Архивная публикация 2002 года: "Старая-старая сказка"
Если забраться в самое сердце Африки, можно повстречать совсем диких людей. Они обматываются бусами, носят кольца в носу и размахивают копьями, а у их вождя в голове перья. Вождь смотрит на вас так, как положено вождям: гордо и невозмутимо. И вдруг, уловив шепот: "Как ты думаешь, его можно сфотографировать?" -- расцветает и на чистом русском говорит: "Ах, вы из России? А я там учился -- в Москве, в институте Патриса Лумумбы! Я люблю Москву! Я люблю русских девушек!"Вы, кажется, любили португальца? А может быть, с малайцем вы ушли? Дети разных народов, соединяйтесь! И вот по улицам некоего провинциального городка абсолютно деревенская с виду баба тащит коляску с совершенно экзотическим внуком-мулатиком, кличет его Ванюшей и учит говорить по-русски с великолепным южным произношением.
Каково им теперь приходится в нашей стране -- давайте об этом не будем. Впрочем, им у нас и раньше было не сказать чтобы совсем безмятежно. Помню, однажды отправили двух граждан Мозамбика учиться чему-то такому в Ереван -- и все бы ничего, но только они были единственными чернокожими на всю Армению. Армянский народ добр и гостеприимен, но еще и любопытен -- особенно в детской своей части. Так вот, за этими двумя, куда бы они ни направлялись, всегда следовал эскорт из потрясенных черноглазых детей. Дети никаких гадостей не говорили -- просто смотрели открыв рот, чем приводили гостей из Африки в состояние, близкое к истерике.
...Маринка позвонила и попросила взаймы. Самое интересное, она никак не могла решить, сколько именно она просит:
-- Дай сколько можешь, -- мямлила она, -- я скоро отдам. Только дай в долларах, пожалуйста.
Маринка -- моя родная сестра, так что могла бы быть со мною попроще, это раз. Два -- все это выглядело странно: до сих пор, за не скажу сколько лет нашего знакомства, она ни разу не просила у меня денег. Мало того, для меня всегда было жуткой проблемой придумывать подарки для нее и даже для ее дочки: гордая сестра в ценных подношениях видела попытку подать милостыню бедной родственнице и жутко страдала. А тут нате вам: сама попросила. Ценой невероятных усилий мне все же удалось выяснить, что пятьсот долларов -- это как раз то, что Маринке надо.
За деньгами Маринка приехала вся светящаяся от счастья.
-- Ты не представляешь, что случилось, -- начала она с порога. -- Это же просто с ума сойти! Садись, слушай.
Я села и стала слушать. История оказалась и впрямь из ряда вон.
Моя Маринка -- преподаватель, учит студентов чему-то, выходящему за пределы моего понимания. Это называется сопротивлением материалов, и это все, что я могу сказать о деле жизни моей сестры. Да, и еще что-то такое про усталость -- не человеческую, а усталость тех самых материалов, которые сопротивляются. В этом даже есть некая недоступная мне поэзия -- представьте: лежит какая-то железка, и поди ж ты, тоже ведь устает, бедная.
Итак, в это заведение, где Маринка учит несчастных студентов сопромату, пришла потрясающая молодая женщина совершенно иностранного вида: вся черная, в смысле негритянка, с кучей косичек, затейливо завернутая в кусок материи, но при золотых часах и бриллиантовых серьгах. Фантастическое видение прошествовало по обшарпанным коридорам недофинансированного учебного заведения, обдало ароматами шикарных духов недофинансированных же преподавателей и проследовало прямиком в учебную часть. Там видение на прекрасном русском с легким экзотическим акцентом попросило свидания с деканом. К сожалению, у декана как раз был библиотечный день, и тогда видение село посреди приемной, подождало, когда вокруг соберется побольше представителей преподавательского состава, и стало излагать.
