Архивная публикация 2009 года: "Серьезный разговор"
— Я свободна, как сопля в полете! — с вызовом сообщила мне Лара. Что я мог сказать по этому поводу? Я промолчал, дожидаясь не пояснений — о том, что произошло, я более или менее догадывался, — но продолжения.И оно последовало:
— Он меня бросил. Твой дружок. Сказал, что встретил женщину своей мечты. С ногами от пробора и бездонными глазами. Осел. И сказал, что ты мне все объяснишь.
Осел, то есть Ларин муж Саня Белов, позвонил мне полчаса назад и прорыдал в трубку, что только я могу утешить Лару. Его-то самого, похоже, было кому утешать. Я как раз собирался засесть за переписывание сценария для телевидения и уже плеснул себе коньячку, и тут — на тебе. Гибель любовного «Титаника», и я в качестве спасательной команды. Сволочь Белов.
Пришлось ловить такси и пилить на Семеновскую. Вообще, для спасательных работ Саня мог бы найти кого-то поближе — хотя бы с чисто территориальной точки зрения.
Так мы подружились с Ларкой семнадцать лет назад. Где сейчас Белов, я не знаю, а Ларка — вот она. Нет человека надежней. Это она ставит мне горчичники, когда я болею, и моет окна моей бабушке, когда я забываю вызвать фрекенбок из бюро добрых услуг или как там сейчас называется эта контора. Это к ней и ее нынешнему мужу Гоше я приползаю, когда болит горло, или достало начальство, или осточертел ремонт. В конце концов кризис среднего возраста тоже никто не отменял. И тогда я вспоминаю про три окна с цветущей геранью на Семеновской и Лару с Гошей, всегда доброжелательных и участливых.
Это я к тому, что в итоге я все-таки выиграл. Но прежде, чем я сообразил, что нечаянно вытащил счастливый билетик, прошла жизнь. Лара вышла замуж еще раз. Потом еще раз. Гоша оказался хорошим, надежным мужиком, но начиная с прошедшей осени в глазах у моей подруги появилось беспокойство. Она похудела, стала нервной.
— Понимаешь, — призналась она, когда я спросил ее, что происходит. — Я вывела алгоритм. Это относится только к моей жизни. Я поняла, что все мои разводы совпадают с экономическими кризисами. Когда меня Белов бросил? В 92-м, когда жрать было нечего и я проводила дни, стоя в магазинных очередях. А он, гад, в это время встретил женщину своей мечты. Ты, кстати, не знаешь, как он?
— Нет, не знаю, — заверил я Лару.
— Ну и черт с ним. Причем пришел домой с цветами и рогами.
— Какими рогами? — не понял я.
— Ну лосиными. Которые на стенку вешают. Кто для красоты, а кто для шляп. Ну так я эти рога-то за ним с лестницы спустила. Второй мой благоверный, Костенко, когда меня бросил? Правильно, после дефолта 1998-го. Когда наша газета закрылась и я без работы осталась. Разрывалась на подработках. А у него, понимаешь, весна начала бушевать в сердце. Это он так выразился, когда сваливал. Кстати, не знаешь, как он?
— Нет, не знаю, — сказал я.
— Ну и черт с ним. Тоже, пришел вечером с цветами, бутылкой вина. Давай, говорит, посидим. На дорожку. Все-таки близкие люди. Я тебя так любил. И, значит, про весну начал разливаться. У всех август, а у него весна. Заторможенный.
Эту историю я помнил хорошо, потому что сам отвозил Костенко в больницу: Лара разбила ему голову бутылкой, и ему накладывали швы.
— Ну вот, — подытожила Лара, — на дворе опять кризис. Я нервничаю.
— С работой фигово? — посочувствовал я.
— Да бог с ней, с работой. И вообще, там все нормально. Я боюсь, что Гоша уйдет.
— С чего это? Он тебя любит, это видно невооруженным глазом.
— Ну алгоритм у меня такой. Как кризис — развод. И потом, я чувствую.
