29.10.2001 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2001 года: "SOFTWAREние мира"

Засилье "пиратского" программного обеспечения в России будет преодолено не налетами "масок-шоу", а по мере роста эффективности и цивилизованности отечественного бизнеса -- так считает глава представительства Microsoft в России Ольга ДЕРГУНОВА."П.": Высокие технологии в целом и информационные технологии в частности в последние десятилетия играли роль "локомотива" в американской экономике. Меняется ли эта ситуация сейчас?
О.Д.: Действительно, роль индустрии информационных технологий в экономике США во многом беспрецедентна. Но к этому Америка шла с конца 50-х годов. В определенном смысле в конце 80-х -- начале 90-х годов возник кумулятивный эффект, то есть произошел переход количественных изменений в качественно новые способы использования информации. Иными словами, все те инвестиции, которые вкладывались в США в информационные технологии, перешли в новое качество.
Прежде всего, информационные технологии глубоко проникли в управление любым действием, которое совершает любой работник Соединенных Штатов. Появление персональных компьютеров, объединение их в 80-е годы в локальные вычислительные сети, затем в глобальные сети, которые связывали сотрудников уже не отдела, а целой компании в разных точках земного шара, и, наконец, появление глобальной сети Интернет полностью изменили всю систему управления бизнесом. От индивидуального работника Америка сделала шаг к тому, что называется культурой групповой работы. Не важно, используете вы компьютер как печатную машинку или штампуете какую-нибудь деталь -- без применения информационных технологий вы уже не обойдетесь.
"П.": То есть, на ваш взгляд, рост информационных технологий кардинальным образом повлиял на экономическое развитие США?
О.Д.: Конечно. Информационные технологии предложили действенные инструменты, от электронной почты и систем автоматизации учетной деятельности до систем анализа данных и систем проектирования. С их помощью можно реально повысить производительность труда, оптимизировать рабочий процесс и, соответственно, повысить эффективность компании. А экономический рост бизнеса в итоге и определяет экономический рост страны. Я уверена, что этот процесс будет развиваться и дальше.
"П.": Но после терактов 11 сентября не изменились ли взгляды на "абсолютную ценность" высоких технологий? Ведь десятки, если не сотни компаний, располагавшихся во Всемирном торговом центре, практически лишились своего компьютерного "мозга".
О.Д.: После 11 сентября, действительно, взгляды многих компаний сильно изменились, но на другое: на то, как следует хранить и защищать информацию. Потому что те компании, которые попали под удар террористов и, как выяснилось, не использовали систему резервного копирования информации, оказались как бизнес полностью уничтоженными. (Системы резервного копирования дублируют информацию на территориально удаленном носителе -- например, в другом здании, в другом городе и т.д. -- "Профиль".) И не только из-за гибели своих сотрудников, что ужасно и не укладывается в голове, но еще и потому, что пропали данные, пропала финансовая отчетность, пропала переписка, пропала вся информация о компании. И если бизнес еще можно восстановить, когда исчезают люди, то когда уничтожена вся информация компании -- это сделать невозможно. Компании в этом случае просто уже нет.
"П.": Вы говорите, что информационные технологии будут продолжать бурно развиваться во всем мире. Насколько велик шанс России не остаться в стороне от этого процесса?
О.Д.: На мой взгляд, здесь есть три направления движения. Первое направление -- это использование технологий для повышения эффективности деятельности компаний, то есть для развития внутреннего рынка. Технологии неизбежно будут использовать те компании, которые стремятся к более эффективной деятельности, к более эффективным моделям управления, которые хотят привлечь внешнего инвестора (не секрет, что российский бизнес нуждается в инвестициях, а деньги идут туда, где их умеют эффективно использовать). При этом необходимы инвестиции в образование: должен появиться новый класс пользователей информационных технологий: те, кто относится к компьютеру как к простому, удобному и, главное, необходимому инструменту. Компьютерная "грамотность" становится одним из наиболее значимых факторов в конкурентоспособности будущих инженеров, предпринимателей, государственных деятелей. И учить современным технологиям надо начиная со школьной скамьи.