Оказалось, что видение зовут Надей Мбонго-чего-то-такое. Надей ее назвал папа, принц из Камеруна, большой поклонник всего русского, претендующий, кстати, на отдаленное, но прямое родство с Пушкиным. Папа-принц, чувствуя свою кровную неотделимость от великой культуры, заставил дочку освоить русский язык и приучил ужас как любить все русское. Однако жгучая русофилия возникла у него не на пустом месте: когда-то, много лет назад, папа папы, то есть дедушка принцессы Нади, послал юного принца учиться в Москву, как раз в Маринкин институт.
Принц прилежно изучал хитрые свойства сплавов, попутно имея роман с некой девушкой Наташей. Принц готов был на ней жениться, однако же вмешались обстоятельства неодолимой силы: папин папа скончался при подозрительных обстоятельствах, и принцу буквально накануне защиты диплома пришлось срочно возвращаться в родное племя с целью немедленно сесть на опустевший трон и не допустить гражданской войны. Однако об институте у него остались самые теплые воспоминания. Помнил он и любимых преподавателей -- принцесса Надя выучила их имена с целью передать им личную благодарность. Но -- увы -- папа учился тут двадцать пять лет назад, а его любимые профессора уже тогда были очень немолоды...
Ну так вот: принц стал править своим племенем в самом прогрессивном духе. К тому же, будучи хоть и не дипломированным, но специалистом в области металлов, он открыл у себя под боком всякие залежи и занялся связанным с этим бизнесом. Принцесса оказалась далека от сплавного дела, да и язык все-таки чужой, так что толком объяснить, что там такое особенное выплавлял ее папа, она не сумела. Главное -- принц, и до того человек небедный, разбогател еще больше, а тут еще в процессе копания шахт попутно обнаружились алмазы...
Однако принц всегда помнил, кому он обязан своим процветанием, -- вечная благодарность советской высшей школе стучала в его сердце. А сердце-то было больным (тут принцесса умеренно прослезилась). Словом, ее отец умер, а ей велел, прежде чем она взойдет на трон, заплатить его долги: принц слышал, что в его любимой России высшее образование очень нуждается в деньгах, и завещал Наде передать его альме матер посильную материальную помощь.
-- Ты представляешь, -- ахала Маринка, -- этот принц завещал институту полмиллиона долларов! Причем половину -- самому институту, чтобы купить чего там не хватает (а нам столько всего не хватает), а половину -- нам, преподавателям! Обалдеть можно!
Действительно, обалдеть. История, конечно, сумасшедшая -- но чего на свете не бывает. Я только не очень поняла, зачем Маринке в свете свалившегося на нее богатства понадобилось занимать у меня деньги?
Маринка погрустнела.
-- Ты понимаешь, тут так неловко вышло, просто кошмар!
И впрямь кошмар: принцесса пожелала осмотреть здание, в котором некогда постигал науку ее отец. Ее поводили по аудиториям, завели в студенческую столовую -- а тем временем в кабинете отсутствующего декана секретарша организовывала на скорую руку торжественный чай. Принцесса на чай согласилась, присела, попросила разрешения закурить, полезла в сумочку... И подняла на преподавателей растерянный, обиженный взгляд.
-- Что случилось? -- всполошилась научная интеллигенция.
Принцесса молча продемонстрировала собравшимся абсолютно пустую сумочку с аккуратно разрезанным дном.
-- Ты подумай, какой позор! -- возмущалась Марина. -- Она к нам со всей душой, а ее какие-то сволочи обокрали. Ужас!
Оказалось, что у принцессы с собой было пять тысяч долларов наличными (она слышала, что в России будто бы проблема платить кредитками), -- мелочь, конечно, но все же неприятно, что все так вышло. Принцесса явно была шокирована; она отказалась от чая, довольно сухо распрощалась со смущенными институтскими и, попросив кого-нибудь завтра позвонить ей по мобильному и приехать в гостиницу для улаживания формальностей, гордо удалилась. А сгоравшие со стыда Маринка и ее коллеги подумали и решили: деньги принцессе надо возместить. Пять тысяч долларов для них -- сумма, конечно, несусветная, но если скинуться, то еще ничего. И они побежали занимать кто сколько может.