С Гошей Ларке и правда повезло. Без вредных привычек, работящий и зарабатывающий, он был трогательно привязан к жене и нежно любил ее дочку от первого брака. Они с Ларкой спали, взявшись за руки, говорили «мы не любим молочное, мы любим мясное», он грел ей на батарее тапки, когда ждал с работы, она вдохновенно освоила поваренную книгу — Гоша любил поесть. За семь лет совместной жизни они превратились в старосветских помещиков на нынешний лад. И вот теперь падение фондового рынка, растущая безработица и дорожающий доллар ставили все под угрозу. Над Лариными страхами можно было бы смеяться, но ее била изнуряющая нервная дрожь, она ждала катастрофу, и чем нежней был муж, тем с большим ужасом она смотрела на него.
Уж и не помню, почему я заехал к Ларке в прошлый четверг. Кажется, за рассадой для бабушки. Ящик с бархотками стоял в прихожей, мы с Ларкой пили кофе и делились новостями — где кого сократили и на сколько сиквестировали зарплату в разных издательских домах. Часы пробили семь вечера, и на пороге появился Гоша. В руках у него был торт и бутылка вина.
— И ты здесь? Здорово, — воскликнул он, увидев меня. — Это даже еще лучше, чем я думал! На, поставь торт в холодильник, а то он по жаре, наверное, потек. Я сейчас приду, — пообещал он и попытался скрыться за дверью.
— Ты куда? — растерялась Лара.
— Говорю же — сейчас приду. Есть серьезный разговор! — и сияющий скатился по лестнице.
— Я же тебе говорила, — простонала Лара. — Я все это уже проходила, — мертвея лицом, пробормотала она.
— Подожди, что ты гонишь волну, ничего не произошло. Сейчас Гошка вернется…
— Ты дурак, Штраух. Ты ничего не понял? Или ты специально пришел, чтобы прикрыть его? Как тогда, семнадцать лет назад…
— Да ты сама сказала: «Приезжай за рассадой». Я тут ни при чем!
— При чем ты ни при чем? — подозрительно спросила она.
Тут дверь в прихожей опять распахнулась, и на пороге появился Гоша, сияющий и румяный. В руках у него была охапка белых тюльпанов.
— А что это вы тут стоите? Пойдемте, присядем. Вы стол уже накрыли? Вань, ну я же просил торт в холодильник. Это «Наполеон», он сейчас протечет.
— Что тебе надо? — строго спросила Лара, испепеляя мужа взором. — «Наполеон» я бы и сама тебе приготовила.
— Ну подожди. Это правда очень важно. — Он попытался чмокнуть жену в щеку, но она сурово отодвинулась. — Об этом нельзя говорить в прихожей.
— Ну почему же нельзя? — вспыхнула Лара.
— Потому что важно. Такие вопросы в прихожей не решаются. Пройдем в комнату, сядем…
— Зачем мне садиться? Какие такие вопросы? Что ты темнишь?
— Дорогая, это ты нервничаешь. Это очень важный разговор, тут с бухты-барахты все не делается. — Гоша тянул Лару в гостиную, а она крепко стояла на пороге квартиры, готовая к последнему бою.
Кончилось тем, что он, махнув рукой, сам начал доставать скатерть и бокалы. Лара смотрела за ним так, как приговоренный наблюдает за действиями палача. Вот он, в красном колпаке с прорезями для глаз, поставил футляр на строганный помост, щелкнул замками, достал топор и проверил, остро ли заточен.
— Я понял, почему ты не носишь обручальное кольцо! — торжественно начал Гоша, разливая вино по бокалам. У Лары с щек схлынула последняя краска. — Ты не считаешь наши отношения серьезными. Господи, да что вы какие-то замороженные!
Картина и правда была странная. Веселый, искрящийся радостью Гоша, Лара с убитым взглядом и я, начинающий подозревать самое худшее.
— А почему ты не поставила цветы?
— Зачем? — мертвым голосом спросила Лара.
— Потому что это важно. Потому что все должно быть красиво. Ну где эта хрустальная посудина?
Он побежал с вазой на кухню — наливать воду. И тут я увидел, что глаза у Лары закатились, и она медленно валится со стула, судорожно сжимая в руке бокал и уже изрезавшись тонким стеклом. Я успел подхватить ее.
— Гош, ей плохо!
