09.04.2007 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "У нас уже шариат?"

Юридический скандал во Франкфурте на процессе по делу об избиении мусульманки отчетливо продемонстрировал: третьей власти приходится очень нелегко при решении проблем иммигрантского социума в Германии. И нередко решения судов играют на руку исламским фундаменталистам.

Она не знала. И даже не подозревала. Она хотела как лучше. И может быть, скорее всего, нет, даже наверняка не надо было так. Забудем об этом. Пожалуйста.

В разгар бури, разразившейся во Франкфурте, судье по делам семьи Кристе Д. не хватало слов. Их нашел за нее Бернхард Ольп, представитель суда низшей инстанции во Франкфурте: он говорил о психологической перегрузке из-за происшедшего десять лет назад в ее конторе убийства и о том, что судье просто надо отдохнуть. Ольп говорил о том, что она потрясена, но не своими действиями, не своим скандальным решением, а той реакцией, которую оно вызвало.

А реакция была такой бурной, будто живущие в Германии мусульмане в один день выиграли иск о праве носить платки-хиджабы и спор о карикатурах на пророка Мухаммеда, как бы походя сокрушив правовые основы европейского государства.

«Именем народа: избивать разрешается», — гласил заголовок в левой газете Tageszeitung. «Невероятное решение!» — вопила правая Bild. Единство царило и в стане политиков. «Это просто невозможно!» — заявил министр внутренних дел Баварии Гюнтер Бекштайн (ХСС). «Хуже приговора какого-нибудь захолустного имама», — констатировала эксперт СДПГ по исламу Лале Акгюн. Даже заместитель председателя фракции «Зеленых» в бундестаге Ханс-Кристиан Штребеле отметил, что немецкий судья должен судить по немецким законам.

При этом речь в зале суда шла даже не о столкновении культур, а о том, что 26-летняя немка марокканского происхождения боится своего агрессивного мужа-марокканца, который продолжает угрожать ей, хотя официально контакты между ними уже были запрещены. По ее словам, он ее бил и сказал, что если будет надо, то убьет.

Но когда адвокат женщины Барбара Беккер-Ройчик обратилась к суду с просьбой развести супругов до завершения предусмотренного немецким законодательством годичного срока, судья Д. воспринимать аргументы отказалась. Состав преступления, подпадающий под определение «недопустимая жестокость», отсутствует, а только это могло бы послужить основанием для немедленного расторжения брака. По мнению судьи, женщина должна была быть готова к тому, что ее выросший в исламской стране муж будет пользоваться закрепленным религией правом «наказывать свою жену».

В объяснительной записке по вопросам ислама судья пояснила: в четвертой суре 34-го аята Корана сказано не только что «муж имеет право наказывать непослушную жену», но и что «мужчины превосходят женщин».

Иными словами: женщина, вышедшая замуж за мусульманина, должна ясно представлять себе, на что она идет. В том числе и в Германии. По мнению Алисы Шварцер, издателя журнала Emma, речь идет о «размывании немецкой правовой системы», притом «не случайном». Армин Лашет (ХДС), министр по делам интеграции земли Северный Рейн—Вестфалия, единственной в Германии, где есть такое министерство, также считает приговор суда во Франкфурте «последним на сегодня звеном в цепочке ужасающих решений немецких судов». Например, так называемые «убийства чести» квалифицировались как непреднамеренные убийства.

Именно из-за этого мы должны быть «благодарны судье из Франкфурта за то, что она открыто сослалась на Коран», — считает адвокат по делам семьи из Берлина, известная защитница прав женщин Сейран Атеш. «Благодаря ей стал очевиден весь абсурд того, что нередко подспудно уже присутствует в суде». Из-за неверно понимаемой терпимости судьи рассматривают представления о ценностях, бытующие в мусульманских субкультурах, как смягчающие обстоятельства, что способствует скрытому продвижению законов ислама в параллельно существующем в Германии мире мусульман. Адвокату Атеш часто приходится бороться с этим на своих процессах. «Во Франкфурте, — говорит она, — впервые было открыто сказано то, о чем сегодня думают многие».

