Архивная публикация 2000 года: "Семья в постановке Кончаловского"
Режиссер Андрей Кончаловский не любит сидеть без дела. Когда из-за отсутствия денег не получается снимать фильмы, он издает книги, и от его откровений читателей бросает то в жар, то в холод. Пока публика приходит в себя, Кончаловский в очередной раз женится. На седьмом десятке он заводит ребенка (наши аплодисменты, утрем нос их Чаплину!). Роль Пенелопы в его одиссее вот уже несколько лет исполняет молодая актриса Юлия Высоцкая.Людмила Лунина: Юля, из книг Андрея Сергеевича и его многочисленных интервью известно, что вы встретились в Сочи, на "Кинотавре", после чего уже не расставались. А вы не расскажете о своей жизни до этого эпохального события?
Юлия Высоцкая: Жизни не было -- шучу. Наоборот, до встречи с Кончаловским я прожила самые плодотворные в профессиональном плане годы.
Л.Л.: Вы, кажется, из Минска?
Ю.В.: Я там оканчивала театральный институт. А вообще я -- ниоткуда. Я дочка военного, мой адрес Советский Союз. Поступать в Минск я приехала из города Баку. Ни родных, ни знакомых в Белоруссии у меня не было. Тем не менее меня приняли, даже несмотря на то, что я не говорила по-белорусски.
Буквально перед экзаменом мама уговорила прочитать ей отобранный материал -- и ужаснулась. Первым пунктом шла басня Сергея Михалкова "Лев и ярлык". По совету мамы я оставила Чехова и Ахматову, а Михалкова из программы убрала.
Л.Л.: Вы потом лично ему об этом рассказали?
Ю.В.: Да. Но вообще я его наизусть знаю, выросла на его книжках.
Л.Л.: А почему вы поехали в Минск, не в Москву?
Ю.В.: Мне было страшно. Никто меня в моем стремлении быть актрисой не поддерживал. Только мама говорила: "Я знаю, ты будешь артисткой, я это чувствую желудком". Это был самый большой комплимент, который я слышала. Какая уж тут Москва?
И потом, меня все пугали, что нужно спать с режиссерами. А я была девушка романтическая и спать ни с кем не хотела. И только один человек мне сказал: "Да, конечно, актрисы спят с режиссерами. Но посмотри, какие они потом образы создают! А если бы не переспали -- может, ничего бы и не вышло". "Ну ладно,-- решила я.-- Ради образа, наверное, можно".
В институте, после первого курса, когда я только-только начала понимать, куда я попала и чему меня учат, педагог, который нас вел, ушла. Для меня это была трагедия, я впала в депрессию. Закончилось все тем, что я взяла академический отпуск и через год вернулась к своему учителю на первый курс.
За этот год я снялась в первом своем фильме. Это была лента по повести Василя Быкова "Пойти и не вернуться". Я играла партизанку Зосю.
Л.Л.: Хороший был фильм?
Ю.В.: К сожалению, нет. Хотя история интересная. Парень и девушка идут во вражеский тыл. Он ее любит и уговаривает перейти к немцам, чтобы спастись. А она -- такая комсомолка: "Как ты можешь?" Он боится, что она расскажет обо всем партизанам,-- и, безумно любя, убивает. Классический Быков, драма характеров. Кино вышло гораздо хуже.
Л.Л.: Но хоть удовольствие вы от съемок получили?
Ю.В.: Ну что вы! Мало сказать удовольствие! Приходишь на киностудию, главная роль, все вокруг тебя бегают: "Юлечка, Юлечка!" Что еще артистке надо?
За годы учебы меня вообще избаловали. На какую бы пробу я ни приходила, меня всегда утверждали. И когда потом я попала в Лондон, в Калифорнию, было странно. Все мило улыбаются: "Да-да, мы вам позвоним". И все -- ни звука.
Л.Л.: А как вы попали в Сочи?
Ю.В.: Я приехала с картиной "Игра воображения". Это была моя третья лента. В Минске постоянно что-то снимали: там очень дешевое производство. Помню, за один эпизод мне заплатили двадцать долларов. Я купила своему молодому человеку пачку сигарет и себе -- шоколадку "Пикник". Это был 1992 или 1993 год.
Л.Л.: И в Сочи в одно мгновение вся ваша жизнь перевернулась.
Ю.В.: Начался сон, и я до сих пор сплю.
Л.Л.: Чтобы так, очертя голову, уехать с известным режиссером, надо иметь характер, быть авантюристкой.