Я дала Маринке обещанные пятьсот баксов, и она, счастливая, убежала, унося в клюве свою долю долга чести.
Вечером она мне позвонила:
-- Ох, спасибо тебе большое -- прямо камень с души!
Отвозить деньги поручили Маринке и еще одной ее коллеге помоложе. Научные тетки позвонили по принцессиному телефону (дама остановилась в "Балчуге") и договорились, что их величество спустится в холл. В холле они отдали принцессе собранные ими деньги; принцесса умилилась, принцесса пыталась деньги не взять, принцесса говорила, что это совсем ни к чему, но наши тетки так ее умоляли, что она в конце концов согласилась.
-- А теперь -- к делу, -- сказала принцесса. -- Пожалуйста, пусть ваш декан обязательно завтра приедет ко мне в номер -- я уже пригласила адвоката, надо подписать все бумаги, так что завтра ровно в двенадцать я его жду. Если вам интересно, вы тоже приходите.
На следующий день ровно в двенадцать декан, Маринка и еще две любопытные тетки вошли в роскошный холл отеля и оправились на ресепшн.
-- А скажите, пожалуйста, в каком номере остановилась Надя Мбонго-чего-то-такое?
Оказалось, что ни в каком.
...Словом, не прошло и суток, как институтские доперли порыться в своих архивах, ни одного камерунского Мбонго там не обнаружили и догадались: нет и не было никакого принца и никакого наследства тоже не было, а есть один сплошной обман плюс взятые в долг деньги, которые теперь совершенно непонятно как отдавать.
Маринке я запретила даже думать о возврате -- впрочем, эта дура с голоду умрет, но отдаст, я ее знаю. Жалко мне ее; но еще больше мне жаль, что сказки о великодушных принцах и прекрасных добрых принцессах -- не больше чем сказки. А то я уж размечталась.
Если забраться в самое сердце Африки, можно повстречать совсем диких людей. Они обматываются бусами, носят кольца в носу и размахивают копьями, а у их вождя в голове перья. Вождь смотрит на вас так, как положено вождям: гордо и невозмутимо. И вдруг, уловив шепот: "Как ты думаешь, его можно сфотографировать?" -- расцветает и на чистом русском говорит: "Ах, вы из России? А я там учился -- в Москве, в институте Патриса Лумумбы! Я люблю Москву! Я люблю русских девушек!"Вы, кажется, любили португальца? А может быть, с малайцем вы ушли? Дети разных народов, соединяйтесь! И вот по улицам некоего провинциального городка абсолютно деревенская с виду баба тащит коляску с совершенно экзотическим внуком-мулатиком, кличет его Ванюшей и учит говорить по-русски с великолепным южным произношением.
Каково им теперь приходится в нашей стране -- давайте об этом не будем. Впрочем, им у нас и раньше было не сказать чтобы совсем безмятежно. Помню, однажды отправили двух граждан Мозамбика учиться чему-то такому в Ереван -- и все бы ничего, но только они были единственными чернокожими на всю Армению. Армянский народ добр и гостеприимен, но еще и любопытен -- особенно в детской своей части. Так вот, за этими двумя, куда бы они ни направлялись, всегда следовал эскорт из потрясенных черноглазых детей. Дети никаких гадостей не говорили -- просто смотрели открыв рот, чем приводили гостей из Африки в состояние, близкое к истерике.
...Маринка позвонила и попросила взаймы. Самое интересное, она никак не могла решить, сколько именно она просит:
-- Дай сколько можешь, -- мямлила она, -- я скоро отдам. Только дай в долларах, пожалуйста.
