29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2007 года: "«Неукротимая радость жизни»"

Архивная публикация 2007 года: "«Неукротимая радость жизни»"

Французский актер Жерар Депардье о своем новом фильме «Когда я был певцом», самобытности европейского кино, своей трудной юности и о том, как он любит поесть и выпить.«Шпигель»: Мсье Депардье, вы любите петь?

Депардье: Еще как! Я всегда с удовольствием это делал — и дома, и на работе. Например, вместе с Сержем Генсбуром и незабвенной исполнительницей шансона Барбарой, с которой мы вместе стояли на сцене. Один из моих прежних фильмов, «Соседка», уже рассказывал о прекрасных песнях, во время съемок я познакомился с народными праздниками, балами и танцевальными вечерами, вошел в среду певцов и музыкантов.

«Шпигель»: Этой теме посвящен и ваш новый фильм «Когда я был певцом», от которого публика на фестивале в Каннах пришла в восторг. Стареющий провинциальный певец — неожиданная роль для такого сильного мужчины, как вы.

Депардье: Семейные представления в танцевальных кафе в сельской местности захватывают сильнее, чем массовые спектакли поп-групп или рок-звезд, которые похожи на религиозные ритуалы. Лично мне больше нравится народный шансон. Вспомните фильм Франсуа Трюффо «Последнее метро», где настроение задают чудесные мелодии Эдит Пиаф. В ленте «Когда я был певцом» речь идет не о звезде, а о человеке, который занимается устройством танцевальных вечеров в довольно удаленной местности — в Оверне.

«Шпигель»: Вам пришлось брать уроки пения?

Депардье: Нет, эти сцены отсняли за два дня. Режиссер Ксавье Джианолли предложил несколько песен, и мы встали у рояля, чтобы выяснить, какой регистр мне подходит. В центре фильма — народные праздники в сердце Франции, где можно насладиться популярными сентиментальными песнями, так подходящими для сентиментального певца.

«Шпигель»: Это история о стареющем барде, пытающемся догнать уходящую жизнь и уходящую любовь, — здесь есть параллели с вашей собственной карьерой?

Депардье: Но мой герой — отнюдь не вышедший в тираж трубадур, и он вовсе не грустит о прошлом. Нет, у него есть профессия, для которой он живет. У него есть свои мечты, он знает, что никогда не станет звездой, но он знает также, что в Клермон-Ферране он местная величина, человек, доставляющий радость другим людям. И вот происходит необычная встреча с молодой женщиной, которая выбивает его из колеи.

«Шпигель»: Ваш герой признается: «По мне, симпатия лучше, чем восхищение». Это и ваш лозунг?

Депардье: Цитата принадлежит французскому писателю Франсуа Вейергану, который в 2005 году получил Гонкуровскую литературную премию. Действительно, этот лозунг — ключ к пониманию личности моего персонажа, а может быть, и моей тоже.

«Шпигель»: Что, по-вашему, делает роль правдивой?

Депардье: Такой певец, какой показан в фильме, действительно существует, возможно, он стал для Джианолли прообразом его киногероя. Но любая фигура затем наполняется своей жизнью. Я живу на экране, как живу в жизни. Актеры, которые играют, по моему мнению, неинтересны, и это часто происходит в телевизионных сериалах. Поверхностные образы редко бывают удачными. Сама по себе игра ничего не значит.

«Шпигель»: Вы впервые стояли перед камерой вместе с Сесиль де Франс. Эта молодая восходящая звезда произвела на вас впечатление?

Депардье: Она относится к новому поколению молодых женщин — как и моя дочь Жюли. Сесиль — это для меня совсем другая эпоха. Молодые актрисы более зрелые, они, в отличие от многих коллег-мужчин, не хотят соблазнять. Конечно, в 30 лет не так просто раздеваться перед камерой — я имею в виду душу, а не тело. Чтобы показывать себя, не выставляя себя напоказ, нужно мужество.

«Шпигель»: Разве молодую актрису по-прежнему не оценивают по ее внешности?

Депардье: Да, Сесиль прекрасна, и прежде всего прекрасна душой. Тело? Да полно, все это всегда кончается лишь горизонталью.

«Шпигель»: В отличие от того, чего можно ожидать от вашего имиджа мачо, вы предстаете в этом фильме чуть ли не человеком с нежными струнами души. Вам это трудно?

