21.04.2008 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2008 года: "Шанс столетия"

Резкое повышение цен на продовольствие, дефицит доступных продуктов питания стремительно становятся доминирующей темой глобальной повестки дня. В этой ситуации страны, располагающие эффективным агросектором, не только получают явные экономические преимущества, но и могут использовать эту выигрышную карту в политических играх.

Быстрый рост цен на ключевые продукты питания никто не прогнозировал. Напротив, если поднять доклады и обзоры Мирового банка и Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (FAO) всего двух-трехгодичной давности, мы обнаружим предсказания об укреплении тенденции к снижению цен и жалобы на то, что она ведет к подрыву возможностей развития аграрного сектора в странах третьего мира. Однако очевидно, что радикальная смена рыночного вектора в таком крайне инертном секторе не могла произойти случайно.
Рост цен на продукцию АПК вызван целым рядом факторов, среди которых и постоянное увеличение стоимости топлива, и повышение покупательной способности Китая и Индии, и использование зеленых технологий для получения биотоплива, и многое другое. Обсуждать степень воздействия всех этих факторов можно до бесконечности. Однако гораздо важнее понять, что большинство из них — долгосрочные. Рост цен на продовольствие — это не временный взбрык конъюнктуры, а мощная тенденция, переломить которую в ближайшие годы вряд ли будет возможно по объективным причинам. В этой ситуации надо принять рост цен как данность и решать более насущный вопрос — как России воспользоваться новой конъюнктурой рынка и не только обеспечить собственную продовольственную безопасность, но и успешно конкурировать на мировом рынке.

Сами, все сами
По данным Всероссийского научно-исследовательского института экономики сельского хозяйства (ВНИИЭСХ), в настоящее время Россия вынуждена импортировать около трети продовольственных товаров на сумму примерно $27,6 млрд, что на 10—15% превышает порог продовольственной безопасности. Анатолий Алтухов, заместитель директора ВНИИЭСХ, член-корреспондент РАСХН, отмечает: импорт сельскохозяйственной продукции и продовольствия ощутимо возрос в последние годы. Его объем в стоимостном выражении с 2000 по 2007 год вырос в 3,7 раза и значительно опережает по темпам и прирост валовой продукции сельского хозяйства России, и объемы производства отечественной пищевой индустрии. «Нарастание импорта сельскохозяйственной продукции весьма опасная реальность для российской экономики», — считает г-н Алтухов. По его мнению, доминирование на внутреннем рынке многих видов импортного продовольствия создает реальную угрозу перерастания продовольственной зависимости из экономической в политическую. В этих условиях эксперты ВНИИЭСХ предлагают делать упор на ускоренное развитие тех отраслей сельского хозяйства, которые при условии адекватного уровня инвестиций, наличия квалифицированных кадров и внедрения современных технологий будут максимально конкурентоспособными в первую очередь на внутреннем рынке. Такими отраслями эксперты называют зерновое хозяйство, производство льна, масличных, отрасли животноводства с высокой окупаемостью кормов — птицеводство и свиноводство. Кроме того, при условии формирования современной инфраструктуры большие перспективы они отмечают и у плодо- и овощеводства.
О реальной возможности развернуть аграрный сектор в сторону увеличения доли отечественных производителей на внутреннем рынке говорят и другие ученые. Академик РАСХН Александр Каштанов, заведующий отделом Почвенного института им. В.В. Докучаева, уверен, что «исторический путь развития сельского хозяйства показал возможность продовольственного самообеспечения России». Однако, считает Каштанов, «в настоящее время продукция сельского хозяйства обесценивается искусственно, село поставлено в кабальные условия по причине вопиющего диспаритета цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию». Эксперт, отмечая, что цена вопроса с самообеспечением зависит от политики государства, уровня агротехнологий и рыночной конъюнктуры, однозначно заявляет: «Импортировать надо только продукцию тех культур, которые по климатическим условиям в России не возделывают».
Продовольственное самообеспечение России на уровне 80% возможно практически по всем основным видам сельскохозяйственной продукции, убежден Анатолий Алтухов. Это подтверждают многие отечественные и зарубежные эксперты, которые убеждены, что, рационально используя аграрный потенциал, один из крупнейших в мире, Россия сможет полностью обеспечить свои потребности в продовольствии. Однако это может произойти не сегодня и даже не завтра, поскольку требуется существенное увеличение государственных дотаций. Если сейчас государственная финансовая поддержка сельскому хозяйству составляет порядка $15—20 из расчета на гектар пашни, то для достижения обозначенного уровня самообеспечения эта цифра должна составлять не менее $110—130. Кроме того, предстоит довести производство зерна до 100—120 млн тонн в год, увеличить валовые сборы кукурузы на зерно и высокобелковых культур не менее чем в 2—3 раза. Вместе с тем эксперт отмечает: достижение пресловутого самообеспечения в принципе невозможно (или чересчур затратно) в некоторых производствах. Например, даже с учетом явных природно-климатических преимуществ России для свеклосахарного производства стране, чтобы полностью обеспечить себя сахаром, потребуется колоссальный объем инвестиций для реконструкции перерабатывающих мощностей, в связи с чем 10—12 лет около 30—40% потребляемого сахара выгоднее импортировать.