Маринка -- моя родная сестра, так что могла бы быть со мною попроще, это раз. Два -- все это выглядело странно: до сих пор, за не скажу сколько лет нашего знакомства, она ни разу не просила у меня денег. Мало того, для меня всегда было жуткой проблемой придумывать подарки для нее и даже для ее дочки: гордая сестра в ценных подношениях видела попытку подать милостыню бедной родственнице и жутко страдала. А тут нате вам: сама попросила. Ценой невероятных усилий мне все же удалось выяснить, что пятьсот долларов -- это как раз то, что Маринке надо.
За деньгами Маринка приехала вся светящаяся от счастья.
-- Ты не представляешь, что случилось, -- начала она с порога. -- Это же просто с ума сойти! Садись, слушай.
Я села и стала слушать. История оказалась и впрямь из ряда вон.
Моя Маринка -- преподаватель, учит студентов чему-то, выходящему за пределы моего понимания. Это называется сопротивлением материалов, и это все, что я могу сказать о деле жизни моей сестры. Да, и еще что-то такое про усталость -- не человеческую, а усталость тех самых материалов, которые сопротивляются. В этом даже есть некая недоступная мне поэзия -- представьте: лежит какая-то железка, и поди ж ты, тоже ведь устает, бедная.
Итак, в это заведение, где Маринка учит несчастных студентов сопромату, пришла потрясающая молодая женщина совершенно иностранного вида: вся черная, в смысле негритянка, с кучей косичек, затейливо завернутая в кусок материи, но при золотых часах и бриллиантовых серьгах. Фантастическое видение прошествовало по обшарпанным коридорам недофинансированного учебного заведения, обдало ароматами шикарных духов недофинансированных же преподавателей и проследовало прямиком в учебную часть. Там видение на прекрасном русском с легким экзотическим акцентом попросило свидания с деканом. К сожалению, у декана как раз был библиотечный день, и тогда видение село посреди приемной, подождало, когда вокруг соберется побольше представителей преподавательского состава, и стало излагать.
Оказалось, что видение зовут Надей Мбонго-чего-то-такое. Надей ее назвал папа, принц из Камеруна, большой поклонник всего русского, претендующий, кстати, на отдаленное, но прямое родство с Пушкиным. Папа-принц, чувствуя свою кровную неотделимость от великой культуры, заставил дочку освоить русский язык и приучил ужас как любить все русское. Однако жгучая русофилия возникла у него не на пустом месте: когда-то, много лет назад, папа папы, то есть дедушка принцессы Нади, послал юного принца учиться в Москву, как раз в Маринкин институт.
Принц прилежно изучал хитрые свойства сплавов, попутно имея роман с некой девушкой Наташей. Принц готов был на ней жениться, однако же вмешались обстоятельства неодолимой силы: папин папа скончался при подозрительных обстоятельствах, и принцу буквально накануне защиты диплома пришлось срочно возвращаться в родное племя с целью немедленно сесть на опустевший трон и не допустить гражданской войны. Однако об институте у него остались самые теплые воспоминания. Помнил он и любимых преподавателей -- принцесса Надя выучила их имена с целью передать им личную благодарность. Но -- увы -- папа учился тут двадцать пять лет назад, а его любимые профессора уже тогда были очень немолоды...
Ну так вот: принц стал править своим племенем в самом прогрессивном духе. К тому же, будучи хоть и не дипломированным, но специалистом в области металлов, он открыл у себя под боком всякие залежи и занялся связанным с этим бизнесом. Принцесса оказалась далека от сплавного дела, да и язык все-таки чужой, так что толком объяснить, что там такое особенное выплавлял ее папа, она не сумела. Главное -- принц, и до того человек небедный, разбогател еще больше, а тут еще в процессе копания шахт попутно обнаружились алмазы...
Однако принц всегда помнил, кому он обязан своим процветанием, -- вечная благодарность советской высшей школе стучала в его сердце. А сердце-то было больным (тут принцесса умеренно прослезилась). Словом, ее отец умер, а ей велел, прежде чем она взойдет на трон, заплатить его долги: принц слышал, что в его любимой России высшее образование очень нуждается в деньгах, и завещал Наде передать его альме матер посильную материальную помощь.
