В своего будущего сценариста режиссер Дмитрий Барщевский влюбился с первого взгляда. Но судьбу Натальи Виолиной решила не только любовь, но и звонкая монета.— Наталья, в «Московской саге» есть эпизоды, которые вы «списывали» из жизни своих близких?

Наталья Виолина: В сценарий я включила многое из рассказов моей мамы, Лидии Михайловны. Помните сцену в лагере, когда главная героиня Вероника обнаруживает, что ее платок пахнет духами «Шанель №5»? Это произошло в лагере с моей матерью. Она же рассказывала, что заключенные женщины смазывали лицо конопляным маслом из каши, чтобы остаться привлекательными для своих мужей, если им выпадет судьба когда-нибудь встретиться c ними. Впрочем, в это они почти не верили.

— За что репрессировали вашу мать?

Н.В.: За то же, за что и всех, — жена врага народа. Моя мама была красавицей Петербурга-Ленинграда. В 27 лет ее мужа назначили главным инженером «Главалюминстроя», правой рукой Серго Орджоникидзе. Лиля Брик, познакомившись с мамой и ее мужем, воскликнула: «Боже мой! Есть ли у вас дети? Вам надо рожать каждый год!» Но мама не торопилась с детьми. В 1937 году мужа арестовали и вскоре расстреляли. Ему был всего 31 год. Через полгода взяли и маму, отправили в знаменитый АЛЖиР — Акмолинский лагерь жен изменников родины. Она провела там пять лет на одних нарах с женой Бориса Пильняка — Кирой Андроникашвили, сестрой знаменитой актрисы Наты Вачнадзе, любимицы Иосифа Сталина.

— А где ваша мать встретилась с вашим отцом?

Н.В.: Мой папа, Владимир Виолин, впервые увидел маму в 30-е годы в доме у Игоря Ильинского, где она была с мужем. Уже в конце войны отец встретил Ильинского на улице. «Вы знаете, что Лида на днях вернулась из лагеря в Ленинград?» — спросил Ильинский. Папа тут же сел на «Красную стрелу» и помчался в Ленинград. Маму он разыскал через общих друзей. Пришел к ней и предложил руку, сердце и жизнь. А в качестве подарка принес банку американской сгущенки, которая стоила его месячную зарплату. У него на глазах мама слопала всю банку. «Мы с этим человеком из похожих семей, получили одинаковое воспитание, наверное, мне будет с ним неодиноко», — подумала мама. В ту пору о любви она и не мечтала — еще не перестала удивляться тому, что просто выжила. Родители прожили вместе тридцать лет. Мама пережила отца на четверть века.

Дмитрий Барщевский: В молодости Лидия Михайловна была равнодушна к детям. Но стала хорошей матерью, была потрясающей бабушкой для наших детей — Антона и Даши и дождалась правнуков — Никиту и Аришу. Лидия Михайловна рассказывала, что на полевых работах в лагере при морозе минус сорок градусов она думала, что это и есть конец жизни. А дожила до девяноста одного года.

— Наталья, как вы познакомились с Димой?

Н.В.: Дима пришел к нам в гости со своим другом-художником Юрой. Дима был жгучим брюнетом, Юра — блондином. Мне тогда нравились блондины. Я понравилась им обоим. Как уверяет мой муж, они с Юрой бросили монетку, кто будет за мной ухаживать.

Д.Б.: 7 ноября наша общая с Юрой одноклассница пригласила нас в гости к какой-то девочке. Я уже учился на первом курсе ВГИКа, Наташе было шестнадцать лет — школьница. Правда, она соврала, что ей семнадцать.

Н.В.: В первый и последний раз в жизни прибавила себе возраст.

Д.Б.: Я был очарован атмосферой дома и семьи. И не только я. Юре Наташа тоже понравилась. Мы загадали: орел или решка — кто будет за ней ухаживать. Жребий выпал мне, но я сказал другу, что выиграл он. Я всегда считал, что дружба выше любви.