Депардье: Наоборот, мне было очень легко погрузиться в эту роль, потому что в действительности я тоже, скорее, чувствительный человек.

«Шпигель»: И ранимый? Ваш певец Ален считает себя «главным массивом», чем-то вроде сурового и патетического ландшафта. Тем не менее этот образ иногда приобретает чуть ли не женские черты.

Депардье: Конечно! Возможно, многих это удивит, но я всегда сохранял за собой право на некую долю женскости. Я как раз и упрекаю кино 60—70-х годов в том, что мужские роли тогда были напрочь лишены женских черт. Бал правили крутые парни, которые отвешивали пощечины своим женщинам.

«Шпигель»: То есть типажи, создававшиеся такими актерами, как Лино Вентура?

Депардье: Лино Вентура или Жан Габен. Вечные мачо. Такое уж было время. Я же люблю чувства. Я вырос на фотороманах, читал книги Жана Джионо и Марселя Паньоля, а потом открыл для себя фильмы Франсуа Трюффо, например «Соседку». Это простая история любви, банальная, как все любовные истории, — но не для тех, кто эту любовь переживает. Сегодня в этом и заключается трудность: мы отданы во власть потоку картинок, который льется с телевизионных экранов. Они постоянно внушают нам, что мы должны представлять собой нечто особенное, показывают то, что не имеет ничего общего с реальностью, предлагают картину мира, украшенную мишурой и блестками, но в этом мире погибает наша собственная искренность.

«Шпигель»: В этом главное различие между американским и французским кино?

Депардье: В этом различие между подлинным киноискусством и киноиндустрией. В ней заправляют крупные прокатчики, которые ведут себя так, словно это они люди искусства, занимающиеся творческой деятельностью. Они смотрят — как на телевидении — на рейтинги, и стоит цифрам уменьшиться, фильм перестают показывать или в лучшем случае показывают на каналах, посвященных культуре.

«Шпигель»: С другой стороны, есть европейские авторские фильмы, которые прославились именно во Франции и Германии.

Депардье: Это кино наших корней, и не важно, итальянское оно, немецкое, английское или французское. Уже сегодня нужно иметь определенное мужество, чтобы говорить о чувствах. Вместо этого в Европе все шире распространяется идиотия, характеризующаяся банальностью и пошлостью, — плохие теленовеллы. Но, слава Богу, во Франции существует литературная традиция и театральная классика. Эти произведения говорят о чувствах, не превращаясь в китч. В хорошей истории речь идет о подлинной человечности, любви, одиночестве — обо всем том, что есть в жизни.

«Шпигель»: Частью этой гармонии является и место действия, в фильме «Когда я был певцом» — это провинция?

Депардье: Будь то Оверн или Баварский лес, история из провинции может быть гармоничной только в том случае, если место соответствует действию — в данном случае это Клермон-Ферран. Фильмы, оставляющие у зрителя впечатление жизненной правды, всегда рассказывают истории, разыгрывающиеся в рамках одного региона. Любовная история в провинции протекает иначе, чем в большом городе. Аутентичность места — часть чувственности действия — как у Клинта Иствуда в фильме «Мосты округа Мэдисон» или в его последнем военном фильме. Нельзя убежать от своих корней, от своей культуры.

«Шпигель»: Вы особенно связаны с глубинной, сельской Францией и сами родом из провинции?

Депардье: Я привязан к своей земле, будь то Оверн, Берри или Лимузен в сердце Франции. У каждой из этих местностей свой характер. Механизмы киноиндустрии все выравнивают, но зрителю становится по-настоящему интересно, когда речь идет о нашей культурной самостоятельности, более того, о нашей идентичности. Я никогда не смог бы быть таким, как Арнольд Шварценеггер, сын Австрии, который стал губернатором Калифорнии и снялся в изобилующих насилием, варварских фильмах. Он целиком и полностью превратился в часть американской индустрии.

«Шпигель»: Для вас не может стоять вопрос о превращении из кинозвезды в политическую звезду?

Депардье: Это делают лишь плохие актеры, которые слишком серьезно к себе относятся. Правда, у таких людей сегодня есть электорат. Политика меня никогда не интересовала. Я никогда ни за кого не голосовал, за исключением одного раза, когда отдал свой голос Миттерану. И все.

«Шпигель»: Зато у вас обо всем есть собственное мнение.