Ю.В.: Не авантюристкой, а просто безумной. Я сейчас оглядываюсь назад и ужасаюсь -- ведь как в пропасть головой. Я вообще плохо соображала, что делала.
Л.Л.: Такое было сильное чувство?
Ю.В.: Нет, сильное чувство возникло гораздо позже -- вначале был шок. Мне кажется, женщина чем больше узнает, тем сильнее любит. В этом разница. Мужчины наоборот: чем глубже узнают, тем быстрее теряют интерес. Их надо удивлять.
Л.Л.: Удивляете?
Ю.В.: Изо всех сил.
Л.Л.: Посуду еще не бьете?
Ю.В.: Я не думаю, что Андрона этим удивишь.
Л.Л.: В своей книге Андрей Сергеевич так откровенно описал вашу первую ночь. Вы не хотите ответить ему взаимностью и изложить свою версию?
Ю.В.: Что я почувствовала, когда дотронулась? Нет, мемуары еще рано писать. Я собираю материал. Когда вышла книга Андрона, был большой ажиотаж. Я слышала, как звонили женщины, о которых он написал. Они были, мягко говоря, не в восторге. Я могу понять их, но понимаю и Андрея. Это его право, он же художник.
Л.Л.: Юля, вольно или нет, вы стали часть мифа семьи Михалковых-Кончаловских, наших русских Кеннеди. Вы сейчас на виду, вас это не утомляет?
Ю.В.: Это приятно.
Знаете, в институте у меня был очень хороший педагог. На первом курсе она каждого студента спрашивала, почему он хочет быть актером. Все отвечали в том духе, дескать, мечтаю умереть на сцене. Один мальчик сказал: "Я хочу поехать в Голливуд" -- и это было близко к истине. А я сказала, что хочу, чтобы мое лицо было на всех афишах, на всех экранах. "Вот это абсолютная правда",-- ответила мой педагог.
Л.Л.: А как же частная жизнь?
Ю.В.: О ней никто не знает. О том, что дочка родилась, можно рассказать всем. А что я чувствую -- секрет.
Л.Л.: У Кончаловского было много жен и возлюбленных, у него была легендарная мама. Вы не боитесь, что попадете в ряд, что вас постоянно будут сравнивать, что придется всегда соответствовать?
Ю.В.: С Андреем это так просто -- и стараться не надо. С самого первого момента я чувствовала себя рядом с ним абсолютно свободно и органично. Наверное, это заслуга его замечательной мамы.
Л.Л.: Он вас эмоционально и интеллектуально подпитывает?
Ю.В.: Подпитывает -- не то слово. Он питает. Он такой человек, для которого хочется стараться. Если бы я могла сделать памятник из звезд, я бы сделала -- ему.
Я абсолютно уверена, что он гений. Для меня в мужчине очень притягателен талант. Не деньги. Замечательно, когда деньги подкрепляют талант, но нет денег -- не страшно.
Л.Л.: Вы бы согласились и на шалаш?
Ю.В.: С ним -- запросто. У него такой вкус, что шалаш вышел бы сказочный.
Л.Л.: В книге Кончаловского есть еще один примечательный момент -- как вы его в Лондоне, грубо говоря, кинули -- ушли с приятелем слушать джаз. Кажется, он испытал катарсис: это же он должен был слушать джаз, а вы -- ждать его дома. И вдруг -- такая приятная метаморфоза.
Ю.В.: Получилось все странно и неожиданно. Мы жили в Лондоне. Я училась на курсах английского, он все время монтировал, вечерами я сидела дома. У нас был потрясающий дом -- обыкновенный маленький замок, в самом центре. Там обитали привидения, и я спала с ножом под подушкой. А Андрон говорил, что ножи против привидений не помогают.
В зданиях вокруг были офисы, и один молодой человек, с которым я познакомилась, пригласил меня послушать джаз. Позвонила Андрею. "Иди, конечно!"
Джаз, кофе, Сохо, разговоры. Оглянулась -- три часа ночи. Домой возвращаться страшно: замок старый, полы скрипучие, Андрон спит, я его наверняка разбужу. Прихожу -- везде горит свет. И он, несчастный, взъерошенный, с перевернутыми глазами: "Где ты была?" Хочется умереть, когда такое видишь.
Л.Л.: Неужели несчастный? Верится с огромным трудом.
Ю.В.: Но это правда. Он действительно невероятный -- нежный, трогательный, эмоциональный.
Л.Л.: Но, кажется, вы и профессию еще не окончательно забросили, вы же в Лондоне учились.