Второе направление -- это интеграция России в мировую систему оказания информационных услуг (так называемый оффшорный сервис). Уже сейчас многие услуги не знают границ. Ты, допустим, звонишь и заказываешь компьютер. А человек, которому ты его заказываешь, сидит в другой стране. Потребителю, по большому счету, не важно, где и кем принимается заказ. Важно, чтобы звонок был бесплатным и чтобы ему ответили на его родном языке. Эта услуга называется call center, и есть страны (Ирландия, например), в которых оказание таких услуг составляет существенную долю доходов компаний в отрасли информационных технологий. Нельзя не сказать о возможностях России в области заказного (оффшорного) программирования. Я уверена, что свое место в сфере таких "оффшорных" услуг могла бы занять и Россия.
И третье -- это потребление информационных технологий со стороны государства. То есть использование последних достижений и возможностей хай-тека для более эффективного государственного управления.
"П.": Может быть, как раз последнее направление у нас в России имеет смысл поставить на первое место?
О.Д.: Здесь вопрос, кто кого обслуживает: бизнес -- государство или государство -- бизнес. Если для России верен первый тезис, то тогда, действительно, сначала государство будет оптимизировать себя, а уж потом, если руки дойдут, поспособствует и всем остальным. Но в нашей стране все три направления имеют равные приоритеты, и невозможно отказаться ни от одного из них.
"П.": А какова вообще сегодняшняя роль государства в развитии информационных технологий в России?
О.Д.: В течение довольно долгого времени информационные технологии в России развивались без какого-либо участия государства. В свое время государство было занято другими проблемами и на эту отрасль не обращало никакого внимания. Может, это было и хорошо, потому что во многом именно благодаря этому у нас сформировалась уникальная конкурентная среда внутри отрасли. Да, отрасль очень низко капитализирована. Да, компании в России очень маленькие, особенно по сравнению со своими западными аналогами. Но зато это по-настоящему профессиональные команды. Сейчас внимание государства к области информационных технологий сильно возросло. Во многом благодаря тому, что стала понятна та роль, которую играют и могут играть технологии в развитии бизнеса и государственного управления. Яркий пример такого внимания -- государственная программа "Электронная Россия". Теперь главное, чтобы от внимания и описания приоритетов государство перешло к конкретным действиям: продолжило разговор с бизнесом о конкретных шагах выполнения программы и сделало эти шаги.
"П.": И какое место в современном процессе развития информационных технологий занимает российский хай-тек?
О.Д.: Я думаю, что от ближайших к нам восточноевропейских соседей (например, Польши или Чехии) мы отстаем года на 3--4. Просто в этих странах идет более интенсивное экономическое развитие, а информационные технологии, как мы уже с вами выяснили, отражают общую экономическую ситуацию. Когда экономика развивается стабильно, то начинают вкладывать деньги и в развитие информационных технологий, потому что это долгосрочная инвестиция: отдачу от вложений в информационных технологии следует ожидать года через 3--4.
"П.": Наверное, развитие российского хай-тека сильно затормозил кризис 1998 года?
О.Д.: Как это ни парадоксально, но кризис оказался для развития рынка информационных технологий стимулом. Во всех отраслях компании начали считать деньги. Начали задумываться о соотношении "цена--производительность", об издержках, об отдаче. Государство, в свою очередь, начало думать о привлечении иностранных инвестиций и о создании благоприятного инвестиционного климата. Компании в этой связи начали заботится о корпоративной репутации, о создании правильной отчетности. Все это привело к серьезному развитию технологий работы с информацией.
"П.": Это факторы чисто рыночные. А может ли, на ваш взгляд, государство еще каким-либо образом помочь информационной отрасли?
О.Д.: Весь вопрос -- как и чем оно может помочь. Льготами? От льгот больше вреда, чем пользы, потому что льготы провоцируют нечистоплотные способы зарабатывания денег и недобросовестную конкуренцию. Заказами? Безусловно, это поможет. Но только в том случае, если заказы будут распределяться на строгих рыночных принципах. Не по принципу "вот тебе, потому что ты умный, а тебе -- потому что ты красивый". Тендеры и их условия должны быть "прозрачными". При этом критерий эффективности в государственных заказах не менее важен, чем в области бизнеса. Важно, чтобы государство не подменяло собой бизнес в тех областях и проектах, где бизнес более эффективен и более квалифицирован. Например, государство не должно отдавать заказ своему подведомственному учреждению просто потому, что, если оно этого не сделает, тамошние сотрудники останутся без работы. Критерий выбора должен быть иным: заказ получает тот, кто лучше выполнит поставленную задачу.