Депардье: У меня нет никакого мировоззрения, никакой идеологии, только друзья — Фидель Кастро, Жак Ширак, покойный папа Иоанн Павел II. Друзья, и от знакомства с ними я не жду никакой выгоды. К ним относится и президент Украины Виктор Ющенко, и Михаил Саакашвили из Грузии. Я встречаю разных людей.

«Шпигель»: Отдаете ли вы предпочтение кому-нибудь из сегодняшних кандидатов в президенты Франции?

Депардье: Не в политическом смысле. Меня интересуют не программы, партии и лозунги, а только люди, которые их представляют.

«Шпигель»: Однако есть актуальные проблемы, которые волнуют и вас, — например, политические и социальные противоречия во французских пригородах. Вы сами дитя пригорода, выросли в семье с пятью братьями и сестрами и считались в юности босяком и драчуном.

Депардье: Но это было в провинции, а не в пригороде Парижа. У нас в те времена с насилием дело обстояло еще хуже. Сегодня в поселках с жилыми высотками, расположенных вокруг столицы, банды хорошо организованы: здесь выходцы из Магриба, там черные, а там азиаты. Это создает определенный порядок. Я происхожу из среды, где особенно не рассуждали. Мой отец не умел ни читать, ни писать. У нас ничего не было.

«Шпигель»: И поэтому вы дрались?

Депардье: У нас в Шатору во время алжирской войны действительно царило насилие со стороны террористов ОАС, подпольной организации, целью которой было не допустить независимости Алжира. Она прибегала к покушениям и террору. Эти типы возвращались из Северной Африки, ошеломленные, растерянные, запуганные тем, что они пережили. Молодым людям под тридцать говорили в Алжире: «Очистите деревню» — и они убивали там людей. Потом они возвращались домой, где, возможно, встречали алжирцев, воевавших на стороне Франции, но жили в бедности, испытывая ненависть со стороны моих соотечественников. В таком окружении я вырос.

«Шпигель»: Вы не боитесь, что социальное недовольство пригородов может найти выход в конфликтах, близких к гражданской войне, как предостерегает правый экстремист Жан-Мари Ле Пен?

Депардье: Нет. Я гораздо больше боюсь нашествия бедных людей из Африки, что мне довелось наблюдать во время съемок в Аликанте. Я видел бедняков, которых привозили специальные проводники. Это современное рабство еще хуже, чем проблемы в пригородах, где молодые люди порой решают поджечь пару машин только потому, что рядом установлена телекамера. Если десять идиотов из пригорода будут стоять против десяти идиотов в полицейской униформе, получивших неправильный приказ от чокнутых политиков, это не дестабилизирует Францию.

«Шпигель»: Во всяком случае, восстания в пригородах осенью 2005 года основательно перетасовали нацию.

Депардье: Это серьезный симптом. Наши оценки положения в пригородах продиктованы нечистой совестью. Проблема более серьезна в нашем воображении, чем в действительности. Но политики занялись этой темой, и теперь каждый стремится нажить на ней капитал. При этом и в пригородах есть культурные люди и люди, добившиеся успеха. Конечно, учителям школ и гимназий работать там намного труднее.

«Шпигель»: И это говорит человек, бросивший в свое время школу?

Депардье: Точно, я ушел из школы, когда мне было 13 лет, и намного позже узнал, что такое стихотворный размер, какой-нибудь ямб или александрийский стих. С их помощью я преодолел во время обучения актерскому мастерству недостатки своей речи. Кстати, французскому языку меня учил в Париже алжирец, мсье Суами, парализованный человек, специалист по арабской литературе. С помощью классических пьес Пьера Корнеля он научил меня языку. Именно Корнеля, поскольку, как известно, язык Жана Расина отличался гораздо меньшим словарным запасом. Корнель обладает также невероятной драматической силой.

«Шпигель»: Об этом французы могут спорить страстно и бесконечно. Вы — рекламная вывеска всего французского кино, всемирно известная звезда.

Депардье: Но как француз я известен в мире в первую очередь благодаря двум моим парижским ресторанам, меня знают даже лучше, чем «звездного повара» Поля Бокюза. Просто невероятно, но в Азии актера Депардье считают американцем, потому что мои первые фильмы, которые там шли, были американского производства. В Японии меня тоже всегда воспринимали как американца.