Такого же мнения придерживается и эксперт по исламу из Марбурга Урсула Шпулер-Штегеман. «У нас здесь что, уже шариат?» — спрашивает она. Такое решение суда свидетельствует о том, что «в Германии процессы выходят из-под контроля».

Действительно ли неслыханное решение судьи по делам семьи из земли Гессен лишь фиксирует наступление нового этапа в политике умиротворения, которую немецкая юстиция проводит по отношению к агрессивно настроенным мусульманам? Или на этот раз коллективный возглас негодования прозвучал так громко и объединил разные политические лагери только потому, что дело было столь однозначным?

Потому что все почувствовали у себя под ногами твердую почву в рамках уже давно идущей, но пока безрезультатной дискуссии о том, сколько «чуждого» могут переварить немцы и какой степени адаптации к своим порядкам они вправе требовать от иммигрантов. Потому что на этот раз речь идет о насилии, то есть о минимальном общем знаменателе, способном объединить левых феминисток и новых и старых консерваторов.

Распознанная опасность — побежденная опасность? Где там. Правда, судью от дела отстранили, юстиция оказалась дееспособной. Но как часто уже злоупотребляли либерализмом правового государства, а неправильно понятая терпимость доходила до самоотречения. Разве не идет речь о защите с таким трудом обретенного Германией либерализма, о его защите от нетерпимости, в случае необходимости — с помощью нулевой терпимости?

Все это рождает в обществе вопросы — мучительные, сложные. Для многих они — настоящий вызов. Они ведут прямо в резерват исторически сложившихся табу. И все, кто в него попадает, неизбежно натыкаются на острые углы.

Дискуссия, новый толчок к которой дала судья Криста Д., настигает немцев с той же периодичностью, что и сезонные обострения. Она затрагивает вопрос о том, какой степени адаптации может или должно требовать правовое государство от иммигрантов. Способны ли немцы принять представления других культур, нередко средневековые? То есть разрешают ли они группам пришельцев не только создавать параллельное общество внутри их собственного, но и существовать в другом веке и с совершенно другой скоростью? Ведь обязанность республики — даже и тех людей, которые живут в прошлом, не оставлять на обочине, а вести за собой хотя бы до современности.

Подобно битвам, нередко разгорающимся вокруг знамен, социальные дискуссии нередко развертываются вокруг символов: платков, которые носят на голове учительницы. Вокруг минаретов, изменяющих облик городов. Вокруг отрубленной головы пророка Мухаммеда в берлинской постановке оперы «Идоменей». Вокруг безобидных датских карикатур, изображающих Мухаммеда, из-за которых на рубеже 2005 и 2006 годов во всем мире жгли флаги и посольства западных государств. Иногда вокруг мелочей: если церкви разрешено звонить в колокола, можно ли и муэдзину призывать мусульман к утренней молитве — например, в 5.45 утра?

Поскольку Германия давно превратилась в страну иммигрантов, она должна срочно выработать линию поведения: насколько строго требовать исполнения определенных норм и как вести себя с новыми согражданами? И как вести себя этим вновь прибывшим?

Дискуссии по всем этим вопросам необходимы, и притом срочно. Поэтому впору поблагодарить судью из Франкфурта за то, что она, сама того не желая, вторглась в резерват, полный табу. Потому что у Федеративной Республики с религиозными иммигрантами-мусульманами такие же сложности, как у современных израильтян с ортодоксальными иудеями: фундаменталисты рожают много детей. Вполне вероятно, что живущим в прошлом мужчинам и женщинам — в том числе и мусульманам в Германии — будет принадлежать большая часть будущего. Согласно исследованиям Университета Тюбингена, уже к 2030 году число мусульман в Германии увеличится более чем в два раза.