Мы вместе переложили Лару на диван, Гошка, причитая, начал щупать у жены пульс. А я побежал за миской с водой, чтобы промыть ей руку. Через пару минут Лара открыла глаза.
— Тебе лучше? — тревожно спросил он, пристраивая ей в изголовье вентилятор и включая его на полную мощность.
— Что ты от меня хочешь? — медленно спросила она. — Хочешь уйти — уходи. Только не устраивай этот цирк. Слушай, убери ты эту дурацкую бандуру. — И она раздраженно пихнула стрекочущий над головой прибор. Тот забил пластиковыми крыльями по паркету, как курица перед закланием.
— Я хотел… Я хотел… Не знаю, сейчас такая неподходящая обстановка, чтобы говорить о серьезных вещах…
Тут уже не выдержал я и заорал:
— Да скажешь ты или нет! Садюга!
— Да я хотел предложить ей повенчаться. — Тут я увидел, как вытянулось лицо у Лары, а Гошка, не замечая странной метаморфозы, происшедшей с женой, продолжал: — Я увидел, что она не носит обручальное кольцо, и решил, что она считает наш брак несерьезным. Не законченным. И правда…
Тут он перевел на жену глаза и увидел, что Ларка давится от хохота, одновременно хватаясь за сердце.
— А что тут смешного? — серьезно спросил он у нее. — Семья — это серьезно. Я хочу быть с тобою всегда.
А Ларка рыдала от хохота в подушку.
— Если ты так относишься ко мне, то я, пожалуй, пойду, — обиженно сказал Гоша. Этого оказалось достаточно. Икая и утирая слезы, Ларка замолчала, обняла мужа, поцеловала его в щеку.
— Я выйду за тебя замуж еще раз, — пообещала она. — Но кольцо носить не буду, ты уж прости. У меня руки отекают.
— То есть никакого алгоритма нет, — уточнил я.
— Какого алгоритма? — спросил Гоша.
— Я свободна, как сопля в полете! — с вызовом сообщила мне Лара. Что я мог сказать по этому поводу? Я промолчал, дожидаясь не пояснений — о том, что произошло, я более или менее догадывался, — но продолжения.И оно последовало:
— Он меня бросил. Твой дружок. Сказал, что встретил женщину своей мечты. С ногами от пробора и бездонными глазами. Осел. И сказал, что ты мне все объяснишь.
Осел, то есть Ларин муж Саня Белов, позвонил мне полчаса назад и прорыдал в трубку, что только я могу утешить Лару. Его-то самого, похоже, было кому утешать. Я как раз собирался засесть за переписывание сценария для телевидения и уже плеснул себе коньячку, и тут — на тебе. Гибель любовного «Титаника», и я в качестве спасательной команды. Сволочь Белов.
Пришлось ловить такси и пилить на Семеновскую. Вообще, для спасательных работ Саня мог бы найти кого-то поближе — хотя бы с чисто территориальной точки зрения.
Так мы подружились с Ларкой семнадцать лет назад. Где сейчас Белов, я не знаю, а Ларка — вот она. Нет человека надежней. Это она ставит мне горчичники, когда я болею, и моет окна моей бабушке, когда я забываю вызвать фрекенбок из бюро добрых услуг или как там сейчас называется эта контора. Это к ней и ее нынешнему мужу Гоше я приползаю, когда болит горло, или достало начальство, или осточертел ремонт. В конце концов кризис среднего возраста тоже никто не отменял. И тогда я вспоминаю про три окна с цветущей геранью на Семеновской и Лару с Гошей, всегда доброжелательных и участливых.
Это я к тому, что в итоге я все-таки выиграл. Но прежде, чем я сообразил, что нечаянно вытащил счастливый билетик, прошла жизнь. Лара вышла замуж еще раз. Потом еще раз. Гоша оказался хорошим, надежным мужиком, но начиная с прошедшей осени в глазах у моей подруги появилось беспокойство. Она похудела, стала нервной.
— Понимаешь, — призналась она, когда я спросил ее, что происходит. — Я вывела алгоритм. Это относится только к моей жизни. Я поняла, что все мои разводы совпадают с экономическими кризисами. Когда меня Белов бросил? В 92-м, когда жрать было нечего и я проводила дни, стоя в магазинных очередях. А он, гад, в это время встретил женщину своей мечты. Ты, кстати, не знаешь, как он?