Ю.В.: Да, год в театральной школе. Это был курс для тех, кто уже имеет театральное образование. У англичан потрясающая школа сценического боя. Шпаги, драки, рукопашный бой -- я по всем этим дисциплинам получила пять, то есть сдала экзамен на степень магистра.
Английский театр сильно от русского отличается. Они легко играют, им не нужно переживать, входить в образ.
Американская актерская школа нам ближе. Там знают Станиславского (он приезжал в США со своим Художественным театром), его систему называют методом. Правда, американцы перевели только раннего Станиславского, его поздних работ они не знают, так что представление о методе у них усеченное.
Есть такой непридуманный анекдот. Дастин Хоффман снимался вместе с Лоуренсом Оливье. Хоффману надо было сыграть голодного человека. Он три дня не ел. И тут Оливье его спрашивает: "Дорогой мой, а вы не пробовали играть?"
Школу я закончила в 1998 году. А потом нам резко захотелось Машу.
Л.Л.: И Андрею Сергеевичу захотелось -- шестого ребенка?
Ю.В.: Он не против и седьмого. Но пока у нас есть Маша, и она замечательная. Я ее к нянькам ревную. Андрон обижается: "Раньше ты говорила, что твой самый счастливый день -- когда мы встретились в лифте". Но все, лифт отодвинут на второе место: самый счастливый день моей жизни -- рождение дочери.
Андрон в роддоме плакал. Я -- нет, мне укольчик сделали. Я вообще быстро и совершенно безболезненно родила -- так бывает в одном случае на тысячу. А потом он с Машей в одной руке пошел за шампанским.
Врачи удивились. Но мы не сами это выдумали -- мы прочли в книжке "Что ожидать, когда вы ожидаете". Там настоятельно советовали захватить с собой в роддом бутылку шампанского. И еще написать на ней свою фамилию -- чтобы не перепутать с чужими бутылками. Это наверняка была шутка, но мы так и сделали.
Л.Л.: И наконец, самый банальный и последний вопрос -- о планах.
Ю.В.: Я суеверная и ничего говорить не буду. Андрон пишет -- и книгу, и сценарии.
Я сейчас жду ответы на несколько интервью. Мне, кстати, предложили неплохую роль, но тут я как раз забеременела. Я чисто по-русски рассуждала: они наверняка начнут на два месяца позже, а я к тому времени быстренько рожу и войду в форму. Но они начали в срок -- и мне пришлось отказаться.
Режиссер Андрей Кончаловский не любит сидеть без дела. Когда из-за отсутствия денег не получается снимать фильмы, он издает книги, и от его откровений читателей бросает то в жар, то в холод. Пока публика приходит в себя, Кончаловский в очередной раз женится. На седьмом десятке он заводит ребенка (наши аплодисменты, утрем нос их Чаплину!). Роль Пенелопы в его одиссее вот уже несколько лет исполняет молодая актриса Юлия Высоцкая.Людмила Лунина: Юля, из книг Андрея Сергеевича и его многочисленных интервью известно, что вы встретились в Сочи, на "Кинотавре", после чего уже не расставались. А вы не расскажете о своей жизни до этого эпохального события?
Юлия Высоцкая: Жизни не было -- шучу. Наоборот, до встречи с Кончаловским я прожила самые плодотворные в профессиональном плане годы.
Л.Л.: Вы, кажется, из Минска?
Ю.В.: Я там оканчивала театральный институт. А вообще я -- ниоткуда. Я дочка военного, мой адрес Советский Союз. Поступать в Минск я приехала из города Баку. Ни родных, ни знакомых в Белоруссии у меня не было. Тем не менее меня приняли, даже несмотря на то, что я не говорила по-белорусски.
Буквально перед экзаменом мама уговорила прочитать ей отобранный материал -- и ужаснулась. Первым пунктом шла басня Сергея Михалкова "Лев и ярлык". По совету мамы я оставила Чехова и Ахматову, а Михалкова из программы убрала.
Л.Л.: Вы потом лично ему об этом рассказали?
Ю.В.: Да. Но вообще я его наизусть знаю, выросла на его книжках.
Л.Л.: А почему вы поехали в Минск, не в Москву?
Ю.В.: Мне было страшно. Никто меня в моем стремлении быть актрисой не поддерживал. Только мама говорила: "Я знаю, ты будешь артисткой, я это чувствую желудком". Это был самый большой комплимент, который я слышала. Какая уж тут Москва?
И потом, меня все пугали, что нужно спать с режиссерами. А я была девушка романтическая и спать ни с кем не хотела. И только один человек мне сказал: "Да, конечно, актрисы спят с режиссерами. Но посмотри, какие они потом образы создают! А если бы не переспали -- может, ничего бы и не вышло". "Ну ладно,-- решила я.-- Ради образа, наверное, можно".