Слишком долго к ним не предъявляли особых требований с точки зрения интеграции. На протяжении нескольких десятилетий немецкие судьи фактически прокладывали исламским фундаменталистам дорогу в параллельное общество. Они мало что могли противопоставить стратегии исламских организаций, которые были настроены добиваться от судов признания якобы чисто религиозных свобод. Хотя, по мнению Йоханнеса Канделя, начальника отдела межкультурного диалога Политической академии при Фонде Фридриха Эберта, близком к социал-демократической партии, юристы должны были понимать, что «предоставление правовых привилегий отдельным группам противоречит принципу равноправия в светском правовом государстве».

Ссылаясь на гарантированное в Основном законе право на свободу вероисповедания, судьи разрешали мусульманам не пускать своих детей на уроки плавания, не позволять им принимать участие в школьных праздниках и экскурсиях. Благодаря, в частности, и таким решениям в просвещенной Европе сохранились средневековые представления о непорочности, как в восточной Анатолии. А ведь свобода вероисповедания не является «каким-то особым правом», предупреждает судья конституционного суда Удо Ди Фабио. Это лишь одно из многих прав. И оно должно быть уравновешено остальными правами.

«Мы слишком долго не обращали на это внимания», — говорит Андреас Якобс, координатор по ближневосточной политике и исламским странам из близкого к ХДС Фонда Конрада Аденауэра. Это свидетельствует о том, «что незаметно мы допускаем торг относительно наших собственных представлений о праве и ценностях», — высказывает опасение Вольфганг Босбах, заместитель председателя фракции ХДС в бундестаге. Но для Якобса решение суда во Франкфурте означает нечто иное: отражение наивных иллюзий прошлого о возможности создания мультикультуры: «В конце концов, реакция на эту чушь говорит о том, что люди стали гораздо лучше чувствовать проблему, чем раньше».

Большинство немецких юристов и политиков впервые «пробудились ото сна» после убийства голландского кинорежиссера Тео ван Гога.

Осенью 2004 года Мохаммед Буйери, сын марокканского иммигранта, родившийся и учившийся в голландской столице, прямо на одной из улиц Амстердама перерезал горло ван Гогу. Мусульманина и его религию оскорбил фильм Submission («Покорность»). Ван Гог снял этот фильм вместе с критиком ислама сомалийкой Аян Хирси Али. Это убийство шокировало Нидерланды: в одно мгновение страна оказалась на развалинах своей хваленой толерантности. Сначала запылали мечети и исламские школы, потом бутылки с зажигательной смесью полетели в церкви.

Столкновение культур в соседней стране заставило и Федеративную Республику обратить внимание на обстоятельства, которые дотоле называли красивым оборотом «культурное многообразие», на ползучую исламизацию на задворках общества, на развитие параллельных миров прямо в сердце немецких городов. По иронии судьбы процесс шел уже за несколько лет до трагедии в Голландии при деятельной поддержке правового государства и его слуг.

Нередко в решениях по мелким делам немецкие судьи вполне оправданно шли навстречу живущим в стране мусульманам. В 2002 году земельный суд по трудовым спорам в городе Хамм принял решение, что работники могут делать перерывы на молитву в течение рабочего дня, предварительно обговорив это с работодателем. Одно предприятие вынесло выговор рабочему-мусульманину, хотевшему молиться несколько раз в день. Но рабочий отстоял свое право, ссылаясь на свободу вероисповедания.

В отношении забоя скота немецкие суды по ряду исков вынуждены были допустить особые нормы для мясников-мусульман: ведь мясники иудейского вероисповедания получили право забивать скот в соответствии со своим ритуалом. В 2002 году Федеральный конституционный суд принял принципиальное решение. Он разрешил мусульманам забивать скот в соответствии с мусульманскими предписаниями, после того как мясник из Ветцлара Рюстем Алтинкюпе подал иск.

И в вопросе о строительстве мечетей немецкие суды нередко выступают на стороне мусульман. Соседям приходится мириться с тем, что их будят до восхода солнца, — так постановил Федеральный административный суд еще в 1992 году.

