Хоть тушкой, хоть чучелом -- как было сказано в известном анекдоте. Но на Запад! Хоть программистом, хоть беби-ситтером. Не завидую я этим беби.-- Никогда не заводи, Ваня, любовницу младше тебя в два раза,-- так говорил мой друг Аркашка, разливая в бокалы красное вино.
Отбивные уже шкворчали на плите, распространяя по Аркашкиной квартире умопомрачительный аромат. Швейцарский сыр со слезой, состоящий из одних дырок, был нарезан тончайшими ломтиками. И нам оставалось только предаться пищевому разврату, возлияниям и трепу о прекрасной половине человечества.
-- Любовница младше тебя в два раза -- это твои угрызения совести до конца жизни. Даже когда тебе будет шестьдесят, а ей сорок два, ты будешь мучиться, что когда-то давным-давно соблазнил эту дуру. Что из-за тебя она не получила образования, не вышла замуж за хорошего мальчика. А так и осталась идиоткой до конца жизни. Ты будешь выслушивать ее жалобы на многочисленных мужей, устраивать к врачам ее детей...
-- Ты о Ксении? -- спросил я, приступая к отбивной.
Аркашка кисло улыбнулся.
-- Вообще, это еще вопрос: а было ли между нами что-нибудь?.. Обстоятельства нашего так называемого романа по причине моего глубокого алкогольного опьянения остаются для меня загадочными. Я лично не помню, но она уверяла, что произошло нечто волшебное. Хотя я в этом сильно сомневаюсь...
За что люблю Аркашку? За трезвое отношение к себе...
-- А может, лучше водочки? У меня маринованные белые -- закачаешься. Кстати, Ксенина мама делала. Золотые руки у женщины. Не испорчена феминизмом, красавица. Наша ровесница, между прочим. Пироги печет исключительно. А, Ваня?
Я замотал головой. Аркашка всегда пытался пристроить меня к хорошей хозяйственной женщине, которая пела бы во время генеральной уборки.
Баста! Свою личную жизнь я буду строить сам.
-- Так что с Ксенией?
-- Ты помнишь, как я оплатил ее обучение в институте? Карточку в World-Class помнишь? А эта история с иностранцем, аборт? Когда я забирал ее из больницы, тетеньки из приемного покоя сровняли меня с землей. Слышал бы ты, что они там мне говорили. Не буду же я им объяснить, что и девушка не моя, и аборт не мой... Все эти туфельки и курточки -- ерунда. Некоторое время назад она позвонила мне полшестого утра. Прости, говорит, я, наверно, тебя разбудила. Лапа, говорю ей, я сплю. Звони через два часа. Нет, говорит, не могу. Сейчас самый дешевый тариф, и моя семья не разрешает мне звонить в другое время.
Позвольте мне тут перехватить нить повествования.
-- Что ты несешь,-- говорит уже взбешенный этой наглой ложью Аркашка.-- Я хорошо знаю твою маму. Ты из нее веревки вьешь. Да попробовала бы она тебе что-нибудь не разрешить...
-- Милый,-- услышал Аркашка на другом конце трубки,-- моя семья -- это вовсе не мама.
-- Ты выскочила замуж? -- с надеждой спросил он.
На другом конце трубке насмешливо присвистнули. Аркашка уже испугался, что Ксеня где-то надралась и вот теперь надо ехать вытаскивать ее из очередной авантюры. Но тут девушка выложила новую порцию информации, которая заставила Аркашку не просто проснуться, но и протрезветь после вчерашнего мальчишника.
Для начала следует отметить, что Ксения была не совсем обычной девушкой. Она плавала с аквалангом. Прыгала с парашютом. Подрабатывала клакером в Большом театре. Снималась в массовках. Писала стихи. И даже ела тараканов в каком-то специальном ресторане, где подавали насекомых. Природный авантюризм вел ее по жизни.
Непонятно, почему она выбрала именно немецкий язык,-- может быть от тоски (если такие девушки вообще умеют тосковать) по бросившему ее Курту? Но немецкий язык она захотела осваивать прямо на родине Гете, вышеупомянутого Курта и йогурта "Мертингер".
Эта вертихвостка решила устроиться работать в Германии, так чтобы хозяева оплачивали ей языковые курсы. Оказывается, такой вид изучения языков довольно широко практикуется в молодежной среде. Няней. Или опермедхен, как там говорят. Недолго думая, Ксения разыскала через Интернет агентство (вот они, достижения прогресса!), которое помогло ей найти семью и получить годовую визу.
-- А я-то думаю: почему это твоя мама так долго не звонит? -- только и смог выговорить Аркашка.
-- Она сейчас может только пить успокоительное,-- легкомысленно ответила Ксения.-- В аэропорте она провожала меня с таким видом, как будто я отбывала в пожизненное рабство.
О, сколько было написано о разочаровании! Да и то, по правде сказать, нет ничего банальнее разбитых надежд. Разве что убогие иллюзии. (Не путать с аллюзиями, которые тем занятнее, чем больше стервозности у их автора.)