"П.": И тут на такой тендер приходит "монстр" Microsoft -- какая здесь со стороны российских компаний может быть конкуренция?
О.Д.: Рыночная. На рынке выживает тот, кто предлагает лучший продукт. Сегодня оспаривать лидерство Microsoft в производстве программного обеспечения не возьмется ни одна компания. Но ведь ни одна компания в мире и не тратит, как Microsoft, 17% от своего ежегодного оборота на исследования! В истекшем финансовом году при обороте $26 млрд. эта цифра составила $4,4 млрд.
"П.": Ну вот и получается, что у российских компаний, занимающихся разработкой "софта", шансов выжить в конкурентной борьбе с Microsoft, мягко говоря, немного...
О.Д.: Не совсем. Область разработки программного обеспечения настолько обширна, что там найдется место для всех. Достаточно сказать о локализации, то есть об адаптации программных продуктов для конкретных внутренних рынков: здесь российские программисты вполне могут себя реализовать. Например, с нами сотрудничает ряд российских компаний, которые переводят продукты Microsoft на русский язык и адаптируют их к российским потребителям. В русскоязычных версиях Microsoft Office, скажем, используется разработка российской фирмы "Информатик" (функции по работе с орфографией, грамматикой и лексикой русского языка).
"П.": А перспектива? Современные офисные компьютерные программы уже сейчас кажутся многим рядовым потребителям настолько совершенными, что сложно выдумать что-нибудь еще.
О.Д.: Ошибаетесь. Человеку может так казаться, пока он сам не попробует какую-нибудь новую услугу. Например, способность компьютера распознавать речь нам впервые продемонстрировали еще 4 года назад, и тогда мы не понимали, зачем это вообще нужно. А сейчас нам жалко, что эта функция отсутствует в русскоязычной версии нового продукта Microsoft Office XP, в то время как обладатели англоязычной версии уже могут "разговаривать" с компьютером. Например, у меня дома стоит Office 2000, а на работе -- Office XP. И придя с работы домой, я уже остро ощущаю, что мне не хватает кое-каких возможностей новой версии, к которой я привыкла на работе.
"П.": Вот-вот: просто-таки "подсадка" на компьютерную "иглу". А как, кстати, вы относитесь к разговорам о том, что производители программного обеспечения состоят в сговоре с производителями персональных компьютеров: первые, мол, делают все более сложные программы, чтобы потребитель покупал все более мощные компьютеры?
О.Д.: Это полнейшая чушь, вроде разговоров о всемирном масонском заговоре. Пользователь своим рублем "голосует" за новые программы и, покупая их, демонстрирует, что ему действительно нужны более широкие возможности. А сговоры, о которых вы говорите, невозможны в принципе, потому что это в корне противоречит всей логике ведения бизнеса на Западе. При том уровне "прозрачности", который существует в публичных компаниях, договориться о чем-то за спиной потребителя просто нереально. И никто не поставит историю компании и ее репутацию против коротких сиюминутных выгод.
"П".: Давайте поговорим о сиюминутных выгодах. Как, на ваш взгляд, сейчас обстоят дела с воровством тех программных продуктов, которые вы продвигаете на российском рынке? Иными словами, с тем, что принято называть "пиратством"?
О.Д.: Ситуация медленно, но все же меняется к лучшему. Сейчас "пиратских" программ в России -- около 88%. В прошлом году было 89%.
"П.": Один процент в год? Так вообще реально ли бороться?
О.Д.: Победить пиратство реально можно. И лучше всего с этим справятся не силовые структуры, а развитие рыночных отношений. Допустим, российская компания -- не важно, в какой отрасли -- хочет выйти на внешний рынок, котировать свои акции на бирже, привлечь внешнего инвестора. Куда придет инвестор? Первым делом -- в бухгалтерию, за отчетностью. Для того чтобы эту отчетность вести в соответствии с международными стандартами, в компании надо все автоматизировать. На этом этапе еще не встает вопрос о приобретении легального программного обеспечения. Но вот отчетность подготовлена, инвестор смотрит бухгалтерию и видит, что у фирмы энное число компьютеров, а легального программного обеспечения на балансе нет. И спрашивает: "Вы что, программы воруете?!" Реакция у менеджмента однозначная: срочно программы купить. Иначе вряд ли удастся убедить инвестора в том, что тот, кто ворует программное обеспечение, не будет воровать его деньги.