— Но шанс-то честно выпал вам...

Д.Б.: Я уже работал в кино и считал себя бывалым сердцеедом. Юра же был очень скромным и застенчивым. Мне хотелось, чтобы друг почувствовал себя увереннее. Так что я отошел в сторону. Все закончилось тем, что Юра с Наташей поженились. Я был на их свадьбе свидетелем и фотографом одновременно. Смотрю в объектив и думаю: что же такое происходит? Что это я делаю, дурак? После свадьбы, чтобы не устраивать банальный «треугольник», я перестал общаться с ребятами — потерял и друга, и Наташу.

Н.В.: «После свадьбы» — это сильно сказано. Свадьбы не было: дружеский обед. Все очень скромно, интеллигентно, никакой фаты, лент, кукол, никакой пошлости, все-таки 60-е годы…

А вторая попытка, с Димой, — еще хуже. Поскольку я разводилась, на нашу свадьбу не пришли даже родители. Димины вообще не знали, что сын женится, а мои любили первого мужа и целыми днями плакали. Правда, цветы все-таки нам прислали. Представьте себе: июль, жара, в ЗАГСе всего четыре человека — мы и двое свидетелей. К тому же выходной день. Диме пришлось уговаривать регистраторшу нас поженить. Она примчалась с дачи. Загорелая, в сарафане, руки в земле — копалась на грядках. Вытерла лоб, нацепила торжественную ленту через плечо: «Объявляетесь мужем и женой. Распишитесь». Вот и все, даже ни одной фотографии. С той поры не могу равнодушно смотреть на свадьбы: останавливаюсь на улице с открытым ртом, глазею на платья с кринолином, машины в цветах.

— А как вы с Дмитрием в ЗАГСе-то оказались?

Н.В.: Независимо друг от друга мы с Димой посмотрели фильм Клода Лелюша «Мужчина и женщина». Тем не менее вывод сделали одинаковый: от любви нельзя отказываться, даже если все против нее. Дима мне позвонил. В тот день единственный раз в жизни я пришла на свидание вовремя. Больше мы не расставались.

Д.Б.: Хотя я считаю, что брак по любви — вещь рискованная. Нужно нечто большее, что удерживает людей вместе. Главное — дети. Но нужна еще какая-то общая страсть. В нашем случае — это кино.

— Как вы начали работать вместе?

Н.В.: Я окончила филфак МГУ, где учились в основном девочки из хороших семей, не имеющие ярко выраженных талантов. Филология никогда меня не интересовала.

Д.Б.: После МГУ Наташа работала на телевидении, а я — кинооператором. И то, и другое поглощало уйму времени. Стало ясно, что при таком режиме мы никогда не будем видеться и в результате расстанемся. Я предложил Наташе уйти с работы.

Н.В.: И я сделала это с радостью: ненавижу регламент. Начала писать сценарии, научно-популярную заказуху. Один фильм, кстати, очень симпатичный, мы сделали с Лешей Учителем, о чем всегда с удовольствием вспоминаем.

— А кино не могло в те годы обеспечить семью?

Н.В.: В кино никогда не было зарплат — только гонорарная система. И не было гарантированной работы. Если снимаем, стало быть, все в порядке, не снимаем — полный упадок. Наш творческий путь можно проследить по тем дачам, которые мы на лето снимали для детей: один год это был дом «с удобствами», другой — жалкая халупа с туалетом на улице. Воду грели в ведрах, детей купали в тазу. До сих пор в Переделкино по соседству с нами стоит дом, который мы сами оклеили остатками обоев из городской квартиры. В такие времена мы жили в долг, что совершенно нас не угнетало.

— Может, угнетало ваших кредиторов?Н.В.: Отнюдь нет! Через год мы с ними менялись местами. О чем был ваш первый общий фильм?