В институте, после первого курса, когда я только-только начала понимать, куда я попала и чему меня учат, педагог, который нас вел, ушла. Для меня это была трагедия, я впала в депрессию. Закончилось все тем, что я взяла академический отпуск и через год вернулась к своему учителю на первый курс.
За этот год я снялась в первом своем фильме. Это была лента по повести Василя Быкова "Пойти и не вернуться". Я играла партизанку Зосю.
Л.Л.: Хороший был фильм?
Ю.В.: К сожалению, нет. Хотя история интересная. Парень и девушка идут во вражеский тыл. Он ее любит и уговаривает перейти к немцам, чтобы спастись. А она -- такая комсомолка: "Как ты можешь?" Он боится, что она расскажет обо всем партизанам,-- и, безумно любя, убивает. Классический Быков, драма характеров. Кино вышло гораздо хуже.
Л.Л.: Но хоть удовольствие вы от съемок получили?
Ю.В.: Ну что вы! Мало сказать удовольствие! Приходишь на киностудию, главная роль, все вокруг тебя бегают: "Юлечка, Юлечка!" Что еще артистке надо?
За годы учебы меня вообще избаловали. На какую бы пробу я ни приходила, меня всегда утверждали. И когда потом я попала в Лондон, в Калифорнию, было странно. Все мило улыбаются: "Да-да, мы вам позвоним". И все -- ни звука.
Л.Л.: А как вы попали в Сочи?
Ю.В.: Я приехала с картиной "Игра воображения". Это была моя третья лента. В Минске постоянно что-то снимали: там очень дешевое производство. Помню, за один эпизод мне заплатили двадцать долларов. Я купила своему молодому человеку пачку сигарет и себе -- шоколадку "Пикник". Это был 1992 или 1993 год.
Л.Л.: И в Сочи в одно мгновение вся ваша жизнь перевернулась.
Ю.В.: Начался сон, и я до сих пор сплю.
Л.Л.: Чтобы так, очертя голову, уехать с известным режиссером, надо иметь характер, быть авантюристкой.
Ю.В.: Не авантюристкой, а просто безумной. Я сейчас оглядываюсь назад и ужасаюсь -- ведь как в пропасть головой. Я вообще плохо соображала, что делала.
Л.Л.: Такое было сильное чувство?
Ю.В.: Нет, сильное чувство возникло гораздо позже -- вначале был шок. Мне кажется, женщина чем больше узнает, тем сильнее любит. В этом разница. Мужчины наоборот: чем глубже узнают, тем быстрее теряют интерес. Их надо удивлять.
Л.Л.: Удивляете?
Ю.В.: Изо всех сил.
Л.Л.: Посуду еще не бьете?
Ю.В.: Я не думаю, что Андрона этим удивишь.
Л.Л.: В своей книге Андрей Сергеевич так откровенно описал вашу первую ночь. Вы не хотите ответить ему взаимностью и изложить свою версию?
Ю.В.: Что я почувствовала, когда дотронулась? Нет, мемуары еще рано писать. Я собираю материал. Когда вышла книга Андрона, был большой ажиотаж. Я слышала, как звонили женщины, о которых он написал. Они были, мягко говоря, не в восторге. Я могу понять их, но понимаю и Андрея. Это его право, он же художник.
Л.Л.: Юля, вольно или нет, вы стали часть мифа семьи Михалковых-Кончаловских, наших русских Кеннеди. Вы сейчас на виду, вас это не утомляет?
Ю.В.: Это приятно.
Знаете, в институте у меня был очень хороший педагог. На первом курсе она каждого студента спрашивала, почему он хочет быть актером. Все отвечали в том духе, дескать, мечтаю умереть на сцене. Один мальчик сказал: "Я хочу поехать в Голливуд" -- и это было близко к истине. А я сказала, что хочу, чтобы мое лицо было на всех афишах, на всех экранах. "Вот это абсолютная правда",-- ответила мой педагог.
Л.Л.: А как же частная жизнь?
Ю.В.: О ней никто не знает. О том, что дочка родилась, можно рассказать всем. А что я чувствую -- секрет.
Л.Л.: У Кончаловского было много жен и возлюбленных, у него была легендарная мама. Вы не боитесь, что попадете в ряд, что вас постоянно будут сравнивать, что придется всегда соответствовать?
Ю.В.: С Андреем это так просто -- и стараться не надо. С самого первого момента я чувствовала себя рядом с ним абсолютно свободно и органично. Наверное, это заслуга его замечательной мамы.
