неравенство и появляется незащищенность. И наоборот. Но когда это происходит без баррикад, все это становится частью быта. Таким образом англичане решают много своих проблем. И это сочетание позволяет все время исправлять ошибки прошлого.

А в России или совершенная замороженность всей системы, или взрыв, смута, бунт, которые заканчиваются тем, что бунт выдыхается и снова начинается но-вая заморозка. Это наше чередование. Мы живем в си-стеме Ивана Грозного и Петра Великого, что, согласитесь, говорит только о нашей отсталости. То есть Новый год в России каждый раз оказывается не таким уж и новым. Он не придает вкуса глубинным изменениям.

В Англии выборы каждые четыре года. Как правило, это означает, что что-то меняется. И эти перемены при парламентском режиме заставляют все изменить. Какие-то односторонности, какие-то перекосы исправляются. А у нас перекос может держаться и 40, и 50 лет. Есть новый день, но нет Нового года. Тут ничего не меняется. И 1 января тут тоже вряд ли что-то изменится. Просто суббота сменится воскресеньем. Еще раз.