Н.В.: В 1978 году мы с Димой сняли картину «Это в сердце было моем» о Всеволоде Вишневском, авторе «Оптимистической трагедии». Затем последовала «Жизнь и любовь Александра Блока». Потом «Две главы из семейной хроники» — фильм о судьбе немецкого корреспондента, приехавшего работать в Москву. А затем начался огромный проект — киноэпопея «XX век», в рамках которой мы сняли фильм «Риск», а год спустя, по совету академика Сахарова, — «Риск-2». Фильм был про то, что атомная бомба — это заслуга наших разведчиков, которые добыли готовые чертежи, чтобы ее построить. А вот водородная бомба — чисто российское изобретение.

Д.Б.: «Риск» был первым залпом перестройки. Атомщики на нас страшно разозлились, но Горбачев посмотрел и сказал, что ему важно, чтобы эту картину увидели все. Он лично выбрал самое лучшее время — прайм-тайм. Наш фильм показали сразу по всем каналам почти во всех странах Европы. Картину в СССР в первый вечер посмотрели 200 млн. человек.

— Вы проснулись богатыми и знаменитыми?

Н.В.: Мы проснулись счастливыми и ошарашенными: о фильме написали почти все наши и самые крупные западные газеты. А потом надолго замолчали: начался кризис российского кино. Нам пришлось работать с иностранными кинокомпаниями. Много работали с немецкими компаниями, месяцами жили в Германии.

— Не было соблазна там остаться?

Н.В.: Мы жили на два дома: и тут, и там. А остаться… Нет, мы не смогли бы жить нигде за границей, это было бы наказанием. Вот, например, хотите знать, в каких терзаниях у нас проходят иногда ночи?

— Хочу!

Н.В.: Мы можем проснуться и три часа вспоминать, по каким маршрутам ходили в Москве троллейбусы — №1, №2, №3 и так далее… Если не соглашаемся, то спорим, орем, пока не наступит утро и можно будет проверить, кто прав. Мы потратили несколько ночей на это и дошли до 70-х номеров, восстановили все трассы. Кстати, с радостью обнаружили, что 20-й троллейбус по-прежнему ходит по улице Горького до Серебряного Бора, где мы снимали «Сагу». Мы с детьми ездили на нем туда гулять.

— А путешествовать вы любите?

Н.В.: По этой части силен наш сын, а я не любознательна. Могу десятки раз ездить в одно и то же место, приумножать воспоминания. Мы очень любим старые, привычные места, где прошла молодость: Юрмалу, Крым, Суздаль. Тоскуем по Пицунде. Правда, то, что происходило три последних года, отдыхом не назовешь. Мы уезжали вдвоем дней на десять, сидели на пляже обложенные бумагой и все время писали: сцены, диалоги, план монтажа.

— А поработать бабушкой и дедушкой успеваете?

Н.В.: Увы, немного. Хотя очень любим эту «работу», все время стараемся умыкнуть внуков к себе. Много им рассказываем, особенно про семью, предков, корни — нам кажется, это единственная возможность сохранить сплоченность семьи и ее традиции. Во всяком случае, в качестве «бабы и деда» вполне себя осознали, хотя внуки упорно называют нас Натуля и Димуля. Кстати, Никита и Ариша снимались в «Саге» и много раз ее смотрели.

— Они что-нибудь поняли про эпоху Сталина?

Н.В.: Никита посмотрел одну из серий, когда она была еще в работе, и сказал своей маме: «Жестко, не понравилось». Даша спросила: «А что такое?» — «Натуля с Димулей глупость какую-то сделали. Сталин — убийца. Он умер, а все почему-то ревут».

— А ваши дети пошли по вашим стопам?

Д.Б.: И Антон, и Даша окончили ВГИК. Даша уже десять лет работает на Московском международном кинофестивале, возглавляет службу протокола и службу жюри. На «Московской саге» она была кастинг-директором, обеспечивала участие и взаимодействие в сериале двадцати трех звезд в главных ролях и еще более двухсот других персонажей. Попутно она сняла свой фильм — «Последний дубль», о том, как снималась «Сага». Антон провел эту киноэпопею в качестве генерального продюсера.

— А почему у ваших детей разные фамилии?