Отметим, не все эксперты едины в оценке необходимости самообеспечения России продукцией АПК. Заведующая лабораторией аграрной политики гайдаровского Института экономических проблем переходного периода Евгения Серова считает, что Россия не нуждается в самообеспечении. Она отмечает, что если под продовольственной безопасностью понимается необходимость все производить собственными силами, то это экономически неоправданно. «Самообеспечение — одно из самых вредных заблуждений, охотно поддерживаемое неэффективными лоббистами-производителями. Нужно все производить самим, даже если это неэффективно, поэтому дайте им дотации», — убеждена Серова. Рассуждая о возможных политических последствиях для России отказа от самообеспечения, Евгения Викторовна говорит, что «в истории еще ни у кого не получалось «перекрыть вентиль» и начать диктовать свои условия».
Эксперты говорят убедительно и приводят в подтверждение своих слов и статистические данные, и мировую историю. Однако кажется очевидным, что самообеспечение в условиях современной России прежде всего лозунг, который даже в перспективе останется лозунгом. Но вместе с тем, провозгласив его, можно добиться запуска цепной реакции: пусть хотя бы «угроза продовольственной безопасности» заставит государство вплотную заняться системным решением проблем АПК России.

Битва гигантов
А проблем действительно немало. Аналитики группы компаний «Интегрум», оперируя данными Министерства сельского хозяйства России, подготовили информационно-аналитический обзор «Развитие АПК в России». В обзоре сформулировано несколько системных проблем, сдерживающих дальнейшее развитие отрасли, среди которых названы структурная деформация АПК, утрата почвенного плодородия, выведение из категории сельскохозяйственных значительного объема пахотных площадей и др. Однако, на наш взгляд, опираясь на опыт развитых стран, все эти проблемы можно свести к одному знаменателю — практически полному отсутствию в России крупных агропромышленных холдингов.
Сельское хозяйство в развитых странах строится по принципу так называемых кластеров — крупных структур, объединяющих всю цепочку, от производителя до продавца продукции АПК, включая развитую инфраструктуру и организации, занятые научными исследованиями в этой области. Постепенно объединяя весь процесс под крылом одной структуры, компании АПК этих стран эволюционировали в крупные транснациональные корпорации. За примерами далеко ходить не надо — достаточно упомянуть американскую корпорацию Monsanto. Созданная еще в 1901 году как чисто химическая компания, в 1996 году она первой в мире вышла на рынок с семенами генетически модифицированных сельскохозяйственных структур (сои и хлопчатника). За последние десять лет, поглощая более мелкие биотехнологические и семенные компании и делая огромные вложения в развитие биотехнологий, Monsanto превратилась в одного из лидеров мировой индустрии высоких технологий в области сельского хозяйства.
Важнейшим преимуществом формирований кластерного типа перед другими формами организации производства является то, что при кластерном принципе внимание фокусируется не на отдельных отраслях, а на связях между отраслями, предприятиями и организациями. Подобные связи способствуют развитию производства и конкуренции; упрощению доступа к новейшим технологиям; распределению рисков в различных видах совместной деятельности; совместному выходу на внешние рынки; организации совместных исследований и процесса подготовки и переподготовки кадров; снижению издержек на производство продукции и т.д. Кроме того, нельзя упускать из виду и инфраструктурные вопросы. Вы себе хорошо представляете, к примеру, российские дороги? А теперь представьте, во что превратится парное молоко, если его десяток-другой километров (а то и больше) потрясти по ухабам. Именно отсутствие разветвленной инфраструктуры зачастую отпугивает инвесторов от, казалось бы, наиболее перспективных отраслей АПК.
Россия сейчас находится только на начальной стадии формирования кластеров. Реформы начала 90-х годов обрушили выстроенную в Советском Союзе систему организации аграрного производства. При этом большие надежды возлагались на частный сектор, на фермерские хозяйства, несмотря на данные, прямо указывающие на то, что во всем мире фермеры существуют только и исключительно за счет дотаций государства. К концу века, когда стало окончательно ясно, что, не укрупняясь, попросту не выжить, слова о магической роли фермерских хозяйств вышли из модного политического лексикона. Однако возможность трансформации совхозов и колхозов в агрохолдинги без дробления и уничтожения их производственного потенциала к тому моменту уже была упущена. В результате сегодня, когда в ряде отраслей отечественной промышленности уже имеются заметные результаты в формировании инновационных конкурентоспособных структур кластерного типа, в АПК даже задел для этого, по существу, отсутствует.