«Шпигель»: Ведь вы сделали карьеру и в Голливуде. Значит, страх соприкоснуться с киноиндустрией США был не так уж силен?

Депардье: Ну да, время от времени я снимался и там, например в фильмах «102 далматинца» и «Вид на жительство».

«Шпигель»: Вы воплощали главным образом персонажей из французской истории или национальной мифологии: скульптора Родена, революционера Дантона, писателя Бальзака, Сирано де Бержерака, графа Монте-Кристо. Есть ли роли, о которых вы еще мечтаете?

Депардье: Таких конкретных ролей нет. Но мне нравятся любовные истории, все равно, в каком контексте, главное — чтобы они отражали подлинные чувства, не испорченные фальшивой позолотой.

«Шпигель»: Вы не только снимаетесь в кино и играете на сцене, но и пишете книги, вкладываете деньги в разведку нефтяных месторождений на Кубе, владеете ресторанами и виноградниками во Франции, Италии, Марокко, Португалии.

Депардье: О да. Люблю еду, вино, женщин, мужчин.

«Шпигель»: Вы лично занимаетесь выбором вин и меню для ваших ресторанов?

Депардье: Я прежде всего слежу за тем, чтобы использовались свежие продукты по сезону. Недавно участвовал в телефонном аукционе, чтобы купить белые трюфели из Италии, продержался до 120 тыс. евро, но потом один парень из Гонконга, присоединившийся к торгам через спутник, предложил еще на 10 тыс. больше, и лот достался ему.

«Шпигель»: А что-нибудь попроще? Какое блюдо вы любите больше всего?

Депардье: У меня нет каких-то особенно любимых блюд, главное, чтобы все долго тушилось и томилось.

«Шпигель»: Очень подходит для человека, который всегда спешит и занимается таким количеством разных дел. Только что вы опять стояли перед камерой в роли Обеликса. Какой волшебный напиток кроется за вашей бьющей через край активностью?

Депардье: Просто я такой — на мое счастье. Я как губка, как промокашка, которая впитывает все подряд. Мне абсолютно подходит роль Обеликса, потому что я как будто тоже упал в волшебный котел, наполненный неукротимой радостью жизни и любовью к бытию, которая все объемлет и поглощает.

«Шпигель»: Мсье Депардье, благодарим вас за беседу.

Французский актер Жерар Депардье о своем новом фильме «Когда я был певцом», самобытности европейского кино, своей трудной юности и о том, как он любит поесть и выпить.«Шпигель»: Мсье Депардье, вы любите петь?

Депардье: Еще как! Я всегда с удовольствием это делал — и дома, и на работе. Например, вместе с Сержем Генсбуром и незабвенной исполнительницей шансона Барбарой, с которой мы вместе стояли на сцене. Один из моих прежних фильмов, «Соседка», уже рассказывал о прекрасных песнях, во время съемок я познакомился с народными праздниками, балами и танцевальными вечерами, вошел в среду певцов и музыкантов.

«Шпигель»: Этой теме посвящен и ваш новый фильм «Когда я был певцом», от которого публика на фестивале в Каннах пришла в восторг. Стареющий провинциальный певец — неожиданная роль для такого сильного мужчины, как вы.

Депардье: Семейные представления в танцевальных кафе в сельской местности захватывают сильнее, чем массовые спектакли поп-групп или рок-звезд, которые похожи на религиозные ритуалы. Лично мне больше нравится народный шансон. Вспомните фильм Франсуа Трюффо «Последнее метро», где настроение задают чудесные мелодии Эдит Пиаф. В ленте «Когда я был певцом» речь идет не о звезде, а о человеке, который занимается устройством танцевальных вечеров в довольно удаленной местности — в Оверне.

«Шпигель»: Вам пришлось брать уроки пения?

Депардье: Нет, эти сцены отсняли за два дня. Режиссер Ксавье Джианолли предложил несколько песен, и мы встали у рояля, чтобы выяснить, какой регистр мне подходит. В центре фильма — народные праздники в сердце Франции, где можно насладиться популярными сентиментальными песнями, так подходящими для сентиментального певца.

«Шпигель»: Это история о стареющем барде, пытающемся догнать уходящую жизнь и уходящую любовь, — здесь есть параллели с вашей собственной карьерой?