"П.": То есть легальное программное обеспечение -- одна из основ репутации компании. А кстати, каков уровень "пиратства" в США?
О.Д.: Около 24%.
"П.": Но тогда получается, что ваши аргументы насчет репутации, необходимой для получения внешних займов, или насчет укоренения цивилизованных правил игры -- не слишком убедительны...
О.Д.: В США "пиратство" распространено преимущественно у частных пользователей и у мелких фирм. В России же абсолютное большинство случаев -- в сфере крупного и среднего бизнеса: на его долю приходится, по нашим оценкам, до 90% случаев пиратства. Но, повторяю, ситуация меняется к лучшему. Российский бизнес начинает понимать: то, что называется кодексом корпоративной чести, базируется на принципе уважения к чужой собственности. В том числе -- интеллектуальной. "Пиратство", между прочим, наиболее сильно бьет именно по российским компаниям, занимающимся созданием программного обеспечения. Например, 1С -- крупнейший российский разработчик бухгалтерских программ -- страдает от "пиратства" больше, чем все западные разработчики программ вместе взятые. У того же представительства Microsoft в России за спиной стоит огромная транснациональная корпорация. А кто стоит за спиной 1С?
Проблема, кстати, бьет не только по производителям программного обеспечения, но и по государству. Ведь 88% ворованного "софта" -- это рынок, с оборота которого никто никаких налогов не платит.
"П.": А сами российские государственные структуры -- они все пользуются лицензионными программами?
О.Д.: К сожалению, не все. Для нас образцом является Министерство по налогам и сборам. А об МВД, к примеру, я не могу такого сказать.
"П.": Может, им просто денег не хватает? Вы уверены, что при нынешней ситуации, когда легальный CD с программой стоит $100, а "пиратский" -- 100 рублей, можно побороть "пиратство"?
О.Д.: Цена здесь не главный аргумент. В начале 90-х я продавала программный продукт по $10, и уровень пиратства был 99%. Сегодня Microsoft продает некоторые программы по $1000 долларов, а уровень "пиратства" снизился. Продажи выросли до более миллиона лицензий в год -- пять лет назад это казалось нереальной цифрой! И раз это результат не снижения цены, значит -- распространения в бизнес-сообществе цивилизованных правил игры. Еще лет 10 лет назад большинство предпринимателей не понимали важности такого понятия, как торговая марка. И что ее нельзя воровать. Сейчас в подобных случаях предприниматели решают спорные вопросы не с помощью автомата Калашникова, а обращаются в суд, решают проблемы с помощью судебных процедур. Это колоссальный шаг вперед в бизнесе и в правовой культуре.
К тому же Россия внятно озвучила свое желание вступить в ВТО, что влечет за собой необходимость приведения нашего законодательства в соответствие с нормами международного права.
"П".: Кстати, о правовом поле. В своей рекламной кампании Microsoft использовала данные об изъятии правоохранительными органами у ряда российских фирм нелицензионного программного обеспечения. Но ведь изъять "софт" можно только вместе с жестким диском или, того паче, с компьютером. Что в ряде случаев и делалось. А ведь компьютер и информация, которую он содержит, -- это такая же собственность фирмы
О.Д.: Все случаи, использованные в нашей рекламной кампании, были проверены юристами Microsoft на предмет соответствия правовым нормам.
"П.": Скажите честно: ваши сотрудники -- если они не на работе, а дома -- пользуются исключительно лицензионными программами?
О.Д.: Мы не поощряем "пиратство" ни в какой форме. Есть такой принцип: "начинай с себя". Много лет назад в контракт сотрудника Microsoft -- независимо от ранга -- был внесен пункт о том, что он не имеет права пользоваться нелегальным программным продуктом. Никаким. Ни дома, ни в офисе. За невыполнение этого пункта сотрудник -- опять-таки независимо от ранга -- будет уволен.
Когда-то давно моя дочь -- ей сейчас 16 лет -- принесла домой "пиратскую" видеокассету. Я ее выкинула. В другой раз -- выкинула и объяснила, почему этого нельзя делать. Сейчас у нас нет дома ни кассет, ни компакт-дисков с "пиратским" продуктом. Потому что если ты потворствуешь чему-то сам, у тебя нет морального права запрещать это другим. Это бескомпромиссная позиция.