Н.В.: Это всех приводит в недоумение: сын — Барщевский, а дочь — Виолина. Когда я ждала второго ребенка, умер мой отец, и род Виолиных на мне заканчивался. Поскольку на УЗИ мне твердо обещали мальчика, Дима предложил: дадим ему фамилию Виолин, будет продолжателем рода. Однако родилась Даша. Но она, так же как и я, выйдя замуж, фамилию не сменила. Теперь у нас мужская часть семьи — Барщевские, а женская — Виолины.

— У вас очень красивый дом в Переделкино. Кому пришла в голову идея построить настоящую русскую усадьбу?

Н.В.: Семь лет назад нам сказали, что продается половина участка писателя Бориса Лавренева. Мы примчались в одиннадцать часов вечера и в полной темноте купили нечто «от этих кустов до тех». Когда на участок приехали строители, оказалось, что тут болото и строить ничего нельзя. Дима меня успокоил: «Целый Петербург на болоте построили, неужели мы один дом не поднимем?» Моим любимым архитектурным образом всегда была русская усадьба. Но меня все жарко отговаривали: «Это несовременно, вы теряете площадь. Кому нужны коридоры, надо объединять пространства». Нас спасла киноархитектор Алена Табакова. Она сказала, что русский классицизм — ее любимый стиль. Так и построили.

— Мебель у вас фамильная?

Н.В.: Кое-что фамильное мы перетащили из квартиры в Москве. Пока строился дом, покупали всякую рухлядь, и в течение двух лет мастер ее реставрировал. Не музейно, а бытово, так, чтобы не было ободранностей и чтобы всем можно было пользоваться.

— Над интерьерами работал дизайнер?

Н.В.: Я все делала сама. Кстати, дом семьи Градовых в «Саге» я тоже «обживала» сама. Всей съемочной группе казалось, что это настоящий дом. Мы даже отмечали там праздники и дни рождения.

— У вашего супруга есть вредные привычки?

Н.В.: Раньше меня раздражало маниакальное беспокойство мужа в отношении близких. Дима долго всех приучал постоянно звонить, как только куда-то доехали или долетели. Приучил. Мы все набираем друг другу, не успевает шасси коснуться взлетной полосы. А еще Дима обожает читать инструкции к разнообразной технике. Его домашнее прозвище — «враг техники, друг инструкций». Вся техника в доме не работает. Новый плазменный телевизор, который мы купили специально к премьере нашего детища, показывал ровно один день. «Московскую сагу» мы смотрели на двух старых телевизорах в разных комнатах. На одном был звук, на другом — изображение.

— Бывает, что вы ругаетесь?

Н.В.: Мы оба очень горячие, потому сказать, что у нас «голубиная» жизнь, было бы преувеличением. Я обидчивая, но отходчивая. А у Димы очень сильное подавляющее поле. Мне стоило немалых трудов сохранить свою независимость.

Д.Б.: На площадке я вынужден проявлять волю и настойчивость. А вот что касается быта, по-моему, я не тиран. Мне абсолютно все равно, из чего сделан борщ.

Н.В.: Главное, чтобы он был. Так же, как котлеты. И компот. И «кефирчик». И многое другое — от соленого до очень сладко-го. Когда все есть — он не тиран. (Смеется.) Просто у нас вся семья любит поесть.

— Готовить любите?

Н.В.: Я не люблю всю работу по дому, но все умею делать. Я хорошо жарю бифштексы, обожаю яичницы, омлеты и салаты. Готовлю по наитию, без рецептов. Но никогда в жизни у меня ничего не получалось из теста, даже раскатать его ни разу не удалось. Тесто намертво прилипает к любой поверхности. Вообще, я не склонна ни к чему, что требует усидчивости. Я и пуговицы пришить не могу.

— А как же работа над сценарием?

Н.В.: Для меня вычитать текст — это пытка, легче написать новые сцены. Точно так же я ненавижу стоять в пробках — все равно куда, лишь бы ехать.