Депардье: Но мой герой — отнюдь не вышедший в тираж трубадур, и он вовсе не грустит о прошлом. Нет, у него есть профессия, для которой он живет. У него есть свои мечты, он знает, что никогда не станет звездой, но он знает также, что в Клермон-Ферране он местная величина, человек, доставляющий радость другим людям. И вот происходит необычная встреча с молодой женщиной, которая выбивает его из колеи.

«Шпигель»: Ваш герой признается: «По мне, симпатия лучше, чем восхищение». Это и ваш лозунг?

Депардье: Цитата принадлежит французскому писателю Франсуа Вейергану, который в 2005 году получил Гонкуровскую литературную премию. Действительно, этот лозунг — ключ к пониманию личности моего персонажа, а может быть, и моей тоже.

«Шпигель»: Что, по-вашему, делает роль правдивой?

Депардье: Такой певец, какой показан в фильме, действительно существует, возможно, он стал для Джианолли прообразом его киногероя. Но любая фигура затем наполняется своей жизнью. Я живу на экране, как живу в жизни. Актеры, которые играют, по моему мнению, неинтересны, и это часто происходит в телевизионных сериалах. Поверхностные образы редко бывают удачными. Сама по себе игра ничего не значит.

«Шпигель»: Вы впервые стояли перед камерой вместе с Сесиль де Франс. Эта молодая восходящая звезда произвела на вас впечатление?

Депардье: Она относится к новому поколению молодых женщин — как и моя дочь Жюли. Сесиль — это для меня совсем другая эпоха. Молодые актрисы более зрелые, они, в отличие от многих коллег-мужчин, не хотят соблазнять. Конечно, в 30 лет не так просто раздеваться перед камерой — я имею в виду душу, а не тело. Чтобы показывать себя, не выставляя себя напоказ, нужно мужество.

«Шпигель»: Разве молодую актрису по-прежнему не оценивают по ее внешности?

Депардье: Да, Сесиль прекрасна, и прежде всего прекрасна душой. Тело? Да полно, все это всегда кончается лишь горизонталью.

«Шпигель»: В отличие от того, чего можно ожидать от вашего имиджа мачо, вы предстаете в этом фильме чуть ли не человеком с нежными струнами души. Вам это трудно?

Депардье: Наоборот, мне было очень легко погрузиться в эту роль, потому что в действительности я тоже, скорее, чувствительный человек.

«Шпигель»: И ранимый? Ваш певец Ален считает себя «главным массивом», чем-то вроде сурового и патетического ландшафта. Тем не менее этот образ иногда приобретает чуть ли не женские черты.

Депардье: Конечно! Возможно, многих это удивит, но я всегда сохранял за собой право на некую долю женскости. Я как раз и упрекаю кино 60—70-х годов в том, что мужские роли тогда были напрочь лишены женских черт. Бал правили крутые парни, которые отвешивали пощечины своим женщинам.

«Шпигель»: То есть типажи, создававшиеся такими актерами, как Лино Вентура?

Депардье: Лино Вентура или Жан Габен. Вечные мачо. Такое уж было время. Я же люблю чувства. Я вырос на фотороманах, читал книги Жана Джионо и Марселя Паньоля, а потом открыл для себя фильмы Франсуа Трюффо, например «Соседку». Это простая история любви, банальная, как все любовные истории, — но не для тех, кто эту любовь переживает. Сегодня в этом и заключается трудность: мы отданы во власть потоку картинок, который льется с телевизионных экранов. Они постоянно внушают нам, что мы должны представлять собой нечто особенное, показывают то, что не имеет ничего общего с реальностью, предлагают картину мира, украшенную мишурой и блестками, но в этом мире погибает наша собственная искренность.

«Шпигель»: В этом главное различие между американским и французским кино?

Депардье: В этом различие между подлинным киноискусством и киноиндустрией. В ней заправляют крупные прокатчики, которые ведут себя так, словно это они люди искусства, занимающиеся творческой деятельностью. Они смотрят — как на телевидении — на рейтинги, и стоит цифрам уменьшиться, фильм перестают показывать или в лучшем случае показывают на каналах, посвященных культуре.

«Шпигель»: С другой стороны, есть европейские авторские фильмы, которые прославились именно во Франции и Германии.