О.Д.: Действительно, роль индустрии информационных технологий в экономике США во многом беспрецедентна. Но к этому Америка шла с конца 50-х годов. В определенном смысле в конце 80-х -- начале 90-х годов возник кумулятивный эффект, то есть произошел переход количественных изменений в качественно новые способы использования информации. Иными словами, все те инвестиции, которые вкладывались в США в информационные технологии, перешли в новое качество.

Прежде всего, информационные технологии глубоко проникли в управление любым действием, которое совершает любой работник Соединенных Штатов. Появление персональных компьютеров, объединение их в 80-е годы в локальные вычислительные сети, затем в глобальные сети, которые связывали сотрудников уже не отдела, а целой компании в разных точках земного шара, и, наконец, появление глобальной сети Интернет полностью изменили всю систему управления бизнесом. От индивидуального работника Америка сделала шаг к тому, что называется культурой групповой работы. Не важно, используете вы компьютер как печатную машинку или штампуете какую-нибудь деталь -- без применения информационных технологий вы уже не обойдетесь.

"П.": То есть, на ваш взгляд, рост информационных технологий кардинальным образом повлиял на экономическое развитие США?

О.Д.: Конечно. Информационные технологии предложили действенные инструменты, от электронной почты и систем автоматизации учетной деятельности до систем анализа данных и систем проектирования. С их помощью можно реально повысить производительность труда, оптимизировать рабочий процесс и, соответственно, повысить эффективность компании. А экономический рост бизнеса в итоге и определяет экономический рост страны. Я уверена, что этот процесс будет развиваться и дальше.

"П.": Но после терактов 11 сентября не изменились ли взгляды на "абсолютную ценность" высоких технологий? Ведь десятки, если не сотни компаний, располагавшихся во Всемирном торговом центре, практически лишились своего компьютерного "мозга".

О.Д.: После 11 сентября, действительно, взгляды многих компаний сильно изменились, но на другое: на то, как следует хранить и защищать информацию. Потому что те компании, которые попали под удар террористов и, как выяснилось, не использовали систему резервного копирования информации, оказались как бизнес полностью уничтоженными. (Системы резервного копирования дублируют информацию на территориально удаленном носителе -- например, в другом здании, в другом городе и т.д. -- "Профиль".) И не только из-за гибели своих сотрудников, что ужасно и не укладывается в голове, но еще и потому, что пропали данные, пропала финансовая отчетность, пропала переписка, пропала вся информация о компании. И если бизнес еще можно восстановить, когда исчезают люди, то когда уничтожена вся информация компании -- это сделать невозможно. Компании в этом случае просто уже нет.

"П.": Вы говорите, что информационные технологии будут продолжать бурно развиваться во всем мире. Насколько велик шанс России не остаться в стороне от этого процесса?

О.Д.: На мой взгляд, здесь есть три направления движения. Первое направление -- это использование технологий для повышения эффективности деятельности компаний, то есть для развития внутреннего рынка. Технологии неизбежно будут использовать те компании, которые стремятся к более эффективной деятельности, к более эффективным моделям управления, которые хотят привлечь внешнего инвестора (не секрет, что российский бизнес нуждается в инвестициях, а деньги идут туда, где их умеют эффективно использовать). При этом необходимы инвестиции в образование: должен появиться новый класс пользователей информационных технологий: те, кто относится к компьютеру как к простому, удобному и, главное, необходимому инструменту. Компьютерная "грамотность" становится одним из наиболее значимых факторов в конкурентоспособности будущих инженеров, предпринимателей, государственных деятелей. И учить современным технологиям надо начиная со школьной скамьи.

Второе направление -- это интеграция России в мировую систему оказания информационных услуг (так называемый оффшорный сервис). Уже сейчас многие услуги не знают границ. Ты, допустим, звонишь и заказываешь компьютер. А человек, которому ты его заказываешь, сидит в другой стране. Потребителю, по большому счету, не важно, где и кем принимается заказ. Важно, чтобы звонок был бесплатным и чтобы ему ответили на его родном языке. Эта услуга называется call center, и есть страны (Ирландия, например), в которых оказание таких услуг составляет существенную долю доходов компаний в отрасли информационных технологий. Нельзя не сказать о возможностях России в области заказного (оффшорного) программирования. Я уверена, что свое место в сфере таких "оффшорных" услуг могла бы занять и Россия.