Муэдзины, в традиционных мечетях пять раз в день с минарета призывающие верующих на молитву, как правило, могут положиться на немецкие суды. Попытки муниципалитетов оспорить их решения с помощью дополнительных аргументов редко приводят к успеху.

Например, в Дилленбурге (земля Гессен) местные власти попытались заставить муэдзина замолчать под гротескным предлогом: сославшись на правила дорожного движения. Благочестивый призыв может якобы сбить водителей с толку. Но административный суд города Гисен отменил это решение.

Теоретически по суду можно было бы разрешить призывный клич Востока во всех коммунах Германии. Потому что там, где христиане могут звонить в колокола, мусульмане должны иметь право призывать на молитву.

Ведь в Германии равноправие гарантировано и тем, кто не очень печется о правах других. Но большинство объединений мечетей добровольно отказались от этого права.

Мусульмане могут положиться и на палаты, регулирующие правоотношения в сфере СМИ. Абсурдным, например, оказалось решение земельного суда в Потсдаме по правовому спору между бывшим имамом берлинской мечети Мевланом Якубом Тасчи и телевизионным каналом ZDF в мае прошлого года.

Cудья Клаус Фельдман запретил одной радиостанции на страницах ее интернет-сайта называть муллу «проповедником ненависти», хотя из материалов журнала Frontal21 явствует, что тот во время службы в мечети называл немцев словами, по смыслу означающими «вонючие неверные». По мнению суда, Тасчи говорил не о немцах, а об атеистах вообще и лишь в другом месте своей проповеди высказался по поводу гигиены и запаха пота.

Однако на судебных процессах по принципиальным вопросам ситуация складывается щекотливая. Иногда судебные инстанции показывают себя дилетантами, как, например, в споре о ношении платков: в 2003 году учительница из Баден-Вюртемберга Фережда Лудин в качестве истицы дошла до Федерального конституционного суда, так как, будучи госслужащей, желала вести занятия, не снимая головного платка. Высшая судебная инстанция Германии констатировала, что правила работы в учреждениях школьного образования устанавливают власти федеральных земель. Стало быть, их должны разработать федеральные земли. До сих пор во многих землях этого не сделано, дебаты продолжаются в тлеющем режиме.

Но часто правосудие идет навстречу мусульманам и разрешает им то, что не разрешено даже в светской Турции. Еще в 1984 году административный суд Висбадена удовлетворил иск одной мусульманки, которая даже для документов пожелала фотографироваться в платке. В обосновании судебного решения говорилось: «Исламская вера предписывает истице появляться в общественных местах с покрытой головой». Это судебное решение мусульмане используют как прецедент, хотя законной силы оно не имеет.

Ярким примером неверного решения, открывающего путь к правовому признанию параллельного исламского мира, эксперты считают решение Федерального административного суда от 1993 года. Судьи постановили, что 13-летняя турчанка может быть освобождена от занятий по физкультуре и плаванию, если они проводятся без разделения по половому признаку. Члены ее семьи утверждали, что во время этих занятий платок может соскользнуть с головы.

Тогда суд не прислушался к оказавшимся пророческими возражениям администрации школы, что особые права будут все сильнее мешать организации школьных экскурсий, занятиям по половому воспитанию или совместным походам в театр. Судьи же объявили посещение уроков физкультуры «неприемлемым». Решение было принято в пользу религиозной свободы родителей, хотя оно лишило этого ребенка — как и многих других детей — права на выбор и свободное развитие.

Информацией из Абсурдистана звучит разъяснение, разосланное летом 2004 года Федеральным министерством социального обеспечения немецким медицинским страховым фирмам: «Полигамные браки следует признавать, если их допускает закон той страны, из которой родом застрахованное лицо».

Иными словами: мусульмане, приехавшие из стран, в которых закон разрешает многоженство (например, Марокко, Алжир или Саудовская Аравия), имеют право в порядке исключения внести вторую жену в свой полис обязательного медицинского страхования — без уплаты дополнительных взносов.