-- Ты представляешь, -- ахала Маринка, -- этот принц завещал институту полмиллиона долларов! Причем половину -- самому институту, чтобы купить чего там не хватает (а нам столько всего не хватает), а половину -- нам, преподавателям! Обалдеть можно!
Действительно, обалдеть. История, конечно, сумасшедшая -- но чего на свете не бывает. Я только не очень поняла, зачем Маринке в свете свалившегося на нее богатства понадобилось занимать у меня деньги?
Маринка погрустнела.
-- Ты понимаешь, тут так неловко вышло, просто кошмар!
И впрямь кошмар: принцесса пожелала осмотреть здание, в котором некогда постигал науку ее отец. Ее поводили по аудиториям, завели в студенческую столовую -- а тем временем в кабинете отсутствующего декана секретарша организовывала на скорую руку торжественный чай. Принцесса на чай согласилась, присела, попросила разрешения закурить, полезла в сумочку... И подняла на преподавателей растерянный, обиженный взгляд.
-- Что случилось? -- всполошилась научная интеллигенция.
Принцесса молча продемонстрировала собравшимся абсолютно пустую сумочку с аккуратно разрезанным дном.
-- Ты подумай, какой позор! -- возмущалась Марина. -- Она к нам со всей душой, а ее какие-то сволочи обокрали. Ужас!
Оказалось, что у принцессы с собой было пять тысяч долларов наличными (она слышала, что в России будто бы проблема платить кредитками), -- мелочь, конечно, но все же неприятно, что все так вышло. Принцесса явно была шокирована; она отказалась от чая, довольно сухо распрощалась со смущенными институтскими и, попросив кого-нибудь завтра позвонить ей по мобильному и приехать в гостиницу для улаживания формальностей, гордо удалилась. А сгоравшие со стыда Маринка и ее коллеги подумали и решили: деньги принцессе надо возместить. Пять тысяч долларов для них -- сумма, конечно, несусветная, но если скинуться, то еще ничего. И они побежали занимать кто сколько может.
Я дала Маринке обещанные пятьсот баксов, и она, счастливая, убежала, унося в клюве свою долю долга чести.
Вечером она мне позвонила:
-- Ох, спасибо тебе большое -- прямо камень с души!
Отвозить деньги поручили Маринке и еще одной ее коллеге помоложе. Научные тетки позвонили по принцессиному телефону (дама остановилась в "Балчуге") и договорились, что их величество спустится в холл. В холле они отдали принцессе собранные ими деньги; принцесса умилилась, принцесса пыталась деньги не взять, принцесса говорила, что это совсем ни к чему, но наши тетки так ее умоляли, что она в конце концов согласилась.
-- А теперь -- к делу, -- сказала принцесса. -- Пожалуйста, пусть ваш декан обязательно завтра приедет ко мне в номер -- я уже пригласила адвоката, надо подписать все бумаги, так что завтра ровно в двенадцать я его жду. Если вам интересно, вы тоже приходите.
На следующий день ровно в двенадцать декан, Маринка и еще две любопытные тетки вошли в роскошный холл отеля и оправились на ресепшн.
-- А скажите, пожалуйста, в каком номере остановилась Надя Мбонго-чего-то-такое?
Оказалось, что ни в каком.
...Словом, не прошло и суток, как институтские доперли порыться в своих архивах, ни одного камерунского Мбонго там не обнаружили и догадались: нет и не было никакого принца и никакого наследства тоже не было, а есть один сплошной обман плюс взятые в долг деньги, которые теперь совершенно непонятно как отдавать.
Маринке я запретила даже думать о возврате -- впрочем, эта дура с голоду умрет, но отдаст, я ее знаю. Жалко мне ее; но еще больше мне жаль, что сказки о великодушных принцах и прекрасных добрых принцессах -- не больше чем сказки. А то я уж размечталась.
ЛЕНА ЗАЕЦ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