Итак, что обнаружила девушка Ксения, дойдя до Берлина? Вместо большого дома в центре города -- мягко говоря, небольшую квартирку в пригороде. Обещанная хозяевами светлая двадцатипятиметровая комната оказалась каморкой, которая была тонкой раздвижной дверью отгорожена от гостиной. А гостиная, между прочим, в дружных немецких семьях -- это сердце дома. Там по вечерам все вместе смотрят телевизор и принимают гостей. То есть фиг уснешь.
Увидев эту так называемую комнату, Ксения заявила семейству Редмайер, что в ней не помещается даже нормальный диван -- только складное кресло. На что господин Редмайер заявил:
-- Ну, и что? Зато висят такие красивые картинки и шторы на окнах.
Как будто эти шторы из Зимнего дворца.
Дальше -- больше. Продолжаем песню про бедную обманутую русскую девочку, за золотым пряничком побежавшую босиком по снегу. Теперь об эксплуатации человека человеком. Три часа ежедневной работы на деле превратились во все восемь, а иногда и девять. Да, в контракте речь шла о том, что Ксения будет встречать деток четы Редмайер из школы, кормить их обедом и присматривать за тем, как они делают уроки. Но в первый же день фрау Редмайер попросила Ксению еще и отводить младшего сына в школу. Если ее не затруднит, конечно. Ксения, отличавшаяся природным добродушием, легкомысленно согласилась.
Через неделю Ксения уже не только провожала и встречала детей из школы. Она кормила их собственноручно приготовленным обедом, делала вместе с ними уроки, гуляла в парке и даже убирала дом. Вечером ей хотелось одного: в постель. И чтобы никого не видеть и не слышать. Какие уж там курсы немецкого! Правда, за дополнительную работу фрау Редмайер обещала платить.
Жалостливость и пафос ситуации снижаются одной деталью. Готовить Ксения не умела. Она могла заварить пакетик чая на веревочке и залить кипятком быстроразваривающуюся лапшу. Макароны у нее превращались в кисель, яичница напоминала подметку, а растворимое пюре ее приготовления вызывало рвотный рефлекс. Поэтому у меня волосы становятся дыбом, когда я думаю, чем же Ксения кормила славных немецких детишек. Ну, да они, похоже, как Ганс и Гретель, покорно сносили издевательства.
Как бы то ни было, труд должен быть по достоинству оценен. Но прошел месяц, а Ксения не получила даже причитающихся ей по контракту 400 марок на карманные расходы. Не говоря уже о дополнительном вознаграждении.
Самое неприятное, но на все попытки Ксении поговорить о деньгах фрау Редмайер делала каменное лицо и заявляла, что не может понять, о чем именно девушка пытается ей сказать по-немецки. На английском немецкая гусыня не говорила. Тогда Ксения обратилась к главе семейства -- тот необычайно гордился своим безупречным (интересно, кто внушил ему эту мысль) английским.
Выслушав претензии Ксении, он очень удивился:
-- Вы же договаривались с моей женой, вот с нее и спрашивайте. У нас раздельный бюджет.
От такой наглости Ксения совершенно опешила. И сделала то, что всегда делала в подобных случаях: позвонила Аркашке. Посоветоваться. В шесть утра. Поскольку в это время у них в Германии самый дешевый тариф.
-- Может быть, ты вернешься в Москву? -- спросил Аркашка, пританцовывая от радости, что девушка его мечты находится за тридевять земель.
-- Ну уж нет,-- отрезала Ксения.-- Через месяц начнутся языковые курсы, которые они мне оплачивают.
-- Тогда позвони в агентство, которое подсунуло тебе чету Редмайеров,-- посоветовал Аркашка.-- И поговори с этой, как там ты ее называешь, Марией-Терезой, которая заключала с тобой контракт. Пусть она тебе поможет.
На следующую ночь телефонный звонок разбудил Аркашку опять полшестого. Ксения сообщила, что она дозвонилась своему менеджеру по трудоустройству. И знаете, что он ей сказал? "Дорогая, у вас просто культурный шок. Месяца через два вы привыкнете и ситуация не будет казаться такой ужасной".
Тут в Аркашке проснулась жалость. В конце концов, отчасти это его вина, что девочка оказалась фиг знает где без средств к существованию. Вкалывает, бедняга, на этих зажравшихся наглых немцев. И он заявил, что сам поговорит с Марией-Терезой. И ей не удастся отделаться только "культурным" шоком.
У Аркашки возникло желание позвонить ей прямо в шесть утра. Ему очень хотелось рассказать Марии-Терезе, что он теперь тоже предпочитает звонить по дешевым тарифам.
Когда наконец в Германии протикало девять и агент по трудоустройству соблаговолила добраться до офиса, Аркашка, представившись дядей, высказал ей все, что думал об эксплуатации дешевого детского труда. Мария-Тереза не стала задавать дополнительных вопросов и пообещала все уладить.
Ровно в шесть часов субботнего дня ликующая Ксения сообщила Аркашке, что ей выдали причитающиеся 400 марок на расходы и еще столько же в качестве гонорара.