Депардье: Это кино наших корней, и не важно, итальянское оно, немецкое, английское или французское. Уже сегодня нужно иметь определенное мужество, чтобы говорить о чувствах. Вместо этого в Европе все шире распространяется идиотия, характеризующаяся банальностью и пошлостью, — плохие теленовеллы. Но, слава Богу, во Франции существует литературная традиция и театральная классика. Эти произведения говорят о чувствах, не превращаясь в китч. В хорошей истории речь идет о подлинной человечности, любви, одиночестве — обо всем том, что есть в жизни.

«Шпигель»: Частью этой гармонии является и место действия, в фильме «Когда я был певцом» — это провинция?

Депардье: Будь то Оверн или Баварский лес, история из провинции может быть гармоничной только в том случае, если место соответствует действию — в данном случае это Клермон-Ферран. Фильмы, оставляющие у зрителя впечатление жизненной правды, всегда рассказывают истории, разыгрывающиеся в рамках одного региона. Любовная история в провинции протекает иначе, чем в большом городе. Аутентичность места — часть чувственности действия — как у Клинта Иствуда в фильме «Мосты округа Мэдисон» или в его последнем военном фильме. Нельзя убежать от своих корней, от своей культуры.

«Шпигель»: Вы особенно связаны с глубинной, сельской Францией и сами родом из провинции?

Депардье: Я привязан к своей земле, будь то Оверн, Берри или Лимузен в сердце Франции. У каждой из этих местностей свой характер. Механизмы киноиндустрии все выравнивают, но зрителю становится по-настоящему интересно, когда речь идет о нашей культурной самостоятельности, более того, о нашей идентичности. Я никогда не смог бы быть таким, как Арнольд Шварценеггер, сын Австрии, который стал губернатором Калифорнии и снялся в изобилующих насилием, варварских фильмах. Он целиком и полностью превратился в часть американской индустрии.

«Шпигель»: Для вас не может стоять вопрос о превращении из кинозвезды в политическую звезду?

Депардье: Это делают лишь плохие актеры, которые слишком серьезно к себе относятся. Правда, у таких людей сегодня есть электорат. Политика меня никогда не интересовала. Я никогда ни за кого не голосовал, за исключением одного раза, когда отдал свой голос Миттерану. И все.

«Шпигель»: Зато у вас обо всем есть собственное мнение.

Депардье: У меня нет никакого мировоззрения, никакой идеологии, только друзья — Фидель Кастро, Жак Ширак, покойный папа Иоанн Павел II. Друзья, и от знакомства с ними я не жду никакой выгоды. К ним относится и президент Украины Виктор Ющенко, и Михаил Саакашвили из Грузии. Я встречаю разных людей.

«Шпигель»: Отдаете ли вы предпочтение кому-нибудь из сегодняшних кандидатов в президенты Франции?

Депардье: Не в политическом смысле. Меня интересуют не программы, партии и лозунги, а только люди, которые их представляют.

«Шпигель»: Однако есть актуальные проблемы, которые волнуют и вас, — например, политические и социальные противоречия во французских пригородах. Вы сами дитя пригорода, выросли в семье с пятью братьями и сестрами и считались в юности босяком и драчуном.

Депардье: Но это было в провинции, а не в пригороде Парижа. У нас в те времена с насилием дело обстояло еще хуже. Сегодня в поселках с жилыми высотками, расположенных вокруг столицы, банды хорошо организованы: здесь выходцы из Магриба, там черные, а там азиаты. Это создает определенный порядок. Я происхожу из среды, где особенно не рассуждали. Мой отец не умел ни читать, ни писать. У нас ничего не было.

«Шпигель»: И поэтому вы дрались?

Депардье: У нас в Шатору во время алжирской войны действительно царило насилие со стороны террористов ОАС, подпольной организации, целью которой было не допустить независимости Алжира. Она прибегала к покушениям и террору. Эти типы возвращались из Северной Африки, ошеломленные, растерянные, запуганные тем, что они пережили. Молодым людям под тридцать говорили в Алжире: «Очистите деревню» — и они убивали там людей. Потом они возвращались домой, где, возможно, встречали алжирцев, воевавших на стороне Франции, но жили в бедности, испытывая ненависть со стороны моих соотечественников. В таком окружении я вырос.

«Шпигель»: Вы не боитесь, что социальное недовольство пригородов может найти выход в конфликтах, близких к гражданской войне, как предостерегает правый экстремист Жан-Мари Ле Пен?