— Нет, не знаю, — заверил я Лару.
— Ну и черт с ним. Причем пришел домой с цветами и рогами.
— Какими рогами? — не понял я.
— Ну лосиными. Которые на стенку вешают. Кто для красоты, а кто для шляп. Ну так я эти рога-то за ним с лестницы спустила. Второй мой благоверный, Костенко, когда меня бросил? Правильно, после дефолта 1998-го. Когда наша газета закрылась и я без работы осталась. Разрывалась на подработках. А у него, понимаешь, весна начала бушевать в сердце. Это он так выразился, когда сваливал. Кстати, не знаешь, как он?
— Нет, не знаю, — сказал я.
— Ну и черт с ним. Тоже, пришел вечером с цветами, бутылкой вина. Давай, говорит, посидим. На дорожку. Все-таки близкие люди. Я тебя так любил. И, значит, про весну начал разливаться. У всех август, а у него весна. Заторможенный.
Эту историю я помнил хорошо, потому что сам отвозил Костенко в больницу: Лара разбила ему голову бутылкой, и ему накладывали швы.
— Ну вот, — подытожила Лара, — на дворе опять кризис. Я нервничаю.
— С работой фигово? — посочувствовал я.
— Да бог с ней, с работой. И вообще, там все нормально. Я боюсь, что Гоша уйдет.
— С чего это? Он тебя любит, это видно невооруженным глазом.
— Ну алгоритм у меня такой. Как кризис — развод. И потом, я чувствую.
С Гошей Ларке и правда повезло. Без вредных привычек, работящий и зарабатывающий, он был трогательно привязан к жене и нежно любил ее дочку от первого брака. Они с Ларкой спали, взявшись за руки, говорили «мы не любим молочное, мы любим мясное», он грел ей на батарее тапки, когда ждал с работы, она вдохновенно освоила поваренную книгу — Гоша любил поесть. За семь лет совместной жизни они превратились в старосветских помещиков на нынешний лад. И вот теперь падение фондового рынка, растущая безработица и дорожающий доллар ставили все под угрозу. Над Лариными страхами можно было бы смеяться, но ее била изнуряющая нервная дрожь, она ждала катастрофу, и чем нежней был муж, тем с большим ужасом она смотрела на него.
Уж и не помню, почему я заехал к Ларке в прошлый четверг. Кажется, за рассадой для бабушки. Ящик с бархотками стоял в прихожей, мы с Ларкой пили кофе и делились новостями — где кого сократили и на сколько сиквестировали зарплату в разных издательских домах. Часы пробили семь вечера, и на пороге появился Гоша. В руках у него был торт и бутылка вина.
— И ты здесь? Здорово, — воскликнул он, увидев меня. — Это даже еще лучше, чем я думал! На, поставь торт в холодильник, а то он по жаре, наверное, потек. Я сейчас приду, — пообещал он и попытался скрыться за дверью.
— Ты куда? — растерялась Лара.
— Говорю же — сейчас приду. Есть серьезный разговор! — и сияющий скатился по лестнице.
— Я же тебе говорила, — простонала Лара. — Я все это уже проходила, — мертвея лицом, пробормотала она.
— Подожди, что ты гонишь волну, ничего не произошло. Сейчас Гошка вернется…
— Ты дурак, Штраух. Ты ничего не понял? Или ты специально пришел, чтобы прикрыть его? Как тогда, семнадцать лет назад…
— Да ты сама сказала: «Приезжай за рассадой». Я тут ни при чем!
— При чем ты ни при чем? — подозрительно спросила она.
Тут дверь в прихожей опять распахнулась, и на пороге появился Гоша, сияющий и румяный. В руках у него была охапка белых тюльпанов.
— А что это вы тут стоите? Пойдемте, присядем. Вы стол уже накрыли? Вань, ну я же просил торт в холодильник. Это «Наполеон», он сейчас протечет.
— Что тебе надо? — строго спросила Лара, испепеляя мужа взором. — «Наполеон» я бы и сама тебе приготовила.
