Архивная публикация 2003 года: "Рожденная революцией"

Нино Бурджанадзе, председателя правительства Грузии, в последнее время часто называют царицей Тамарой. Для других она Железная леди. А просто мамой революционный лидер остается для своего маленького сына, который счастлив, что она никогда не станет президентом.

Николай Мамулашвили: Нино Анзоровна, не смущает, когда вас называют Железной леди?

Нино Бурджанадзе: Ну что вы! Наоборот, это для меня большая честь. Маргарет Тэтчер с детства для меня была кумиром и идеалом. Хотя, конечно, мне до нее далеко. И если честно, я прекрасно понимаю, что, называя меня Железной леди, люди выдают желаемое за действительное.

Н.М.: Что вы думаете о роли женщины в государстве? Каково женщине в мужском коллективе?

Н.Б.: Вообще-то, женский фактор имеет значение не только в государстве, но и в семье. Если женщина нормальная, то есть активная и одновременно уравновешенная, то это всегда заметно в доме. Домашнюю ситуацию, я думаю, можно прекрасно проецировать и на государство. Все почему-то очень любят разговоры о каком-то особенном женском факторе в политике. Я бы, скорее, говорила о человеческом факторе.

Н.М.: Но все-таки, учитывая национальный менталитет... Грузинские мужчины под началом женщины?

Н.Б.: Открою вам секрет: управлять мужчинами легче, когда они не чувствуют, что ими управляешь. Нужно быть максимально деликатным. Стараться сотрудничать с людьми. Это касается и моей семьи, и тем более моих коллег.

Что же касается женского фактора, то, разумеется, он имеет значение, причем именно на Кавказе. Потому что агрессивность мужчин, которую они иногда проявляют в отношении друг друга, значительно снижается в отношении женщины. Каким бы агрессивным ни был политик-мужчина, поверьте, все-таки традиционное уважение к женщине всегда смягчает его тон. Вот и последние события в Грузии показали, что у нас действительно уважают женщину.

Н.М.: У сильной женщины могут быть слабости?

Н.Б.: У любого нормального человека есть слабости. Другое дело, что о них даже не стоит говорить, тем более если другие этих слабостей не замечают.

Н.М.: Расскажите, пожалуйста, в какой обстановке вырастают Железные леди?

Н.Б.: Я родилась в Кутаиси, это второй по величине город в Грузии после Тбилиси. Я единственный ребенок в семье. Семья наша была достаточно обеспеченной. Отец занимал довольно высокие партийные должности. А мама преподавала химию и биологию в Кутаисском педагогическом университете. Папа меня очень баловал. А мама, полная ему противоположность, была весьма сдержанным человеком. Это удивительное сочетание. С одной стороны, отказа мне не было ни в чем. С другой (и в этом заслуга мамы) -- ничего лишнего мне просить было нельзя.

Я всегда ценила то уважение, с каким родители относились друг к другу. Хотя в детстве в шутку говорила, что папа и мама больше любят друг друга, чем меня. А когда подросла, поняла, что ревность моя была совершенно необоснованной. Вот так я и росла, в тепле и любви. В обстановке, так сказать, взаимного уважения.

Не припомню, чтобы папа решал вопросы в семье единолично или стуча кулаком по столу. Мы вместе все обсуждали, а последнее слово оставалось за тем, кто был прав. Я тоже не решаю вопросы стуча кулаком. Я терпеливо выслушиваю мнения других, взвешиваю все детально и лишь после этого принимаю решение—у меня была отличная школа в детстве.

Н.М.: Как вы с будущим мужем познакомились?

Н.Б.: Ничего особенного, студенческий роман. Я была на первом курсе юридического факультета Тбилисского университета. Бадри заглянул в аудиторию, где у нас шла лекция. Увидел меня и был сразу сражен. Во всяком случае, мой муж именно так сейчас говорит, вспоминая об этом. Конечно, мне это очень приятно слышать и хочется в это верить. Хотя... хотя я в это не верю.

Н.М.: Почему? Может, это и есть любовь с первого взгляда?

Н.Б.: Да нет! Я всегда говорила, что у меня не та внешность, чтобы при взгляде на меня сразу взять и влюбиться.

Н.М.: Но раз он был так поражен, как признается, и влюбился мгновенно, то, наверное, и ухаживал за вами как-то по-особому?

Н.Б.: Он четыре года очень активно за мной ухаживал. Отбил абсолютно всех поклонников. Ну а потом мы наконец поженились.

Н.М.: Что же в нем было такое, коль вы пожертвовали всеми поклонниками?

Н.Б.: В нем чувствовалось достоинство мужчины, знающего, как себя вести. Это благородный человек, который умеет любить. Он никогда не оставит друзей в беде. Бадри был очень внимательным, очень трогательным. Всегда дарил самые лучшие розы, которые только можно было найти. И сегодня его розы, так же как и много лет назад, отличаются от всех других.

Н.М.: По работе с мужем советуетесь?

Н.Б.: Безусловно. Я же не могу оставить проблемы моей страны за дверью своей квартиры. Если кто-то говорит, что не советуется со своими близкими, друзьями и родственниками, мне кажется, что это ненормально. А с кем же тогда еще советоваться? Разве не важно услышать мнение тех, кому доверяешь? Правда, в итоге все решения нужно принимать самому.

Н.М.: Не возникает желания, что называется, поплакаться в жилетку?

Н.Б.: Муж особо не позволяет мне расслабиться, когда дело касается политических проблем. Потому что прекрасно знает, что эти тяжелейшие вопросы необходимо решать без каких-либо эмоций. Иногда бывает, что уж очень хочется поплакаться. Но я себя держу в руках.

Н.М.: Как ваша семья переживала последние события в Тбилиси?

Н.Б.: Все очень нервничали. Особенно родители. Старший сын Анзор говорил, что бабушка постарела лет на десять. Папа держался молодцом. Конечно, и супруг переживал. И даже младший сын. Переживали все. Анзор был в Оксфорде—в августе мы его отправили туда учиться. Он так нервничал, что каждый час присылал мне сообщения. Звонил часто. Но когда обстановка особенно обострилась, позвонил и сказал, что не может все это вынести, находясь так далеко, и что должен приехать в Тбилиси. Он сказал так: «Мама, я должен быть со своим народом». Я считаю, что он очень правильно поступил, горжусь им.

Знаете, на митинге было очень много молодежи. Мы с мужем находились, что называется, на передовой, но я знала, что мой сын в безопасности, в то время как чужие дети стоят здесь, на митинге. И не дай Бог, думала я, что с ними произойдет какое-нибудь несчастье на этой площади. Когда я узнала, что Анзор пришел на митинг, то ужасно заволновалась за него. Но, с другой стороны, и успокоилась. Моя совесть была чиста перед родителями детей, которые участвовали в акциях протеста.

Н.М.: Вы сейчас практически круглые сутки на работе. А как же с домашним хозяйством?

Н.Б.: Сейчас ничего не успеваю. Хотя бы потому, что я ночевала в парламенте. Каждые полтора-два часа выходила к митингующим. Говорила с людьми, пытаясь их поддержать. Это во-первых. А во-вторых, надо было следить за обстановкой. Ну, например, не выпил ли кто-нибудь слишком много горячительного.

А так, в принципе, я очень люблю свой дом. Есть, правда, некоторые вещи, которые мне не слишком нравится делать по хозяйству.

Н.М.: Например?

Н.Б.: Нет-нет, что вы! Это личное! Ну ладно, так и быть, скажу. Не люблю размораживать холодильник.

Н.М.: С учетом достижений технического прогресса сейчас это нетрудно.

Н.Б.: Все равно! Мне кажется, ни одна женщина в мире не любит чистить плиту и размораживать холодильник. Но все остальное по дому я люблю делать.

Н.М.: Что готовить любите?

Н.Б.: Я люблю печь. Сладкое, мучное, всевозможные пирожные. Мне все это удается. Все очень любят мои тарталетки, фирменное блюдо: песочная форма наполняется клубничным джемом, а сверху украшается взбитым кремом. Но смело могу утверждать, что мои домашние любят абсолютно все, что я готовлю.

Н.М.: Ваш младший сын не скучает по маме?

Н.Б.: Ревазу десять лет, в общем-то, маленький еще. Но активно во всем участвует. Даже ко мне в Дом правительства приезжал ненадолго. Он был ужасно рад, когда узнал из теленовостей, что я отказалась баллотироваться на пост президента Грузии. Он сразу же позвонил мне и сказал: «Мамочка! Какое счастье, что ты не будешь президентом! Потому что, если бы ты стала президентом, я бы тебя точно никогда не видел дома».

Н.М.: Отдых вы предпочитаете активный?

Н.Б.: Ну почему, не обязательно. И театр люблю, и с книжкой дома поваляться. Мне доставляет удовольствие возиться с цветами. Из активного отдыха люблю горные лыжи. Катаемся в основном у нас, в Гудаури, это прекрасный горно-лыжный курорт европейского уровня.

Н.М.: Муж вам компанию на склоне составляет?

Н.Б.: Вы будете смеяться, но не составляет. Я катаюсь вместе с детьми. Мужа как-то не удалось уговорить встать на лыжи. У него другое хобби. Он заядлый охотник.

Н.М.: А вас он не пытался приобщить к этому истинно мужскому занятию?

Н.Б.: В детстве я любила ходить на охоту. Меня с собой брал папа. Я очень хорошо стреляла—естественно, этому мастерству тоже папа научил. Мне очень нравилось с отцом и его друзьями уезжать на охоту, это было настоящее приключение. Но по приезде на место мои «подвиги» ограничивались прогулками по лесу. Стрельба по живым мишеням мне никогда не нравилась. К счастью, всякий раз, когда мы уезжали на охоту вместе, домой возвращались без трофеев. Сейчас я, сами понимаете, на такую своеобразную охоту уже не езжу.

Н.М.: В чем секрет семейного счастья по Бурджанадзе?

Н.Б.: В любви и, главное, в уважении. Если не уважаешь человека, рядом с которым живешь, -- не может быть счастья.

Н.М.: До «революции роз» в Тбилиси ваш муж занимал пост заместителя генерального прокурора Грузии. Чем он сейчас занимается?

Н.Б.: Бадри подал в отставку во время революции. Вообще-то, он собирался сделать это с того самого момента, когда я перешла в активную оппозицию. Когда же начались акции протеста, муж сказал мне, что совершенно нелогично, чтобы он оставался на посту заместителя генпрокурора. Хотя бы потому, что ему приходится просто пассивно наблюдать за происходящими событиями, а изменить он ничего не может. Вот так муж и ушел в отставку. Сейчас он безработный.

Н.М.: Муж не сердится, что вы косвенно виноваты в его отставке? У вас ведь традиционная грузинская семья?

Н.Б.: У нас традиционная грузинская семья. Но—с определенной спецификой. Я бы сказала так: обычная, нормальная грузинская семья, может быть, только несколько европеизированная. Мы бесконечно друг к другу привязаны и понимаем друг друга. Личные отношения, я думаю, не определяются ни политической, ни какой-либо еще конъюнктурой. Именно поэтому они и называются личными.