Депардье: Нет. Я гораздо больше боюсь нашествия бедных людей из Африки, что мне довелось наблюдать во время съемок в Аликанте. Я видел бедняков, которых привозили специальные проводники. Это современное рабство еще хуже, чем проблемы в пригородах, где молодые люди порой решают поджечь пару машин только потому, что рядом установлена телекамера. Если десять идиотов из пригорода будут стоять против десяти идиотов в полицейской униформе, получивших неправильный приказ от чокнутых политиков, это не дестабилизирует Францию.

«Шпигель»: Во всяком случае, восстания в пригородах осенью 2005 года основательно перетасовали нацию.

Депардье: Это серьезный симптом. Наши оценки положения в пригородах продиктованы нечистой совестью. Проблема более серьезна в нашем воображении, чем в действительности. Но политики занялись этой темой, и теперь каждый стремится нажить на ней капитал. При этом и в пригородах есть культурные люди и люди, добившиеся успеха. Конечно, учителям школ и гимназий работать там намного труднее.

«Шпигель»: И это говорит человек, бросивший в свое время школу?

Депардье: Точно, я ушел из школы, когда мне было 13 лет, и намного позже узнал, что такое стихотворный размер, какой-нибудь ямб или александрийский стих. С их помощью я преодолел во время обучения актерскому мастерству недостатки своей речи. Кстати, французскому языку меня учил в Париже алжирец, мсье Суами, парализованный человек, специалист по арабской литературе. С помощью классических пьес Пьера Корнеля он научил меня языку. Именно Корнеля, поскольку, как известно, язык Жана Расина отличался гораздо меньшим словарным запасом. Корнель обладает также невероятной драматической силой.

«Шпигель»: Об этом французы могут спорить страстно и бесконечно. Вы — рекламная вывеска всего французского кино, всемирно известная звезда.

Депардье: Но как француз я известен в мире в первую очередь благодаря двум моим парижским ресторанам, меня знают даже лучше, чем «звездного повара» Поля Бокюза. Просто невероятно, но в Азии актера Депардье считают американцем, потому что мои первые фильмы, которые там шли, были американского производства. В Японии меня тоже всегда воспринимали как американца.

«Шпигель»: Ведь вы сделали карьеру и в Голливуде. Значит, страх соприкоснуться с киноиндустрией США был не так уж силен?

Депардье: Ну да, время от времени я снимался и там, например в фильмах «102 далматинца» и «Вид на жительство».

«Шпигель»: Вы воплощали главным образом персонажей из французской истории или национальной мифологии: скульптора Родена, революционера Дантона, писателя Бальзака, Сирано де Бержерака, графа Монте-Кристо. Есть ли роли, о которых вы еще мечтаете?

Депардье: Таких конкретных ролей нет. Но мне нравятся любовные истории, все равно, в каком контексте, главное — чтобы они отражали подлинные чувства, не испорченные фальшивой позолотой.

«Шпигель»: Вы не только снимаетесь в кино и играете на сцене, но и пишете книги, вкладываете деньги в разведку нефтяных месторождений на Кубе, владеете ресторанами и виноградниками во Франции, Италии, Марокко, Португалии.

Депардье: О да. Люблю еду, вино, женщин, мужчин.

«Шпигель»: Вы лично занимаетесь выбором вин и меню для ваших ресторанов?

Депардье: Я прежде всего слежу за тем, чтобы использовались свежие продукты по сезону. Недавно участвовал в телефонном аукционе, чтобы купить белые трюфели из Италии, продержался до 120 тыс. евро, но потом один парень из Гонконга, присоединившийся к торгам через спутник, предложил еще на 10 тыс. больше, и лот достался ему.

«Шпигель»: А что-нибудь попроще? Какое блюдо вы любите больше всего?

Депардье: У меня нет каких-то особенно любимых блюд, главное, чтобы все долго тушилось и томилось.

«Шпигель»: Очень подходит для человека, который всегда спешит и занимается таким количеством разных дел. Только что вы опять стояли перед камерой в роли Обеликса. Какой волшебный напиток кроется за вашей бьющей через край активностью?

Депардье: Просто я такой — на мое счастье. Я как губка, как промокашка, которая впитывает все подряд. Мне абсолютно подходит роль Обеликса, потому что я как будто тоже упал в волшебный котел, наполненный неукротимой радостью жизни и любовью к бытию, которая все объемлет и поглощает.

«Шпигель»: Мсье Депардье, благодарим вас за беседу.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама