Архивная публикация 2005 года: "Новые Робинзоны"

Я смотрю фотографии последствий урагана «Катрина». Вот голова собаки (из-под воды видна лишь голова), пытающейся выплыть. Вот фотография автобуса — по его крыше, что только и видна из-под воды, ползет цепляющийся руками за спасительный металл человек. У собаки и человека одинаковые, полные отчаяния и животного упорства взгляды. Человек и собака практически тождественны. Сейчас они оба животные, из последних сил спасающие свою жизнь.Ураганы, цунами, наводнения — все, что человечество привыкло обозначать словами «стихийные бедствия», — разрушают не только дома, больницы и школы. Они топят привычный уклад жизни, систему устоявших социальных связей и статусов людей. Поэтому эффект от стихийных бедствий на самом деле гораздо страшнее и поучительнее, чем от бедствий сознательных — терактов, например. Разумеется, любой человек в той или иной степени понимает, сколь хрупка и непрочна его земная жизнь. Можно случайно сломать ногу, умереть от сердечного приступа, попасть под машину. Но при этом практически все люди живут внутри определенных повторяющихся обстоятельств — ходят в магазины и на работу, ездят в личном или общественном транспорте, общаются с другими людьми. Кроме того, они живут внутри определенного пространства — вокруг них привычные улицы, дома, фонарные столбы или поля. И вдруг, моментально, все это исчезает.

История гибели Нового Орлеана, по сути, новая Робинзонада. Люди, не успевшие или не захотевшие эвакуироваться из зоны разрушительного урагана и не погибшие в момент высшего буйства стихии, оказались классическими робинзонами. Они больше не банковские клерки, домохозяйки или бейсболисты. Даже не безработные. Они лишь бездомные. У них остались только пол, возраст и принадлежность к биологическому виду «гомо сапиенс». Они теперь живут не в большом относительно благоустроенном городе, в котором жили еще вчера, а в нерукотворном почти безжизненном океане. В бульоне, приправленном останками городского убранства.

Но раз все социальные статусы разрушены, раз жизнь человека в одночасье помимо его воли сведена к простейшему биологическому выживанию, разрушены и общественные связи. Уже невозможно сходить за едой — ее можно только добыть. Люди вокруг уже не земляки, не привычная городская толпа, а прямые конкуренты в борьбе за выживание, за ту же самую еду и воду, которой может не хватить. И нет никакой возможности планировать, когда тебе и твоим детям удастся поесть в следующий раз.

Так люди оказываются робинзонами, заселившими необитаемый остров. Причем если самому Робинзону приходилось конкурировать исключительно с окружающей средой, то им надо бороться за выживание с огромным числом себе подобных. Поэтому грань между отвратительным мародером, вором, бандитом (теми, кто грабит уцелевшие магазины) и благородным разбойником, этаким Робин Гудом, который стремится всеми возможными способами прокормиться и накормить голодных детей, совершенно стирается.

Если в ураганах, цунами, наводнениях, землетрясениях и есть какой-либо смысл — пожалуй, только этот. Природа в одночасье возвращает нас на своей машине времени (или, точнее, на машине вечности) к нашей первоначальной биологической природе. Чтобы потом, если выживем, если сможем обрести жилище, обсохнуть, надеть домашние тапочки, сесть перед телевизором с гамбургером или чипсами, мы подумали: человек не царь природы, а ее раб. Сделать человека зверем проще простого. Остаться человеком в звериных условиях — сложнее сложного.