И третье -- это потребление информационных технологий со стороны государства. То есть использование последних достижений и возможностей хай-тека для более эффективного государственного управления.

"П.": Может быть, как раз последнее направление у нас в России имеет смысл поставить на первое место?

О.Д.: Здесь вопрос, кто кого обслуживает: бизнес -- государство или государство -- бизнес. Если для России верен первый тезис, то тогда, действительно, сначала государство будет оптимизировать себя, а уж потом, если руки дойдут, поспособствует и всем остальным. Но в нашей стране все три направления имеют равные приоритеты, и невозможно отказаться ни от одного из них.

"П.": А какова вообще сегодняшняя роль государства в развитии информационных технологий в России?

О.Д.: В течение довольно долгого времени информационные технологии в России развивались без какого-либо участия государства. В свое время государство было занято другими проблемами и на эту отрасль не обращало никакого внимания. Может, это было и хорошо, потому что во многом именно благодаря этому у нас сформировалась уникальная конкурентная среда внутри отрасли. Да, отрасль очень низко капитализирована. Да, компании в России очень маленькие, особенно по сравнению со своими западными аналогами. Но зато это по-настоящему профессиональные команды. Сейчас внимание государства к области информационных технологий сильно возросло. Во многом благодаря тому, что стала понятна та роль, которую играют и могут играть технологии в развитии бизнеса и государственного управления. Яркий пример такого внимания -- государственная программа "Электронная Россия". Теперь главное, чтобы от внимания и описания приоритетов государство перешло к конкретным действиям: продолжило разговор с бизнесом о конкретных шагах выполнения программы и сделало эти шаги.

"П.": И какое место в современном процессе развития информационных технологий занимает российский хай-тек?

О.Д.: Я думаю, что от ближайших к нам восточноевропейских соседей (например, Польши или Чехии) мы отстаем года на 3--4. Просто в этих странах идет более интенсивное экономическое развитие, а информационные технологии, как мы уже с вами выяснили, отражают общую экономическую ситуацию. Когда экономика развивается стабильно, то начинают вкладывать деньги и в развитие информационных технологий, потому что это долгосрочная инвестиция: отдачу от вложений в информационных технологии следует ожидать года через 3--4.

"П.": Наверное, развитие российского хай-тека сильно затормозил кризис 1998 года?

О.Д.: Как это ни парадоксально, но кризис оказался для развития рынка информационных технологий стимулом. Во всех отраслях компании начали считать деньги. Начали задумываться о соотношении "цена--производительность", об издержках, об отдаче. Государство, в свою очередь, начало думать о привлечении иностранных инвестиций и о создании благоприятного инвестиционного климата. Компании в этой связи начали заботится о корпоративной репутации, о создании правильной отчетности. Все это привело к серьезному развитию технологий работы с информацией.

"П.": Это факторы чисто рыночные. А может ли, на ваш взгляд, государство еще каким-либо образом помочь информационной отрасли?

О.Д.: Весь вопрос -- как и чем оно может помочь. Льготами? От льгот больше вреда, чем пользы, потому что льготы провоцируют нечистоплотные способы зарабатывания денег и недобросовестную конкуренцию. Заказами? Безусловно, это поможет. Но только в том случае, если заказы будут распределяться на строгих рыночных принципах. Не по принципу "вот тебе, потому что ты умный, а тебе -- потому что ты красивый". Тендеры и их условия должны быть "прозрачными". При этом критерий эффективности в государственных заказах не менее важен, чем в области бизнеса. Важно, чтобы государство не подменяло собой бизнес в тех областях и проектах, где бизнес более эффективен и более квалифицирован. Например, государство не должно отдавать заказ своему подведомственному учреждению просто потому, что, если оно этого не сделает, тамошние сотрудники останутся без работы. Критерий выбора должен быть иным: заказ получает тот, кто лучше выполнит поставленную задачу.

"П.": И тут на такой тендер приходит "монстр" Microsoft -- какая здесь со стороны российских компаний может быть конкуренция?