В последнее время подобных «казусов» почти не бывает. Судьи все чаще берут на себя ту ответственность, которую требует от них юрист и исламовед Матиас Роэ: правовыми средствами «посылать сигналы обществу — это разрешено, а это нет».

Так, административный суд Дюссельдорфа в 2005 году однозначно постановил, что мусульманский мальчик должен вместе с девочками посещать школьные уроки плавания. Обоснование: в Германии мусульмане «сталкиваются с более свободными представлениями о ценностях и должны уметь правильно к ним относиться. Сказанное относится и к занятиям по плаванию в государственных школах».

Однако до большинства рядовых судей это изменение в позиции юстиции пока не дошло. Наоборот, джинн, которого юристы однажды выпустили из бутылки, по-прежнему влияет на реальную жизнь общества. «Все больше девочек не посещают уроки плавания и не принимают участия в поездках со своим школьным классом, — утверждает Криста Штолле из организации Terre des Femmes, защищающей права женщин. — Или их тотчас же забирают из школы». Гораздо больше девушек стали носить головные платки. «Для девочек порядки становятся все строже», — делится своими впечатлениями г-жа Штолле.

Опыт школ, расположенных в мегаполисах Федеративной Республики, особенно наглядно свидетельствует о том, какой урон интеграции нанесли решения боязливых юристов, принятые в прошлые годы. По словам Александра Цаблера, директора школы имени Карло Мирендорфа, расположенной во франкфуртском районе Пройнгесхайм, примерно треть старшеклассников по религиозным причинам не участвует в поездках с одноклассниками.

Если по отношению к девушкам религиозная ортодоксальность родителей выражается в требовании крайней благовоспитанности, то среди мусульманских юношей она часто потворствует хулиганству. 47-летний учитель английского и французского языков в одной из общеобразовательных школ города Бохум Пауль Рейтер постоянно сталкивается на уроках с последствиями того, что мусульманские мальчики сознательно и агрессивно противопоставляют себя обществу. По его словам, он знает многих «бездарей с золотыми цепочками», которые постоянно позволяют себе антиамериканские, антисемитские и унижающие женщин высказывания. Немок они называют не иначе как «шлюхами». На уроках в некоторых классах учительницы «элементарно пытаются просто выжить».

Отчаявшихся учителей доводилось встречать и исламоведу г-же Шпулер-Штегеман: «Многие из них не знают, где в отношениях с мусульманами для них граница дозволенного». «Еще опаснее, — считает она, — то драматическое развитие событий в сфере образования, которого широкая общественность практически не замечает: там формируются группы, которые действительно хотят жить в альтернативном мире».

Такие организации, как Союз исламских культурных центров, содержат по всей Германии целый ряд собственных детских домов. Там дети часто остаются в своем замкнутом кругу. Критики говорят о религиозной индоктринации, которую ответственные лица из союза отрицают. Взятые под наблюдение Ведомством по охране конституции организации «Милли Герюс» и Исламское сообщество Германии также интенсивно работают с молодежью. Мусульманские объединения должны вести себя «как наши партнеры», иначе ими будут заниматься оперативники и юристы. Это предупреждение прозвучало из уст федерального министра внутренних дел Вольфганга Шойбле.

Мусульманские организации все настойчивее стремятся открывать собственные школы — под предлогом, что и христианские монахини уже могут преподавать в немецких школах. Мусульмане преподносят свои концепции как способствующие интеграции, чиновники им верят и дают добро на открытие таких школ — а в итоге туда записываются только мусульмане.

Например, Академия имени короля Фахда в Бонне несколько лет находилась в поле зрения Ведомства по охране конституции. Мечеть и школу при ней критиковали за то, что там использовались учебники, прославляющие джихад. Но и обычные школы по изучению Корана, которые есть практически при каждой мечети в Германии и которые посещают примерно 70 тыс. детей и подростков, зачастую насильно тянут детей в мир своих дедов и прадедов.

