Архивная публикация 2009 года: "Ночь пожирателей музеев"

Женщины с раздвинутыми ногами, изнасилованные трамваем, геи, бытовые фашисты, LSD, фотомартиролог, давка туркменов к Шилову, звуковой ад, Латынина, Воденников и Мостовщиков за стеклом, глухой кузнец. В Москве прошла Ночь музеев.

Женщины с раздвинутыми ногами, изнасилованные трамваем, геи, бытовые фашисты, LSD, фотомартиролог, давка туркменов к Шилову, звуковой ад, Латынина, Воденников и Мостовщиков за стеклом, глухой кузнец. В Москве прошла Ночь музеев.

Всем ясно, что происходит с цветами, когда засыпает маленькая Ида в сказке Андерсена «Цветы маленькой Иды», — они танцуют. Также есть сведения о ночной жизни вурдалаков и вампиров. А что делают москвичи ночью, стало ясно 16 мая. 500 тыс. человек пожирали столичные музеи.

7,5 тыс. топтались на «Винзаводе», 5 тыс. ушли в Третьяковку на Крымском Валу, 3 тыс. собрались у закрытого ГМИИ имени Пушкина, 50 человек забрались на крышу ЦДХ. Все остальные уныло стояли в очереди в Музей Шилова. Корреспондент «Профиля» сконцентрировался на живых экспонатах.

В мае 1977 года на XI Генеральной конференции Международного совета музеев в Москве советская делегация предложила отмечать Международный день музеев, в 2001-м французы сделали из него Ночь музеев. По этому поводу 8 лет спустя в Государственном биологическом музее им. К.А. Тимирязева всю ночь орудовал живой кузнец. Заснуть обитателям Малой Грузинской было не суждено. Утром корреспондент «Профиля» видел синие лица местных жителей — в такт кузнечному молоту дергалось веко, к примеру, Марины Мурадовны Джугашвили, которая отправилась на свою смену в Инфекционный центр в 6 утра и сообщила нам: «Будь они все прокляты, кузнецы». Экспозиция называлась нейтрально — «Работа кузнеца».

Живые экспонаты были выставлены и в клубе ARTEFAQ на Большой Дмитровке — писательница Юлия Латынина, поэт Дмитрий Воденников и журналист Сергей Мостовщиков. Чтобы войти в контакт с ними, нужно было выиграть конкурс на лучший вопрос. Вопросы москвичи задавали самые прямые: о будущем мирового порядка и однополярном мире — Мостовщикову, о либерализме в Китае — Латыниной и о фашизме в связи с гомосексуализмом — Воденникову. Мы забросили диктофоны под каждый стол. Нам было слышно все. Живая инсталляция с Мостовщиковым не получилась — речи Сергея было не разобрать. К поэту Воденникову пришел брутальный человек Паша, который сказал заковыристо: «Пусть я буду самым заурядным клоуном этого клоунского города в его клоунскую ночь».

Начал Воденников:

— Помните, в Интернете под 9 Мая были всякие жуткие посты о двух миллионов женщин, которых изнасиловали наши солдаты, когда вошли в Германию…

— Видел.

— А я вдруг подумал, а почему не говорят о немцах, которые изнасиловали гораздо большее число женщин? Война идет через меня. Я не знаю, идет ли она через вас...

— Ну...

— У меня есть такая книга рун, где возникает военная тема. Я вдруг понял, что так и помру со своими патриотическими настроениями. Помру, как Федор Михайлович Достоевский. Вы об этом, либо не об этом хотели говорить?

— Я не совсем об этом, нет. Те же евреи — они до сих пор живут исходом из Египта, Эсфирью. А у нас полный когнитивный диссонанс.

Воденников крепко задумался. Паша пил пиво, улыбался. Потом сказал:

— Вот сегодня марш гомосексуалистов разгонялся фашистами. Меня это немного угнетает. Я вырос на подвиге Зои Космодемьянской. Моя бабушка, будучи еврейкой, пошла в подполье. Это то немногое, чем я могу гордиться.

Поэт его не слышал:

— Я не понимаю систему зоологической ненависти, которую испытывают прекрасные брутальные мужчины, как вы, которые начинают эту хрень выплескивать. Она так неконструктивна, она так уютна. То есть почему им так сладко от того, что они натуралы? Ну что в этом сладкого? Мужская жизнь — она сложная, вы отлично это знаете без меня. Она достаточно позорна.

— Но я, вообще-то, гей…

— Хорошо. Я просто очень боюсь, что вы сейчас в меня плеснете вашим пивом. Не делайте так, пожалуйста...

— Я так не делаю обычно никогда.