О.Д.: Рыночная. На рынке выживает тот, кто предлагает лучший продукт. Сегодня оспаривать лидерство Microsoft в производстве программного обеспечения не возьмется ни одна компания. Но ведь ни одна компания в мире и не тратит, как Microsoft, 17% от своего ежегодного оборота на исследования! В истекшем финансовом году при обороте $26 млрд. эта цифра составила $4,4 млрд.

"П.": Ну вот и получается, что у российских компаний, занимающихся разработкой "софта", шансов выжить в конкурентной борьбе с Microsoft, мягко говоря, немного...

О.Д.: Не совсем. Область разработки программного обеспечения настолько обширна, что там найдется место для всех. Достаточно сказать о локализации, то есть об адаптации программных продуктов для конкретных внутренних рынков: здесь российские программисты вполне могут себя реализовать. Например, с нами сотрудничает ряд российских компаний, которые переводят продукты Microsoft на русский язык и адаптируют их к российским потребителям. В русскоязычных версиях Microsoft Office, скажем, используется разработка российской фирмы "Информатик" (функции по работе с орфографией, грамматикой и лексикой русского языка).

"П.": А перспектива? Современные офисные компьютерные программы уже сейчас кажутся многим рядовым потребителям настолько совершенными, что сложно выдумать что-нибудь еще.

О.Д.: Ошибаетесь. Человеку может так казаться, пока он сам не попробует какую-нибудь новую услугу. Например, способность компьютера распознавать речь нам впервые продемонстрировали еще 4 года назад, и тогда мы не понимали, зачем это вообще нужно. А сейчас нам жалко, что эта функция отсутствует в русскоязычной версии нового продукта Microsoft Office XP, в то время как обладатели англоязычной версии уже могут "разговаривать" с компьютером. Например, у меня дома стоит Office 2000, а на работе -- Office XP. И придя с работы домой, я уже остро ощущаю, что мне не хватает кое-каких возможностей новой версии, к которой я привыкла на работе.

"П.": Вот-вот: просто-таки "подсадка" на компьютерную "иглу". А как, кстати, вы относитесь к разговорам о том, что производители программного обеспечения состоят в сговоре с производителями персональных компьютеров: первые, мол, делают все более сложные программы, чтобы потребитель покупал все более мощные компьютеры?

О.Д.: Это полнейшая чушь, вроде разговоров о всемирном масонском заговоре. Пользователь своим рублем "голосует" за новые программы и, покупая их, демонстрирует, что ему действительно нужны более широкие возможности. А сговоры, о которых вы говорите, невозможны в принципе, потому что это в корне противоречит всей логике ведения бизнеса на Западе. При том уровне "прозрачности", который существует в публичных компаниях, договориться о чем-то за спиной потребителя просто нереально. И никто не поставит историю компании и ее репутацию против коротких сиюминутных выгод.

"П".: Давайте поговорим о сиюминутных выгодах. Как, на ваш взгляд, сейчас обстоят дела с воровством тех программных продуктов, которые вы продвигаете на российском рынке? Иными словами, с тем, что принято называть "пиратством"?

О.Д.: Ситуация медленно, но все же меняется к лучшему. Сейчас "пиратских" программ в России -- около 88%. В прошлом году было 89%.

"П.": Один процент в год? Так вообще реально ли бороться?

О.Д.: Победить пиратство реально можно. И лучше всего с этим справятся не силовые структуры, а развитие рыночных отношений. Допустим, российская компания -- не важно, в какой отрасли -- хочет выйти на внешний рынок, котировать свои акции на бирже, привлечь внешнего инвестора. Куда придет инвестор? Первым делом -- в бухгалтерию, за отчетностью. Для того чтобы эту отчетность вести в соответствии с международными стандартами, в компании надо все автоматизировать. На этом этапе еще не встает вопрос о приобретении легального программного обеспечения. Но вот отчетность подготовлена, инвестор смотрит бухгалтерию и видит, что у фирмы энное число компьютеров, а легального программного обеспечения на балансе нет. И спрашивает: "Вы что, программы воруете?!" Реакция у менеджмента однозначная: срочно программы купить. Иначе вряд ли удастся убедить инвестора в том, что тот, кто ворует программное обеспечение, не будет воровать его деньги.