По словам Анатолия Алтухова, в практике российского аграрного бизнеса использование термина «кластер» становится все более модным, хотя для многих малопонятным. Путаница между кластерами и другими формами организации производства в России возникает, по мнению эксперта, «вследствие слабости отечественной научной базы, а также отсутствия опыта создания настоящих кластеров с хорошо налаженной системой взаимосвязей, которые успешно функционируют во многих экономически развитых странах». Современная экономика этих стран по большей части строится вокруг ключевого понятия — конкурентоспособности, от уровня развития которой зависит благосостояние и страны, и региона, и каждого хозяйствующего субъекта.
По мнению Анатолия Алтухова, в России государственная концепция усиления конкурентоспособности отечественного агропрома пока отсутствует, не говоря уже о продуманной кластерной политике, которая могла бы играть в этом случае роль инструмента. Это обстоятельство — одна из основных причин спонтанного формирования организационных структур, выдаваемых в ряде регионов за кластерные, хотя в действительности они таковыми не являются. «В формировании кластерной политики Россия значительно отстает не только от многих стран дальнего зарубежья, но и от отдельных стран СНГ», — констатирует Анатолий Алтухов. Так, в последнее время в Казахстане и на Украине проблемам кластеризации, в том числе в сфере АПК, стали уделять большое внимание. К исследовательской работе по этой проблеме здесь привлечены многие научные и образовательные учреждения, рассказывает эксперт. К сожалению, по словам г-на Алтухова, в планах научно-исследовательских работ российских экономических институтов эта проблематика отсутствует.
Между тем в отдельных регионах России складываются определенные условия и предпосылки для формирования агропромышленных кластеров. Например, в Белгородской области в перспективе могут быть созданы конкурентоспособные кластеры по производству свинины, продукции птицеводства и молочного животноводства, в Тверской области — льняной кластер, в Алтайском крае — кластер по производству и переработке зерна, в Приамурье — соевый кластер и т.д. С оценками Алтухова согласен и Александр Каштанов: «Формирование крупных структур в России, безусловно, возможно и необходимо в зерновой, молочной, мясной, комбикормовой, плодоовощной и ряде других отраслей».
Прямо противоположного мнения придерживается Евгения Серова. Она утверждает, в мировом сельском хозяйстве вообще не существует никаких кластеров. «Транснациональные компании в собственно сельском хозяйстве не участвуют — это либо ресурсы для сельского хозяйства, либо переработка и сбыт». Кроме того, Серова убеждена, что сельское хозяйство на Западе, напротив, гораздо более атомизировано, чем в России, где существуют огромные предприятия, так называемые холдинги. «Россия идет по другому пути: «Высокая степень вертикального интегрирования, отсутствие организованных рынков (бирж, оптовых рынков, аукционов) в АПК», — заявляет эксперт.
Так или иначе, но расчет на то, что в ближайшей перспективе агропромышленные кластеры получат широкое распространение, кажется сомнительным. Несмотря на очевидные, доказанные мировой практикой преимущества кластерного подхода, есть ряд проблем, ограничивающих его использование в России. Прежде всего отсутствие соответствующего практического опыта, необходимых кадров и низкий уровень развития аграрного сектора большинства регионов страны.

Не загадывая наперед
Как уже было сказано, Россия вынуждена импортировать значительные объемы продукции АПК. Однако стоит четко понимать, что не весь импорт несет в себе опасность для российского сельского хозяйства. Эксперты предлагают оценивать размеры импорта по нескольким группам сельскохозяйственной продукции и продовольствия, в зависимости от степени их влияния на российский рынок. К первой группе относятся те виды продукции, которые производят в России в недостаточном объеме и которые определяют состояние агропродовольственного рынка в частности и продовольственную безопасность страны в целом. К ним можно отнести зерно, мясо и мясопродукты, масло животное. Вторая группа — это сельскохозяйственная продукция и продовольствие, производимые в России в недостаточном объеме в силу природных условий их производства, например масло растительное, сахар, рис. Наконец, третья группа — продовольственные товары из сырья, не производимого в России, такие как кофе, какао, чай, отдельные цитрусовые культуры, экзотические фрукты, а также сверхранние овощи и т.д.