Л.Л.: Он вас эмоционально и интеллектуально подпитывает?
Ю.В.: Подпитывает -- не то слово. Он питает. Он такой человек, для которого хочется стараться. Если бы я могла сделать памятник из звезд, я бы сделала -- ему.
Я абсолютно уверена, что он гений. Для меня в мужчине очень притягателен талант. Не деньги. Замечательно, когда деньги подкрепляют талант, но нет денег -- не страшно.
Л.Л.: Вы бы согласились и на шалаш?
Ю.В.: С ним -- запросто. У него такой вкус, что шалаш вышел бы сказочный.
Л.Л.: В книге Кончаловского есть еще один примечательный момент -- как вы его в Лондоне, грубо говоря, кинули -- ушли с приятелем слушать джаз. Кажется, он испытал катарсис: это же он должен был слушать джаз, а вы -- ждать его дома. И вдруг -- такая приятная метаморфоза.
Ю.В.: Получилось все странно и неожиданно. Мы жили в Лондоне. Я училась на курсах английского, он все время монтировал, вечерами я сидела дома. У нас был потрясающий дом -- обыкновенный маленький замок, в самом центре. Там обитали привидения, и я спала с ножом под подушкой. А Андрон говорил, что ножи против привидений не помогают.
В зданиях вокруг были офисы, и один молодой человек, с которым я познакомилась, пригласил меня послушать джаз. Позвонила Андрею. "Иди, конечно!"
Джаз, кофе, Сохо, разговоры. Оглянулась -- три часа ночи. Домой возвращаться страшно: замок старый, полы скрипучие, Андрон спит, я его наверняка разбужу. Прихожу -- везде горит свет. И он, несчастный, взъерошенный, с перевернутыми глазами: "Где ты была?" Хочется умереть, когда такое видишь.
Л.Л.: Неужели несчастный? Верится с огромным трудом.
Ю.В.: Но это правда. Он действительно невероятный -- нежный, трогательный, эмоциональный.
Л.Л.: Но, кажется, вы и профессию еще не окончательно забросили, вы же в Лондоне учились.
Ю.В.: Да, год в театральной школе. Это был курс для тех, кто уже имеет театральное образование. У англичан потрясающая школа сценического боя. Шпаги, драки, рукопашный бой -- я по всем этим дисциплинам получила пять, то есть сдала экзамен на степень магистра.
Английский театр сильно от русского отличается. Они легко играют, им не нужно переживать, входить в образ.
Американская актерская школа нам ближе. Там знают Станиславского (он приезжал в США со своим Художественным театром), его систему называют методом. Правда, американцы перевели только раннего Станиславского, его поздних работ они не знают, так что представление о методе у них усеченное.
Есть такой непридуманный анекдот. Дастин Хоффман снимался вместе с Лоуренсом Оливье. Хоффману надо было сыграть голодного человека. Он три дня не ел. И тут Оливье его спрашивает: "Дорогой мой, а вы не пробовали играть?"
Школу я закончила в 1998 году. А потом нам резко захотелось Машу.
Л.Л.: И Андрею Сергеевичу захотелось -- шестого ребенка?
Ю.В.: Он не против и седьмого. Но пока у нас есть Маша, и она замечательная. Я ее к нянькам ревную. Андрон обижается: "Раньше ты говорила, что твой самый счастливый день -- когда мы встретились в лифте". Но все, лифт отодвинут на второе место: самый счастливый день моей жизни -- рождение дочери.
Андрон в роддоме плакал. Я -- нет, мне укольчик сделали. Я вообще быстро и совершенно безболезненно родила -- так бывает в одном случае на тысячу. А потом он с Машей в одной руке пошел за шампанским.
Врачи удивились. Но мы не сами это выдумали -- мы прочли в книжке "Что ожидать, когда вы ожидаете". Там настоятельно советовали захватить с собой в роддом бутылку шампанского. И еще написать на ней свою фамилию -- чтобы не перепутать с чужими бутылками. Это наверняка была шутка, но мы так и сделали.
Л.Л.: И наконец, самый банальный и последний вопрос -- о планах.
Ю.В.: Я суеверная и ничего говорить не буду. Андрон пишет -- и книгу, и сценарии.
Я сейчас жду ответы на несколько интервью. Мне, кстати, предложили неплохую роль, но тут я как раз забеременела. Я чисто по-русски рассуждала: они наверняка начнут на два месяца позже, а я к тому времени быстренько рожу и войду в форму. Но они начали в срок -- и мне пришлось отказаться.
ЛЮДМИЛА ЛУНИНА
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