— ...тем более что у меня кофе. А вы не думаете, что необходимость иметь фетиш, построенный на крови, — это и есть пролонгированный фашизм? Я так говорю, потому что я сам фашист. Во мне много этой дикости. И даже в личных отношениях я фашист. Я отлично понимаю тиранию. Личные отношения я строил всегда исключительно на неравноправии…

Время Паши истекло, и его увели. Общение глухого со слепым закончилось. Но пришла Юля Латынина.

— Я свинтус, что приехала впритык.

— Да бросьте! А какую музыку вы слушаете, когда идете в магазин за хлебом?

— А я не хожу в магазин за хлебом. Поэтому и музыку не слушаю. У меня зато есть животное дома — кошка. Большая и толстая кошка.

— Да ладно! А нам Кавказ не понять?

— По поводу Дагестана. Этот дебил Муку про...л республику, которую было не отодрать от России. Сейчас там бардак, что не есть сепаратизм…

Латынина вызывала живой интерес.

Мужчина сорока лет:

— Я человек принципиальный, который любит натюрель. И однажды, когда у моей подруги просто сдуло ветром платье, я видел, что из-под трусов выглядывает борода огненного рыжего цвета. Это интересно с эстетической точки зрения. А ты думаешь, там модная стрелка нарисована вверх или вниз? Или галочка в стиле РОА — Русской освободительной армии?

Женщины вообще были отлично представлены на Ночи музеев. Галерея «Файн Арт» накануне долго кричала о том, как замечательно будет провести ночь в ее стенах. Фотограф Вита Буйвид выставила серию снимков, повествующих о закате корпоративных вечеринок. Блюющие модели, ползающие клерки, офисный планктон в угаре содомии на лоне природы. Корреспондент «Профиля» бился о железную дверь галереи пятнадцать минут. Не открыли.

Зато на совместный перформанс Натальи Львовой (фотографа «Профиля») и Давида Саркисяна (директора Музея архитектуры им. Щусева) дверь была широко распахнута. Под маниакальный музыкальный французский проект ART Zoyd на стену Музея архитектуры транслировался удушающий фоторяд под названием «Как я провела лето… весну… осень… зиму…». Провела их Наталья Львова так себе: трупы грузинских солдат, трупы осетин, гноящиеся раны, пузырящаяся кровь. Под конец — из проруби на крещение вылезает пожилая женщина. Православная хватается за голову руками. Как будто даже слышен ее стон.

Зрители вылетали, как из адской бойлерной, кишащей ленточными червями.

Первый:

— Боже мой, кто хочет спирта? Чистого спирта? Настоящего, неразбавленного. Меня зовут Герман.

Вторая:

— Это самое сильное впечатление от Ночи музеев. Мы были еще в Булгаковском доме. Там в одной из комнат потушили свет и устроили звуковой ад. Шаги, сопение. Страшно. Но здесь — ты понимаешь, как прожила страна этот год. Это не абстрактные шаги командора, а реальные.

Третий:

— Надо было при входе лезвия раздавать. После этих фоток хочется вскрыть себе вены.

В гигантской давке в Музей Шилова никто вскрыть себе вены не хотел. Только одна женщина бегала с горящими глазами.

— Я Шилова знаю с детства, — призналась преподаватель юридической академии Наталья Кожевникова. — Он пришел из армии и начал рисовать портреты вождей. Это так здорово. Поэтому Саврасов, Левитан, Врубель в большом долгу перед Шиловым. В 1991 году мы лишились интеллекта. Уехали умные евреи — и остался Шилов.

Человек из Бурятии Жамсаран Шаракшанэ сообщил «Профилю»:

— Перекрыли ГМИИ имени Пушкина, Третьяковку. Только Шилов! А я думал, до трех ночи гулять будем. Хотя в Бурятии Шилова любят.

Ночь музеев оказалась Вечером музеев. ГМИИ закрыли в 20.00. Исторический музей тоже. Толпу направили к Глазунову. И к Шилову.

Только на «Винзаводе» вполне лизергиновое безумие закончилось под утро. В этот раз два музея открыто столкнулись в вирусно-маркетинговом противостоянии. Третьяковка сняла рекламный клип. На площади трех вокзалов люмпенов спрашивали: «Вы куда пойдете на Ночь музеев?». Алкоголики были едины: «На «Винзавод»!» А интеллигентная девушка, улыбаясь, сообщала, что идет в Третьяковку. В итоге бесплатную Третьяковку посетили 5 тыс. человек. А платный «Винзавод» — 7,5 тыс.

Милиционер на Манежной площади подытожил для нас акцию так: «Превратим музей в центральный базар».