И конечно же, во многих семьях все подчинено догмам исламского воспитания. Женщин приучают к прислуживанию и послушанию, мальчиков то балуют, то бьют, как того требуют обычаи. По результатам исследований, проведенных Институтом криминологии в Нижней Саксонии, число турецких семей, в которых родители избивают мальчиков, в два с лишним раза больше, чем немецких. А «девочки из ортодоксальных семей утверждают, что отцы и братья имеют право избивать их», — пишет Юдит Герлинг-Тамер, педагог консультационного центра для девушек и женщин Elisi Evi в берлинском районе Кройцберг.

О том, что происходит в семьях, органы юстиции, как правило, знают мало. Однако и законы, и решения суда сигналы обществу посылают. Неправильные сигналы, такие как решения судов, принимавшиеся в недавнем прошлом, отражаются на внутрисемейных отношениях. Если давно назревшие законы не принимаются, это также ведет к самым печальным последствиям.

Очень часто в специализированные консультационные центры обращаются молодые женщины, которым грозит, что их насильно выдадут замуж. А против этого в Федеративной Республике нет ни законов, ни нормативных актов.

Исследование Министерства по делам семьи, проведенное в 2004 году, показало, что 17% из числа опрошенных турецких женщин считают, что их выдали замуж по принуждению. Что такое насильственный брак в Германии, знают, к примеру, сестры-близнецы Айша Аут и Хатиса Низам. Они родились в многодетной семье турецкого гастарбайтера в земле Гессен. Сестрам удалось хорошо окончить неполную среднюю школу и получить профессию парикмахера. Однако после этого, по словам сестер, родители насильно выдали их замуж за турок, которых до этого молодые женщины вообще не знали. Хатисе было 18 лет, Айше — 19.

Четыре года женщины боролись за то, чтобы избавиться от нелюбимых мужей. Когда же они наконец победили, семья отторгла их.

В отличие от многих «подруг по несчастью» сестры-близнецы самостоятельно и осознанно строят свою жизнь в Германии. У них два парикмахерских салона, у каждой сейчас есть партнер-немец. Хатиса Низам считает, что браки по принуждению, к сожалению, все еще обычное дело для женщин в турецких семьях. И освободиться от этого очень нелегко.

Айтен Кесе, 42-летняя управляющая жилыми домами в Нойкельне, в квартале Рольберг, приходит на помощь в таких случаях. Выглядит она иначе, чем большинство здешних мусульманок. Вместо головного платка она носит распущенные волосы.

Кесе знает, насколько трудно мусульманкам в Германии решиться на сопротивление. Она вновь и вновь напоминает женщинам о том, что германское государство поддержит их. «Но что мне сказать им теперь, после решения франкфуртского суда? — восклицает она в ярости. — Что все бывает? Что с каждым такое может случиться?» Она признается, что иногда единственной ее надеждой остается Основной закон и вера, что он окажется сильнее.

По словам Айтен Кесе, проблема многих женщин в том, что они абсолютно одиноки в этой борьбе против чужой или своей семьи. «А если девушка и в школу ходила не в Германии, то она, как правило, понятия не имеет о правах человека», — поясняет Кесе.

Не приходится рассчитывать на то, что политики скоро придут им на помощь. Уже давно обсуждается вопрос о повышении возрастной планки для лиц, переселяющихся в Германию к родственникам. Предполагается, что эта мера позволит как-то оградить самых молодых из них от принудительной выдачи замуж. Закона, запрещающего заключение брака по принуждению, до сих пор нет, внесено лишь короткое дополнение в Уголовный кодекс. Не введены даже правила, уже давно действующие в других странах. Например, в Англии. Женщины, которые, уезжая в отпуск, опасаются, что там их насильно выдадут замуж, оставляют информацию о себе в полиции. Если в заявленный ими срок они не возвращаются, чиновники, в том числе из Министерства иностранных дел, приступают к поиску.