— Ну подожди. Это правда очень важно. — Он попытался чмокнуть жену в щеку, но она сурово отодвинулась. — Об этом нельзя говорить в прихожей.
— Ну почему же нельзя? — вспыхнула Лара.
— Потому что важно. Такие вопросы в прихожей не решаются. Пройдем в комнату, сядем…
— Зачем мне садиться? Какие такие вопросы? Что ты темнишь?
— Дорогая, это ты нервничаешь. Это очень важный разговор, тут с бухты-барахты все не делается. — Гоша тянул Лару в гостиную, а она крепко стояла на пороге квартиры, готовая к последнему бою.
Кончилось тем, что он, махнув рукой, сам начал доставать скатерть и бокалы. Лара смотрела за ним так, как приговоренный наблюдает за действиями палача. Вот он, в красном колпаке с прорезями для глаз, поставил футляр на строганный помост, щелкнул замками, достал топор и проверил, остро ли заточен.
— Я понял, почему ты не носишь обручальное кольцо! — торжественно начал Гоша, разливая вино по бокалам. У Лары с щек схлынула последняя краска. — Ты не считаешь наши отношения серьезными. Господи, да что вы какие-то замороженные!
Картина и правда была странная. Веселый, искрящийся радостью Гоша, Лара с убитым взглядом и я, начинающий подозревать самое худшее.
— А почему ты не поставила цветы?
— Зачем? — мертвым голосом спросила Лара.
— Потому что это важно. Потому что все должно быть красиво. Ну где эта хрустальная посудина?
Он побежал с вазой на кухню — наливать воду. И тут я увидел, что глаза у Лары закатились, и она медленно валится со стула, судорожно сжимая в руке бокал и уже изрезавшись тонким стеклом. Я успел подхватить ее.
— Гош, ей плохо!
Мы вместе переложили Лару на диван, Гошка, причитая, начал щупать у жены пульс. А я побежал за миской с водой, чтобы промыть ей руку. Через пару минут Лара открыла глаза.
— Тебе лучше? — тревожно спросил он, пристраивая ей в изголовье вентилятор и включая его на полную мощность.
— Что ты от меня хочешь? — медленно спросила она. — Хочешь уйти — уходи. Только не устраивай этот цирк. Слушай, убери ты эту дурацкую бандуру. — И она раздраженно пихнула стрекочущий над головой прибор. Тот забил пластиковыми крыльями по паркету, как курица перед закланием.
— Я хотел… Я хотел… Не знаю, сейчас такая неподходящая обстановка, чтобы говорить о серьезных вещах…
Тут уже не выдержал я и заорал:
— Да скажешь ты или нет! Садюга!
— Да я хотел предложить ей повенчаться. — Тут я увидел, как вытянулось лицо у Лары, а Гошка, не замечая странной метаморфозы, происшедшей с женой, продолжал: — Я увидел, что она не носит обручальное кольцо, и решил, что она считает наш брак несерьезным. Не законченным. И правда…
Тут он перевел на жену глаза и увидел, что Ларка давится от хохота, одновременно хватаясь за сердце.
— А что тут смешного? — серьезно спросил он у нее. — Семья — это серьезно. Я хочу быть с тобою всегда.
А Ларка рыдала от хохота в подушку.
— Если ты так относишься ко мне, то я, пожалуй, пойду, — обиженно сказал Гоша. Этого оказалось достаточно. Икая и утирая слезы, Ларка замолчала, обняла мужа, поцеловала его в щеку.
— Я выйду за тебя замуж еще раз, — пообещала она. — Но кольцо носить не буду, ты уж прости. У меня руки отекают.
— То есть никакого алгоритма нет, — уточнил я.
— Какого алгоритма? — спросил Гоша.
| Уважаемые читатели! Если у вас есть свой «личный опыт» — расскажите о нем людям. Присылайте ваши СЮЖЕТЫ (именно сюжеты, а не рассказы) Ивану Штрауху, а он их изложит на страницах нашего журнала, указав вас в качестве соавтора. Посылайте сюжеты по адресу: shtrauch@yandex.ru P.S. Байки из Интернета не принимаются. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