Понятно, что ставить задачу достижения конкурентоспособности России на мировом рынке по третьей группе товаров не имеет смысла. Но как обстоят дела с конкурентными преимуществами по первым двум группам? Александр Каштанов категорично заявляет: Россия, располагая богатыми природными ресурсами (земля, леса, воды, генофонд растений и животных, нефть, газ и др.) и сильной аграрной наукой, в состоянии иметь эффективные конкурентоспособные отрасли сельского хозяйства и обеспечивать надежную продовольственную безопасность страны. Однако, продолжает он, это возможно только при условии проведения государством грамотной и перспективной аграрной политики, достаточности инвестиций, наличия квалифицированных кадров, высокой технической оснащенности и наукоемких агротехнологий. «Продуктивность земли, растений и животных в этих условиях можно будет поднять в 2—3 раза», — отмечает эксперт.
Евгения Серова полагает, что Россия вполне конкурентоспособна на внешних рынках по зерну, масличным (подсолнечник и уже рапс), может продавать сырой лен. На внутреннем рынке может конкурировать по молоку, свинине, птице. По говядине же, видимо, Россия всегда будет нетто-импортером, предсказывает Серова. Свекловичный сахар в принципе уступает тростниковому с точки зрения экономической эффективности, и при либерализации мирового сахарного режима эта культура, скорее всего, исчезнет и в мире, и в России. «Свекла держится во всем мире благодаря высоким дотациям», — заявляет эксперт. Однако она же подчеркивает, что для реализации наших конкурентных преимуществ нам нужно в краткосрочном режиме решить вопрос земельных отношений (с такой непрозрачной и дорогостоящей системой невозможно привлечь инвестиции). Также, по мнению эксперта, нужны государственные вложения в отдельные элементы инфраструктуры. В частности, в разработку стандартов, в подвижной состав для зерна, в бойни для скота. В долгосрочной перспективе особо важную роль будут играть вложения в человеческий капитал — образование, науку, систему распространения знаний и информации. Скоро это станет самым узким местом развития российского АПК, предупреждает Евгения Серова.
Действительно, в настоящее время в России не существует долгосрочных планов развития АПК, без которых сложно систематически развивать конкурентные преимущества страны. Федеральные и региональные программы поддержки и развития комплекса рассчитаны в лучшем случае на 5 лет. Возникает резонный вопрос: что же мешает построению стратегии на 15—20 лет? Отмечая, что долгосрочные планы и программы развития АПК существуют практически во всех высокоразвитых и развивающихся странах мира (существовали они и в СССР), Александр Каштанов обвиняет в их исчезновении реформаторов начала 90-х, которые «то ли по неграмотности, то ли по злому умыслу отвергли их». Но академик не пояснил, почему спустя почти 20 лет, прошедших с начала реформ, ситуация все еще не изменилась.
Анатолий Алтухов считает, что «возможность долгосрочного прогнозирования развития экономики страны, в том числе АПК, расширяется по мере преодоления кризисных процессов в стране». Он же рассказывает, что в настоящее время разрабатывается «Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации», в которую включен раздел «Развитие аграрного комплекса». Эта концепция рассчитана на период до 2020 года. Одновременно и в Россельхозакадемии ведется подготовка более детального документа по стратегии аграрной политики, оцениваются сценарные варианты развития АПК на более долговременную перспективу — до 2030—2050 годов.
Евгения Серова однозначно уверена, что «больше, чем на 4—5 лет, планировать бессмысленно». Она поясняет: прогнозировать можно что угодно и на сколько угодно, но планировать действия правительства более чем на 4—5 лет невозможно — нет оснований для таких планов, такую перспективу просто «не видно». «Конечно, можно задаться целью через 50 лет стать «родиной слонов» и направить всю политику на поддержание выращивания этих самых слонов, но в реальной жизни перспективы рождаются из многочисленных, порой разнонаправленных усилий бизнеса, которому правительство либо помогает, либо мешает (при этом не вмешиваясь — тем самым тоже помогает или мешает). Если бизнес видит перспективы выращивания слонов в стране, то, глядишь, лет через 50 они и забегают по нашим просторам, но вряд ли уже сегодня стоит вводить политику дотирования этого бизнеса. Вот лет через 40, когда станет понятно, что слоны действительно выгодное для страны занятие, государство может начать поддерживать этот бизнес, планируя свои мероприятия на 4—5 лет. Я имею в виду, что никакое самое умное правительство не может и не должно расписывать жизнь страны на длительную перспективу, если это не вполне очевидные вещи», — подчеркивает Евгения Серова.
Так или иначе, но государство обязано предпринимать шаги по развитию АПК уже сегодня, именно сегодня. Сложившаяся на мировых рынках конъюнктура продукции сельского хозяйства, имеющиеся уже сейчас конкурентные преимущества России дают прекрасные шансы для развития отечественного агросектора. Это потребует значительных усилий и не менее серьезных финансовых затрат, но важно понимать, что все это — задел на будущее.