Германии еще далеко до таких благих порывов и до смысла, стоящего за ними. В организацию Terre des femmes в основном обращаются молодые женщины, чувствующие, что их предало правовое государство. Если их насильно увозят на родину родителей и против воли выдают замуж, дверь за ними захлопывается навсегда. Ведь если этим «невестам против воли» не удастся в течение ближайших шести месяцев вырваться на свободу и вернуться, их виза на пребывание в Германии обычно оказывается погашенной.

Адвокатесса Сейран Атеш свидетельствует: «Вся Европа сейчас на распутье. Или мы допустим существование структур, напрямую ведущих в параллельное общество, или добьемся, чтобы все происходило по правовым нормам демократических государств».

Когда читаешь литературу консервативной части мусульман, ответ ясен. Например, имам Мухаммед Камаль Мустафа, живущий в Испании, в книге «Женщины в исламе» дает советы, как наказывать своих женщин. Его рекомендация: не слишком толстые прутья, бить по ногам и рукам, чтобы не оставалось шрамов. И алжирский имам Абдель Кадыр Бузиане, у которого две жены, рекомендует бить их так, чтобы неверным не было видно следов побоев.

Хотя исламские организации и объединения осуждают насилие в семье, есть очевидные доказательства того, насколько распространены побои во многих мусульманских семьях: по данным экспертов, среди тех, кто ищет защиты в приютах для женщин, число мусульманок непропорционально велико.

За последние десять лет в Германии отмечено более 45 смертельных случаев, вызванных насилием в семье. По сведениям Федерального ведомства уголовной полиции, к категории «убийств чести» в Германии нередко относили убийства с особой жестокостью, мотивом которых было нарушение средневековых представлений о чести. Нередко решение о казни женщины, нарушившей законы, принимает целый семейный совет.

Так, жившей в Берлине Хатун Шуручу пришлось в 2005 году заплатить жизнью за то, что она «жила как немка». По представлениям ее семьи это было преступление, которое можно искупить лишь смертью. Младший из братьев убил ее несколькими выстрелами на автобусной остановке. В суде, однако, не удалось доказать, что убийство планировалось семейным советом. Поэтому обвинение было предъявлено только непосредственному исполнителю, который мог рассчитывать на снисхождение как несовершеннолетний. Остальная часть семьи покидала зал в веселом расположении духа, осужденному отец подарил часы.

Не только в уголовных, но и в гражданских судах родительское насилие не подвергается серьезному осуждению. Родителям же честь семьи нередко важнее благополучия их ребенка. В 2000 году верховный земельный суд Кельна лишил родительских прав выходцев из Косово, собиравшихся насильно выдать замуж свою 17-летнюю дочь. Низшая судебная инстанция уже была готова вновь отправить к родителям девушку, нашедшую приют в управлении по делам молодежи. Лишь вмешательство более высокой инстанции помогло добиться того, что, казалось бы, разумелось само собой: вообще не должно играть роли то обстоятельство, «какие взгляды на отношения в семье и послушание детей сложились у родителей на их исконной родине».

Адвокаты, специализирующиеся на семейных делах, сообщают, что нередко работники организаций по опеке молодежи отказывают в приеме девочкам, ищущим защиты от насильственного замужества. Говорят в таких случаях: «Что особенного? Ведь у вас такой обычай».

Президент Союза немецких женщин-юристов, адвокат по семейному праву Ютта Вагнер рассказывает, что ей регулярно становятся известны случаи, когда адвокаты «с иноземными корнями», даже получившие образование в Германии, составляют брачные контракты по модели «шариат облегченный». Эти договоры на грани приемлемости для немецких судов, но их долгосрочная цель — шаг за шагом внедрить исламское право в реальность немецкой жизни.

Судья по семейным делам во Франкфурте Криста Д. выстраивает аргументы так, будто она уже приняла основы шариата. В Коране, поясняет она, «честь мужчины, если говорить по-простому, связана с непорочностью женщины». Следовательно, «для воспитанного в традициях ислама мужчины жизнь женщины по нормам западной культуры уже являет собой нарушение норм чести».