-- Вот и славно,-- успокоился Аркашка, пожелал Ксении успехов в изучении немецкого языка, а также пообещал, что будет сам звонить ей каждую неделю.
В течение месяца все шло нормально. Аркашка, как и обещал, звонил Ксении и даже стал спокойно спать. Та хвасталась, что деньги ей теперь выдают каждую неделю и она с нетерпением ждет начала языковых курсов. Тучи начали сгущаться по мере приближения этих самых курсов.
Первым предвестником надвигающейся бури стала туманная фраза фрау Редмайер, что изучение иностранных языков -- вещь настолько дорогостоящая, что она не знает, выдержит ли их семейных бюджет такой удар. Стоили они, к слову, 300 марок в месяц.
Чуть позже выяснилось, что если курсы и состоятся, то занятия будут проходить не пять раз в неделю, как рассчитывала племянница, а лишь два. При этом господин Редмайер утверждал, что эти курсы посещали все их прошлые опермедхен и ни одна не жаловалась. Ксения же твердо решила заниматься пять раз в неделю -- а чего ради она оставила историческую родину и корячится на этих бюргеров? Аркашка трусливо надеялся, что на этот раз скандала удастся избежать или, по крайней мере, дело обойдется без его вмешательства.
Ксения позвонила, как всегда, в шесть утра.
-- Я нашла отличный курс -- суперинтенсив, и стоит всего 500 марок в месяц! Поговори с ними. Пожалуйста! Я не хочу ходить на их убогие курсы,-- капризным тоном заявила Ксения.
-- Но, лапа,-- замялся Аркашка,-- они, наверно, заплатили за занятия, на которые ты сейчас ходишь, а не за суперинтенсив. Так как же я могу...
Тут выяснилось, что семейный бюджет действительно не выдержал. Ксении пришлось платить за свою тягу к знаниям самой.
Что оставалось Аркашке?
Вечером того же дня, представившись дядей, он позвонил господину Редмайеру. Естественно, этот жмот и мысли не допускал о том, чтобы оплачивать любые курсы и уж, конечно, более дорогие, нежели он выбрал сам. "В контракте сказано, что мы предоставляем опермедхен возможность посещать курсы,-- талдычил он.-- Но нет ни слова о том, что мы будем платить". Возразить Аркашке было нечего. Народная мудрость: прежде чем что-либо написать на бумажке, прочитай, что на ней написано.
Но Мария-Тереза не зря говорила насчет культурного шока. Нет такой ситуации, в которой бы наш человек, стеснительный и работящий, попривыкнув, не охамел бы.
Через несколько недель Аркашке позвонил уже сам господин Редмайер. Произошло это не в шесть утра, что несколько повысило его рейтинг в моих глазах.
-- Не могли бы вы уговорить Ксению вернуться? -- вкрадчивым голосом начал немец.-- Она просто затерроризировала всю семью. Мы даже согласились оплачивать половину стоимости занятий, но ей этого мало.
Аркашка попросил позвать Ксению. Девушка была в самом боевом расположении духа.
-- Знаешь, я вдруг поняла,-- хихикала Ксения,-- что вовсе необязательно выполнять всю работу. Меня просят погладить? Очень хорошо, буду гладить одну простыню два часа. Ну я же не виновата, что стала такой медленной. Зачем бежать в магазин? Я ухожу туда на полдня. И покупаю не все, что указано в списке. У меня же нет норм выработки.
На это Аркашка не знал что сказать. Но тут к разговору подключился Редмайер.
-- Вы знаете, ваша племянница переломала у нас всю бытовую технику. У нас сломался моющий пылесос. Вышел из строя телевизор. Перестали работать микроволновая печь и тостер. Все, что имеет несчастье попасть к ней в руки, моментально выходит из строя. А газонокосилка! Она взяла ее в руки один раз. Все! Мы не успеваем ремонтировать вещи.
Но самым ужасным был новый друг Ксении. О нем господин Редмайер просто не мог говорить без содрогания.
-- Какой еще друг? -- спросил Аркашка.
-- Ахмед. Ксения говорит, что он чеченец.
Выяснилось, что Ахмед ходит за Ксенией по пятам. Носит ей сумки. Что они вместе танцуют на дискотеках -- и не дай Бог хозяевам заикнуться, что в этот вечер у них гости. Один вид Ахмеда внушает им ужас. Дети Редмайеров его страшно боятся. И даже быстро делают уроки, когда он сидит на кухне. Иногда он чинит сломанную Ксенией бытовую технику, но после этого она ломается окончательно.
-- Ксения! -- заорал в трубку Аркашка.-- Если ты влипнешь с этим Ахмедом в очередную дурацкую историю, я больше не буду этим заниматься!
-- И вот,-- подытожил Аркашка, допивая свое вино,-- сегодня днем автоответчик сообщил мне голосом Ксении, что она возвращается в Москву ночным рейсом и очень просит, чтобы встретил ее именно я. Так что через три часа мне выезжать.
Гитлер капут, товарищи!
ИВАН ШТРАУХ