"П.": То есть легальное программное обеспечение -- одна из основ репутации компании. А кстати, каков уровень "пиратства" в США?

О.Д.: Около 24%.

"П.": Но тогда получается, что ваши аргументы насчет репутации, необходимой для получения внешних займов, или насчет укоренения цивилизованных правил игры -- не слишком убедительны...

О.Д.: В США "пиратство" распространено преимущественно у частных пользователей и у мелких фирм. В России же абсолютное большинство случаев -- в сфере крупного и среднего бизнеса: на его долю приходится, по нашим оценкам, до 90% случаев пиратства. Но, повторяю, ситуация меняется к лучшему. Российский бизнес начинает понимать: то, что называется кодексом корпоративной чести, базируется на принципе уважения к чужой собственности. В том числе -- интеллектуальной. "Пиратство", между прочим, наиболее сильно бьет именно по российским компаниям, занимающимся созданием программного обеспечения. Например, 1С -- крупнейший российский разработчик бухгалтерских программ -- страдает от "пиратства" больше, чем все западные разработчики программ вместе взятые. У того же представительства Microsoft в России за спиной стоит огромная транснациональная корпорация. А кто стоит за спиной 1С?

Проблема, кстати, бьет не только по производителям программного обеспечения, но и по государству. Ведь 88% ворованного "софта" -- это рынок, с оборота которого никто никаких налогов не платит.

"П.": А сами российские государственные структуры -- они все пользуются лицензионными программами?

О.Д.: К сожалению, не все. Для нас образцом является Министерство по налогам и сборам. А об МВД, к примеру, я не могу такого сказать.

"П.": Может, им просто денег не хватает? Вы уверены, что при нынешней ситуации, когда легальный CD с программой стоит $100, а "пиратский" -- 100 рублей, можно побороть "пиратство"?

О.Д.: Цена здесь не главный аргумент. В начале 90-х я продавала программный продукт по $10, и уровень пиратства был 99%. Сегодня Microsoft продает некоторые программы по $1000 долларов, а уровень "пиратства" снизился. Продажи выросли до более миллиона лицензий в год -- пять лет назад это казалось нереальной цифрой! И раз это результат не снижения цены, значит -- распространения в бизнес-сообществе цивилизованных правил игры. Еще лет 10 лет назад большинство предпринимателей не понимали важности такого понятия, как торговая марка. И что ее нельзя воровать. Сейчас в подобных случаях предприниматели решают спорные вопросы не с помощью автомата Калашникова, а обращаются в суд, решают проблемы с помощью судебных процедур. Это колоссальный шаг вперед в бизнесе и в правовой культуре.

К тому же Россия внятно озвучила свое желание вступить в ВТО, что влечет за собой необходимость приведения нашего законодательства в соответствие с нормами международного права.

"П".: Кстати, о правовом поле. В своей рекламной кампании Microsoft использовала данные об изъятии правоохранительными органами у ряда российских фирм нелицензионного программного обеспечения. Но ведь изъять "софт" можно только вместе с жестким диском или, того паче, с компьютером. Что в ряде случаев и делалось. А ведь компьютер и информация, которую он содержит, -- это такая же собственность фирмы

О.Д.: Все случаи, использованные в нашей рекламной кампании, были проверены юристами Microsoft на предмет соответствия правовым нормам.

"П.": Скажите честно: ваши сотрудники -- если они не на работе, а дома -- пользуются исключительно лицензионными программами?

О.Д.: Мы не поощряем "пиратство" ни в какой форме. Есть такой принцип: "начинай с себя". Много лет назад в контракт сотрудника Microsoft -- независимо от ранга -- был внесен пункт о том, что он не имеет права пользоваться нелегальным программным продуктом. Никаким. Ни дома, ни в офисе. За невыполнение этого пункта сотрудник -- опять-таки независимо от ранга -- будет уволен.

Когда-то давно моя дочь -- ей сейчас 16 лет -- принесла домой "пиратскую" видеокассету. Я ее выкинула. В другой раз -- выкинула и объяснила, почему этого нельзя делать. Сейчас у нас нет дома ни кассет, ни компакт-дисков с "пиратским" продуктом. Потому что если ты потворствуешь чему-то сам, у тебя нет морального права запрещать это другим. Это бескомпромиссная позиция.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».